Колючка в сердце

Беспрерывные чесания Марса Вадиму не понравились. Мужчина обследовал любимого зверя и расфырчался. — Ну вот, — забурчал, копошась пальцами в густой рыжей шерсти, — нацеплял опять тварей, бля, чучундра помоечная… Был бы на месте кота человек, непременно бы пожал плечами: типа — а чего ты хотел-то, странное существо, сам же гулять выпускал до подвалов и кошечек, а теперь кривишься. Можно подумать, блох никогда не видел. Блохи. Экая мелочь… Но Марс человеком не был и вообще не понял, чего хозяин обеспокоился, продолжал скрести шею задней лапкой. Вадим отпустил рыжика, покидал в раковину грязную посуду и засобирался на выход. — Я скоро вернусь, — сообщил мужчина, напоследок погладив неналаскавшегося зверя между ушек, — и буду тебя купать. Готовсь, блохушка! Слово «купать» Марс знал отлично, это было плохое слово, очень плохое, потому — округлил зенки, мотнул хвостом и собрался уже сбежать в убежище под диваном, но хозяин удивил — не потащил в ванную, а встал и вышел вон из квартиры, щелкнул замком. Кот остался под вешалкой. Его бросили?.. Купание отменяется?.. «Эй, Вадя, вернись, а как же я?!» Вадим недоуменного протестующего мява кота уже не слышал, бежал вприпрыжку вниз по лестнице. Мужчина торопился в ближайший, находящийся в двух кварталах, зоомагазин, прикупить специальные капли от насекомых. Купил, сунул в карман и собрался было в обратный путь, но не успел сделать и двух шагов, как на выходе едва не кувыркнулся, почти сбитый с ног решительным темноволосым замшевым вихрем — ввалившимся новым посетителем. Не рассуждая, на голых рефлексах, мужчина подхватил улетающего мальчишку и прижал к себе. — Куда прешь, носорожина! — громко возмутился пацанчик, тыкая опешившего русого в грудь мотоциклетным шлемом. — Не видишь — тут люди ходят?! — и заотбивался, пытаясь вырваться. …Ну, русый и разжал руки, отпустил. Мальчишка охнул, сел на задницу, локтем сшибая со стеллажа флакончики по уходу за шерстью домашних питомцев, а Вадим завис, позабыв дышать, ибо незнакомый паренек оказался хорош на диво: не слишком высокий, тонкая и гибкая, но не хрупкая фигурка, высокие скулы покрыты здоровым румянцем, яркие, словно вишни, по-юношески пухлые губы, и, разумеется глаза — не глаза, а натуральные очи, темные, в длиннющих загнутых кверху веерах черных ресниц. Свежий и юный, эдакое волшебное чудо лет примерно восемнадцати-двадцати. Эльфик из сказки. А еще он был похож на Ёжика. Так похож, что у Вадима коленки подогнулись: то же сложение, тот же овал лица, и масть, и поворот головы на изящной шее. Лишь взгляд другой — холодный, цепкий, который, однако, тут же смягчился. — О-о-ой, — мурлыкнул прелестник, складывая ротик в бантик и делая своими изумительными глазоньками завлекательнейший финт снизу, — извините-е… Малыш заценил симпатичного и недешево одетого мужчинку и сменил гнев на милость. …Голубизной и укешностью от красотули перло за десять километров. И — желанием. Безусловным и несомненным. Впавший в ступор очарованный Вадик продолжал пялиться. — Может, поможешь встать? — слегка капризно предложил шатенчик с пола, протягивая шлем. — Это же ты меня уронил. Я ушибся, вообще-то. Русый опомнился и кинулся на зов. Миг, и вздернутый под мышку эльфеночек уже стоял. Отстраняться он не спешил, ладошку отнимать тоже, вздрагивал. Прилип к обнимающему мужчине, обдавая ароматом дорогого шампуня и чистого тела, облизнулся кончиком язычка; от его прикосновений будто прошибало искрами. Спросил невинно-провокационно, двумя пальчиками подцепляя с плеча Вадика рыжий волосок: — А у тебя кто, кошечка или собачка? Русый притиснул потенциального любовника покрепче и ответил как можно бархатнее: — Кот. А у тебя? — У меня?.. — хлоп-хлоп ресничками и, растягивая слова, в приближающиеся губы русого, — только не смейся, ладно? У меня хомячки… И морская… Свинка… Ангорская… Могу фотки показать. С накренившегося стеллажа с грохотом сверзился последний флакон шампуня, и мужчина и юноша в испуге отпрянули друг от друга, прерывая едва начавшийся поцелуй. — Блядь! — совершенно не нежно ругнулся шатенчик, дергаясь, вывернулся из рук Вадика, ухватил русого за рукав и потянул на выход. — Стикаем? — предложил он, вскидывая брови. Вадим засмеялся и позволил увлечь себя на улицу. К убегающим вредителям-погромщикам спешил продавец. Опоздал, увы. Едва слетев по ступенькам, мужчина и юноша взялись за руки, вновь прильнули в ласке. — К тебе? — спросили они хором. И рассмеялись в унисон. Байк эльфенка ждал, припаркованный за углом на тротуаре. У сверкающего начищенными до зеркального блеска деталями металлического коня болталась стайка мелких ребятишек, чего-то обсуждая, жестикулируя; шатенчик пришикнул на детвору, и пацанята вспугнутыми воробушками умчались, скрылись в ближайшем дворе. — Я трахаюсь только с презиком, — сообщил юнец, сверкнув из-под челки глазищами — темно-серыми, лучистыми, дымчатыми — и внезапно жгуче краснея, взлетел на сиденье, поманил за собой. Покопался в карманах, выгреб связку ключей с брелоком — забавным розовым зайчиком. — В аптеку заедем, — бросил через плечо и нахлобучил шлем. Через полчаса затарившаяся необходимым средством предохранения — и не одной упаковочкой — пара ввалилась в квартиру, обтирая стены, теряя по дороге части одежды и целуясь до остановки дыхания. До спальни они не дотянули, и Вадим взял шатенчика прямо в коридоре, под вешалкой, перед зеркалом, воспользовавшись удачно-случайно подвернувшимся кремом для рук. Назвавшийся Иваном красавчик отдавался так, будто не трахался минимум полгода, изумительно узкий внутри, пульсирующий, пылающий огнем, мотал откидывающейся назад головой, щекоча густой шапочкой локонов, давясь стонами смеси боли и наслаждения, подставлял под ласки шею, ловил, разворачиваясь в тоненькой талии, губы любовника, в кровь искусал и себя, и его. Он был восхитителен, гибок, словно тростник, в меру мускулист и податлив, грациозен, с гладко выбритой во всех местах, шелковой, смугловатой кожей, и доверчиво прильнул после, бурно кончив на двойное сцепившееся в страсти отражение, обильно забрызгав кулак Вадика густым белесо-мутным семенем. А потом увидел выползшего на шум заспанно жмурящегося Марса и воскликнул в голос восторженно, соскальзывая попкой с отстрелявшегося Вадикового члена: — Боже, какой кошак! О-о-о!!! Русый сгреб отвлекшегося на ерунду юнца в охапку и уволок в спальню. У обоих стояло колом и не опадало. Гораздо позже, на закате, мужчина и паренек крепко уснули, даже во сне не расплетая пальцев, выжатые насухо до последней капельки, полностью удовлетворенные и уимевшие друг друга до состояния медуз. Даже до душа не доползли. В ногах у них, улыбающихся счастливо-пресчастливо, дремал Марс и периодически поскребывался задней лапкой. Рыжего зверя донимали блохи. Кот лежал, свернувшись в мохнатый клубок, и тоже улыбался, впервые за много-много дней не улавливая исходящих от хозяина волн сосущей черной тоски. Он ничего не понимал в человеческой любви, лишь чуял — в доме воцарился покой. И это было хорошо. Да и незнакомый пришелец вел себя не так, как остальные. Отлично пах. С постели не гнал. И едой поделился, самыми вкусными кусочками с ладошки. И называл ласковыми словами. И гладил, и чесал за ушками. У него даже кроссовочки не воняли, не провоцировали. Да. Короче, Марсику паренек понравился. Правильный. Пусть остается, что ли?..