Твоё имя

      Тягучая тьма неспешно отступала, вытекая черными змеистыми струями из воспаленного истерзанного сознания Альфреда, и странные мучительные видения и сны стали отпускать его. Однако Ал все еще чувствовал, как он слабо и без надежды держит его холодную руку, прижимая ее к своей тяжело вздымающейся груди, которую теснит страшная, необъятная и неотступная тоска, как скользит по нему, Алу, бессмысленный и гнетущий взгляд его полузакрытых бледно-сиреневых глаз и как мертвый бесплодный шелест его белых губ надрывает ему душу; Америка с горькой безотчетностью стянул с его шеи мягкий вязаный шарф, насквозь пропитанный кровью, и взору его предстала черная, разверзшаяся и кипящая болью рана; губы умирающего содрогнулись в холодной улыбке; он совсем сомкнул веки, и тихий молящий стон поразил слух склонившегося над ним Ала. Джонс выпустил конец шарфа, и тот скользнул под тяжестью крови и исчез где-то в темноте. Вдруг, как зачарованный, Ал вздрогнул и оцепенел, и горячее дыхание его со свистом вырвалось сквозь крепко сжатые зубы.       Чуть округлое лицо Ивана тепло обрамляли черные траурные цветы, и некрупные их лепестки невесомо касались его побелевших скул и лба и трепетали в разметавшихся его русых волосах. Брагинский покоился в еще не закрытом гробу, и тело его умиротворенно утопало в черной ледяной бездне цветов. Ал теперь стоял перед ним на коленях, и мрачное, темное, душившее его чувство сжимало ему сердце; он не плакал, слезы его как будто пересохли, ему и не хотелось; Джонс еще крепче вцепился в безвольную руку Брагинского и поднес ее к своим губам. Кто-то, стоящий позади Америки, настойчиво тронул его за плечо; Ал должен был уходить, но не мог встать со словно налитых свинцом колен и оторвать взгляда от черных безмолвных цветов.       Его снова позвали. Джонс кивнул и бросил что-то невнятное; гроб стал проваливаться и исчезать, и безжизненная ладонь медленно выскользнула из его ладони. Джонс с сухим отчаянием потянулся вслед за ней во мрак, и он с охотой принял его в себя. Ала все так же кто-то звал, но он все тянулся и тянулся за чужой холодной рукой, к нему не простертой и его не ждущей. Глухой отупляющий стук часов эхом раздался над самым ухом его.       Но темнота наконец отступила из мыслей Альфреда, а вслед за ней отошли и грезы. Ум его прояснился. Он очнулся и вынырнул из мучительного забытья, но еще долго не мог припомнить и понять всех обстоятельств. И как только Ал осознал, что с ними произошло и где они теперь, прилив исступленного отчаяния напал на него, и взор его помутился. Впрочем, он сразу же постарался взять себя в руки, хотя это и далось ему страшным трудом. Америка, морщась от тупой боли в затылке, попробовал осторожно двинуть рукой — напрасно. Он смог только немного повернуть голову — ему необходимо было разузнать обстановку, да и…       Джонс порывисто выдохнул и в бессильном порыве дернулся всем телом: напротив него в пяти-шести шагах без чувств лежал Россия, скованный так же, как и он, Америка, по рукам и ногам; вот только оковы его нарочно были куда легче и проще Альфредовских — те, кто их похитил, явно знали, с кем будут иметь дело, они располагали ясными представлениями о силе Ала, поэтому тщательно и безукоризненно подготовились.       Камера, в которой их держали, была пуста, мала, пыльна и слабо освещена. Америка упорно всматривался в неподвижный, беззащитный силуэт России; радостный восторг от того, что Иван был рядом, скоро сменился чувством тревоги и страха. Лицо Брагинского, его виски и щеки были измазаны запекшейся кровью, а потемневшие пряди волос прилипли ко лбу; он едва дышал.       — Вань, — тихим хриплым голосом позвал Альфред.       Тишина.       — Проснись, — снова произнес Ал немного громче; он сглотнул, во рту совсем пересохло.       Где-то как будто что-то грохнуло; завыл ветер.       Джонс весь напрягся и ползком придвинулся к нему поближе.       — Пожалуйста, Вань, очнись. — Но тот не отозвался.       Внезапно за серой дверью камеры раздались громкие голоса; послышался шум отпираемого замка. У Ала сердце захолонуло, и все существо его вмиг сжалось и похолодело от ужаса.       На пороге стояли двое — в черных одеждах и масках.       Альфред рефлекторно приподнялся, сел и в панике постарался отодвинуться как можно дальше от похитителей; его била крупная дрожь.       Те оценили Ала пристальным взглядом; тот, что был повыше, покрупнее и позначительнее, кивнул, видимо удовлетворенный, затем повернулся к Ивану, указывая на него рукой; другой похититель стремительно бросился к России, грубо схватил его за волосы и приподнял ему голову; Брагинский болезненно застонал и выгнулся. Америка подался вперед всем корпусом, в глазах у него почти позеленело от страха; он лихорадочно соображал.       — Не трогайте его, — пролепетал он не своим голосом.       Похититель позначительнее только предупредительно покачал на это головой. Потом слегка наклонился к России, внимательно изучая его лицо, озарившееся падавшим из растворенной двери светом. Он снова довольно закивал, в чем-то убедившись, и жестом велел отпустить Ивана. Альфред сидел в углу ни жив ни мертв. Люди вскоре ушли, оглушительно громко хлопнув тяжелой дверью.       Наступила мертвая тишина. Америка прямо смотрел на присмиревшего Россию, не в силах обратить свое внимание на что-то другое.       — Нравлюсь я тебе, что ли? — вдруг выдавил из себя Брагинский и, тяжко переваливаясь, принял сидячее положение напротив Джонса; он улыбался улыбкой вымученной, неедкой и даже почти дружелюбной. — Напугался? — спросил он после некоторого молчания сиплым голосом.       Альфред молчал.       — Скажи еще, что не боишься. — Иван опять беззлобно усмехнулся; он как будто хотел успокоить и ободрить Ала. Голова его безвольно склонилась на бок, он хмурился от боли, пытаясь устроиться поудобнее.       — Ты в порядке? — спросил Ал.       Брагинский слабо засмеялся.       — Значит, я и вправду так плохо выгляжу?       Америка был непривычно и неприятно серьезен: это скоро могло начать раздражать Брагинского.       — Кто эти люди? — произнес негромко Джонс.       — Полагаю, что это и есть те террористы, которые ведут на нас охоту.       — На нас? — удивленно переспросил Ал.       — На страны. — Россия не без изумления пожал плечами. — Только не говори, что не знаешь об этом.       Альфред хотел было что-то сказать, но остановился.       Россия, все так же слабо улыбаясь, бродил по нему странным взглядом.       — Организация эта, кажется, появилась месяцев пять назад, может быть, раньше. Никто не стал принимать ее слишком всерьез, но, как видишь… — он иронически ухмыльнулся. — Однако охрану нашу усилили. Ты ведь, наверное, заметил это?       Ал задумчиво кивнул:       — За мной по улицам стало таскаться больше народу.       — И ты не спрашивал почему?       — Не спрашивал.       — И тебе не рассказывали? — Иван искренне поражался.       — Может, рассказывали… но мне не до того было.       Россия и Америка столкнулись взглядами. Губы Брагинского раздвинулись еще шире; он был так бледен, что, казалось, готов снова лишиться чувств. Альфреду померещилось в глазах Ивана что-то снисходительное, успокоительное и даже почти ласковое к нему. Впрочем, Россия в ту же секунду отворотился от Ала.       — Что дальше? — внезапно громким шепотом проговорил Америка.       Иван ему не отвечал.       — На кой черт мы им сдались? Мы ведь ничего не решаем в политике, — с негодованием продолжал Ал.       — Но люди верят в нас и в нашу связь с ними. Тем более, что… ты знаешь, мы и вправду можем иметь влияние на них. Хоть это и не доказано научно.       Джонс снова помолчал.       — Возможно, попытаются запугать народ и власти угрозами убить нас. Мол, кто знает, что тогда случится с гражданами мертвых стран, — старательно растолковывал Россия. — И самое смешное — им ведь могут поверить…       Снова воцарилась тишина.       Иван, утомленный болью, задремал сидя; ресницы его мелко и тревожно вздрагивали, а дыхание то и дело сбивалось. Сумрачная тень стены обступила его фигуру.       Альфред вспоминал свой сон. Где-то снова уныло загудел ветер. И едва различимо стучал маятник часов.       Внезапно гром, крики и стрельба пронзили его сознание. Откуда-то повеяло холодом. Отчетливо слышался гул множества ног. Совершалось какое-то грозное, устрашающее движение. Ал распахнул глаза. Над Америкой нависал человек в маске, он загородил ему обзор: Альфред не видел, что происходит вокруг него и с Россией. Человека в маске кто-то окликнул, он обернулся к выходу — но тут раздался выстрел, и он бездыханный повалился на пол, около перепуганного до смерти Джонса. Новые люди хлынули в камеру; но Ал уже ничего не разбирал; голова у него кружилась.       — Ваня, — с немой безнадегой позвал он.       Ответом ему были снова крики и снова выстрелы.