Колючка в сердце

Я вынырнул из Вадькиного подъезда, поежился — бррр, холодно — пощурился на темнеющее серыми тучами небо и нахмурился — шел дождь. Вот ведь бестолочь — и чего зонтик не взял, спрашивается, вымокну ж… А потом увидел стоящего прямо посреди тротуара Лерку — тоже, впрочем, без зонтика — блонди ждал, вскинув голову, засунув руки глубоко в карманы джинсовки, бледный, с поджатыми в ниточку губами — и смотрел на меня. Взгляд у красавчика был совершенно бешеный. — Привет, — мяукнул парень, нервно дергая кадыком, — какая встреча, Ёжинька! — и, придвигаясь на шаг, — а что ты тут делаешь, радость моя? Я задохнулся, открыл рот и закрыл: Леркины зрачки… Они… они были огромные! Ох, нет… Неужели… А Валера уже тряс за плечи, одним коротким прыжком преодолев разделявшее нас расстояние, рычал, нависая сверху, едва ли вменяемый, разъяренный, сверкая амфетаминными очами и бледнея совсем до синевы: — Я тебя спрашиваю, мелкая ты шалава! — трусь-трусь-трусь. — Какого хуя ты здесь?! А?! Отвечай, когда тебя спрашивают!!! Я клацал зубами и молчал, испуганный, впавший в потрясенный ступор. Едва родившийся крик замер в сведенном спазмом горле, сердце колотилось часто-часто. — Не смей шататься к Вадьке! — почти выл блонди, продолжая мотать моё безвольное тело за отвороты незастегнутой куртки. — Не смей! — и без перерыва, — что он тебе дал?! Ты уже принял?! Попрятал?! Где они?! Где?! Где, я тебя спрашиваю! Вытаскивай!!! И до меня толчком дошло — Лерка не ревнует, он думает, более того, абсолютно уверен, что я приехал к Вадику за колёсами. Ооо, блядь. Приплыли. Получается, русый снабжает Валерочку экстази? Сюрприз. А почему тогда мне не предлагал, даже не заикнулся? Ситуация требовала немедленного прояснения. Истерить и пугаться расхотелось напрочь, в груди медленно, но неудержимо начал подниматься гнев, а еще — затопило страхом за любимого светловолосого идиота, с упорством одержимого цепляющегося за мою куртку: Лерка опять вернулся к наркоте, мой Лерочка, моё блондинистое ненаглядное чудо, по самые кончики ушей ужрат химической дрянью! Не-е-е-ет! Очнувшись, я рванулся и скинул руки поехавшего крышей парня, коротко, но сильно ударил его в грудь, оттолкнул прочь — и мы замерли в метре друг от друга, тяжело, с присвистом, дыша. Лера было рванул ко мне обратно, попытался схватить, но я вывернулся и отскочил, выставил вперед раскрытые ладони, закрылся ими, навроде щита. — Стой! Угомонись! — ого, а я тоже, однако, рычать умею, да еще как грозно-то! — Ничего мне Вадя не давал! Мы просто трахались! Разумеется, Валера не поверил. Не в том он находился состоянии, не воспринимал, не анализировал — действовал на чистых инстинктах, одержимый идеей; налетел, врезал кулаком по лицу, разбивая нос, подцепил, уже падающего, за шкирку, приложил коленом в живот и уронил было на асфальт в лужу, но я не упал — невесть откуда вынырнувший Вадик не позволил, подхватил подмышку, одновременно резким хуком справа сбивая развоевавшегося блонди с ног. Лерка споткнулся об оградку, кувырнулся с тротуара на мокрый газон, повозился, пытаясь сообразить, как оказался лежащим, сел… Сосредоточил разбегающийся взгляд на нас с русым. Потрогал кончиками пальцев набухающую кровью ссадину на скуле. Недоумевающе подвигал бровями… И возмутился в голос: — Эй! Ты чего, охуел драться?! Топай мимо, я сам разберусь! Похоже, не признал Ваденьку с унаркошенных глаз, бедняжка… Из моего расквашенного носа на рукав Вадькиного полупальто часто падали, пачкая светлую замшу, алые крупные капли, желудок сворачивало рвотными спазмами. Я застонал, пытаясь высвободиться, зашатался, оседая кулём — коленки не держали. Вадя мрачно зыркнул на ярящегося перемазанного раскисшей от дождя землей Лерку, сплюнул в его сторону — презрительно, почти с ненавистью — шикнул, когда парниша приподнялся: уууу, наркошонок, укокошу — сгреб меня в охапку и поволок обратно в подъезд. А из припарковавшегося неподалёку от дома, перед закрывающим проезд во двор бело-красным шлагбаумом, невзрачного серого форда к нам наперерез бежали люди — два крепких плечистых — и, о, попаданец — таких до ужаса знакомых мужика… — Стой! — орали они. — Стой, сволочь! Я смотрел на приближающихся Славина и его подчиненного, охранника Кольку — и мечтал прямо сейчас, немедленно и бесследно, испариться. Отгулялись мы с тобой, Валер. Запалены с поличным на месте преступления. Дальше — только подвал, цепь вокруг шеи, порка и голодный паёк. Или улица — в чем одетые, бомжевать и осваивать панель. И никто нам, безмозглинам, не поможет, не заступится. Заслужили, оба. А может, вообще ножки в тазики с цементом — и в Неву, чтоб не позорили хозяина… Мамочка, не на-а-а-а-до-о-о-о… Я нечаянно, правда, оно само так получилось… Отвезите меня домой, пожалуйста, больше не буду, честное-причестное, к воротам из хаты даже не сунусь… …Часом позже я и Лерка сидели, запиханные на диван, в Вадиной разгромленной обыском гостиной, колотясь лихорадочным ознобом, под перекрестным присмотром еще пары прибывших по вызову Славина амбалов-охранников, и круглыми перепуганными глазюками следили за вышагивающим взад-вперед Антоном Семенычем. Главный Димин секьюрити молчал, шевеля бровями, сцепив за спиной руки в замок, мрачный, чужой, и, чего там врать, страшный. Он размышлял. А мы с Лерой ждали, уже смирившиеся, сдавшиеся, покорные: налажавшие по огроменной вонючей куче дерьма, близкие к обмороку, почти обмочившие штаны наложники, позабывшие в собственной наглости, кому обязаны тем благам, которые до сих пор имели. Нам было никак. Вадика Коля держал на кухне, в гостиную долетали обрывки ругани. Коля, похоже, наезжал, русый отбрехивался. Славин думал долго. Бродил, бурчал ругательства, фыркал. Потом — неожиданно тормознул, встал, расставив ступни по ширине плеч, поперекатывался с носка на пятку, с пятки на носок, покусал губы. — Боитесь? — спросил, прищуриваясь. Мы с Валерой закивали китайскими болванчиками, слаженно сглотнули горчащую слюну. — Ага, — хмыкнул главный секьюрити, разрешил, — ну, бойтесь, бойтесь. Протянул раскрытые ладони: — Телефоны и ключи от служебной двери сдайте, — и рявкнул без паузы, — быстро!!! И я, и блонди послушались бесприкословно. — Дурь! — следующий приказ. Валерка не слишком охотно слазал в задний карман джинс и вытащил, протянул маленький полиэтиленовый мешочек с полудюжиной таблеток. Славин принял колёса, закинул на столешницу — там уже валялись в кучке пакетики белого порошка, несколько коробков травы — повернулся ко мне, наливаясь яростью: — Сергей! Я сжался и заморгал, проблеял горным баранчиком: — У меня нету… Брюнет не поверил, надвинулся угрожающе, повторил на тон ниже: — Сергей!!! Я передернулся, взвился — и уставился снизу сузившимися зрачками, демонстративно по очереди вывернул карманы, фыркнул, поражаясь собственной смелости. — Нету! — прошипел, оскалив зубы. — Не принимаю! Антон Семеныч отпрянул от неожиданности. — Ладно, — вздохнул, — заправляйся, чудо, и станем перетирать дальше. Моя смелость кончилась, и я рухнул обратно к Лере. Заклацал зубами, задрожал. Блонди всхлипнул рядом, старательно отворачивая мордаху, обнял вокруг талии, приник боком, словно в поисках защиты, по его покрытым красными пятнами щекам дорожками текли слёзы. Ну уж нет, Славин не увидит моих слез, поплачу позже, сам с собой и без свидетелей, когда закончится… — Чего мне с вами дальше делать, гаврики уебучие? — поинтересовался секьюрити. — Сразу утопить, или пускай Дмитрий Константиныч решает? Достал мобилу, потыкал пальцем в кнопочки, сообщил в динамик: — Везу обоих. Живые, малёк покоцанные, Лерка под дозой, — и уже нам с Валерой, — подъём, красотули! Поехали домой, хозяин ждёт. Мне показалось, или в голосе темноволосого прозвучало сочувствие? — Да, — спохватился Славин из дверей, оборачиваясь, от мужчины буквально резануло арктическим холодом, — этого… наркоторговца… тоже с нами, ребят. Господин Воронов с ним потолковать хочет… о разном… Я, кажется, зарекался плакать?.. Зря, зря. О-о-о, до чего же страшно! Господи, пожалуйста, пожалуйста…