Колючка в сердце

В этот день мы впервые оставили Ежонка одного, ненадолго, всего на три часа: просто так случайно получилось, если честно, меня срочно вызвали на деловую встречу, Лерка заболел с температурой, Алину задержали в клинике неотложные дела, а Наташа приехать не смогла, сидела с грудной внучкой. Персонал отделения обещал присмотреть за мальчиком, но ему не было особой веры, к сожалению, поэтому я изрядно издергался, пока торчал за столом переговоров — боюсь, не понял и половины из того, что там перетиралось — и едва всё закончилось, ломанулся обратно в больницу. Ёжик встретил задумчивым взглядом, сидя на кровати с ненадутым шариком, на этот раз желтым; перед ним в большой пластиковой бутылке из-под минералки с обрезанным горлышком стоял роскошный букет пунцовых роз. Цветы? Очень интересно. — Откуда такая прелесть? — спросил я, чмокая подростка в подставленные губки. Сергей ощутимо смутился и даже порозовел скулами. — Принесли, — буркнул неохотно, опуская мордашечку. Малыш определенно не имел желания ничего объяснять. Зато я отставать не собирался, ухватил стул, пристроился напротив, взял моего любимого за сложенные на коленях руки, заперебирал тонкие холодные пальчики: — А кто принес? Ёжик посмотрел искоса, прикрылся ресницами. — Принесли, — повторил он и, уже нервничая, — ну какая тебе разница, Дим? Никакой, в принципе, если не считать того, что подобный букетик стоит где-то четверть средней зарплаты, например, врача, родственников у пацаненка нет, а из знакомых-близких лишь я с блонди, Алина, Наташа и… Ох, Наташа отметается, ей — не по средствам! Догадка шевельнулась — и ужасно мне не понравилась. — Вадик приходил? — осведомилась моя всколыхнувшаяся ревность. Сережик вздрогнул и попытался отнять руки. Вскинулся с вызовом, задышал зрачками, и я понял — угадал. Сердце в груди подпрыгнуло и сорвалось в пустоту. Блядь. …А подросток передо мной уже сник, отпрянул назад, белея, кусая едва поджившие губы, поспешно хватая в охапку подушку и закрываясь ею. О, Боже, он испугался, что я сейчас взбешусь и его прибью! Вот ведь… глупая укешина. Не собирался я ни драться, ни орать — хоть и заклокотал внутри гневом. Сдержался — ради самого Ежонка, побоялся отправить мальчика в только-только покинутые им туманные дали. Ну, приходил Вадик, и что теперь, ну, розочки подарил. Это ж Вадика наказывать нужно, вряд ли Ёжинька сам его позвал. Сергей истолковал мою улыбку правильно, перестал терзать подушку, чуть-чуть расслабился. — Я не хотел брать, — пискнул мальчишечка, — честно! Давай их выкинем! И разревелся, резко и без предупреждения: покатились по щекам из глазонек крупные прозрачные слезы, закривился жалостно ротик… Эх, Ёжик-Ёжик, ни к черту у тебя пока нервишки! И цветочки мы выкидывать не будем, нравятся они тебе, похоже. Кстати, мое упущение — за всю неделю, что малыш в палате «люкс», ни одной вшивой ромашечки ему не принес, не порадовал больного. Кусок болвана без стыда и совести. Необходимо срочно исправляться. Внизу, в лобби, в ларёчке, помнится, продаются красивые, разные, яркие букетики. И розы тоже есть, может, и не столь шикарные… Бегом! — Я скоро, — кинул я, прозревший, плачущему подростку, перед тем, как умчаться, на ходу нащупывая в нагрудном кармане портмоне, — пять минут! Ничегошеньки не понявший Сережик захлопал ресничками и замер, опять забоялся. Выбор в ларьке оказался недурен, я споро сгреб лучшие розы, белые, и кремовые, и темно-красные, расплатился и вернулся обратно к впавшему в недоумевающий ступор пацаненку. Опустился перед ним на одно колено, протянул цветы и попросил, слегка задыхаясь: — Не плачь, пожалуйста, любимый! — и добавил: — Тебе. Нет, бляха муха кусачая, Вадику… Ежонок на несколько мгновений опешил — и засиял, позабыл реветь. Метнулся взглядом навстречу, робко, неуверенно улыбнулся. — Ой, — сказал, — Димочка… И доверчиво принял в ладошки благоуханный, искрящийся брызгами воды пестрый веник, вспыхивая очаровательным смущенным румянцем. Как, оказывается, ребенку для счастья мало нужно — полтора десятка розочек… И чего я раньше не допер? Дебильное создание, совершенно разучился ухаживать за кем-либо, доказывать собственные чувства вниманием и презентиками, говорить ласковые слова. Уйдет Ёжик от меня к Ваде и будет прав. С Леркой на пару. Не отпущу, моё. Рр-р-р-р-р. Занежу, зацелую, завалю комплиментами. Я — лучше, чем Вадик, пускай и торможу порой. Не верите? Ежонок прервал мои самобичевания, прижавшись, обвивая руками за шею. — А Лере тоже купил? — мурлыкнул. — Или попозже? Ему лилии нравятся и тюльпаны — он говорил как-то… Я отстранил льнущего к груди пацаненка, чмокнул в носик и привлек обратно, коснулся губами по очереди полузакрытых, влажных после недавно пролитых слёзок глаз, спросил: — А что еще ему нравится, котинька? Из еды, например? Сережа потерся щечкой о мою щеку, укололся о щетину, фыркнул и протянул, млея и тая: — Шоколад… Горький, с вишневым ликером… — поерзал, пытаясь устроиться поудобней, и уверенно добавил, — и конфеты «белочка»… Он их сразу полкило слопать может… Да. Стыд и позор тебе, господин Воронов, прожил с Валерой посчитай два года и понятия не имеешь, что он — сладкоежка. Мысленно поклявшись немедленно после больницы зайти в магазин и приобрести супругу коробку лучшего шоколада с ликером, я продолжал выцеловывать своего впавшего в полную нирвану ангела. Ангел не возражал. Вряд ли в эти минуты он вспоминал о Вадике.