* * *
Эрик прошёл по коридору, настороженно озираясь. Почему-то ему казалось, что Ксавье должен жить с кем-то ещё, хотя его новый знакомый не раз и не два подтверждал то, что занимает двухкомнатную квартиру один. Её нельзя было назвать большой, но, кажется, и в ней Чарльзу было одиноко. Узкий коридорчик, где едва помещались вешалка и тумба для обуви, дальше, друг напротив друга – двери ванной и спальни, впереди же была гостиная, объединённая с кухней. Кажется, когда-то там была стена, но, должно быть, предыдущие хозяева её снесли, посчитав лишней. Если зайти в квартиру и пройти прямо, никуда не сворачивая, то можно было сразу выйти на небольшой балкон – по стечению обстоятельств входная дверь и балконная находились буквально на одной линии. Эрику хотелось бы обойти здесь всё по периметру и разглядеть каждую деталь, но это не казалось ему достаточно приличным, по крайней мере, для нескольких недель общения. Впрочем, он надеялся, что побывает здесь ещё не раз и не два, так что будет время познакомиться с жилищем Чарльза поближе. Пока что можно было сказать только то, что ванная и та часть большой комнаты, которая отвечала за кухню, располагалась по правую руку, а спальня и собственно гостиная – с диваном, креслами, огромными книжными шкафами – по левую. Туда сейчас и повёл его Ксавье, усаживая перед журнальным столиком и поспешно принося пару чашек и френч-пресс, наполненный кофе. - Так вот где творятся шедевры, - Леншерр улыбнулся тому, как сморщился в ответ на его слова Чарльз, возясь с угощением – юноша безуспешно пытался справиться с пирожными и вытащить их из коробки, которую принёс с собой гость. Эрик давно заметил, что его новый знакомый не любит похвалу. Поначалу это казалось тем, что называется «набить себе цену», по мнению Леншерра, Ксавье писал неплохо, весьма неплохо, но ему всё время что-то не нравилось в своих работах, поэтому любые хорошие слова он принимал с благодарностью – и скептицизмом, это было заметно невооружённым взглядом. Он словно не верил, что может написать что-то стоящее, отмахиваясь от комплиментов, не пробивающих купол его неуверенности в себе. И с этим Леншерр тоже собирался бороться. - Я честно старался прибраться, - Чарльз неловко улыбнулся, наконец, вытаскивая пару пирожных на тарелку. – Обычно здесь всё выглядит гораздо хуже. - У тебя почти получилось, - Эрик чуть улыбнулся в ответ, оглядываясь ещё раз. Вся квартира Ксавье была больше похожа на музей: фигурки, книги, блокноты, мелкие вещицы, вазы, открытки… И многое, многое другое, кажется, каждый свободный сантиметр был занят чем-то, порой это что-то напоминало обычный хлам, но почему-то Эрику казалось, что у каждого предмета здесь есть своя история. Деревянные птицы, висящие на ручках шкафов, журавлик-оригами, роза из бумаги тут же, рамки с фотографиями людей, не известных Эрику, глобус на полу – с древней картой… Тряпичная кукла, явно сшитая вручную, лава-лампа, свечи, подставка для благовоний. Леншерр вдруг понял, что ему и целого вечера не хватит, чтобы рассмотреть каждый предмет, а ведь это только одна комната, если же ещё и спрашивать о них… - Большая часть от друзей, - Чарльз заметил внимание, с которым гость разглядывает окружающую обстановку. – У каждой вещи здесь своя энергетика, глупо, наверное, но я верю в это. Ай! Он затряс рукой, благополучно пролив кипяток себе на пальцы, пытался налить обоим кофе и слишком увлёкся разговором, забыв о том, что на руки тоже надо бы смотреть. Едва Ксавье поставил френч-пресс, как Эрик перехватил его за запястье, внимательно рассматривая покрасневший палец и тут же осторожно на него дуя. - Ожога не будет, хотя тебе стоит быть аккуратнее, - Леншерр улыбнулся – и сразу его улыбка стала шире, потому что от такого простого прикосновения Чарльз вспыхнул, заливаясь краской и поспешно отбирая руку. - Всё хорошо, - он поправил волосы, и Эрик зацепился взглядом за этот простой жест, запоминая его. За три недели они успели увидеться раз семь, не больше. Вытаскивать Ксавье из его раковины оказалось не такой простой задачей, как подумалось сначала. Леншерр не без труда вытряс из него номер телефона – и сам звонил каждый вечер, спрашивая, как дела. Их разговор мог длиться несколько минут, ведь Чарльз всё ещё относился к нему крайне настороженно, но с каждым звонком он рассказывал всё больше, и вчера схватил трубку сразу, как Эрик только его набрал, явно ожидая этого. Сам Леншерр не мог найти рационального объяснения своего поведения. Никакой выгоды для себя он не извлекал, знакомых ему хватало, всегда было, с кем поговорить, но почему-то очень хотелось слышать голос Чарльза – и видеть его улыбку. Странное притяжение с первой встречи, странные мысли, странное общение, без которого Эрик уже не представлял себя. Они были друг другу совершенно чужими, но каждого тянуло к другому – и об этом не обязательно было говорить вслух. Эрик чувствовал, как его затягивает рутина, и встреча с Чарльзом стала глотком свежего воздуха, как бы банально это ни звучало. Новые эмоции, новые впечатления, новый человек – которому он, кажется, вполне мог помочь. Вытащить Ксавье из его депрессии моментально стало задачей номер один на сегодняшний день, и Эрик старался делать всё для этого. С нами всеми иногда такое случается: в ближайшем окружении вдруг возникает совершенно незнакомый человек, который в мгновение ока становится тем, о ком ты думаешь, засыпая и просыпаясь. Общаться хочется всё больше, того, что есть, всё время мало, и, кажется, ты готов отложить все прочие дела ради этого изучения кого-то нового. Эрику было знакомо всё это, с ним подобное уже случалось, но сейчас что-то было не так. Точнее – не так, как обычно, Чарльз не был похож ни на кого другого. После первых нескольких встреч и звонков Эрик просыпался и проверял телефон, чтобы убедиться, что ему не приснилось всё произошедшее. Ксавье был слишком… нереальным. Слишком мягким, слишком милым, слишком добрым. Из того, что успел узнать Эрик, несложно было сделать вывод о том, что мир не раз и не два отвешивал Чарльзу оплеухи, да такие, после которых оказываешься на полу и не можешь сразу подняться. И, несмотря на это, он продолжал любить всех вокруг, протягивая этому миру руки, словно ребёнок, который просит об объятиях. Странный. Глупый. Непонятный. Ксавье был крайне любопытным зверьком, и Эрику хотелось изучить его получше. - Шахматы? – Чарльз справился со смущением, доставая доску. – Только я не играл уже очень давно, забыл всё на свете. - Думаю, ты всё равно меня обыграешь, - Леншерр чуть усмехнулся, освобождая место на журнальном столике и пересаживаясь в кресло, как и хозяин квартиры. – Умник. Ксавье кинул на него возмущённый взгляд, расставляя фигуры на доске с преувеличенным усердием. Эрик наблюдал за ним с улыбкой, взяв свою чашку в руки и делая небольшой глоток. С такой же улыбкой он разглядывал Чарльза весь вечер, подмечая, как тот задумчиво закусывает губу или оставляет кончик языка в уголке губ, а ещё – таскает купленные по два каждого вида пирожные, словно не замечая этого, беря угощение на автомате, к кофе, который так же пил машинально, полностью погружённый в игру. Вряд ли он помнил о том, как в одном из недавних разговоров обронил, что является самым настоящим сладкоежкой. И уж тем более он не мог знать, что Эрик не любит сладкое.* * *
Ouch I have lost myself again Lost myself and I am nowhere to be found, Yeah I think that I might break Lost myself again and I feel unsafe ♫ Sia - Breathe Me
Чарльз закрыл за гостем дверь и тут же прислонился к ней спиной, выдыхая. Это было непросто. Это был очень непростой вечер, но теперь можно было выдохнуть и понять, что он был хорошим. Да, определённо хорошим. Внимание Эрика немного напрягало, Ксавье никогда не ощущал ничего подобного, привыкший заботиться обо всех вокруг, но совершенно не воспринимающий тот факт, что о нём тоже могут просто заботиться. Особенно это было странно ещё и потому, что они только познакомились, а Леншерр уже перехватил пальму первенства в их общении, и Чарльз – как так? – слушался его. Дал номер телефона, соглашался встретиться, ещё теперь и позвал в гости… Друзья сейчас видели его редко, Ксавье старался не смущать никого своим неважным состоянием и скрывался в своей квартире, словно в коконе, отгораживаясь от мира. Он писал, находя в этом единственное своё спасение, погружаясь в собственные истории больше, чем в реальную жизнь, растворяясь в них и так избавляясь от неприятных мыслей хотя бы ненадолго. Так или с помощью алкоголя, конечно. Леншерр ворвался в его мир, не спрашивая разрешения, и теперь отгонял депрессию всеми возможными способами, скорее всего, даже не представляя, как всё это действует на Чарльза. Гипнотически, удивляюще, поражающе. Ксавье не знал, как реагировать и как себя вести, но всё больше боялся одного – разочаровать своего нового друга, а ведь он уже называл Эрика про себя именно так и действительно считал его таковым. Другом, хоть и едва обретённым. И Эрика так тянуло обсудить его работы, что Чарльз тушевался и не знал, куда себя деть. Леншерр по большей части их хвалил, и чем лестнее звучали его слова, тем упрямее отнекивался от них сам писатель, хмурясь и так очаровательно сдвигая брови, что Эрик не мог удержаться от улыбки. Ксавье не считал себя талантливым, он думал, что у него неплохо получается складывать слова в предложения, а предложения в абзацы. У него был целый отдел в собственном разуме, заведённый под самокритику, Ксавье по полочкам мог разложить, почему именно он не дотягивает до необходимого уровня, знал свои ошибки и недостатки своих работ, слабые места, «провалы». И съедал себя за всё это – и не мог найти в себе силы для того, чтобы совершенствоваться. Кажется, теперь у него в жизни появился какой-то намёк на мотивацию к этому. Чарльз зашёл в спальню, включая свет и тяжело вздыхая, сразу цепляясь взглядом за ряд бутылок, наскоро засунутых под кровать. В следующий раз их стоит действительно выкинуть, а не поспешно прятать, забыв, что они раскиданы по всему дому.