* * *
Чарльз сидел в библиотеке, листая очередную книгу о древних обрядах; несколько сомнительных томов всё-таки нашлось в огромной библиотеке Ксавье, и юный граф штудировал их, словно прилежный ученик, надеясь найти хоть что-нибудь о том, что происходило сейчас. Несколько дней поисков пока что прошли безрезультатно, зато, к счастью, кроме Хэнка его никто не трогал. У Ксавье было не так много информации, чтобы искать что-то конкретное, поэтому юноша читал всё подряд, но быстро, пробегаясь взглядом по разворотам тяжёлых фолиантов. Чарльз знал, что о нём было произнесено пророчество, которое следовало разгадать, знал, что за ним охотится колдун, знал, что сам он влюблён в простого кузнеца… Ксавье зажмурился сильно-сильно, стараясь отогнать от себя мысли об Эрике, но образ молодого мужчины раз за разом возникал перед его глазами. Чарльз скучал, отчаянно скучал по этому человеку, чувствуя, что их связала судьба — и разве может при таком раскладе помешать какое-то там происхождение? — Позволите? — голос заставил графа вздрогнуть, хотя перед этим он как будто слышал стук. Гость их дома, молодой наследник рода Хоулеттов, стоял у одного из стеллажей, опираясь на него. Кажется, именно по деревянной стенке он и стучал, чтобы привлечь внимание юноши, но Чарльз был слишком погружён в свои мысли, чтобы обращать внимание на посторонние звуки. — Добрый день, — Ксавье растерянно моргнул, поднимаясь из-за стола. — Конечно, садитесь… — Вечер, — Джеймс прошёл к стулу, отодвигая его и кидая задумчивый взгляд на нетронутый поднос с едой. — Кажется, вы совсем потеряли счёт времени. — Да, наверное… — граф потёр виски, опускаясь обратно на своё место и глубоко вдыхая. — Чем я могу вам помочь?.. Чарльз неловко улыбнулся, подавляя в себе желание нагрубить графу Хоулетту. Он не был виноват ни в чём, так какой смысл вымещать на нём свою досаду за шутки фортуны, которая, кажется, сговорилась с самим роком, лишь бы люди страдали. И… Ксавье почувствовал укол вины: ведь этот молодой человек был в него влюблён, кажется, разве можно при таком раскладе относиться к нему пренебрежительно? Графу было искренне жаль, что он не может ответить на чувства Хоулетта, но, возможно, они однажды станут друзьями, если… Юный граф кинул на Джеймса быстрый взгляд. Будет ли этот человек претендовать на его руку, зная, что сам Чарльз против? Пойдёт ли Хоулетт на поводу у маркиза Ксавье, который, хоть и желает сыну лучшего будущего, но не понимает, что его сердце отдано другому? Спрашивать о таком напрямик было неприлично, совершенно неприлично, но, с другой стороны, кто знает, сколько ему времени осталось? Пророчество было слишком неоднозначным. Чарльз открыл было рот, чтобы попытаться сформулировать свой вопрос, но граф Хоулетт его опередил: — Маркиз рассказал мне о случившемся, — Джеймс кашлянул, как будто собираясь с силами, и поднял взгляд на юношу напротив. — Я знаю, что ваше сердце занято, милорд… Но могу ли попросить вас дать мне шанс? Не чтобы завоевать вас, нет, если вы влюблены, я бессилен, но чтобы попытаться вас спасти? Ксавье выдохнул шумно и резко, в порыве чувств накрывая ладони графа, лежащие на столе, своими. Чарльз даже немного подался вперёд, заглядывая Хоулетту в глаза, вдруг чувствуя к нему такое тепло и нежность, что не смог бы описать это словами. Джеймс замер, боясь шевельнуться, словно юный граф был видением и мог исчезнуть от неосторожного движения. — Спасибо… — Чарльз закусил нижнюю губу, что сделало его ещё очаровательнее. — Спасибо за то, что понимаете! Я боялся… что вы встанете на сторону отца. Я его люблю, но тогда мне пришлось бы сбежать из дома. — Ничего не будет сделано против вашей воли, — граф Хоулетт перехватил его руки, мягко сжимая тонкие пальцы и невольно улыбаясь вспыхнувшему румянцу. — Но я готов на всё, лишь бы спасти вас. Они немного помолчали, и только спустя несколько минут Джеймс заставил себя отпустить ладони юноши, понимая, что он и так перешёл все границы приличий. Чарльз тут же спрятал руки под стол, чувствуя, что щёки его просто пылают от смущения; он был даже рад, что Хэнка не было рядом в этот момент, подобное поведение могло бы настроить дворецкого против графа Хоулетта, чего Ксавье никак не желал. — Со мной приехал наш придворный алхимик, — наконец, подал голос гость. — Он может попробовать найти решение… Я не знаю, как, но он не раз помогал нашей семье. — Можно попробовать… — задумчиво отозвался Чарльз, закрывая тяжёлую книгу. — Я пока ничего не нашёл. — Какой ваш любимый цветок, милорд? Ксавье опешил, несколько раз растерянно моргнув. Он поднял взгляд от книги и вопросительно посмотрел на молодого мужчину, и граф Хоулетт невольно улыбнулся, понимая, как странно звучит его вопрос без контекста. — Себастьян сказал, что нужен ваш любимый цветок — для создания эликсира, — Джеймс вытащил из-за пазухи свиток, разворачивая его. — Я уже передал ему текст пророчества, и он отправился за водой из святого источника. Вода, ваша кровь — и ваш любимый цветок… — Незабудки, — после небольшой паузы ответил Чарльз и смущённо улыбнулся. — Да, наверное, незабудки… Граф Хоулетт тут же улыбнулся в ответ, поражённый в очередной раз в самое сердце, но быстро взял себя в руки — и записал название на пергаменте, давая чернилам высохнуть и сразу скручивая его обратно. — Я дождусь Себастьяна и передам ему это, а вы не сбегайте, пожалуйста, — Джеймс поднялся из-за стола, внимательно смотря на юношу. — В пророчестве сказано, что спасти вас может любовь… Если это действительно так, то у меня и правда есть козырь в рукаве. Уголки его губ дрогнули странно — и Хоулетт тут же скрылся за стеллажами, оставив юного графа одного. Чарльз сжал кулаки и до крови закусил нижнюю губу, сдерживаясь, заставляя себя сидеть на месте. Он хотел кинуться следом, развернуть Джеймса к себе, попросить у него прощения, но… но будет ли от этого ему легче? Ксавье тяжело вздохнул и, сложив руки на стол, опустил на них голову. Почему всё так несправедливо? Почему они все должны страдать? Сердце вдруг кольнуло — и Чарльз прижал ладонь к груди, напротив, прислушиваясь к ощущениям. Нет, показалось… Хотя сердце у него и правда болело — и тосковало отчаянно. По Эрику.* * *
Silver eyes Hoping for paradise I've seen it a million times Cry Silver eyes Hoping for paradise I've seen it a million times Cry ♫ The Neighbourhood — Silver
Хэнк наблюдал за происходящим с настороженностью, следя за каждым движением алхимика. Худой, жилистый мужчина в строгом одеянии был больше похож на фанатика, чем на учёного, но МакКой не привык спорить с господами, исключая некоторые случаи. Впрочем, о своих сомнениях он всё же сообщил маркизу, но тот только отмахнулся, для старшего Ксавье факт того, что этого человека привёз с собой Хоулетт, был главным аргументом в вопросе доверия. Джеймс сидел здесь же, рядом с Чарльзом, который устроился на диване в малой гостиной. Граф Хоулетт занимал соседнее кресло, он хотел бы следить за Себастьяном, но не мог отвести взгляда от юного графа, который в своём жемчужно-сером камзоле был невероятно хорош, только несколько бледен. Чарльз думал о кузнеце, смутно предчувствуя беду и думая, что это как-то связано с Эриком, которого не было рядом и без которого всё казалось опасным и чужим — даже в своём доме. Помимо обоих Ксавье с дворецким младшего и графа Хоулетта со своим алхимиком в комнате присутствовала Джин, выполняющая роль ассистентки Шоу. Девушке, которая жила и работала в доме маркиза практически с самого рождения, всё это казалось странным и неприятным, прежде всего потому, что ей совершенно не нравился мужчина, совершающий какие-то непонятные манипуляции с питьём для её юного господина. Джин хорошо помнила, как граф играл с ними, простыми детьми рабочих особняка, убегая от своих нянек и защищая своих друзей перед всеми. А потом, когда ему исполнилось восемь, его куда-то увезли — и да, она очень скучала. Джин действительно всё помнила так ярко и чётко, как будто это было вчера, и редкие каникулы, на которые Чарльз возвращался домой… Алхимик же не внушал ей никакого доверия, но маркиз приказал — и она не могла с ним спорить. Девушка с интересом поглядывала на гостя их дома, графа Хоулетта, пытаясь понять, может ли он причинить вред младшему из Ксавье. Что-то звериное было во всём его облике, но это звериное было подчинено красивому костюму и строгим правилам приличия, он был как будто заперт в своём имени, по крайней мере, ей так казалось. Взгляд молодого мужчины говорил о том, что он не имеет намерения сделать дурное, но так ли это было на самом деле?.. — Сэр, — Хэнк сделал ещё одну попытку, — может, стоило бы позвать Фрост? Хотя бы спросить у неё, верно ли мы всё делаем, совета — на крайний случай, раз уж она точно не знает… — Ты очень верно подметил, что она не знает, — маркиз кинул на дворецкого короткий строгий взгляд, — о чём нам сразу сказала. Стоит ли тревожить ведунью? — Вы торопитесь, — МакКой не отступал, — вы просто торопитесь, милорд, и это опасно. Мы рискуем графом… — Ты будешь говорить мне, чем я рискую? — старший Ксавье резко повернул голову, вперившись теперь уже раздражённым взглядом в дворецкого. — Нет, сэр, но… — Ты не смог его уберечь даже от того, чтобы влюбиться в простого кузнеца, так можешь ли ты говорить мне о том, что я не слежу за своим сыном? Хэнк умолк, понимая, что упоминание о том, при каких обстоятельствах его юный господин получил свой страшный шрам, только сильнее разозлит маркиза. Его нельзя было винить в спешке — под угрозой была не только жизнь, но и душа его единственного сына, и всё-таки сердце МакКоя было не на месте. — Вот это выпить вы должны, — в этот момент Шоу закончил и наполнил старинный золотой кубок жидкостью из своего котла. Из кубка струился белёсый пар, все видели, как алхимик добавлял в это варево воду из источника, к которому совершил паломничество длиной в несколько дней, незабудки, добытые Хэнком в саду особняка, и ещё что-то, известное только ему одному, постоянно что-то нашёптывая. Именно это его действие и показалось дворецкому странным: алхимики были людьми науки, им не нужны были заклинания или что-то в этом роде, так что же делает этот человек? Но маркиз не стал слушать, обронив, что у всех свои странности — и вот настал решающий миг… — Любовь направит целебный напиток, — Шоу осторожно передал кубок в руки своего господина, графа Хоулетта. — И сила её оградит от проклятия и зла… — Подождите, — вмешался Хэнк, подходя ближе и доставая небольшой мешочек, который ему передал Эрик, — это нужно добавить в питьё, так наказывала ведунья. Алхимик быстро подошёл к МакКою и глянул на содержимое мешочка, решительно отводя руку дворецкого в сторону. — Это испортит целебный напиток, — Шоу покачал головой. — Не нужно это здесь. — Но ведунья… — Хэнк, — маркиз окликнул его, в голосе старшего Ксавье чувствовались металлические нотки, и Хэнк понял, что подошёл к очень опасной грани. Вздохнув негромко, дворецкий затянул шнурок на мешочке и вернулся на своё место, напряжённо наблюдая за происходящим. Джин встала рядом с ним, и они переглянусь, по взглядам друг друга понимая, что оба боятся — действительно боятся. Чарльз, который во всём принимал меньше всего участия, потому как глубоко ушёл в свои мысли, теперь вздрогнул, заметив движение рядом. Он поднял глаза на графа, держащего кубок на ладони одной руки и придерживающего его второй, и медленно кивнул, словно соглашаясь с немым вопросом во взгляде Хоулетта. За окном грянул гром — и Джеймс вздрогнул, едва не перевернув сосуд, но удержал его вертикально, удивляясь самому себе: он никогда не боялся грозы, что же сейчас было не так? Ксавье накрыл ладонь молодого мужчины своей, придвигаясь на диване ближе, и поднёс кубок к губам, не забирая его полностью из рук графа Хоулетта. Все задержали дыхание, и Чарльз, закрыв глаза, сделал первый глоток. — До дна, милорд, — бархатным голосом проговорил Шоу. Чарльз пил медленно, чувствуя, как окутывает его странная дрёма, туман заполнил сознание, и юный граф начал терять связь с реальностью, обмякая, но продолжая наклонять кубок. Ему казалось, что он пьёт дым, что он пьёт дыхание самих болот, окутанных легендами и предостережениями для неосмотрительных путников… Ему казалось, что он впускает в себя бурю, и сейчас — просто затишье. Последний глоток, и граф тяжело опустил кубок, вцепляясь в запястье Хоулетта, чтобы удержать равновесие. Несколько секунд абсолютной тишины — и вдруг Чарльз распахнул глаза, второй рукой хватаясь за своё горло, он начал задыхаться мгновенное, как будто кто-то невидимыми пальцами сжал его шею. Молодой Ксавье отпустил руку гостя, прижимая вторую ладонь к своей груди — и на жемчужно-сером камзоле проявилась кровь, медленно расползаясь по шёлковой ткани точно напротив старого шрама юноши. Джеймс рванул было к нему, но его ловко оттолкнул Шоу, да так, что молодой мужчина полетел на пол вместе с креслом, за которое попытался зацепиться. Алхимик поднял своё искажённое злорадной ухмылкой лицо к окаменевшему маркизу. — Лучше бы ты отдал мне его тогда, — мужчина показал зубы в хищном оскале и рванул пуговицы с камзола младшего Ксавье, чтобы убедиться в том, что всё идёт так, как он задумывал. — Теперь попрощайся с сыном навсегда. Жду тебя, мой цветок. Он обхватил лицо юного графа ладонями и сорвал с его губ короткий и жадный поцелуй, тут же бросаясь к окну — и исчезая в ослепительной вспышке, обратившись в туман. Кажется, только это заставило маркиза прийти в себя, и Ксавье в один прыжок оказался рядом с сыном, который теперь мог дышать, но делал это рвано, как будто ему то и дело пережимали горло. Дрожащими пальцами отец расстегнул пуговицы на залитой кровью рубашке — и тут же прижал ладонь к губам, сдерживая возглас ужаса. Шрам на груди Чарльза, этот чудовищный ожог вновь был свежим, кажется, он причинял юному графу немыслимую боль, но тот сдерживал крики всеми силами… Вскочивший на ноги Хоулетт слегка пошатнулся — и с удивлением прижал пальцы к своей голове, обнаружив и на них кровь; Джеймс ударился головой о край камина, и теперь мир перед его глазами немного кружился, но это его волновало меньше всего, потому что граф увидел шрам Ксавье. — Боги… — прошептал он, чувствуя, что сейчас мог бы убить Шоу голыми руками, если бы колдун не сбежал. — Джин, — Хэнк уже снял перчатки, собираясь оказывать своему юному господину первую помощь; он не понимал, как алхимик смог околдовать их всех, почему никто не успел его схватить, но это сейчас было неважным, главным было состояние Чарльза, — беги в дом ведуньи. Расскажи, что случилось. Как можно скорее, пожалуйста, беги прямо сейчас, веди её сюда… — Хорошо, — девушка на секунду зажмурилась, отведя взгляд от окровавленной груди графа, и тут же решительно распахнула глаза. — Хорошо, я сейчас её приведу. Дворецкий кивнул и двинулся в сторону дивана, спокойно отстраняя старшего Ксавье вместе с Хоулеттом в сторону и подхватывая Чарльза на руки. — Хэнк, я умираю?.. — слабо подал голос юный граф, переводя мутный взгляд на своего дворецкого и тут же зажмуриваясь от боли. — Нет, милорд, — Хэнк понёс молодого Ксавье в его комнату, действуя чётко и без лишней суеты. — Кто вам позволит умереть? Пока не сыграем вашу свадьбу, даже не думайте. Чарльз слабо улыбнулся, и у МакКоя сжалось сердце, но он сильнее стиснул зубы и ускорил шаг. Хэнк надеялся, что Эмма приведёт сюда того человека, который спасёт его юного господина, кажется, теперь Эрик и правда был их последней надеждой.* * *
Эмма распахнула дверь, не спрашивая, кто там, а сразу впуская девушку. Джин скинула капюшон плаща, который не спас её от проливного дождя: рыжие волосы потемневшими прядями прилипли ко лбу и щекам, выдохнув на замёрзшие пальцы, она быстро потёрла ладони, но как будто сразу про них забыла. — Пожалуйста, — голос девушки дрогнул, — мы ошиблись с разгадкой пророчества — и графу очень плохо… У него кровь, шрам на груди словно свежий, это был колдун… — Вот что значило это… — Фрост прервала гостью, поднимая ладонь в понятном жесте, и скрылась в доме. Через десяток секунд ведунья появилась перед Джин снова, протягивая ей деревянную чашу с дымящимся отваром, а второй рукой держа небольшой пергамент, свёрнутый, но не запечатанный. — Пей, — Эмма уверенно вручила напиток девушке, — согреет тебя это. Послание тебе отдаю, неси его в дом кузнеца. Видение только что было мне, последняя часть пророчества открылась — и знать об этом должен тот, кто металл себе подчиняет. Я в дом маркиза направлюсь, успокою боль графа, а ты неси послание — и помоги кузнецу, в чём он попросит. Пока Джин пила обжигающе горячий отвар, чувствуя, как он её мгновенно согревает, ведунья собиралась, бросая в свою как будто бездонную сумку травы целыми пучками. Эмма просто срывала их со стен и потолка, надеясь хоть чем-то унять страдания молодого Ксавье, хоть и понимала, что боль от колдовства может быть слишком сильна. Наконец, она набросила на себя свой белоснежный плащ, закинула ремень сумки на плечо и, уже на пороге, обернулась к гостье. — Дверь за собой прикрой — и только, никто не войдёт сюда. И торопись, дитя, иначе быть беде. Она скрылась в дожде, который лил просто стеной, и Джин поспешно допила отвар, обжигая язык. Распахнув свой плащ, девушка взяла свиток, чтобы спрятать от дождя, но не удержалась и всё-таки развернула пергамент, чтобы прочесть написанное.* * *
Джин бежала, не видя ни ливня, ни грязи, не слыша окликов обеспокоенных горожан, которые выглядывали из своих домов, едва заметив несущуюся по улице девушку. Капюшон слетел с её головы давно, волосы уже были полностью мокрыми, дождь застилал глаза, но она бежала и бежала. Джин даже не была уверена, что закрыла дверь в дом ведуньи, но понимала, что это сейчас не столь важно, как не была важна и деревянная чаша, оставшаяся на полу в прихожей, где девушка её выронила. Джин бежала, обеими руками прижимая к себе свиток, стараясь уберечь его от губительной воды. Дом кузнеца уже был совсем рядом, и, кажется, в окне даже горел свет… Это казалось невозможным, но девушка ускорилась, охваченная ужасом и бесконечным желанием помочь, а в голове, словно стук молота о наковальню, звучали резкие строки: «В свой дом впустили зло, Оно вошло с обманом, По капле просочилось – И обнажило раны. Проклятью суждено И сбыться, и не сбыться: Судьбе пусть всё равно, Но шанс есть исцелиться... Любовь откроет дверь и впустит свет, И в сердце нужно лишь искать ответ, Необходимо верный выбрать путь… Ведь со вторым рассветом графа не вернуть».