Колючка в сердце

— …Ай… Лерочка… Щипет… Ежонок трепыхался протестующе, пытался высвободить руку из моего захвата, пока блонди промывал ему пролежень на копчике, но я не отпускал. — …Не надо… Надо, Ёжинька, надо. Иначе не заживёт, так и будет вава болеть. Подросток заёрзал жопкой, выворачиваясь, но Лерка решительно прижал его бедро локтем и продолжил неприятную процедуру. — Щипет — это хорошо, — заявил парниша, сдувая со лба упавшую челку, — значит, живое, — и мне, — Дим, подай марлечку! Да всю упаковку кинь, по одной не надо! Я протянул супругу марлечку, и тот ловко выдернул из пакетика несколько штучек тканных невесомых квадратиков. Замечательно иметь денежку — всё-то мы для перевязок купили, всё у нас есть, и — отличного качества. Только бы наш колючка поправлялся уже… Наконец, блонди закончил, налепил последний кусочек пластыря и выпрямился, с удовлетворением вздохнул. — Красота, — сказал, — чистенько и не пахнет. Ёжик косился испуганно мутноватыми глазюками — балансировал на границе тумана, но пока что был с нами. Значит, можно попытаться покормить. — Супа поешь? — спросил я, помогая больному устроиться на подушках. — Наташа специально для тебя сварила. Твой любимый, куриный, с лапшичкой. Подросток поразмыслил и — о чудо из чудес — кивнул. — Немножко, — разрешил он, капризничая, — только чтобы с мяском. И обманул — не съел совсем ничего. Напрасно Валера его уговаривал. Отчаявшийся блонди решился на крайние меры. Присел рядышком с ложкой наперевес, наклонился и зловеще прошептал: — Зонд запихнут обратно, Ёжа… Зонд в желудок Сергей ненавидел и боялся его до судорог. Потому послушно открыл рот, принял порцию супа и с явным отвращением принялся жевать, потом сглотнул и покривился: «Не лезет»… М-да, с аппетитом у мальчика было полный швах. Но когда гемоглобин и белок в крови упали чуть ли не в два раза ниже нормы… Вот и приходилось кормить, правдами и неправдами. — Зонд, — напомнил Лера. И всунул вторую ложку. Под угрозой зонда Ежонок с грехом напополам уел треть порции и ушел в глухую несознанку. Уперся, задавился рвотными спазмами: «Хватит… не буду… тошнит…» Катастрофа. Ладно, часика через три снова подкормим. Но Лерочка — умничка, откуда у молодого совсем парнишки столько терпения? Лично я бы не выдержал, начал срываться, орать — и Ёжик сразу бы ухнул в туман. А блонди, вишь, справляется! Итак, с супом покончили. Замученный подросток с облегчением проводил взглядом «орудия пытки», ложку с тарелкой, и собрался было расслабиться… Ага. Наивный. С Валерой — не расслабишься. — А шарик надувать? — пришикнул светловолосый красавец и сунул зелененький воздушный шарик. Сергей совсем не хотел надувать шарик. Он хотел спать. — Шарик! — слегка повысил голос неумолимый Лера. И Ежонок смирился и попытался надуть шарик. — Плохо, — заявил Лера, — еще давай, посильнее. Подросток подчинился, хоть глаза и наполнились слезами; одна капелька прорвалась и побежала по нежной бледной щечке. У него получилось с четвертой попытки. — Ура! — искренне обрадовался блонди. — Молодца! Повтори и отдыхай! Лерке нужно учить медицину. Потрясающий врач выйдет! Ёжинька уже почти плакал. Блонди обнял его, полулежащего, собрал губами не успевшую просохнуть слезинку, заворковал: — Ну, давай… Всего последний разочек… Ну, пожалуйста… Помогло. Больной надул-таки шарик и обессиленно откинулся назад, опустил веки, поплыл в дрёму. Покупался. Перевязку сменил. Поел. Легкие провентилировал. Ура Лерочке, это Лерочка сделал. Нет слов просто. Что бы лично я делал без Лерочки? Не знаю. Не зря на нём все-таки женился, на моей лапочке. Даже у Наташи так ловко не получается. Горжусь своим супругом по праву. Да. …Сережа поспал около двух часов и подорвался в приступе паники, зашелся криком: действие утренней дозы лекарств заканчивалось. И тут Лерка выкрутился — прилёг рядом, наплевав на запрет врачей, обхватил мечущегося друга сердца всеми конечностями, зацеловал, загладил по спине, по плечам, забормотал на ушко успокаивающую бессмыслицу, и Ежонок расслабился, начал плакать, потом помаленьку совсем затих. — В борделе научился, — мрачно ответил белокурый паренек на мой недоумевающий взгляд, — там… чего только не случалось, особенно с новенькими. И мне резко и сразу расхотелось спрашивать. А зачем? Терзать себя и любимого понапрасну? Да, было. Но — прошло. Больше не повторится никогда, не попадёт мой Лера повторно на панель. И все же — что именно нужно сотворить с живым разумным существом, чтобы оно билось и выло вот так, по-звериному, колотясь о стены? Уму непостижимо! — Да чего ты пугаешься-то? — фыркнул Валера, мне, — это нормально, вчера намного хуже днем было. И отчаянно зевнул, прикрываясь ладонью. Блонди уже четверо суток не вылезал от Ежонка, и ел тут, и спал, и выглядел замученным. Надо срочно вызвать Наташу, пусть подменит человека, пока не свалился… А Валера уже тормошил Сергея, заглядывал в лицо: — Ну как? Проснулся? Походим? Ёж вякнул нечто несогласное, закопошился, натягивая одеяло… Ничего у мальчонки не вышло, блонди все равно его усадил. Проговорил, держа за предплечья: — Немножечко. До окошка, — приподнял, утвердил на ноги, обхватил за талию, — раз… два… лентяй, поднимай коленку… Сережик заныл, цепляясь пальчиками за спинку кровати: он хотел лечь, да Валера не позволил. — Шесть шагов всего, — он почти умолял, — шесть туда, шесть обратно… Давай, ты можешь… — Грудь болит, — жалобно всхлипнул подросток, впрочем, отлепляясь от постели, — дышать тяжело… Ответ Леры поразил: — Наплюй, — посоветовал парень, — оно болит, а ты иди, не обращай внимания. Надо. Так вот как ты выжил в аду борделя, лапочка… И Ёжку вытянешь. Сумеешь. Дверь палаты распахнулась, и влетела Алина, в расстегнутом пальто, с кучей свертков в руках — подарки? Узрела Лерку в обнимку с Ёжей, зависших в полуметре от окна, засияла улыбкой. — О-о-о-о! — восликнула. — Ты пошел! Больной подросток поднял бледную осунувшуюся мордашечку и кривовато улыбнулся. — Да, — проговорил с некоторым трудом, гордо вскидывая голову, — пошел. Еще вчера. И таки доковылял до окна, почти сам. Победил слабость. Ну, теперь точно поправится. Обратно к кровати его вел уже я, поддерживая под мышку, и на душе у меня было спокойно.