Перо, полотно и отрава

* * *

Чарльзу казалось, что он сходит с ума. Он вернулся к писательству, старался, тратил силы и время, но и оно спасало его всё меньше с каждым днём. Ксавье понимал, что бегает по кругу – от самого себя, так что эта гонка была изначально проиграна. Да, он сходил с ума. Стоило Чарльзу остаться одному, как его захватывали болезненные мысли, он мог часами заниматься самоедством, смотря в одну точку. А потом – неизменно – брался за бутылку, тяготясь своим одиночеством и не зная иного способа скоротать пустые часы, когда он не мог написать ни строчки, а Эрика не было рядом. Эрик приходил, да, но не так часто, как раньше, и Чарльз скучал. Иногда он думал о том, как всё могло бы обернуться, если бы тогда они переспали. Может, это было бы началом отношений? Может, сейчас они были бы счастливы? Ксавье качал головой в ответ на эти вопросы, нет, тогда всё случилось так, как должно было, и это бесспорно. Только вот… Только вот теперь Чарльз всё чаще спрашивал себя: а не влюбился ли он в своего друга? Это всё ещё дружеская привязанность, или..? Ответ был очевиден, но Ксавье убегал и от него, не желая себе признаваться и всеми силами подавляя чувства, поднимающиеся в его душе. Он сам оттолкнул Эрика, сам сказал, что ему нужен друг, а не кто-то ещё, сам сделал выбор. Спонтанный, необдуманный, вынужденный, но – выбор. И Чарльз искусно боролся с тем, что происходило в его сердце, и, кажется, в итоге победил. И в награду получил пустоту. Пустота и апатия – вот что поселилось в душе писателя, враги страшные и почти что непобедимые, если сражаться с ними одному. И Чарльз так сильно ждал зиму, как, кажется, никогда в жизни. Ему казалось, что вместе с ней придут перемены, ведь самое холодное время года – это время «перезагрузки». Рождество, новый год, всё это как будто давало второй шанс всем, это время чудес и время загадывать желания. И Ксавье ждал холода, надеясь, что зима сможет заморозить и его сердце. Он просто не мог больше выносить боль. Чарльз понимал, что его главная проблема – ненахождение смысла жизни в себе самом. Ему нужен был человек, которому бы Ксавье посвящал себя и своё время, тот, ради кого стоило просыпаться по утрам. Чарльз просто не мог жить для себя, не понимал, как это делается и зачем, ему действительно было необходимо любить. И быть любимым. И одиночество становилось всё тяжелее переносить, всё больше он зацикливался на том, что будет один всё время, что никогда не найдёт пару, что… Что его удел – быть нелюбимым. Не зная, куда себя деть, не спасаясь уже ни писательством, ни работой, Чарльз вдруг начал делать странные вещи. Это пугало и его самого, но остановиться Ксавье не мог. Он начал писать… предсмертные записки. Чарльз понимал, что никогда не совершит самоубийство, по многим причинам, но рука сама выводила слова на бумаге, стоило ему взяться за ручку. Одно за другим, эти послания появлялись по одному раз в два-три дня, в них Ксавье подробно расписывал свои мысли по поводу прожитого, свои чувства, свои надежды. Он словно и правда готовился к смерти, потому что уже не меньше месяца жил с постоянным ощущением, что с ним что-то случится: собьёт машина, нападёт сумасшедший с ножом, остановится сердце… Да, Чарльз представлял себе свою смерть не раз и не два и не хотел уйти молча, боясь этого. Ксавье понимал, что это ненормально, но продолжал писать, пряча сложенные листы в один из своих блокнотов. Эрик беспокоился. Его друг мог думать, что он ничего не замечает, но это было не так, и Леншерр почти сразу отметил очередную перемену в поведении Чарльза, и на этот раз изменения его пугали. Голос Ксавье был бесцветным, сам он смотрел как-то сильно отстранённо, словно не видел Эрика, говорил на отвлечённые темы, перестал рассказывать о себе. Чарльз закрылся, и это волновало Леншерра так сильно, что он подумывал о том, чтобы переехать к другу на пару дней, чтобы последить за ним. После нескольких прошлых ссор каждый раз повторялся один и тот же сценарий: сначала всё было неплохо, но потом неизменно скатывалось к предыдущему состоянию, и теперь Эрик напряжённо ожидал нового взрыва, но его не было. И это пугало ещё больше, потому что ему казалось, что Чарльз угасает на его глазах, а он просто не знает, что делать. Леншерр приехал к другу в гости в один из выходных, ненадолго заглянув на работу, а потом сразу направившись к Чарльзу – с неизменными пирожными. Кажется, им снова нужно было поговорить, и на этот раз Эрик намеревался вытрясти из друга всё, игнорируя его попытки соскочить с темы, которой был он сам. - Что происходит, Чарльз? – Эрик поставил чашку на стол, внимательно смотря на друга. Они играли в шахматы, снова, и Леншерр снова проигрывал, но он, откровенно говоря, почти и не следил за доской, всё время смотря на друга. - Я боюсь, что всегда буду один, - Ксавье не видел смысла увиливать от ответа, в конце концов, Эрик всегда знал, когда что-то было не так. - Чтобы не быть одному, мой друг, надо хоть иногда выходить из дома – и не только на работу, - сдвинув одну из фигур, Эрик снова посмотрел на Чарльза. – Сидеть и ждать – тактика неподходящая. - Ты не понимаешь… - Чарльз покачал головой. - Это ты не понимаешь, - Леншерр перебил его почти что резко. – Если ты хочешь что-то сделать, то берёшь и делаешь. Всё остальное – отговорки. - Сегодня не лучшее время для подобного разговора, - писатель сжал виски, у него и правда болела голова, Ксавье чувствовал себя совсем разбитым и не был готов к сеансу психотерапии ни физически, ни морально. - Нет, правда, - Эрик сдвинул брови. – Если ты хочешь найти пару, нужно искать. Именно искать, Чарльз, счастье не свалится тебе на голову, если ты будешь продолжать сидеть дома и пить. - Я искал, - Чарльз даже огрызнулся. – Не раз и не два искал, но повторюсь – сегодня неудачное время для этого обсуждения. Разговор, конечно, был не из приятных, но в другой день Ксавье мог бы и обсудить проблему, и послушаться совета друга. В другой день, но не сегодня, потому что сегодня Чарльз чувствовал себя действительно плохо. Одиноким, раздавленным, потерянным, и нельзя было справиться с этим – никак нельзя. Только переждать, Ксавье знал это и не хотел усугублять положение дел лишними переживаниями по поводу того, что в своей неприкаянности виноват он сам. - Ты просто ищешь оправдания тому, чтобы сидеть и страдать, - Эрик говорил уже почти сквозь зубы, постепенно теряя терпение. – А потом окажется, что я мало уделял тебе внимания, как в прошлый раз выяснилось… - Хватит, пожалуйста, - Чарльз поднялся из кресла, едва не сшибая доску с фигурами, и подхватил чашки. – Я принесу ещё чаю. Он отошёл в сторону кухни так быстро, как только мог, до крови закусывая губу. Ксавье не понимал, почему его друг так себя ведёт, почему не слышит просьбы остановиться, почему бьёт в больное, зная, что сделает этим больно. Чарльз был почти готов обвинить Эрика в эгоизме, ведь тот вдруг всё свёл к прошлой ссоре, защищая своё ущемлённое самолюбие, и при этом он совершенно не брал в расчёт состояние Ксавье, игнорируя тот факт, что своими словами расшатывает его и без того нестабильное состояние. Чарльз всегда останавливался, когда знал, что человеку плохо. Он никогда не обвинял и не упрекал, никогда не пытался разжечь ссору сильнее, даже если ему самому говорили такое, что после такого люди обычно расходятся раз и навсегда. Ксавье знал, что, когда совсем плохо, очень нужна поддержка, а не ругань. И он говорил об этом Эрику. И не понимал, почему тот сейчас себя так ведёт, не оглядываясь на последствия своих поступков. Не понимал – и всё равно прощал сразу, не держа зла ни секунды. - На этот раз зелёный, - Ксавье поставил чашки, возвращаясь к столику. - Прости, - Эрик выдохнул негромко, смотря на друга. – Я перегнул палку. Я просто хочу помочь. - Всё в порядке, - Чарльз улыбнулся мягко, и от этого Леншерру стало ещё стыднее за свою резкость. - Не обижаешься? - На что? – Ксавье чуть пожал плечами. – Глупо обижаться на то, что люди ведут себя не так, как мы этого хотим. Мы все разные, и… - И ты мне дорог, поэтому я и пытаюсь помочь. Чарльз умолк, снова слегка прикусывая нижнюю губу. Тепло, да, в груди было так тепло от этих слов, он давно не слышал от друга ничего ласкового, кажется, Леншерр таким образом хотел научить его относиться проще, но сейчас… Но сейчас было так хорошо, что Ксавье даже сглотнул комок в горле, который вполне мог бы обернуться парой слезинок в уголках глаз. - Я кое-что написал, хочу тебе зачитать, - он подорвался с места, быстро направляясь в спальню. Эрик проводил его задумчивым взглядом, понимая, что успел и всё испортить, и всё исправить. Второе немного грело душу, но вот первое… Почему он сначала делает, а потом думает? Чёртов гнев… Чарльз прав, гнев – очень плохой советчик. Думая об этом, Леншерр случайно зацепился взглядом за блокнот, лежащий тут же, не его ли писатель искал? Мужчина протянул руку и взял книжицу в руки, из неё тут же посыпались листочки, и Эрик поспешно наклонился, собирая, невольно выхватывая пару строк и замирая. Он понимал, что так делать нельзя, но быстро развернул один из листов, пробегаясь по тексту. Чем дальше Леншерр читал, тем больше хмурился, хотя внутри всё холодело при одной только мысли о том, зачем это написано. Эрик взял другой лист, потом ещё один, ещё… Все разные – и все об одном. Кажется, у него даже начали подрагивать руки. - Не могу нигде найти, - Чарльз вернулся растерянными – и словно окаменел, замечая свои записки в руках друга. - Что это? – Леншерр поднял на него тяжёлый взгляд. - Это… - писатель сглотнул, уставившись в пол. - Чарльз, что это?! На этот раз голос Эрика прогремел, а в следующую секунду он резко поднялся и впечатал друга в стену, схватив за плечи, испытывая чувство дежа вю, потому что снова захотел врезать Чарльзу, так, чтобы вся дурь из головы вылетела. Леншерру стало страшно, так, как, кажется, никогда в жизни, когда он представил, что его друг всерьёз решил покончить с собой. И, если это вдруг так, то Эрик точно его поколотит, хорошенько так, основательно. - Это просто… - Чарльз лепетал себе под нос, словно не чувствуя, как его трясут. – Я не собирался… - Да какого чёрта, Чарльз?! – Леншерр тяжело выдохнул, с трудом справляясь с собой, и вдруг рывком прижал друга к себе. – Не смей, слышишь меня? – Эрик почему-то зашептал, хотя кроме них в квартире никого не было. – Даже думать о таком не смей, это не выход, никогда не было выходом. Всё будет хорошо, друг мой, я обещаю. Эрик обнимал его бережно, но сильно, боясь отпустить хотя бы на секунду. Кажется, он никогда не думал о том, сколько для него значит этот человек. Да, это ужасно, и Леншерру за эти несколько минут пришлось признаться себе в том, что в какой-то момент он начал принимать Чарльза как должное, и вот одна только мысль о том, что он исчезнет, заставила Эрика потерять рассудок. Нет, он никому не отдаст своего друга – даже его собственным демонам. Особенно его собственным демонам. Ксавье крепко обнял его в ответ, утыкаясь в плечо. Он немного дрожал в руках Эрика, и на этот раз сдержать слёзы было ещё сложнее, кажется, он стал слишком чувствительными и сентиментальным, но… Но его друг оказался на этот раз рядом в самый нужный момент из всех возможных – и Ксавье это точно запомнит надолго. Цепляясь за рубашку Эрика на спине, он негромко всхлипнул, зажмуриваясь, стыдясь накрывших его эмоций. - Тш-ш-ш, - Леншерр улыбнулся, отводя друга к дивану, усаживая его и ныряя рукой в свою небольшую сумку, которая валялась тут же, рядом. – У меня для тебя кое-что есть. Я уже всё забыл, но попытался размять руку, чтобы тебя порадовать. Он протянул Чарльзу сложенный вдвое белый лист, неловко улыбаясь, борясь со стыдом, потому что знал, что получилось далеко не идеально, и Ксавье задержал дыхание, осторожно забирая подарок. Он давно говорил Эрику, что пора вернуться, что всему можно научиться, если действительно этого желать, что у него всё получится, и… Неужели?..