Глава 50. Дима. Полное осознание глубины своего падения
5 сентября 2016 г. в 23:52
— На колени!!!
— В глаза смотреть, оболтусы!!!
Я наотмашь хлестнул покорно клонящего головенку Ежонка по щеке, подумал — и врезал еще и Лерке. В горле клокотал гнев. Наделенные оплеухами кошанята тряслись, дергая ссутуленными плечиками — жалкие, едва что не писающиеся со страху. Мелкие обнаглевшие тварюшки, как чужому не понять кому жопки за наркоту подставлять — смелые, а чуть прищучили… Блядошки! Ну ладно еще Валера, чего с бордельной шлюхи требовать, натура насквозь гнилая, но Сергей! Куда подевался тот трепетный, взятый мною из дурки год назад чистый ангел?! Шлюха шлюхой…
— В глаза смотреть, сказал!!! Говно!!!
— Ну!!!
Не-а, только ниже к ковру потекли. Тьфу!
Рука сама собой потянула из брюк ремень, перехватила поудобней. Мозги заволокла мгла бешенства. В клочья обоих, в мясо, чтобы корчились под ногами, чтобы выли от ужаса…
Ремень со свистом рассек воздух, и холл огласил первый исполненный муки вскрик. Ежке не повезло — мальчонка оказался ближе и принял на себя мою первую, самую жуткую волну ярости. Я лупил темноволосого шалавенка, дурея от его трепыханий, от отчаянных, исполненных подлинного страдания воплей, от того, как он, цепляясь за мои щиколотки скрюченными пальчиками, лепетал раз за разом, как молитву к высшему божеству, всего два слова: «Не убивай», от металлического запаха свежей крови… Осознание полной власти над живым беспомощным существом опьянило не хуже дорогого коньяка; сорвало крышу.
Исколошматив шатенчика — монстр в душе пока не удовлетворился — я брезгливо отпихнул его, находящегося в полушаге от обморока, с пути — и накинулся на по-прежнему замершего в позе повиновения блонди. И вновь замелькал, поднимаясь и опускаясь, ремень, нанося бронзовой пряжкой раны, вновь забрызгало алым… Лерка кричал жалобно и… будто уже ни на что не надеясь; красотулина ни о чем не просил, просто вскидывался под ударами, закрывая лицо руками.
Я порол парнишку — и вдруг словно очнулся. Сердце охватило ноющим обручем, стало тяжело дышать. Скорее по инерции я хлестнул валяющегося по ковру бьющегося в истерике неверного супружника еще несколько раз и опустил ремень — а стены и мебель закружились вокруг, закачались размывающимися, теряющими четкость очертаний силуэтами.
На ковре, икая и всхлипывая, копошились котята — ребятишки, похоже, утонули в панике и совсем перестали понимать, где они и что с ними происходит — окровавленные, по мордашкам — вперемешку слезы с соплями, скулящие, утратившие даже намёк на привлекательность и вообще человеческий облик… И — тянущиеся друг к другу из бездны растоптавшего их кошмара…
Я сотворил это с ними, я, повинуясь собственнической прихоти. Взрослый мужик, миллиардер и газовый магнат, хозяин — с пацанятами-сиротками, с которыми делил постель и дом, и которых — по моему личному утверждению — любил.
Разве ж это любовь, Господи? Ну кто так любит? Не поговорив, не попробовав выспросить, что их гложет изнутри, толкая совершать глупости? Ведь они же почти дети!..
Сердце сдавило сильнее, и, наверно, я бы упал, но подскочивший вовремя Антон Семеныч успел подставить стул. Плюхнувшись на седушку, я немножко позависал, теребя ни с того ни с сего ставший тесным воротник, оторвав попутно пуговицу, прыснул под язык из распылителя порцию нитроглицерина и повторно оглядел поле избиения.
Пацанчики по-прежнему трепыхались у моих ступней недобитыми таракашками и тихонько поскуливали беспомощными кучками тряпья. Я смотрел на моих питомцев, то ли сыновей, то ли любовников, и подыхал от стыда.
Чудовище. Кровожадное, ослепленное властью и уязвленным самолюбием. Не желающее признать простенького факта — я слишком стар и болен для их любви. Деспот, собака на сене, только калечить да ревновать умеющая…
А еще — пацанятам нужна немедленная медицинская помощь. Врача!
Грудь под левым соском пронизало раскаленной иглой, и я зашатался в попытке удержать равновесие.
Простер к обоим мальчишкам руку, прохрипел срывающимся голосом:
— В Ёжкину комнату их!
И начал проваливаться в черноту.
Когда уехала скорая, увозя с собой обколовшую меня лекарствами бригаду медиков, была уже глубокая ночь, и я пришел в себя настолько, что вернул способность немного соображать, то сразу же призвал под начальственные очи Славина. Антон Семеныч топтался на пороге, смущенный и зажатый, молчал, алея скулами.
Я жестом подманил давнего друга и спросил с места в карьер:
— Где мальчики? Их врач осматривал?
Секьюрити из просто красного стал пунцовым.
— Вы не приказывали, — вздохнул брюнет, — они… в Сережиной комнате, запертые.
Запертые? После подобной жуткой порки? Ох, нет…
Игла в сердце вернулась.
Игнорируя ее возню, я приподнялся на подушках и с мольбой протянул к Славину руки.
— Что они там, бедняжки, делают? — вопросил, трепеща, ибо уже представил себе два безжизненных юных тела. Если мальчики вновь рискнут на суицид… От этого греха я никогда не отмоюсь, да и не захочу — попросту шагну за ними! Помоги нам всем, Боже милосердный, пусть еще не будет поздно!
Следующий мой приказ поверг Антона Семеныча в шок:
— Кресло колесное сюда вези, быстро! Мне надо к ним!
…Лерка и Серёжа спали на полу, в халатах на голое тело, в обнимку, губы к губам, распространяя резкий запах бренди. Опухшие от слез мордочки, тела сплошь в кровоточащих рубцах от ремня, и — живые. Пьяные только.
Такие пьянючие, что едва отреагировали бормотанием, когда их переносили в постель. Повинуясь моему указанию, Славин вместе с Колькой уложили пацанят по-человечески и укрыли потеплее. Понятливый главный секьюрити по собственному почину принес с кухни бутыль минералки и таблетки от утренней головной боли, пристроил на тумбочку.
— Шли бы вы отдыхать, Дмитрий Константиныч, — предложил мне мужчина, опускаясь в стоящее в углу кресло, — а я с ребятишками останусь, покараулю, мало ли что…
Я не стал возражать и позволил Коле себя увезти.
Пока засыпал, долго ворочался с боку на бок, извздыхался, напряженно думая о создавшейся ситуации, и, уже уплывая в дрему, додумался. Сразу стало хорошо и легко, и невесть откуда пришла уверенность — я поступлю правильно. Только так, и не иначе, и неважно, что лично мне это принесет страдания.
Мальчишки ведь по-настоящему любят друг друга… Они заслужили подобной малости. Правда.
Примечания:
Вот такая глава.
От Дмитрия Константиныча.
Может, сможете догадаться, чего он придумал?