Татуировка виверны

Виверна на моей спине медленно, но верно принимала очертания и становилась узнаваемой. Теперь, когда обратного пути уже не было, не осталось и сомнений — эта татуировка была нужна мне больше, чем я предполагал. Да, это было своего рода камуфляжем, маской, скрывающей меня от собственного прошлого. От того, что я вряд ли когда-то сумею забыть. И это хорошо. Собственные ошибки забывать нельзя, чтобы не делать новых. К концу второго сеанса на моей спине красовалась огромная виверна, раскинувшая крылья в стороны так, что они словно обнимали мои плечи. А её хвост обхватывал моё тело ровно там, где был шрам. Пусть я не собирался забывать своё прошлое, но был в моей жизни человек, которого я хотел отгородить от всего того, что я натворил до встречи с ним… Ещё полгода назад я не видел смысла что-то менять и в своей жизни, и в своём окружении в целом. Теперь… теперь всё было иначе. Наш совместный отпуск с Пашкой был крайне неоднозначным… Мне безумно нравилось проводить с ним время. Мы практически не покидали номер отеля, а если и выходили, то только на обед и купить сигарет. Это была самая сумасшедшая неделя в моей жизни на тот момент. Столько переменчивых и противоречащих друг другу чувств я не испытывал никогда прежде. Днём всё было солнечно и радостно. К тому времени наш секс перестал быть чем-то новым и неизведанным, тем больше появилось экспериментов. Практически каждый день Пашка придумывал что-то новое. Иногда мне казалось, что он нарочно выискивает что-то интересное в интернет-паутине, чтобы потом провести очередной опыт. Признаться, мне нравилась и его тяга к неизведанному, и сами эксперименты, и открытость даже к самым, на первый взгляд, невероятным вещам. По ночам всё было иначе. В то время, пока Пашка беззаботно спал, я гипнотизировал потолок, пытаясь заглушить мерзкое чувство, накапливающееся где-то в районе солнечного сплетения. Словно, когда выключался свет, включалось что-то иное… Совесть? Возможно, на тот момент во мне оставалась ещё капля этого ценного качества. Страх… Он тоже присутствовал. Я даже не пытался представить, что будет, если вся эта история всплывет. Я мог потерять всё, что имел. И это было совсем не мало. Так мне казалось тогда. Рано или поздно я засыпал, а потом наступало очередное утро, которое начиналось с Пашкиных ладоней, и мир снова казался не таким страшным местом, как ещё пару часов назад. К разговору о Ленке мы больше не возвращались. Лишь вернувшись домой, Пашка попросил меня передавать его жене ту информацию, которую он сам будет мне давать. Большого выбора у меня не было, и потому я согласился. По крайней мере, на тот момент. Я был уверен, что найду выход из сложившейся ситуации с наименьшими потерями для всех участников. Моим планам не суждено было сбыться… По приезде домой всё вернулось в привычный график. Ровно раз в неделю Пашка приходил ко мне, оставался на ночь, а утром привычно исчезал. Его жене я периодически передавал снятые телефонной камерой случайные встречи Пашки с какими-то девицами. Конечно же, встречи были подстроенными, и Ленка рано или поздно понимала, что очередная предоставленная мной информация не подтверждается. Я лишь пожимал плечами, уверяя её, что ничего больше не знаю. И она верила. До определенного дня… Это случилось поздней осенью. В доме, где я жил, начали ремонтировать фасад к какому-то очередному празднику города, когда нужно было навести внешний марафет, забыв о том, что внутри тоже хотя бы изредка нужно проводить работы. Как результат, шум и грязь не прекращались, и после месяца мучений было принято решение временно переселиться в отель. — Зачем тебе отель? У меня дом огромный, неужели ты думаешь, что мы тебе комнату не найдём? Пашка о моих планах переехать в отель, конечно же, узнал первым. В конце концов, он был единственным постоянным гостем в моей квартире. Но его идея мне нравилась не особо. — Не думаю, что твоя жена будет в восторге. — Да брось ты! Слушай, это самое лучшее алиби, какое у меня было когда-либо, — Пашка легко рассмеялся. — Уж кого-кого, а тебя она никак не подозревает. — Действительно, — вздохнул я. — Кто ж такую подставу от мужа ожидает?! Пашку моя реакция явно веселила, а мне было не по себе… В очередной раз подавив неприятное чувство, я согласился временно пожить у Пашки. В конце концов, ремонт не будет длиться вечно, а уж давать Ленке повод заподозрить между нами какие-то отношения мы не собирались. Не собирались, но дали. Это был тот момент, когда вся наша построенная на лжи история разрушилась в один миг. Лена уехала с подругой отдыхать на море. По крайней мере, так мы думали… Кто же знал, что она разрабатывала свои собственные планы. Было очень наивно с нашей стороны полагать, что она доверяет моей «слежке». Нет ничего хуже, чем быть пойманным на месте преступления. Но именно это и случилось… В самый разгар того самого преступления, как это ни глупо, в том самом семейном ложе, куда я старался не попасть всеми силами. И всё же попал. Тот вечер стал переломным в моей жизни. В Пашкиной жизни тоже… Я отчетливо помню этот момент, когда крепкая хватка его пальцев в моих волосах вдруг ослабла. Я ещё не знал, что произошло, но каким-то образом понял, что случилось что-то серьёзное… — Интересно, — голос прозвучал прямо над моей головой. Тогда я почувствовал в полной мере, что означает желание провалится сквозь землю. Хуже — я был готов умереть прямо там же, на месте, в той кровати. Лишь бы не видеть всего того, что было дальше. А дальше были какие-то невероятные разборки. Ленкины оскорбления, Пашкины упрёки… Я молчал. Мне нечего было сказать. Слушал словно сквозь туман, не понимал и половины того, что говорилось. Она грозила разводом, он парировал упоминаниями каких-то финансовых махинаций. Я бы вообще предпочёл испариться, не слушать и не видеть, но меня сдерживало самое смешное, что могло держать человека в этой ситуации: моя одежда лежала в соседней комнате, а ходить голышом мне казалось ещё более ужасным, чем всё то, что происходило. Вышел я из состояния оцепенения только тогда, когда понял, что эти двое уже давно не орут и, хотя разговаривают всё ещё на повышенных тонах, суть разговора уже давно изменилась. — Да мне абсолютно фиолетово, кого ты трахаешь! Меня раздражают ровно две вещи: что твои бабы знают обо мне, а я о них — нет, и что ты делаешь это в моей постели… — Это был первый раз, — непроизвольно вырвалось у меня. — С тобой у меня будет отдельный разговор, — прорычала Ленка, презрительно прищурившись. — Я тебе доверяла больше, чем этому болвану. — А не стоило… — пробурчал я себе под нос, но она, кажется, этого не слышала. Зато Пашка очень даже: он заржал в голос, чем, конечно же, ещё больше раззадорил Ленкин пыл. На секунду я подумал, что она его убьёт. Если бы убить можно было одним только желанием, то от Пашки осталась бы только горстка пепла. Но за его здоровье пришлось переживать не особо долго: вдруг что-то изменилось в Ленкином взгляде, словно в голове сработал рубильник. Совершенно неожиданно она уселась в кресло, по-деловому сложив ногу на ногу. — Ты знаешь, милый мой, о чём я просила тебя давно, но ты мне отказывал в этой малости, — на Ленкином лице нарисовалась хитрая ухмылка, и я заподозрил неладное. — Ни за что! — тут же выпалил Пашка. — У тебя нет другого выбора, Павлуша. Либо ты соглашаешься, либо с этого момента я лишаю тебя всего того, что ты так любишь… Пашка сжал зубы так, что можно было услышать скрежет. Конечно, не на самом деле, но его выражение лица не оставляло никаких сомнений: от него ожидали чего-то, что ему совершенно не нравилось, но и цена за это была, похоже, высокой. — То есть ты хочешь, чтобы я трахнул его сейчас, здесь, на твоих глазах? — прошипел Пашка сквозь зубы. — Чего?! — успел выпалить я. Но Ленка меня перебила. — Нет, мой хороший. Не ты его. А он тебя… — Да идите вы к чертям собачьим! — мне уже было наплевать на то, что на мне не было одежды: эта ситуация зашла слишком далеко. Ленка успела поймать меня за руку… Оглядев меня, как товар в магазине, с ног до головы, она с ухмылкой одобрительно кивнула и едва слышно, как змея, прошептала: — Не забывай, Алёшенька, у нас с тобой ещё остались кое-какие дела… Об этом я действительно забыл. Совершенно… Она оплачивала обучение моей сестры — в кредит, конечно. Я должен был вернуть ей всю сумму. Но без её помощи я бы не потянул такую сумму сам. Сейчас — возможно, но не несколько лет назад, когда учёба только началась, а я был ещё среднестатистическим звеном в управленческой машине фирмы. Настала моя очередь сжать зубы, как это делал Пашка две минуты назад. И, похоже, в этот момент я ненавидел его жену так же сильно, как это делал он. — Ну что ж… Если тебе этого так хочется, — процедил я сквозь зубы, толкая Пашку на кровать… После того случая Пашка не разговаривал со мной почти месяц… Конечно же, я перевёз свои вещи обратно в квартиру, Пашке не звонил и не заходил в его кабинет, мы больше не ходили совместно обедать и по пятницам пить пиво. И, естественно, он перестал заходить ко мне по выходным. Поначалу так было лучше и для меня. Я был зол: на него, на его жену, на ситуацию в целом, но больше всего — на себя самого. За свою бесхребетность и слабость. Сейчас уже поздно было сожалеть, но я сожалел. О том, что тогда, два года назад, не прогнал Пашку из своей постели. Что допустил эти отношения вообще. Нет, я не сожалел о том, что Пашка стал чем-то больше, чем просто друг. И я был ему благодарен за те моменты, которые теперь связывали нас… Но, несмотря на всё это, на все наши совместные ночи, воспоминания, которые уже никогда не забудутся, я понимал, что он был неправильным выбором. Этого всего не должно было случиться. И, тем не менее, случилось… Чем больше проходило времени, тем хуже я переносил всю ситуацию. Стена молчания, которую мы собственноручно воздвигли между нами, становилась всё толще и всё крепче. Я старался не попадаться Пашке на глаза. Мне самому было больно видеть его и понимать, что от нашей некогда непоколебимой дружбы остались только осколки, и было больно видеть его таким — каждый раз, заметив меня, он хмурился, переставал улыбаться и торопился уйти. Ровно месяц спустя после нашего последнего разговора Пашка пришёл ко мне сам. Он просто появился на пороге моей квартиры. Был конец декабря. Через настежь раскрытые окна в комнаты сыпался снег, тут же тая и оставляя на полу лужицы. Мне нравился этот холод, он не давал расклеиться. Людям свойственно задумываться о своём одиночестве накануне праздников. И я не был исключением… Нет, я не жалел себя. Скорее — наоборот. Считал ту ситуацию, в которой я оказался, логичным и заслуженным наказанием. Время было позднее, второй час ночи. Но я не спал — сидел напротив раскрытого окна, пряча подбородок в ворот толстого свитера, и пил горячий кофе с ромом. Когда раздался дверной звонок, я улыбнулся сам себе. Никто другой не мог прийти ко мне в такой час… — Здравствуй, — сухо произнёс Пашка, проходя в квартиру, ещё не дождавшись приглашения. — И тебе не хворать, — хмыкнул я. — Что тебя привело в моё скромное жилище в столь поздний час? — Не язви! — выдохнул он. — Хорошо, не буду, — легко согласился я. Язвить я и не собирался — это был защитный рефлекс, не больше. — Нам нужно поговорить. Пашка скинул куртку, бросив её в угол комнаты. Снег на его волосах растаял и тонкими полосками стекал по вискам. — Погоди, я тебе полотенце дам… — Не надо, — Пашка схватил меня за запястье, не дав уйти в ванную. — Не сахарный, не растаю. Послушай… — Мне нужно перед тобой извиниться, — перебил его я, уже зная, что он хочет сказать. — Тебе? — Пашка удивлённо приподнял бровь. — Тебе-то за что? — Как за что? Это, в конце концов, моя вина. Если бы мне, как нормальному мужику, нравились бабы, ничего этого бы не случилось. Пашка нахмурился, глядя на меня в упор, а потом громко рассмеялся. — Лёшка, ты такой идиот! — резюмировал он, просмеявшись. — В отличие от тебя, у меня был выбор. И я мог не лезть к тебе. И не должен был делать этого. Или, по меньшей мере, не рисковать так открыто и не ставить тебя под удар. Слушай… Я не знаю, как и почему всё так вышло. Я даже не могу спихнуть вину на алкоголь — я же знал, что делаю… — Мы можем сделать вид, что виноват алкоголь, — усмехнулся я. На самом деле, я был согласен сделать вид, что не было последних двух лет. Готов был забыть всё, если бы это дало мне возможность вернуться к нормальной жизни и — главное — к нормальным человеческим отношениям с Пашкой. Но Пашка лишь покачал головой. — Я не смогу, — признался он. — Может быть, для тебя это всё ничего не значило. Для меня — значило. И я не хочу делать вид, что между нами ничего не было. И… Пашка замолчал, нахмурив лоб. Я терпеливо ждал, что он скажет, хотя где-то внутри мне казалось, что он скажет что-то ужасное. Что-то, что может всё изменить и сделать ещё хуже. — Я не хочу ничего менять. Лёш… ты мне нужен. Не только как друг. Признаться, я не сразу осознал смысл его слов. Понимание приходило медленно, слова, словно резиновые, пробирались в голову, неторопливо складываясь в смысловую комбинацию. Смысл сказанного заставил меня резко выдохнуть. — Паш? Мне, кажется, не нравится то, что ты только что сказал. Он так же, как я минуту назад, сосредоточенно нахмурился, похоже, обдумывая сказанное. А потом едва заметно улыбнулся и помотал головой. — Я не влюбился, не бойся, — выдохнул он. — Это другое. — Другое? — переспросил я, не до конца понимая, что происходит. Пашка кивнул и, заметно смутившись, почесал затылок. — Ладно, чего уж ходить вокруг да около. Мне тебя не хватает. Тебя — как друга. Мне не с кем делиться, не с кем выйти вечером в бар и отвлечься от всего того дерьма, что творится вокруг. Не с кем поговорить по душам. Да и хрен с ним, что не с кем. Я бы нашёл… Но неохота. Понимаешь? — Понимаю, — согласился я. Всё то же самое мог сказать я и про себя в отношении Пашки. Не понимал я только одного:  — И по этой причине ты покраснел как вареный рак? — Нет, — выдохнул он. — Мне не хватает тебя не только как друга… — Понятно, — кивнул я, нахмурившись. Конечно, мне, как и ему, очень не хватало обычных дружеских посиделок, бесед по душам, выкуренной за вечер пачки на двоих. И не меньше не хватало совместных ночей. Но со мной было всё понятно: до сих пор Пашка был единственным человеком, с которым я имел интимные отношения такого плана. Да любого плана. До него я вообще не знал ничего. А он… Пашка слыл тем самым ловеласом, который способен заманить к себе в кровать любую красотку. Даже не берусь предположить, сколько их у него было: я потерял счёт ещё на первом курсе университета. Именно поэтому я не понимал, почему я… Почему он так прикипел именно ко мне. Я не знал, стоило мне радоваться по этому поводу или начать волноваться. С одной стороны, это естественным образом льстило моему самолюбию. С другой — размышляя логично, я понимал, что, продолжив наши отношения, я увязну в этих зыбучих песках ещё больше. Но также понимал, что могу потерять лучшего друга вообще. Этого я не хотел. Ровно настолько же хотел быть с ним… Всё это просто сводило меня с ума: в голове творился полный хаос, в желудке мутило от неприятного предчувствия… — Почему? Просто объясни мне, почему именно я? Пашка резко выдохнул и улыбнулся — криво, едва заметно, как мне показалось, виновато. И достал телефон. — Я должен тебе что-то показать. Быстро перебирая пальцами, он какое-то время рылся в телефоне, заставив меня прилично нервничать, а потом показал фотографию… Странное, словно сквозь плёнку снятое изображение. В женщине, облачённой в латекс, на высоченных каблуках и с длинной плёткой, Ленку я узнал не сразу. Настолько не сразу, что практически не обратил внимания на то, что стоящий на коленях мужчина рядом с ней был не Пашка… — Что… что это? — спросил я растерянно. Пашка пролистал несколько фотографий, сюжет которых менялся, но персонажи оставались всё те же. — Это то, чем мы живём… — едва слышно произнёс Пашка. В его голосе слышался страх. Мне было знакомо это чувство. Именно с таким я признавался ему два года назад в том, что я гей. И именно поэтому я знал, как непросто даются ему эти слова, это признание. Мне вдруг стали приходить в голову совсем незначительные эпизоды, на которые я не обращал внимания прежде. Возможно, если бы мы говорили о сексе раньше, если бы делились друг с другом мыслями, ощущениями и желаниями, а не действовали вслепую, если бы я знал его лучше, то для меня не стало бы его признание таким откровением, каким оказалось в тот момент. — Но… Почему ты говоришь об этом мне и сейчас? — Потому что это то, что творится внутри меня. Я не решался говорить об этом прежде. Боялся, что ты не поймёшь. Что прогонишь. А теперь… теперь мне нечего терять — если ты прогонишь меня сейчас, ничего не изменится: тебя и так не было в моей жизни последние недели. Я могу только выиграть… — Не совсем понимаю, — признался я. Пашка улыбнулся: легко, так, словно принял неизбежное, чем бы оно ни оказалось. — Я долго думал, Лёш. Слишком долго. И понял, что ты — единственный человек, кто может дать мне то, чего я хочу… Его голос звучал на удивление уверенно. Не так, как ещё полминуты назад. Чётко, легко. Я хотел спросить, что именно он от меня ждёт, но не успел… Пашка протяжно выдохнул и опустился на колени… Пашка, человек, который в моих глазах всегда был сильным, не поддающимся ничьему влиянию, всегда держащим ситуацию в своих руках, стоял передо мной на коленях, покорно склонив голову. Как человек, ожидающий своего приговора и готовый принять любой. Рука сама потянулась к его подбородку… Это был первый раз, когда не он, а я заставил его смотреть на меня. В его ясных голубых глазах не было ничего, кроме полного беспрекословного покорства… Та ночь полностью в очередной раз всё перевернула, сдвинув фигуры на шахматной доске наших отношений и поменяв местами короля и пешку…