Как там космос?

Дарси Льюис почти потеряла себя. Это началось ещё давно, задолго до того, как в Асгарде пошли толки о приближающемся Рагнарёке. Она затруднялась сказать наверняка, когда именно. Быть может… …тогда, когда бог лжи и обмана втёрся к ней в доверие, чтобы использовать в корыстных целях, чтобы проникнуть в стан врага и выудить нужную информацию. Он задурил ей голову, он манипулировал, запугивал и зачаровывал. Последнее, пожалуй, сыграло решающую роль. Дарси так отчаянно влюбилась, что, даже узнав потом, кто на самом деле перед ней, не смогла ничего с собой поделать. Джейн бесилась, клеймила предательницей, Сэлвиг искренне переживал и пытался вырвать из лап чудовища — до тех пор, пока сам не попал под его власть. Власть, которую он применял к Дарси, была совсем иного свойства. В случае смертной Локи не нуждался в магии или гипнозе, достаточно было поманить пальцем, и она таяла, текла в его объятия, страстно мечтая остаться в них навсегда и прекрасно понимая: настанет миг — и он покинет её, не испытав ни малейшего сожаления. А то и раздавит, как мелкую надоедливую бабочку. Пока же она наслаждалась нектаром этого дивного экзотического цветка. Хищного цветка. Быть может… …тогда, когда на месяцы погрузилась в беспросветную апатию, когда он проиграл в битве за Мидгард и ожидал решения своей участи, стоя с унизительным кляпом на исхудавшем лице. Она не смела даже попрощаться, смотрела издалека, давясь рыданиями. Джейн права: она действительно стала предательницей, ведь должна была возненавидеть Локи за то, что он сотворил с её миром. Но сердце болело лишь об одном: его забирают отсюда. Какую бы кару ни выбрали для него в Асгарде, не приходилось сомневаться в том, что она будет соразмерна его деяниям — а они отличались жестокостью. Быть может… …тогда, когда он вернулся за ней. Сначала Дарси подумала, что от горя совсем свихнулась и ей пригрезился портал, доставивший её к асгардскому двору. Зачем жалкая смертная понадобилась Одину Всеотцу, уму непостижимо. Она настолько погрязла в тоске, что даже не могла толком испугаться или удивиться, только покорно ждала, что же скажет этот седой старец, смотрящий с какой-то странной лукавинкой, не подходящей его облику. Он отослал всех слуг, чтобы дать ей аудиенцию тет-а-тет, и упивался произведённым эффектом, когда она в полном потрясении наблюдала, как иллюзия развеивается. Перед Дарси предстал её бог. Она осталась с ним, разве она имела выбор? Её душа принадлежала Локи. Он же не принадлежал никому, он, добравшись наконец до заветной цели, торжествовал и делал всё, что заблагорассудится, порой проводя день за днём в лености, в развлечениях, смотря глазами Одина, как подданные, подчинившись его воле, восхваляют того, кого так незаслуженно обходили вниманием раньше. Его неизменно окружали женщины, и Дарси знала, что она — одна из многих других. Ревность душила, но Дарси скрывала её, скрывала слёзы, боль и страх. Она была чужой здесь, и только Локи оставался её светочем и надеждой, а надеяться на ложь и коварство — опасная затея. Иногда отголоски былой жизни пробуждались в памяти, и Дарси спрашивала себя, отчего Локи вообще вспомнил о ней, разве не хватало ему прекрасных асинь в Асгарде? Чем она могла его привлечь, ведь никакой выгоды уже не извлечь, не выудить важных сведений из болтливой дурочки. Она не тешила себя бреднями о вечной любви, она видела, что бог равнодушен к ней и просто забавляется, питаясь эмоциями, что захлёстывали её с головой. Возможно, секрет именно в этом? В том, что ни одна другая женщина не зависела от него так полно, не любила так безоглядно? Ты — моя прихоть, снизошёл однажды Локи до объяснения. И она довольствовалась этим, собирая по крупицам своё больное, израненное, неправильное счастье. Дарси Льюис почти потеряла себя — жизнерадостную, неунывающую, острую на язык. Невозможно было находиться рядом с Локи, не растворяясь в нём, не становясь послушной тенью. Придворные презирали её, не в открытую, разумеется, опасаясь гнева Всеотца, но достаточно явно для того, чтобы она ощутила это. Дарси терпела, Дарси жертвовала всем, дожидаясь его ночами в маленьких покоях, отведённых ей. И он приходил, если был расположен повидать её. А потом явился Тор и разоблачил Локи, забрал его с собой. Тогда для Дарси настал Рагнарёк. Её личный сорт Рагнарёка, как могла бы она пошутить, будь она прежней. Неприкаянная, вздрагивающая от каждого шороха, смертная пряталась в дальних уголках Асгарда до тех пор, пока её, совершенно истощённую, не подобрал Хеймдалль. Бывший страж Биврёста не делал различий ни для кого, он судил беспристрастно. По привычке закрывая лицо капюшоном холщовой накидки, Дарси затерялась среди асгардцев, которым Хеймдалль дал пристанище, стремясь уберечь от Хелы. Они боялись потерять свой дом, а у неё давно уже не было дома. Они боялись потерять свои жизни, а она уже умерла в тот миг, когда Локи исчез. Вздумай Хела казнить её, Дарси даже не попыталась бы сопротивляться. Только богине смерти не было никакого дела до маленькой смертной, по нелепой случайности оказавшейся там, где ей не место. Всё изменилось в тот день, когда Хеймдалль возвестил о прибытии Тора. Страж повёл жителей к мосту, чтобы спасти их из Асгарда, чьи часы были сочтены, но для Дарси спасение крылось в другом: если Тор здесь, то он может знать что-то о судьбе Локи. Её бог — единственное, что её волновало, и она, переборов страх, обратилась к Хеймдаллю. «Где найти Тора?» — был её вопрос. «Там, где ему и должно находиться — на троне», — был его ответ. Когда она наконец достигла цели, то увидела, что кое-кто опередил её. Дарси содрогнулась: для Хелы она — пустое место, мельче букашки. Что там какая-то девчонка для богини смерти, раздавит — и не заметит. Но Хела заметила. — Какой интересный экземпляр, — проговорила она голосом, странно напоминающим шипение, и посмотрела с улыбкой, едва ли не умилённой. Богиня безошибочно определила, что перед ней стоит не жительница Асгарда, и в её взгляде мелькнуло любопытство. Тор вскочил с трона, все карты спутала ему Дарси своим появлением, и она понимала, что не до неё сейчас никому из них обоих. Внимание Хелы — мимолётный каприз, растерянность Тора — дань эффекту неожиданности. Она лишь отсрочила их схватку, словно случайная клякса упала на летопись, давно предсказавшую противостояние отпрысков Одина. Нельзя упустить момент, упустить последний шанс. — Где Локи? — спросила Дарси, и её дрогнувший голос эхом прошёлся по залу. — И в самом деле, — Хела положила руку ей на плечо — изящная ладонь, а тяжесть такая, будто свинцовое изваяние сдавило хрупкие кости, — и развернулась к Тору. — Где же наш возлюбленный младший брат, отчего не пришёл к тебе на помощь? — Он нашёл себе новый дом, — сквозь зубы ответил тот. — Он не так привязан к Асгарду, как я. — Или как я, — усмехнулась Хела. Оставив смертную позади, она вновь направилась к громовержцу, ступая с грацией дикого зверя. Ещё немного, и они сцепятся в битве не на жизнь, а на смерть, и тяжко придётся противнику Хелы, потому что смерть — на её стороне. Но Дарси, некогда упрямая и безбашенная, ещё сохранила глубоко внутри капельку прежней себя. Она еле дышала от ужаса перед обманчиво дружелюбной богиней, безошибочно чуя нутром угрозу и убийственную силу, и всё же не отступилась. — Где его новый дом? Хела замедлила шаг. — До чего забавное дитя! Уж не надеешься ли ты, что он вернётся за тобой? Она убила бы её за один миг и почти готова была это сделать, чтобы ничто больше не отвлекало, но внезапная мысль, родившаяся при виде непокорной смертной, заставила Хелу удовлетворённо рассмеяться. Что, если Локи в самом деле вернётся? Лишить девчонку жизни на его глазах будет куда приятнее. Вопрос Дарси остался без ответа. Тор атаковал Хелу, зная, что столкновения всё равно не избежать — а, быть может, ещё и потому, что хотел дать безрассудной девице возможность убраться подальше от места сражения. Когда боги вершат судьбу миров, люди должны держаться в стороне. *** Локи и не думал искать её. Он прибыл с триумфом, как спаситель, но не обманывался: все сейчас в смертельной опасности, действовать следует молниеносно. Войску Хелы противостоял Хеймдалль, Халк боролся с Фенриром, асы метались на мосту, запертые в ловушку. Скорее погрузить их на корабль и не разглядывать, не мелькнёт ли в толпе знакомое лицо. Да только невольно Локи снова и снова высматривал Дарси среди испуганных асгардцев. Он отчего-то верил, что, будь она здесь, сразу сама кинулась бы ему навстречу, минуя любые преграды. Не стало для неё ценности выше, чем быть подле него, и раз не отделилась от толпы маленькая фигурка, раз не поспешил никто к богу лжи, как к самому дорогому созданию на свете, значит, не топчет Дарси Льюис искрящуюся гладь Биврёста. Идея Тора раззадорила, зажгла пламя внутри души, жадной до зрелищ — не препятствовать Рагнарёку, приблизить его! Это будет лучшей из проделок Локи. Но даже на пути к сокровищнице он судорожно искал глазами свою смертную. Дарси, Дарси, глупая девчонка, даже растворившись в нём полностью, так и не утратила себя, так и не сделалась частью этого мира, заплутала где-то и теперь далека от спасительного корабля. Уже решив, что так и не увидит её, Локи наконец-то заметил изломанное хрупкое тело — в тронном зале, кто бы мог подумать! Зачем она пробралась сюда? Дарси уже не могла ему рассказать, она истекала кровью, веки её были плотно сомкнуты, а дыхание почти затихло. Он накрыл ладонью её побледневший лоб, вторгаясь в воспоминания, тут же вспыхнувшие в его голове, словно принадлежали ему самому. Дарси ищет Локи, зовёт его, бросается на помощь Тору, она хочет знать, где найти своего бога. Она не позволяет оставить вопрос без ответа. Хеле надоедает эта назойливая малявка, Хеле хватает мимолётного взмаха кистью, чтобы грудь Дарси вспороло ледяное лезвие. — Где Локи? — шепчет Дарси, будто это имеет смысл, будто рана не помешает ей ринуться на поиски. — Я здесь, — ответил он, но она уже не услышала. Асгард запылал в огне Рагнарёка, и в этом пламени Локи сжёг всё, что напоминало ему о его прихоти.