Колючка в сердце

Когда я приплелся из столовки, Дмитрий Константиныч изволил уже переделать свои делишки и теперь возлежал довольный, с просветленным, хоть и малость смущенным, лицом. Судно и клизма исчезли, окно в палате оказалось открыто: ну да, логично — проветривают, чтобы не пахло. Свершилось: господин Воронов таки преодолел стыд, воткнул то, что нужно, куда потребовала ситуация, и не умер, ура! Да здравствует храбрый господин Воронов! Блядь. Ему теперь гордиться до самой пенсии или памятник в бронзе отлить за отвагу в бою с комплексами? Не дождется, сволочь. Это мне, бедному, почти двое суток толком не спавшему, издерганному, пусть памятник лучше поставят, и с надписью позолоченной на пьедестале по мрамору: за терпение… Дима моему возвращению более чем обрадовался. Завозился, отыскал пульт управления кроватью, нажатием на нужную кнопочку приподнял себя вместе с изголовьем, придавая телу полусидячее положение, и велел: — Ёжа, сгоняй бегом — купи мне булочек и кофе! Жрать хочу! Опять логично — после… кхм… скажу уклончиво — «похода» пищеварительный процесс у льва, царя зверей, возобновился, и появился аппетит. О-о-ох-х-х. А я так мечтал прикорнуть в креслице на пару часиков… Но с Димой разве отдохнешь? Пришлось по новой топать в столовку — предварительно скривив потирающему в предвкушении вкусненького руки любимому издевателю недовольно-укоряющую рожицу, пошатываясь от усталости и спотыкаясь о собственные ноги. Зевая, я принял упаковку с заказом у тоже зевающей, крашенной под блондинку буфетчицы, зевая, погрузился в лифт, вышел раньше, чем нужно, минут десять врубался, крутясь на месте, куда попал, потом допер и, продолжая зевать, доехал еще два этажа — глаза отчаянно слипались, хоть спички в них вставляй — уже у самой палаты «х» не заметил моющей полы уборщицы, запнулся о ее швабру — и растянулся вместе с кофе и булочками, разливая первый и рассыпая вторые. Чуток повалялся на пузе, рассматривая погибший в луже нечистой мыльной воды Димкин завтрак, сел, уткнул лицо в колени и расплакался. Сил топать в столовку в третий раз не было, нервы сдали напрочь. Здесь же, возле полового ведра, в компании суетящейся вокруг причитающей недоумевающей уборщицы, меня и нашел вскоре Антон Славин, явившийся к господину Воронову с папкой нуждающихся в высокой подписи документов. Оглядел, помрачнел, опустился на корточки, потрепал утешающе по волосам и выдернул из кармана мобилку. — Коля! — рявкнул, набрав номер. — Дуй сюда диким кабанчиком, Сергея домой забрать надо! Я привалился к подставленному крепкому дружескому плечу и притих. — Антон Семеныч, — вякнул робко, вытирая рукавом мокрые щеки, — спасибо, но я… я не могу… Дмитрий Константиныч меня не отпускал… Главный секьюрити странно, сдавленно фыркнул и ответил, выдвигая вперед квадратную челюсть: — Зато я отпускаю. Переживет Дмитрий Константиныч, я ему в сиделки Наташу пришлю до завтра. Мужчина взлетел на ноги одним гибким, кошачьим движением — спортсмен-самбист, однако, черный пояс — ухватил мою протянутую ладонь, помог подняться, обнял, прижал. Шепнул в ухо: — Сам со всеми договорюсь. Не дергайся. Кивать и вообще благодарить не имело смысла, тем более что прикатил лифт и из него вышагнул Коля. Увидал меня, приветливо улыбнулся, признавая, хлопнул по ссутуленной спине, присвистнул удивленно: — Привет, зомбя! Ну у тя и видок — зашибись! Сгреб в охапку и уволок на хрен. Даже с Димой попрощаться не дал. Впрочем, я и не сопротивлялся — шел покорно, куда ведут, позволил загрузить свою тушку в машину и почти сразу, уже в дороге, уснул крепким сном. Не помню, как очутился в постели, как и кто именно меня раздевал — дрых без задних лап. А разбудил меня Валера, поцелуями. Я обвил шею блонди руками, счастливо вздохнул и проворковал — прямо в его жаркие, растрескавшиеся от температуры губы: — Лерка… Ты все еще больной совсем… — Ага, — гнусаво подтвердил мой парень, нависая сверху и шмыгая текущим красным носом, — больной. А что? — А ничего, — я аккуратно отстранил красотулю прочь, перевернулся на бок, — высморкайся хотя бы! Чего лезешь сопливый? Лерка сконфузился, повозился и сел. Уцепил с тумбочки рулон туалетной бумаги, оторвал приличный кусок, чихнул в него и с отвращением уставился на запятнавшие белоснежную поверхность комки зеленоватой слизи. — Ненавижу болеть, — сообщил, не поворачиваясь, передернув плечами, — сам себе противен такой, — и дернулся было уходить, но я не пустил — схватил за край футболки, притянул, повалил на спину. Поинтересовался, прижимая к простыням: — Далеко собрался? Я по тебе соскучился, вообще-то! Лерка широко распахнул воспаленные глаза, трепыхнулся и обнял меня в ответ. — А насморк? — мявкнул, растерявшись и обрадовавшись. Смешной, жутко горячий, заросший рыжеватой щетиной, родной. Мой. Я ответил, лучезарно улыбаясь: — И по насморку твоему тоже соскучился, честно. Веришь? Только чур — я сверху! — Угу, — с готовностью буркнул блонди, — давно пора было уже! — Чего пора? Блондин хихикнул и провоцирующе потерся твердым — вот тебе и больной — пахом.  — Побыть активом, — пояснил, — я помогу, не дрейфь! Настал мой черед удивленно выпялиться. — Трахаться хочу — аж в заднице свербит, — охотно пояснил Валера на мой охреневший взглядец, — а сил только подмахивать есть… Давай, соглашайся! Я, наконец, сообразил, что любимый говорит вполне всерьез, жутко смутился и одновременно ощутил, как тело охватывает волна дичайшего возбуждения. Трахнуть Лерку?! Прямо сейчас?! И он покорно прогнется, как под Димой, открываясь со стоном, принимая мою плоть в… в… о-о-о… Да!!! Блонди понял мое молчание правильно, облизнулся снизу ярким язычком, поддразнивая, прищурился. — Смазку только принесу, — сообщил, продолжая чудовищно гнусавить, — подождешь? Я кивнул и дал ему встать. Лерка вернулся буквально через минуту с тюбиком лубриканта, скинул прямо на ковер футболку и трусы и скользнул ко мне, тыкаясь в бедро стояком, потом вдруг отстранился, перетек в коленно-локтевую, призывно покрутил отставленной светлокожей жопкой. — Не растягивай особо, — велел, протягивая на ладони смазку. Я выпал из ступора, вскинулся и тоже поднялся на колени. Прижался торчащим по стойке смирно налитым кровью членом к ложбинке между предлагаемых напряженных блядских раздвинутых ягодиц, поерзал, привыкая, нашел и коснулся пока сжатой звездочки ждущего проникновения ануса, выдохнул. — Не смей кончать! — мявкнул блонди. — Просто вставь мне, и все! Ну! Я мялся, не зная, не решаясь. — О Господи, бестолочь укешная… — тихо возмутился Лерка. Не вставая, отобрал у меня смазку, полил на пальцы и принялся разрабатывать себя сам, выгибаясь в пояснице, постанывая. По-быстрому расслабил колечко мышц, вновь повернулся задницей. — Вперед, к победе! Ты парень, не девка! Еби! Я придвинулся, все еще несмело, полюбовался, дурея, на начавшую уже припухать блестящую пунцовую похотливую манящую дырку, приставил к ней текущую капельками желания головку, сделал первое движение-фрикцию… И неожиданно погрузился наполовину, ухнул в бархатное влажное пекло. Лерка хрипло вскрикнул и дернулся навстречу, насаживаясь почти до конца. Искры из глаз. Узко и одновременно податливо, член обхватило мягко и плотно, совсем не так, как во рту; сжало, отпустило, вновь сжало… — Шевелись! — прикрикнул блонди. — Чего застыл? Я за тебя работать не буду! И отшатнулся прочь, соскальзывая, дразнясь. Я отчаянно взвыл и понял, что пропал. Рванулся следом, вцепляясь в норовящие удрать бедра, фиксируя, лишая свободы, рыкнул не хуже господина Воронова, низко, властно, оскаливаясь по-хищному, и помчался навстречу оргазму, уже абсолютно себя не контролируя и ничегошеньки не соображая, а Лерка, гад, пластался подо мной лягушонком, крышесносно-сладко захлебываясь стонами и соплями, сам себе надрачивая, весь насквозь больной, вертелся, срываясь на крик и без того сорванным сиплым горлом… Он кончил вперед меня, выдыхая в страсти мое имя, не Димино, а я улетел сразу вслед, и — тоже о Диме не вспоминая. Ле-е-ра-а-а!.. Оттрепыхавший блонди вывернулся, чихнул в измазанный спермой кулак, растянулся на животе с мечтательно-глупой моськой, довольный. Я рухнул рядышком, прильнул потным боком и, не размышляя, ткнулся губами своему парню в ухо, замурчал нечто невразумительное. Лерка обнял меня чистой рукой поверх спины, пригладил поясницу и проговорил, все еще немного задыхаясь, с забитым носом, сонно, смежая веки: — Повторим еще раз попозже… Лады? Похоже, ему понравилось? Надо же, и мне. Получается, взаимно. Продолжая удивляться, я прижался к уже задремавшему блонди и долго лежал, слушая его горячечное прерывистое дыхание, частое биение в груди сердца, потом встал и потопал в душ. А Валера спал…