***
Когда на следующий день Гамзи не позвонил и не ответил ни на одну из его смс, Таврос почувствовал, что совершил самую большую ошибку в жизни. Что-то хрупкое в тот момент треснуло и раскололось.Часть 4
17 декабря 2012 г. в 15:01
Наверное, то же самое может чувствовать подснежник. Луковица сидит в промерзшей насквозь земле, скованная холодом, оцепеневшая, и думает, что так будет всегда. Что так было всегда. И какая-то иная жизнь невозможна, нереальна. Всего лишь миф. Ее же жизнь — череда черных, однообразных дней в заточении собственного маленького мирка, ограниченного непреодолимыми стенами. И с каждым часом смысла становится все меньше, пока однажды весеннее солнце не начинает ласково припекать. Не веря в свою удачу, луковица неуверенно тянется к источнику света тонким ростком надежды, изо всех сил пытаясь поспеть, почувствовать себя нужной кому-то. И, когда лучи согревают почти прозрачные листья, внутри расцветает что-то странное, необычное, невыразимо прекрасное... На самом деле, это жестокие отношения, ведь стоит солнцу скрыться за тучей, исчезнуть из новорожденного мира доверившегося ему цветка – и он погибнет, потеряв все.
Таврос думал, что он и этот цветок в чем-то похожи. У них обоих было свое «солнце», с той лишь разницей, что Гамзи никуда не собирался уходить. Парень очень на это надеялся, потому что успел привязаться к нему больше, чем хотел. Больше, чем всегда позволял себе. Это неправильно, когда эгоистично хочется требовать внимания другого человека, быть рядом с ним и чувствовать что-то неуютное и колючее, когда знаешь, что он сейчас находится с другими. И так здорово, когда засыпаешь с телефоном в руках, дочитав смс-сообщение. Это пугало. Это было просто замечательно.
Его другу удавалось походя подбирать ключи к самым сложным замкам в его душе, о которых не догадывалась даже Латула. От него не требовали выворачиваться наизнанку, но как-то так само получалось, что Гамзи знал о нем почти все. Это раздражало, но в то же время было странно притягательно. Полнейший раздрай в голове.
На самом деле, полюбить кого-то очень легко. Симпатия, дружба и даже простая привязанность быстро перерастают в нечто более сильное, яркое. Достаточно малейшего толчка, чтобы потерять равновесие: поддержка в трудную минуту, какое-то иное отношение, особые прикосновения. Ощущение кого-то близкого моментально опьяняет, и ты уже не следишь за маленькой искрой, сверкнувшей под шелухой эмоций и событий.
Было сложно недооценить или переоценить то, что сделал для него Гамзи. Он вернул парню уверенность в себе, тягу к новому. Вернул жизнь, как бы банально это не звучало. За пять лет Таврос успел привыкнуть, что общество избегает его, относится с предубеждением. Конечно, не к нему одному, инвалидов и людей с ограниченными возможностями вообще старались не замечать, искоренить само явление. Ведь от таких одни неудобства, они выбиваются из общей массы, из-за них к чертям летят графики и выходят неудовлетворительные результаты. Почти все, с кем он общался в интернете, почему-то прекращали с ним переписку, когда узнавали, что он передвигается на инвалидной коляске, а не на своих двоих. Даже более реальные люди в пределах досягаемости, с которыми ему приходилось сталкиваться, либо делали вид, что ничего не замечают (их сочувствие было невыносимо, уж лучше ненависть и отвращение!), либо просто не обращали внимания. Словно он — пустое место. И вдруг появляется кто-то, кто заинтересовался им как личностью. И приводит с собой целый мир, огромный, пугающе шумный и яркий. Мир, где его воспринимают как равного. Раньше об этом можно было только мечтать. Теперь это стало его реальностью.
Наверняка стоило потерять все, чтобы в полной мере оценить вновь обретенное богатство.
Вечером должны были приехать родители, обещавшие поздравить его лично и подарить какую-то диковинную небылицу. Таврос относился к этому более чем скептично, но не захотел портить удовольствие матери — все-таки, ему уже двадцать лет, а отношение до сих пор как к восьмилетнему ребенку. С другой стороны, было немного интересно, что же такого они придумали.
День рождения выпал на середину недели, поэтому Терези заявила, что они всей компанией будут отмечать его на выходных в небольшом кафе, которое девушка присмотрела совсем недавно и просто влюбилась в здешнего повара. Как говорится, любовь с первого десерта. Было приятно, что она так рьяно взялась все организовывать. И он проведет весь день с друзьями! Пожалуй, лучше этого быть ничего не могло. А если и могло, то должно было быть из ряда вон выходящим.
Чтобы помочь Латуле, парень вызвался сделать уборку в квартире. Вообще-то, главным образом это касалось его комнаты: за последнее время в ней каким-то фантастическим образом успели вырасти горы книг, неаккуратные стопки дисков, своих и чужих, в которых смешались фильмы, музыка, игры и даже какая-то японская анимация, которую Дейв стянул у старшего брата. И вещи. Он никогда не оставлял их на спинке стула, а тут просто нашествие какое-то! Оставалось загадкой, почему его опекун так лояльно к этому отнесся, ведь у его тёти всегда и везде царил идеальный порядок.
Когда Таврос пытался дотянуться до верхней полки, чтобы стереть пыль, о стекло мягко стукнулись два снежка. Парень даже не обернулся в сторону окна — дело привычное, дети из их подъезда завели дурную привычку бомбардировать окна их квартиры. Почему-то это казалось им забавным, особенно после того раза, когда сонная Латула пообещала всем пооткусывать головы. Пожав плечами, — пусть развлекаются, лишь бы не додумались кусок льда кинуть, — Нитрам продолжил заниматься делами, когда услышал глухой звон в соседней комнате, и, несколькими секундами позже, на кухне. Это уже было совсем не смешно. Придется все-таки попросить их прекратить, иначе когда-нибудь они доиграются. Звонок домофона застал его за попытками высмотреть назойливых детей. Тихо ругнувшись, Таврос выехал в коридор и взял трубку.
— Бро, пусти! Меня атаковала армия мелких! Это словно чертов Хэллоуин, все от меня чего-то хотят.
Посмеиваясь, парень открыл входную дверь и отъехал, чтобы освободить место. У Гамзи никогда не получалось без приключений даже из дома выйти. Впрочем, когда он наконец ввалился, принеся с собой шум и запах свежести, Таврос понял, что на месте детей он тоже начал бы приставать к странному человеку с вымазанным чем-то белым лицом.
Гамзи обосновался в кресле и, бурно жестикулируя, в красках рассказывал события минувшего утра. А Нитрам, все еще держась за живот (он все-таки не выдержал и испортил трагичность момента смехом, и смеялся до тех пор, пока не начал икать), заворожено наблюдал за другом и за каплями воды, стекавшими с кончиков волос по шее, и ловил себя на мысли, что это как-то странно.
— …И тут я понял, что потерпел полное фиаско, даже отдирать бренные останки пирога от формы не стал, сразу пошел к соседке, — Гамзи перевел дух, сделал огромный глоток уже остывшего чая и продолжил печальную повесть о невинно убиенном шедевре. — А та меня закрыла в одной комнате со своими чертями-близняшками. Сначала все шло довольно неплохо, и мы с ними даже поиграли в куклы, а пото-ом… В общем, они достали родительскую косметику и принялись меня разрисовывать. Результат ты видел сам, а когда я наконец схватил готовый пирог, то сразу дал оттуда дёру, пока они не придумали еще чего-нибудь в том же духе.
Таврос представил Гамзи, играющего с маленькими девочками, и понял, что если он сейчас снова начнет смеяться, то ему действительно станет дурно. Но даже это меркло, когда он вспоминал Гамзи с заколками в волосах, маленькими косичками и густо напудренным лицом. Вот уж у кого стоило поучиться клоунам из цирка — эффект получался воистину сногсшибательным.
День пролетел как-то незаметно. Таврос долго думал, как начать разговор, но все не решался, ждал удобного момента. Стоило только открыть рот, как все слова тут же теряли смысл и начинало казаться, что он сейчас пытается заговорить на марсианском, плохо выучив урок. Поэтому они обсуждали любые темы, кроме той, которая была для парня сейчас по-настоящему важной. И только когда Гамзи собрался уходить, он понял, что либо скажет это сейчас, либо ему вообще никогда не хватит смелости. Глубоко вздохнув и досчитав до десяти, Таврос тихо окликнул уже взявшегося за дверную ручку друга.
— Гамзи, подожди. Я…
— Что такое?
— Наклонись, пожалуйста.
Почему-то им несколько раз говорили, что они похожи на братьев. Ничего подобного. Гамзи был высоким брюнетом с серо-голубыми глазами, тощий, как жердь, и похож на уличного кота, а сам он вряд ли достает ему до плеча, шатен с шоколадно-карими глазами и вообще весь какой-то нескладный. Нашли, кого сравнивать.
Обхватив его лицо ладонями, парень нерешительно потянул Гамзи на себя, заставляя наклоняться еще ниже, пока тот не уперся руками в подлокотники кресла. Он смотрел на Нитрама, его зрачки по-кошачьи пульсировали в полумраке прихожей, и в них плясали искорки смеха. Сердце отчаянно бухало в животе, и было непонятно, что делать дальше. Как все было просто, пока мысль оставалась всего лишь мыслью, не воплощенной в действие! Проглотив вставший в горле ком, Таврос зажмурился и неловко и смазано поцеловал своего лучшего (ха-ха, до чего же это глупо сейчас звучит) друга в губы и замер, почти отчаявшись от собственной решительности. Из головы моментально вылетело все, что он хотел сказать, репетируя диалог вечерами, подбирая слова и забраковывая уже готовые варианты. Чтобы как-то отвлечь удивленно смотрящего на него Гамзи, да и себя заодно (Господи, да я же только что его поцеловал!!), Таврос начал говорить все подряд:
— Знаешь, я недавно понял, что ты мне нравишься. Конечно, это глупо, но не могу ничего с этим поделать. Извини, сам не знаю, что на меня сейчас нашло! Я сам еще не до конца разобрался, но, если такое вообще возможно, я бы хотел с тобой…
— Эй, дружище, не торопись. Подумай еще раз, нужно ли тебе это.
И, легко поцеловав его в лоб, Гамзи ушел. Не слыша ничего, кроме звонкого гула в ушах, парень в каком-то оцепенении просидел возле двери до самого вечера, пока не вернулась радостная Латула с его родителями.