Sweet dreams

Я знаю: если я настойчиво думаю о тебе, Должно быть, твой призрак часто является ко мне. Good Love — Zola Blood или BANKS - Waiting Game — Я хороший человек... — тихий шепот гремел в ушах. Темная фигура сидела на кровати и шаталась из стороны в сторону, обхватив голову руками. — Я никому не причиняю боли... — повторяла она раз за разом, точно не договаривая остальные слова, проглатывая их вместе с воздухом. Каждый звук проникал под кожу, разносился кровью по всему телу и просачивался в самое сердце. Это рвало мое дыхание, не знаю почему. С каждым слогом, остановкой, вдохом, выдохом мне становилось плохо, жарко и невыносимо. Я не знала этого голоса, но слова точно принадлежали... — Гарри, — само вырвалось из меня, и маленькие огоньки свеч зажглись возле него. Он не повернулся. Первое, что я увидела, это его напряженная и обнаженная спина, на коже которой слоем блестела влага, и капельки пота скатывались вдоль выступающих позвонков и мышц. Мне было страшно смотреть на эту картину, но внутрь подкрадывалось чувство наслаждения. Я, притаившись где-то в самом темном углу огромной комнаты, в центре которой находился один единственный "островок" света, беззвучно наблюдала за каким-то припадком или безумным бормотанием парня, чьи волосы были сбиты во что-то непонятное. Мне понадобилось пару секунд, чтобы застать у себя в голове едкое желание приблизиться к нему. Оно и раньше горело во мне, но теперь это давило на мозг, протыкало кожу и впрыскивало в меня наркотик, просивший этого сильнее. Эта жажда плоти и духа съедала целиком весь остальной мир и всех людей, которые отнимали возможность нормально жить, разрушая и убивая меня. Я сделала шаг. До смеха крохотный, но этого хватило, чтобы почувствовать каждым пальцем на ноге острую боль, словно я прогуливаюсь по холодным лезвиям. Но мечта быть рядом с ним везде и всегда как обезболивающее притупляло боль. Я шла. Шла и не могла оторвать от него взгляда, кажется, даже не моргая, чувствуя, что если прикрою глаза хоть на долю секунды, он растворится в темноте, окружающей нас. — Стой... — мимо ушей прошел вернувшийся к нему его голос, который сначала показался лишь плодом моего воображения. — Я сказал стой! — c рычанием и достаточно сильно, чтобы прослушать, но чертовски слабо, чтобы подчиниться. — Это я, — опьянено сказала, ощущая, как кровь начала бурлить с каждым пройденным сантиметром. — Я знаю! — мгновенно его грубый тон разнесся по комнате, поднимая вверх пламя свечей, превращая их свет во вспышку, управляемую его яростью. — Поэтому стой на месте, — отчеканил своей холодной строгостью и властью голоса. — Почему... Я хочу... — "приблизиться к тебе, потому что я люблю тебя", но что-то не давало мне закончить начатые слова. Наверное, это был его взгляд. Он горел слишком бледной зеленью, открывая мне его страдальческое и больное состояние. Им Гарри отправлял меня в маленькое путешествие по его лихорадочным ощущениям, звенящих в ушах и сбивающих дыхание в тяжелый ком, который было так трудно выдохнуть. Я видела, что творилось с ним, но мне казалось, что я стану именно тем лекарством, способным успокоить эту пытку. — Хватит, — тихо, совсем тихо, будто нечаянно обронил квелый стон, убегающий из его напряженной груди. — Ответь, — собрав свой голос, попросила я, но мои слова откликнулись на его лице слабой, вымученной улыбкой, которую дарят только тогда, когда близки к тому, чтобы сдаться. — И тогда я остановлюсь, — сглотнув, солгала, потому что не в силах была исполнить то, чего он так хотел, а сама сделала шаг. — Потому... — с его губ слетало только это слово, служившее началом истины, но дальше парень как будто забывал или путался, или ему было трудно. Для меня это был не ответ, и я продолжала идти, загипнотизированная своей сладкой целью. Наперекор своей и его боли. — Ответь, — садясь на край кровати рядом с ним, снова повторила, притягиваясь, не способная контролировать это, к его шее. — Ответь, — опять, тихим шепотом и невыносимо податливо. Я ощутила резкий подъем его груди и мощный выдох. Стало светлее: огни опять вытянулись и начали исполнять свой манящий и опасный танец, перекручивая языки пламени в воздухе. Это оказалась прекрасная и сладко-напряженная секунда одновременно. Мне нравился полумрак и его вздымающееся тело рядом, в поту. Это давало ощущение сближения, того, чего у нас никогда не было, окунало в неизведанные чувства. А ещё пьянило лучше самого крепкого алкоголя. Не надо было ничего глотать, обжигать горло, морщиться и ждать. Одна секунда — и Гарри Стайлс повышал температуру в теле до максимума. Так просто. Оставляя в каждой клеточке тела приторный дурман от его присутствия. — Ну же, мне нужно знать, — почти искушенная, пролепетала я в последний раз, чтобы потом, когда ответа вновь не прозвучит, припасть к запретному плоду. Он затрясся, краем затуманенного взгляда моих глаз я уловила, как его челюсть напряглась. Зубы со скрежетом стиснулись. И что-то нервное и жаркое подскочило во мне и дотронулось дыхания, затем — сердца, а потом ниже и ниже... Наверное, сейчас была моя очередь выдавать глухой стон. Я провела по губам языком, усмиряя дыхание, и почувствовала, какие они сухие и шероховатые, потрескавшиеся. Следом пошло представление, как Гарри почувствует их на своей коже, как проведенные мною дорожки будут отображаться на его лице... Захочет ли он сделать их мягче, подарив поцелуй? Я втянула ртом воздух, когда рука парня, сильная и горячая, схватил меня за место между локтем и плечом, и тут же дернула на кровать. Резко и быстро. Теперь я видела его лицо полностью. Глаза Стайлса блуждали обеспокоенно и пугливо по мне, на напряженных скулах виднелась та же самая влага, что и на спине. Он выглядел, как напуганный кошмаром маленький мальчик. А пухлые, приоткрытые губы маняще подрагивали, перед тем, как очень тихо и четко произнести в самое ухо, вызывая странные мурашки по телу: — Потому что я никому не причиняю боли, — вдох-выдох, — кроме тебя. Я открыла глаза. Было такое ощущение, что всё мое тело отняли, осталась одна голова, которая болела и ныла. Но я очнулась, черт возьми, хотя только недавно мне было ужасно плохо. С моих губ слетел противный стон из-за того, как тупая боль растеклась по всему лицу, заставив зажмурить глаза. На лбу покоилось что-то мокрое и холодное. Я потянулась, чтобы убрать это, но кто-то остановил меня, дотрагиваясь теплыми пальцами до моей кожи. — Лежи, я позову медсестру. — Кажется, я знала этот голос. Я тут же кинула мой затуманенный взгляд в ту сторону, откуда доносился звук. Это был Эндрю. Половина моих надежд была раздавлена так, как будто на их месте были тараканы. Я хотела видеть совершенно другие глаза, те, которые пугливо бегали по моему лицу, чувствовать иной запах, смешанный с жарой. Этого было бы достаточно, чтобы счастье затопило меня, как это делают реки со своими берегами. Но присутствие Эндрю вмиг осушило меня до полного безразличия по отношению к нему. Мне по-прежнему был важен только один человек. — А где... Гарри? — из пересохшего горла донеслись слова. Я не называла его официально, потому что единственное, что меня приближало к нему, — возможность называть его по имени. Я не могла открыть глаза и не увидеть его рядом. Одно распахивание, которое перенесло меня в этот мир, одинокий и не такой. Парень оставил на мне свой сожалеющий взгляд. — Это не его обязанности, — покачал головой он, внимательно рассматривая мое лицо, будто увидел впервые. Хотя это была почти правда, которая причиняла боль. Этот незнакомец сидел рядом, пытаясь подержать, тем самым занимая место Гарри, пока тот считал, что я не его обязанность. Я ведь никто для него, только глупая ошибка, цепляющаяся за его плечо и не желающая отпускать, мешающая под ногами. Грязь на подошвах. Всё верно, это была не обязанность психолога — лечить пациента физически, но просто Гарри был моей необходимостью, чуть ли не требованием. Я сама сдавила своими мыслями себе горло, хватаясь за белоснежную простынь, чтобы не заплакать. — И у него возникли неотложные дела, — меняя положение на стуле, тихо добавил Эндрю. Это должно было успокоить меня. Но эта информация попала в голову страдающей и потерянной девушке, которая почти ничего не смыслила в жизни, кроме бесконечных баталий со своим сердцем и игр в "любит, не любит" всякий раз, когда видит его. Поэтому это "очень важное" дело сразу появилось у меня в голове: изящная и уже какая-то противно худощавая фигура Сары Келли. Она набухала в моем воображении, становясь всё больше и больше. Её лицо пылало, она светилась изнутри, будто внутри неё горело тысяча свечей. Кожа сияла красным оттенками, глаза мерцали нахальством и дерзостью, а губы, ярко-красные губы изогнулись в насмешливой улыбке. О, я умела себя успокаивать, но лучше всего — ревновать. Каждая мышца слабо напряглась во мне, потому что я ещё до конца не вернулась в прежнее состояние. Но голова снова затрещала, что заставило сморщиться. Я находилась в палате — это было очевидно по выбеленным стенам и стерильности. Совсем пустая комната, жившая до меня своей одинокой жизнью. — Сколько я здесь? — это было не столь важно: его здесь не было рядом со мной. Всё произошло, как я и думала: Гарри растворился. Я могла бы позволить себе умереть, но если бы Стайлс находился бы рядом, то такое бы не простила себе ни за что. — Сущие секунды, Сайв, — улыбнулся Эндрю. — Как часы, — сжала губы я и поймала обеспокоенный взгляд парня на своей шее. Чёрт. Она была открыта, а значит — все отметены Алика могли дышать. Их могли видеть. Я не хотела делиться частью этого позора, не хотела видеть такой взгляд на себе. Мой мозг сразу же дал красный свет, и я закрыла волосами то, что не должны были видеть чужие глаза. — Позови, пожалуйста, медсестру. Я хочу домой, — после неловкой паузы попросила, и Эндрю сразу же исчез за дверью. Он был достаточно мил, вызвавшись подбросить меня до дома, когда женщина в медицинской форме с причудливыми очками под цвет её лака для ногтей закончила свою речь. Я легко отделалась. Мне всего лишь надо будет пропить курс витаминов, хорошо питаться и... Остальное я не слушала, потому что Эндрю отвлекал меня смешной пародией на эту медсестру-зануду, бесшумно передвигаясь за её спиной. Это было по-детски. Да, я в курсе. Но самое важное я всё-таки услышала. Мне надо было отказаться от того, что поддерживало меня наплаву. Я должна была выкинуть мое новое успокоительное из-за сильного эффекта, которое оно имело. Если сейчас, находясь в машине с Эндрю, я могла сдерживать слёзы, не замечая щупалец, постепенно сжимавших мое горло, то потом, когда останусь одна в своей разрушенной квартире, они, наконец, сомкнуться и настоящая, побитая и истерзанная я вырвусь на свободу.

***

Это было реально. Я шла с Гарри. Находилась с ним. И это был не мой странный и безумный сон. Мои щеки не полыхали от его дыхания. Стайлс был в одежде и не бормотал эти невнятные и однотипные фразы. Ещё я не хотела его как голодный зверь, но всё равно в животе что-то крутилось. Он обещал поговорить. И вот, выполняет свое обещание. Я хотела рассказать ему об этой ночи, как я медленно сходила с ума, втыкаясь лицом в подушку, потому что собственный вой пугал меня. Может, ему было бы интересно, что целую ночь у меня горел свет, и мне было плевать на счета, в которых могла вырисоваться круглая сумма. Эту проблему можно было устранить с помощью денег, но, к сожалению, я не могла заплатить своей подавленности, чтобы та ушла. Он бы меня обнял, если бы я сказала, что боялась каждого шума за дверями ? Не знаю. Разговор — ещё один шанс быть с ним. Быть. И я так дрожала. Мы забрели в пустую аудиторию, и Гарри учтиво закрыл за мной дверь. Он нервно проверил свой телефон и, кажется, сделал звук громче, а затем отправил его обратно в карман джинсов. — Ты мне звонила? — он решил начать с самого конца, избегая моего взгляда. Я машинально закусила губу и опустила глаза вниз. — Когда? — Позавчера, было уже поздно, — спокойно сказал Стайлс. — Случайно, наверное, — как приговор для самой себя выдала я. Я могла рассказать ему всё. Полностью. Но его никогда не было рядом, когда я этого хотела. Он точно чувствовал каждый мой дерьмовый день и проваливался сквозь землю. Его было слишком много во мне, но очень мало со мной. А ещё я была не слепа. Он вычеркивал меня из своей жизни не раз. Так что, если я изолью ему всю душу, а он снова сделает это со мной, назовет меня глупой ошибкой? И смогу ли я такое пережить? Что, если я попрошу у него защиты, а он скажет, что виновата я сама? — Не ври, — строго произнес он, массируя переносицу. — Случайно не набирают номер, по которому прежде никогда не звонили. — Тогда я исключение, можешь повесить мою фотографию себе на стену. — Хватит, — напористо и раздраженно, чем-то похоже на голос из сна. Я посмотрела на парня. — Ты головой вчера ударилась? — Если бы ты остался со мной, то узнал, — с насмешкой, за которой скрывалась обида, выдавила. — Ты не умирала, — серьезно отметил Стайлс, и злость понемногу начинала очерчиваться в его изумрудных глазах. — С тобой всё было в порядке. Нет. Нет. Нет. Мои плечи и грудь задрожали от легкого смеха, который со временем довел бы меня до слёз. — Только если бы я была при смерти, ты остался? — противно выдавила я из стиснутого этими словами горла. Ожидающий меня ответ уже сузил грудную клетку, не давая воздуху пробиться. Внутри было горько. Слишком тесно для безответно любящего сердца. — Цель звонка? — Гарри молниеносно сменил тему, оставляя мне кислород для жизни. — Никой цели не было. Я думала, что ты понял: эта была случайность, — я убеждала, как могла. Не думаю, что парень мог залезть мне в голову и прочесть всё необходимое там. Даже по глазам: серая дымка не выявит ни одного эпизода из той ночи. Во время нашего разговора взгляд Гарри пару раз случайно цеплялся за кусочек летучей ткани у меня на шее, но сейчас он там словно повис. Не беспричинно. Как будто пытался сжечь несчастный шарф, который не по своей воле прикрывал то, что сделала рука мерзкого человека. — Я не уйду, пока не найду ответа, Сайв. — Надо же, Стайлс перевел свой буравящий взгляд на мое лицо и сделал пару шагов, чтобы присесть на край парты, прямо передо мной. Я занервничала. Слишком. У меня вдруг возникли мысли, что ткань медленно становится прозрачной. Волосы вновь пришли на помощь, хоть и выглядело это нервозно и нелепо. — Пожалуйста, не уходи, а мне пора: у меня лекция через десять минут, — прочистив горло, спокойно сказала. Парень, не медля, вскочил, перегораживая мне путь в мир без его глаз. Туда, где меня ждали увесистые учебники, монотонные голоса и дождливый Лондон. Без зелёного света. Глупое сердце радостно подпрыгнуло, а мозг упрямо хотел возвратиться в серый день, за которым ожидала мрачная и одинокая ночь. — Тогда поторопись, — как бы приказал он, желая вытянуть из меня хотя бы одно нужное ему слово. — Мне нечего сказать, — я всё ещё стояла на своем. Я мучила его во сне, как это делает он со мной наяву. Нам нужны чёртовы ответы, скрытые в сердцах друг друга. — Ладно, — он закусил губу, подходя впритык ко мне. Я знаю, Гарри не видел страх в моих глаза. Это был потрясение, смешанное с тайным желанием, вот что наполняло дымчатую радужку, меня. Его пальцы дотронулись до моего лица, оставляя невидимый след на коже и значимую борозду в воспоминаниях. — Что... ты делаешь? — губы задрожали, мой взгляд, как напуганная пташка, залетал по его лицу, в поисках подсказок и ответов. — Целую тебя, — почти тишиной. И сладкий вкус на моих губах. Нежные движения его языка, уносящего далеко, и целый победный фейерверк из чувств, взрывающихся во мне по порядку разными цветами. Как долго ждала. Только сейчас ощутила действительную ломку. Как с ней можно было жить? Его горячие крышесносящие движения лишали меня права выбора. Я не могла не ответить на поцелуй. Дрожь по коже от его дурманящих прикосновений, посасываний и легких оттягиваний нижней губы. И мое полное подчинение. Согласие, данное с того момента, как я его увидела впервые. Позволение делать это со мной. Я понимала, что в этом поцелуе было что-то не то. С его сердца, возможна, высыпалась искренность, исчезла любовь и... Но его рот так хорошо убеждал. Со словами, лучше — без них. Это теплое и мягкое дыхание, отправляющееся в живот, скручивающееся там тугим узлом. И такие же руки, обхватившие мое лицо. Чем больше я чувствую Гарри, тем меньше ощущаю себя. На земле. В мире. Во вселенной. И углубление поцелую делает это всё более чем реальным. Его язык дотрагивается до моих зубов, скользит, немного властно и требовательно. А сердце раздувается и стучит, как ненормальное, будто я бегу целые часы без остановки. Его рука спускается вниз, ложится на талию и сжимает. Тело машинально выгибается и втискивается в него. Эти касания не останавливаются. Они опускаются, ложатся на бедра и снова поднимаются вверх. Я уже не могу анализировать ничего, даже собственные чувства. Просто, когда он делает это, я умираю в его плену раз за разом. В ушах звенит от этой близости, поэтому я делаюсь тряпичной, как кукла. Марионетка, с которой можно делать всё. Он целует. Выдерживая сначала один ритм, потом начинает другой, когда я пытаюсь ухватить воздух. Ласково и уверенно. Повелительно и сладко. Поэтому я поддаюсь, когда он спускается губами вниз, не прекращая целовать. Я позволяю, даю в распоряжение свое тело, в том числе и шею, с которой плавно и приятно сползает ткань, уступая нежные прикосновения поцелуям Гарри. Стайлс доходит до точки, где начинается боль. Моя. Больше душевная, чем физическая. Но я не замечаю, потому что всё проходит слишком прекрасно. До удушения готова говорить ещёещёещёещё. И это слово действительно чуть не срывается, когда покрывающее чуть влажным теплом одеяло из его мягких поцелуев растворяется. Мою кожу обволакивает холодный воздух, и я распахиваю глаза. Гарри рассматривает творение Алика с напряженной челюстью. Его дыхание ещё неровное, как и мое. И горло немного дрожит. Он приоткрывает рот, когда подушечки его пальцев дотрагиваются отметен на моей коже. Я набираю полные легкие воздуха, до отказа. Замираю, прикрыв глаза, будто жду вердикта на суде, но потом сознание возвращается, стреляет в голову. Я собираюсь и вырываюсь из его ловушки. Стайлс реагирует мгновенно. — Вот она, причина? — зло выплевывает парень, хватая меня за руку. — Ты сделал это ради любопытства? — ответно возвращаю я вопрос с большим гневом. — Ради идиотского азарта?! Потому что легко управлять мной, не так ли?! — Ты вынудила! — он резко всплескивает руками, выдавая это, отчего слёзы уже несутся наружу. — Что произошло? Ярость проникла в мое дыхание, а сердце, ещё не среагировавшее на это, смешивает боль и любовь. Любовь и боль. Получается гремучая смесь. Заточенная во мне. — Надо отвечать на блядские звонки! — решительно отчеканиваю каждое слово. Грудь готова разорваться от такого напора. Гарри что-то хочет сказать, но мне всё равно, потому что я сваливаю отсюда. Снова старая песня в голове, от которой готова рвать волосы. Тобой играют, управляют, потому что ты позволяешь. Хватит позволять, если хочешь быть на ногах. Просто хватит.