Танец Перехода

      Смолянистую вязкую тьму порезали острые лучи непонятного, мутно-жёлтого цвета. Он переливался, играл гранями так искусно, что глазам становилось больно, и эта изначально тонкая боль пускала корни ниже в тело, сращивалась, расцветая шипастым букетом и бедре… Валлей прерывалась от ядовитого сна, в котором невозможно было дышать, и металась по подушке. Что-то лепетала, что-то мычала, изгибалась и в слабости падала обратно на тёплые, мокрые от пота простыни. Боролась, когда мучившая её в минуты, когда свинцовые веки поднимались, расплывчатая фигура силком открывала ей рот и вливала что-то, отчего в горле вспыхивало огнём, а затем хотелось кашлять, долго-долго, до крови… А затем веки опускались снова. Мучения наяву прекращались. Мучения во сне приобретали новую мощь и возвращались к ней, чтобы терзать, чтобы растаскивать ослабевшую душу на куски.       Однажды Валлей с многочисленной попытки вновь раскрыла глаза. Тело было деревянным, чужим. Нельзя было и пальцем пошевелить. Грудь приподнималась едва-едва от дыхания. Стояла прохлада. Валлей ощущала её пальцами ног, которые торчали из-под одеяла, но ничего не могла сделать, чтобы укрыться получше. Кругом — темнота. Ни мутного света, ни его дробящихся граней. А на лбу — прохладная ладонь. Валлей не могла увидеть того, кто стоял над ней. Не могла она и скинуть её. Так и лежала принцесса молча, уже сомневаясь, что это именно чья-та ладонь, а не простая прохладная тряпица. Но нет, чьи-то пальцы дрогнули и приподнялись, и высокая тень отодвинулась в бок.       — Всё зашло слишком далеко, ваше высочество. Вы чрезмерно упрямы, а это может погубить вас.       Валлей морщилась и кривилась, как от тошноты, но ей всего лишь с трудом удавалось слышать тихую и спокойную речь. В груди завязался и затянулся узел — голос-то знакомый, знакомый до слёз, до беспомощного крика!..       Она силилась напрячь шею и приподнять голову — тень стояла в ногах, бледноватые ладони покоились на деревянной спинке и поглаживали её — но не выходило. Принцесса с глухим стоном откинулась назад.       — Чего достигли вы, ваше высочество? Я имел возможность наблюдать за вами с младенчества. Я лично знал мальдолльскую королеву. Недавно я думал об этом, спрашивая себя, почему ничего не сумел добиться в отношении вас… Но ответ, как это бывает часто, покоился на поверхности. Видимо, я всё-таки теряю хватку, раз не сумел увидеть его сразу. Вы очень похожи на свою мать. Это потом образ, авторитет, власть, в конце концов, вашего отца, затмили последний свет, оставшийся от вашей матери, и я посчитал, что вы — истинная копия короля Мранура, но нет… Нет, ваше высочество. Картина ребёнка не рисуется кистью лишь одного родителя. Я позабыл об этой простой, житейской истине.       Ладонь повторно прилипла к горячему, как угли, лбу, и Валлей впервые ощутила невероятное, божественное облегчение. Она вцепилась в чужие пальцы, сдвигая их к себе на щёки. Фигура не сопротивлялась, пустила в ход и вторую руку. Вскоре Валлей расслабленно лежала, глядя вяло, непонимающе, но — покорно и внимая… А затем вопрошающе-удивлённо шепнула, потому что вспомнила, кому принадлежит голос:       — Гирис?..       Тьма действительно сошла с него, являя взору красивое, бледноватое лицо, с внимательными, думающими, но холодными глазами. Тогда-то Валлей дёрнулась, прячась под одеяло, и впервые на её лице отразилось нечто, напоминающее осмысление и неприятие.       — Шавалон, — произнесли разомкнувшиеся губы, и Валлей в ошеломлении закачала головой, не в силах ничего сказать. — Я всегда был им.       Надо было подняться, кинуться… Куда? К кому? Если это лазарет, то где Ивеи? Если это защищённый Эрин-Гален, то где его Владыка?       В одночасье Валлей как приросла к кровати. Она не могла сдвинуться ни на миллиметр, потому была вынуждена замереть, застыть неживым материалом, и только следить за тем, как некогда Гирис, теперь — Шавалон, выходит из-за спинки кровати и присаживается рядом.       — Вы… Лгали? — толкнула принцесса из деревянной груди наружу.       — Никогда. Меня действительно зовут Шавалон. На моём языке. Гирис — на вашем. Я никогда не лгал, ваше высочество. Иллеронимы не лгут. Кем вы считаете нас? Злом? Порождениями темноты, способными только убивать?       Валлей силилась ответить отрицательно, но не могла. В итоге Гирис, поняв её ответ без слов, горько усмехнулся и приподнял руку в усмиряющем жесте.       — Тогда в пещере вы говорили со мной, Валлей.       Новая попытка оборвать поток неправдободобных, диких слов, но Гирис не шутит. В темноте его глаза мерцают голубым огнём.       — Вы знаете, что нужно мне. Что нужно сгинувшему народу, лишившемуся всего, что было его по праву. Мы не зло, ваше высочество, и никогда не были им. Вы до сих пор не знаете, что за Великая битва случилась много, много лет назад? Не знаете…       Он поднялся, отходя к окну и заведя руки за спину. Но почему-то даже при такой дистанции Валлей казалось, что Гирис может услышать грохот, с каким бухает в груди её сердце. Эльф молчал некоторое время, пока принцесса металась от мысли к мысли, а затем начал, и голос его был тих и угрюм:       — Я не хочу поднимать все ужасы того дня. Иллеронимы были вынуждены присоединиться к Великой битве только потому, что от её исхода зависело их будущее. Скальда Грозная подняла бунт. Никто не предполагал в тот день по утру, во что это выльется. А ваш дед, чего вы знать не можете, не особо славился терпением или хладнокровием. В итоге бунт обернулся самой настоящей резнёй, которая задела и мирных жителей Мальдолла. О да, ваше высочество, — обернувшись, на более повышенных тонах подытожил он, заметив в глазах Валлей ужас и застывшие слёзы, — тот день был по-истине страшен и непредсказуем. Но иным образом эта история закончиться не могла. И иллеронимы, давшие клятву не трогать живых существ магией в скверных целях, нарушили её. А что бывает с теми, кто нарушает священные клятвы? Вам известно, ваше высочество. Проклятием караются они. И проклятие пало на нас в лице вашего деда. Его победа над ведьмой казалась невозможной, но он победил. Дух ведьмы запечатали в пещерах, а затем и мы, иллеронимы, были вынуждены навсегда покинуть пределы Дальньядло. Нас погнали, как псов, со всех королевств, бросая в лицо грязью и проклятиями на каждой дороге.       Превозмогая боль в бедре и теле, Валлей, перебарывая иллеронимские чары, сумела-таки приподняться. Она прошипела:       — Но вы!.. Вы вернулись! Пришли к моему отцу, назвались другом! А на самом деле!.. Как смели вы играть его доверием?! Нашим доверием?!       — Поставьте себя на моё место, ваше высочество. Вы, как представитель своего народа, пытаетесь создать для его существования благоприятные условия, вы пытаетесь спасти своих эльфов. То же пытался сделать и я. И сейчас пытаюсь.       — Ничего у вас не получится! — в сердцах, в гневе воскликнула Валлей, почти скинув чары и уже сев на кровати. — Лилэль мертва!       — И что с того?       Принцесса уронила ослабевшие руки. Его вопрос прозвучал с таким равнодушием и пренебрежением, что казалось, никакие слова над этим существом эффекта не возымеют. Он защищён с головы до ног и путей к его замёрзшей душе не существует.       — Лилэль была умертвием, которое поднять из могилы мне не составило труда. Она — инструмент, с помощью которого я пытался связываться с вами.       — Вы управляли ей, — тяжело смирилась с правдой Валлей, сжимая зубы. — Вы говорили, что не видите в моей смерти толку! Но Лилэль пыталась убить меня!       — Я сожалею об этом, — Гирис чуть отвернулся, словно в попытке на миг спрятать взгляд, и задумчиво прикоснулся к чернильнице на столе Ивеи. — Я не отдавал ей таких приказов. Умертвия не склонны к человеческим чувствам, но они ничтожны перед природой гнева.       Валлей верила, потому что помнила, как легко Скальде удалось настроить толпы умертвий против эльфов в Дол-Гулдуре.       — Сейчас я здесь, чтобы завершить то, что начал руками Лилэль.       Когда он начал приближаться, медленно, как ледяная волна, подступающая к обнажённым камням на берегу, Валлей в беспомощной злобе зашипела, ёрзая ногами, будто их у неё скрутило в судороге:       — Управляли Лилэль!.. Она нашёптывала лживые слова моему отцу столько лет!       — Я знаю.       Присел, протягивая раскрытую, широкую, начинающую светиться ладонь.       — А потом подослали к Трандуилу! Пудрили мозги!.. Она знала, что погибнет мой отец!..       Дальше — некуда. Дальше — спинка кровати, в которую Валлей вжалась затылком до боли, но так и не минула ладони. Прежде, чем лицо полностью окутала белесая светящаяся пелена, Валлей расслышала то, что лишило её последних сил:       — Я давал Лилэль все эти знания. Всё, что говорила она, — эхо моего голоса.       Свет ослепил. Он яростной волной, паразитом, вошёл в широко раскрытые глаза Валлей, опалил её, прожёг до естества. Принцесса завизжала, изгибаясь и… Как мёртвая, рухнула на подушки.       Свет погас. Никого в лазарете не было. Около окна шевелился шёлк шторы.

***

      С тем же криком, с которым провалилась в пучину забытье, Валлей и очнулась, резко сев в кровати. Ивеи кинулся к ней сразу, пытаясь уложить обратно.       — Ваше вы!..       Принцесса постаралась не оттолкнуть его руки, а подалась вперёд так, что Ивеи по большому счёту обнял её, и растерялся, пока Валлей цеплялась за его одежду на спине и давилась рыданиями без слёз. Ей всё ещё было больновато открывать глаза. При малейшей попытке одолевала резь.       — Валлей, — позвал Ивеи, которому пришлось сесть рядом, чтобы принцесса поняла, что не собирается он уходить. — Что случилось, Валлей? Стойте, прекратите, я сделаю вам отвар…       — Нет! Нет, хватит! — отцепилась она, пряча обескровленное лицо в ладонях. — Теперь он знает!.. Он всё знает! Он знает, где ключ! Он постарается забрать его!       — Валлей…       — Мальдолл в опасности! Ивеи!..       Замерла, не моргая, всматриваясь в зеленоватые глаза лихолеского лекаря, в растерянные глаза… И понимала, насколько бессильна и ничтожна. Особенно пока лежит в этой кровати.       — Стойте! Стойте! Лягте обратно, Валлей, немедленно! — всполошился Ивеи, становясь серьёзным и даже грозным, но Валлей ничем нельзя было взять.       Принцесса лихо соскочила с крови, только рубашка успела оправиться и чуть сползти с острого плеча.       — Нога, Валлей!.. — Ивеи за голову схватился и взлохматил гладкие чёрные волосы.       И Валлей остановилась на миг. А затем задрала футболку, оголив бедро. Ивеи с укоризненным выдохом поднял голову к потолку. Принцесса сдёрнула белую повязку с давно высохшим расплывшимся пятном. Никакой раны не было. Не было даже шрама. Ровная кожа темнела обычной смуглостью.       Ивеи поразился, а вот Валлей не была удивлена нисколько. Однако заместо радости или облегчения на лице принцессы заиграла полусумасшедшая, презрительная, так не идущая ей ядовитая улыбка.       — Ну, конечно! Всё ещё пытается делать вид, что друг! Не хочу, не желаю получать подачки от тебя, Гирис, и к чертям, кто ты там на самом деле!..       Ивеи не успел сделать ничего, как Валлей вылетела в коридор. Она понеслась вперёд с невероятной скоростью, с силами, которые обрела так внезапно, хотя многие дни не была в состоянии принимать даже обыкновенную пищу. Остолбеневший Ивеи остался на пороге лазарета. Если то, что видел он своими глазами только что, — истинный иллеронимский дар, то лекарь Мальдолла заслуживает зваться всесильным.

***

      Марионетка. Простая марионетка, которой управляли так искусно! И эта марионетка злобной, обманчивой тенью всегда находилась рядом!       Дрожащую ладонь Валлей опустила в воду. Купель она набирала сама. Эннури не было. Эннури не знала, что принцесса снова покинула лазарет. Омыв лицо холодной, отрезвляющей водой, принцесса перегнулась через край и… плюхнулась в этот леденящий сковывающий плен, способный замедлить и насовсем остановить биение её сердца. Валлей откинулась, погружаясь полностью, а затем вынырнула, скрипя зубами. От холода. От ярости. От слёз.       Долго не высидела. Кое-как, обернувшись в полотенце, доковыляла до кровати, где сунулась под одеяло. И осталась лежать, сверля взглядом стенку. Боли в глазах больше не ощущалось. Болью исходила только душа, которую ранили так внезапно.       Ничего не добившись через Лилэль, Гирис и впрямь взял дело в свои руки. Последствия могут быть ужасными. Теперь принцесса осознала это. Лилэль только казалась противником, но был им тот, кто помыкал ею.       Нужно было что-то делать. Как-то делать. Голова работала на износ, но в теле достаточных сил не ощущалось. Валлей забылась некрепким, тревожным сном. А когда проснулась, в комнате царил мрак и прохлада. Эннури так и не появилась. Валлей сама нашла себе платье, вытащила из темноты шкафа первое попавшееся. Без особо желания расчесала, больше вырвав, волосы, заплела слабую небрежную косу и… потухшая, некрасивая, бледная, уставилась на себя в зеркало. Выудила из приоткрытой шкатулки ожерелье с капельками, подаренное Леголасом. Решила, что наденет, но вдруг передумала… Опустила глаза на руку с браслетом из рогов оленя. Повертела его в непонятной задумчивости, погладила… И поднялась, покидая комнату.

***

      — Ты не намерен говорить ей ничего совсем?       Слуги поставили на стол последние блюда и отошли к стенкам. Владыка как никогда ощущал аппетит, Леголас — напротив, есть не хотел совершенно. Слишком измаялся за последние дни. Он и сидел, как на иголках, неосознанно сжимая и разжимая кулаки на коленях.       — О пауках и о том, что со стороны Дол-Гулдура есть движение. Или у тебя снова какие-то планы? Скажи же мне. Неужели я не имею права знать правду?       Отец вдруг резко вскинул тёмные глаза. Не скрывал недовольства по поводу поднятой темы. Леголас ощутил его чувства, похожие на веяние холодного упрямого ветра, но не сдался, ждал.       — Разумеется, имеешь. Но пока что принцесса Валлей не в том состоянии, чтобы обо всё говорить ей.       — Я знаю! — излишне порывисто, и отец вскидывает бровь.       Леголас стал смотреть в тарелку. Внутри всё бурлило и кипело, отчего?.. От отцовской ли невозмутимости и обыденности? Он сам сразил девушку, чьими силами и знаниями недавно пользовался, видел толпы пауков в пределах своего дворца, понял, что Скальда Грозная вот-вот перейдёт в наступление, но… Но!.. Но он вальяжно откинулся на спинку стула с привычным бокалом, который уже можно принимать за продолжение его руки и пальцев, и посмотрел внимательно-внимательно и вместе с тем — открыто и отчуждённо.       — Ты хочешь о чём-то спросить меня, Леголас?       — Ты ошибаешься.       — Нет.       Сталь на сталь. Принц даже приподнялся, но столь незаметно, что легко сел обратно. Это больно — разрываться между любовью, которая в вечном владении у единственного родителя, и любовью, которую лишь недавно заполучила мальдолльская принцесса. Леголас враз ощутил себя запутавшимся. Но в миг будто изменился, пришёл в себя и, смело посмотрев глаза в глаза, произнёс:       — Ты сблизился с Валлей.       Не очень скоро, но отец ответил:       — Ты этому не рад? Я думал, легче жить без напряжения. В любви, — в тосте приподнял бокал, — и согласии. — Отпил.       — Это так.       С быстро изменившимся настроем отец распрямился и подался к столу, вопрошая:       — Это любовь, Леголас? Та самая? Та, — слова подбирались неохотно, — против которой бессильно всё?       Леголас не успел ответить. Двери трапезной раскрылись, и Валлей, Валлей, которую они не ожидали увидеть абсолютно, возникла на пороге.       — Это она.       Валлей вопрошающе уставилась на жениха. Но Трандуил, плавно отклоняющийся, всё понял. Когда принцесса в поисках объяснения взглянула на него, Владыка… Не ответил на взгляд.       На секунду что-то в Валлей надорвалось. Мысль мелькнула, непонятная и скомканная, как события последних дней. Принцесса вдруг вспомнила и лес, и Владыку, его стрелу, пронзившую шею умертвия… А затем — кабинет, разговор и близость, ту опаляющую близость, поддавшись которой Валлей тогда почти поцеловала его…       Принцесса вздрогнула, как от удара, когда Леголас окликнул её. Выглядела она нехорошо настолько, что принц торопливее необходимого подскочил и отодвинул для неё стул… Ужин прошёл, как в тумане. И туман этот рассеялся только когда Владыка поднялся, желая покинуть зал. Валлей тогда залпом осушила бокал и поднялась следом, совершенно не замечая реакции Леголаса… Но объясниться с ним всё-таки пришлось. К моменту, когда Валлей вылетела из трапезной, Владыка шагал быстро и зло — ещё никогда темп так не выдавал его — в отдалении. Не в силах догнать, Валлей остановилась и сказала враз набравшим силу голосом:       — Гирис управлял ей. Всё, всё, что слышали вы — его собственные речи. Вы попали в ту же сеть, что и мой отец. Мне жаль.       Владыка тоже остановился. Но его ответ оказался совершенно иным и в противовес тихим:       — Что мне такая сеть, ваше высочество? Я попал в сеть куда более страшную.       Валлей не хотела разбираться в столь туманных фразах. Схватившись за виски, кривясь, как от головной боли, она помолчала, пока приосанившийся Трандуил в напряжении украдкой глядел на неё через плечо, а после распрямилась и резко выдала:       — Я соберу армию из своих эльфов. Мы пойдём в Мальдолл. Другого выхода нет. Вы знаете об этом. Если Гирис заполучит ключ, Скальда Грозная свершит месть. И месть эта будет страшна. Я не могу оставить народ Мальдолла. Если они не идут за мной сюда, я вернусь к ним сама.       Тут Владыка незаметно развернулся полностью. Его застывшие в одном выражении глаза метались по гордому лицу Валлей. Казалось, что сейчас, в эту странную минуту, принцесса выстоит против любых слов, сказанных ей в противоречие.       — Я знаю о риске, ваше величество, и знаю, что могу потерпеть поражение. Но пускай уж лучше оно, лучше славная смерть там, вместе с ними, в горах, чем вечная игра в прятки с судьбой. А свадьбу вы… должны отменить. Это же в ваших силах. Я тоже не хочу, чтобы, в случае чего, Леголас овдовел, только женившись. Мы можем считать, что ничего не было. Я и мой народ уйдём из Лихолесья. Я нарушу последнюю волю короля Мранура, ибо не вижу иного пути. Мы вернёмся в Мальдолл и постараемся отстоять его. Это наша битва. Битва Горных эльфов.       Это был конец. Валлей закончила ровным, но затихающим голосом. Она верила, что её слова правильны. Что будущие поступки правильны.       Тогда почему Владыка молчит? Валлей с каждой секундой становилось не по себе. Ситуация сделалась бы проще, если бы он жалил и насмехался, снова грубо постарался поставить её на место, вновь выдал бы какой-нибудь неопровержимый факт, фундаментальную причину, по которой не стоило делать так, как хотела Валлей.       Но не жалил и не выдавал. Лишь распрямился, но так, будто ему это оказалось тяжело, и выдохнул задержанный воздух.       — Как же невыносимо глупы вы бываете порой, Валлей.       Валлей остолбенела. А Владыка, напротив, пришёл в себя. Он расправил плечи и вскинул подбородок, с высоты своего роста послав ледяной и разочарованный голос:       — Можем считать, что ничего не было? Как же это у вас так лихо получится обо всё позабыть? Ваш отец ввёл меня в эту игру, так что напрягите все силы и смиритесь с тем, что я в неё доиграю. Кричали, что не пойдёте на попятную, но в итоге именно этим и занимаетесь. Блестяще, ваше горное высочество, за такой королевой обязательно пойдёт народ.       — Я пытаюсь понять, как будет лучше для нас всех!       — Вы не доросли, чтобы решать за всех! — крикнул он в лютой ярости так, что факела дрогнули и кинули мрачные тени. — И уж тем более не доросли до того, чтобы решать за меня!.. Я сказал, что пути назад нет! — уже тихо, но не менее яростно; Трандуил на принцессу надвинулся, закрывая собой от неё весь свет, окуная во мглу.       Валлей пугливо попятилась к стене.       — Мой сын любит вас, — скривился, обежав взглядом показавшуюся хрупкой фигуру принцессы, и вновь поднял глаза, — как смеете вы думать о том, чтобы уйти так, словно ничего не было? Как смеете думать о том, чтобы причинить ему такую боль?       — Я?! — вдруг затравленно воскликнула Валлей, быстро сместившись вдоль по стене, чтобы уйти из капкана. — Только я?! — ещё надрывнее, потому что самой больно, потому что несправедливо. — Вы!.. Вы сами так делаете!       — Замолчите!.. — угрожающе.       — Замолчу я, но заговорит нечто другое! — пальнула Валлей, смахнув с холодеющей щеки слезу, к появления которой осталась равнодушна. — Потому что!.. Потому что я уже не понимаю, что истинно, а что — нет!.. Истинны ли мои чувства или тоже — ложь, и-иллюзия…       — Валлей.       Валлей подавила всхлип. Вытерла досуха лицо и нашла силы, чтобы встретить ненавистно-желанный взгляд.       — Готовьтесь к свадьбе, Валлей.       Он развернулся тотчас, открыто показав, что больше не желает говорить, и мгновенно замер, услышав:       — На той охоте, убив белорогого оленя, я загадала желание, не касающееся Мальдолла. Я пожелала хоть когда-нибудь суметь разгадать тайну вашей души.       Черный зрачок среди льдов расширился, но полоса поджатых губ осталась каменной. Валлей не стала ждать ответа. Она ушла.

***

      — На тебе лица нет.       Эннури вознесла над Валлей ожерелье с красивыми крупными и сияющими белыми камнями. Оно легло принцессе на грудь холодной ощутимой ношей и оттого показалось неприятным. Валлей прямо и пусто таращилась на себя в зеркало. Она считала себя прекрасной в этот день, но не чувствовала ни счастья, ни веселья. Ни охоты. Двигаться, даже дышать. Вдруг Валлей прикрыла глаза и задержала дыхание. Наблюдая за ней, Эннури поняла, что растеряна. Руки у фрейлины, вмиг ослабшие, опустились…       В тот светлый и радостный день она вместе с Валлей помогала Парриль наряжаться, шаг за шагом становиться настоящей эльфийской невестой. Парриль волновалась, но то было хорошее волнение. Тогда Эннури и представить не могла, что и свадьба её дорогой принцессы не за горами, однако была твёрдо уверена, что, если настанет час, когда Валлей будет выходить замуж, принцесса будет пребывать в наилучшем расположении духа. Но Валлей молчала. Молчала и от этого становилось дико.       — Может, болит что, Валлей? Давай я схожу за Ивеи?..       — Не смей.       — Ты же знаешь что волноваться в такой день вполне естественно. Ну, вспомни хотя бы Парриль… Леголас любит тебя. И ты его тоже, разве нет? Ты же ему доверяешь, он — твоя поддержка.       Глаза Валлей распахнулись, холодные и рассерженные. Она сердилась на себя. За то, что думала совсем не о Леголасе, а об его венценосном отце, который дерзко, своевольно и играюче вошёл в её мысли.       Принцесса изначально понимала, что Трандуил навсегда останется стоять страшной мрачной тенью за спинами её и Леголаса. Он — мгла, лесная, лёгкая, как ранний холодный непроглядный туман, занавесь. Но Валлей ни за что не подумала бы, что тень эта принесёт ей такой дискомфорт, такой жар в груди, такую ошеломляющую полупустоту в сознании.       — Ты всё?       Эннури неловко отступила, когда Валлей резко поднялась. Свадебное платье с лёгким шорохом расправилось. Принцесса уже была около двери, но остановилась и, когда обернулась, Эннури в ужасе ощутила, как глаза у неё защипало — Валлей смотрела на неё с мукой и какой-то непонятной тупой болью.       — Почему всё так?.. Мне страшно. Я не думала, что мне будет так страшно.       Эннури поспешила подойти и склонить увенчанную украшениями голову дрожащей принцессы к своей груди.

***

      Он не очень часто заходил в эту часть сада. Он любил возведённые статуи, но предпочитал смотреть на них издалека или с высоты. Он оберегал лишь одну скульптуру, но её вид наносил незримую, ноющую тонкой, едва определённой болью рану. Однако сегодня были иными и день, и час, и Владыка Эрин-Гален прикоснулся к каменной бесчувственной щеке холодными и в этот миг такими же бесчувственными пальцами. Его королева созерцала его пустыми глазами, улыбка, застывшая на истрескавшемся изгибе её серых губ, не согревала и не приносила облегчения.       Владыка отвернулся, пряча руки в мантии, одёргивая себя за свою мимолётную и ничтожную слабость.       Его дворец готовился к великому торжеству. В последний раз под этими сводами гремела его собственная свадьба… Бесчисленное множество столетий кануло в вечность с того дня. Сегодня он собственноручно обвенчает своего сына и его мальдолльскую избранницу.       Во дворец Трандуил возвращался широкой, но медленной, тяжеловатой походкой, чувствуя, как сильно ему хочется сейчас выпить вина и взять в руки какие-нибудь осточертевшие свитки с важными заголовками о государственных делах.

***

      — Я-я очень не хочу никуда идти, — причитал абсолютно бледный Лавей, бегая по своей собственной комнате и попутно натягивая на ноги высокие сапоги. Он красовался в белом камзоле и светло-зелёных штанах. — Я не понимаю, почему мы должны чего-то опасаться, если Лилэль мертва…       Нраймил ожидал его около дверей, пытаясь совладать с вылезающими из хвостика волосами. Наконец, плюнул на них и оставил касаться плеч. Поправил тёмно-фиолетовый камзол, сшитый ему после обворожительной улыбки в сторону мастерицы-швеи из личной «гвардии» Валлей, и заявил:       — Не понимаешь? Скоро поймёшь. Если за Лилэль стоит Гирис, то её смерть подпортит, но не рассеет его планы. Свадьба сегодня, и Лихолесье как никогда уязвимо. Стоит быть начеку. Тебе-то нечего бояться. Ты же маг. Сам недавно говорил, что у тебя получается контролировать чары. Вот и попрактикуешься. Я обо всём, что мы видели в лесу, сообщил Крайнилу.       — Крайнилу, как же… — Руки у эльфёнка затряслись пуще прежнего.       — …И он сказал, что будет начеку. Вот только таким тоном, словно мало поверил. Но ничего, справимся.       — Справимся, как же… А Валлей сказал?       — Ещё чего! Тогда уж сразу всем трезвонить об этом! Нет уж, Лавей: сегодня не тот день и не та ситуация. Достаточно и того, что мы знаем. Тем более ты колдун. Тебе нечего бояться.       — Нечего, как же…       — Лаве-ей! — Нраймил подтащил эльфёнка за рукав и с заботливостью принялся поправлять его костюм. Выглядел Лавей несчастней некуда, видимо, всем видом напрашиваясь на то, чтобы его благополучно забыли в защищённой комнате.       — А если ничего не выйдет? Если меня схватят? Я-я не хочу к ведьме… Совсем не хочу. Если я ничего не смогу сделать или переволнуюсь? Ты же знаешь, что я не могу колдовать, когда волнуюсь! Я хочу остаться…       — Нет. — Нраймил поправил ему воротничок. — Без тебя я не справлюсь. Я предупрежу стражей, которые будут в зале. Нам не нужен шум, Лавей.       — Ну, а если…       — Лавей.       — Ну, а если нас не хватит?       Нраймил выпрямился, скептически изгибая бровь. А затем всё равно вытянул эльфёнка в коридорную тишь и пустоту. Накатывающие звуки музыки слышались в отдалении.       — Хватит. Потому что с нами будет ещё Гвальторе.       — Гвальторе?! — не поверил и скривился Лавей. — О да, велика помощь! Ну ты насмешил!       — Попридержи возмущение, мой маленький друг, — Нраймил шустро пересёк несколько мостов и спустился с длинной лестницы.       Им вслед дрожали огни факелов. Дворец пустовал. Все эльфы уже давно ожидали в праздничном зале. Зудило неприятное чувство — Нраймил боялся опоздать, хотя знал, что бракосочетание будет на сразу — перед ним пройдут час-два «встряски», в течение которых можно будет перекусить и выпить, даже потанцевать.       В библиотеке тоже было пусто, но Нраймил знал, за какие стеллажи свернуть, чтобы отыскать того, кто теперь обитал среди древностей и пыли. Гвальторе с гладкой тугой косой, перекинутой через плечо, держался на стремянке, с недовольно поджатыми губами расставляя книги, и выронил одну, заслышав громогласный оклик Нраймила.       — Какого горного чёрта?!       — Странно, что ты празднично не одет! — Нраймил за книгой нагнулся и бездумно вгляделся в название. — А ведь сегодня всё иначе! Ты нужен в зале. Спускайся.       Гвальторе фыркнул, отворачиваясь к полкам, которые в эту минуту, как и вся осточертевшая библиотека, показались ему роднее некуда.       — Я не шучу, — Нраймил грубо впихнул книжонку на не предназначенную ей полку и явно помял не одну сотню страниц. — Мы втроём знаем то, что никто не знает. Нужно больше глаз.       Гвальторе поспешно спустился, нервозно поправляя пострадавший страничный шедевр. Вдруг Лавей, выглянув из-за Нраймила, щёлкнул пальцами, и испорченные страницы разгладились.       — На дух не переношу праздники. Шум. И компании. Особенно такие, как ваша. — Выразительный взгляд на Нраймила и высунувшего нос Лавея. — Я не пойду с вами.       Он отошёл, занимаясь своими делами. Нраймил с минуту молчал, опустив голову и поигрывая желваками. Лавей как никогда ощутил потребность оказаться где-нибудь в соседнем государстве. Желательно в том, про которое не только друзья не знают, но и ведьма.       — Гвальторе, — впервые очень необычным голосом позвал Нраймил. Ему действительно было не до шуток и не до препирательств.       Экс-советник, настороженный и слегка удивлённый, обернулся.       — Я прошу тебя об этом. Иллеронимы, бывший король Мальдолла, умертвия — ты разбираешься в этом как никто другой. И ты один из тех, кто благодаря этому сможет помочь Валлей. Один праздник, пару часов шума и компании — не так страшно по сравнению с тем, что вообще может произойти, если ты откажешься помочь. Так что думай.       Нраймил развернулся и покинул библиотеку. Лавей побежал следом, не желая оставаться с Гвальторе наедине ни секунды, и уже в коридоре спросил:       — Ты думаешь, он согласится?       Нраймил не ответил, потому что сомневался в благородстве Гвальторе очень сильно. Наконец, он и Лавей достигли зала. Как и на совсем недавней помолвке, двери стояли нараспашку, и звуки чудной быстрой музыки разносились вихрем по всем коридорам, заполняя дворец от и до.       — Ого, — протянул Лавей, поглядывая на столы позади народа, набитые самыми разнообразными вкусностями.       Эльфёнок двинулся вдоль стены, явно позабывший про недавние страхи и подкупленный новыми видами пирожных. Нраймил пока прислонился к колонне, не предпринимая особых действий. В какой-то момент он заметил среди красивых лихолеских девушек свою непокорную зазнобу, в её компании — молодого и длинноволосого юнца, и набычился, как большая кошка, у которой решили отобрать облюбованную добычу…       Бракосочетание должно было случиться в зале гораздо большем, нежели тот, что был отведён под помолвку. Рядами стояли столы, а перед ними, под резными золотыми куполами, под спущенными бархатными алыми шторами, располагалось бело-серое возвышение, к которому вели ступени, отделанные чёрной блестящей материей, и к которым вела точно такая же чёрная ковровая дорожка с золотистыми полосами по краям. Алтарь. Он был высок и узок, как изящная дверь-арка, обвитая розовато-белыми цветами. Рядом с алтарём возвышался кругленький столик на очень длинной, сделанной, словно сплетались древесные корни, ножке. На нём стояла одна единственная чаша с кристально-чистой водой.       Валлей долгим тупым взглядом смотрела на алтарь. Она стояла за тяжёлой шторой, которая широченной полосой укрывала пространство зала от выхода на большой балкон. Принцесса ощущала потребность в свежем воздухе, но, будучи наряженной, отчего-то не осмеливалась выйти из дворца совсем. Тревожась, изнывая от скручивающего живот спазма, Валлей то заглядывала в зал, то отпускала штору и пятилась назад. Если бы не высота, она, наверное, сиганула вниз, а там — куда глаза глядят…       Нервный смех вырвался из растормошенных волнением глубин. Смеясь и снова не понимая, над чем, Валлей схватилась за рот, стараясь быть тише, и в который раз отошла.       Видел бы её сейчас кто-нибудь, точно решил бы, что у принцессы умопомешательство. В этот миг она и сама охотно верила в него и малодушно думала, что, если кому-нибудь об этом сообщить, свадьбу непременно отложат.       Валлей уселась на корточки, держась за парапет холодной, покрывающейся ознобом рукой — дул прохладный, но не сильный ветерок, поднявшийся ещё после обеда, — и глянула на зелёно-жёлтую макушку Лихолесья через его щели. Она станет женой Леголаса и принцессой Лихолесья вот-вот, и празднование будет длиться весь вечер и всю ночь, а завтра по утру она, Валлей, должна будет полностью пересмотреть всю свою такую небольшую — о! она осознала это только сейчас! — жизнь. Откуда-то из чащи выпорхнула птица, счастливая и юркая, и мгновенно исчезла из поля зрения, растаяв в серовато-рыжих облаках… Валлей спрятала голову, потому что не была готова к тому, что чувства, а вместе с ними и слёзы, возьмут над ней верх.       — Неужели в Мальдолле было принято, чтобы невеста плакала перед таким важным событием?       Валлей даже не захотела подняться и гордо расправиться. Не хотела храбриться, потому что больше не видела в этом необходимости. В конце концом, кто он ей? Только король Эрин-Гален, только отец её будущего мужа.       И одновременно тот, кто снова так внезапно нашёл её, хотя она была уверена, что спряталась — никому бы и в голову не пришло появляться на балконе, потому что за шторой даже не предполагалось его существования.       — Нет. Но если бы я выходила замуж в Мальдолле, я бы обязательно ввела этот обычай.       Не знала, оценили ли её жалкую шутку по достоинству или нет. Щёки у неё уже высохли, и слёзы отступили. Валлей всё-таки собрала силы и поднялась, чтобы тут же в завороженности уставиться на нефрит, которым переливалась, мерцала, светилась мантия и темноватый костюм лихолеского властедержавца.       Что-то вновь было в её взгляде, в его глубине, из-за чего Трандуил незаметно, но отнюдь невесело ухмыльнулся. А затем сделал к принцессе пару решительных шагов, чтобы коснуться её локтя — поверх узковатого платья с немного расклешенной юбкой у Валлей была накинута тончайшая сеточка с вышитыми на ней золотыми цветами, и такие же цветы и сеточка заместо рукавов покрывали её руки, ярко расцветая на бронзовой коже. От его стремительности Валлей чуть попятилась и вдруг ни с того ни с сего ляпнула:       — Оно белое. Вам не нравится?       Ни бровь не изогнулась, ни ответа не последовало. От пристального созерцания сделалось не по себе, а спазм вдруг отпустил живот, мысли о свадьбе отошли на задний план…       — Вам важно моё мнение? — тихо и неторопливо.       — Вы никогда не интересовались моим, чтобы высказать своё.       — Моему сыну придётся по душе.       Сыну. Не ему.       Принцесса отвернулась и отошла, заслышав доносящиеся из-за шторы мотивы хорошей, но не очень радостной и быстрой музыки. Принялась сосредоточенно наблюдать за жуком, который преодолевал световую полоску на полу. Он шкодливо перебирал короткими толстоватыми ножками, покачивая блестящими зеленоватыми боками, и совсем не торопился. Жук знал, что жизнь его будет долгой-долгой, потому что солнце от точки восхода до точки заката катилось вечно. И жуку было невдомёк, что долго — всего лишь день… Валлей вдруг пронзило жуткое осознание — её «долго» тоже может встать в рамки одного дня, потому она многое теряет, страшась… Чего? Отказа? Свой наглости? Чужих жутко-равнодушных глаз?       — Я имею право на свадебный подарок? От вас.       Владыка молчал. Валлей пыталась побороть боязнь. Раз решилась, нужно идти до конца. Нефритовая мантия зашелестела. Теперь Трандуил находился чуть позади справа.       — Хочу один танец. Сейчас.       Её голос ей самой казался резким и нервно-звонким. Валлей выждала пару секунд и всё-таки встретилась с безэмоциональным точёным лицом. Заметно поколебалась, разуверилась, но считала просьбу, почти требование, вполне исполнимой.       — Тогда не стойте так далеко, ваше высочество.       Чувство было сродни камню, который с души подняли и позволили ей расправиться. Валлей подавила замешательство и двинулась вперёд. Руки казались неподъёмными, когда пришлось ими шевельнуть, ладони Владыки — неприятно-леденящими через ткань. Валлей не предполагала, что они будут такими. Принцесса всего второй раз в жизни имела возможность соединиться с ним в танце, но осознала, что нынешние впечатления и эмоции не затмят прошлые. В этот раз Трандуил явно не планировал разговаривать. Укрываться от кого-либо не было необходимости. Всё его давящее и пристальное внимание было уделено скованной и никак не способной побороть эту скованность принцессе. Владыка сразу словил неспешный ритм музыки за шторой, но будто бы намеренно повёл быстрее и яростнее.       И Валлей не отставала. В какой-то миг заметила, что Владыка снова рвётся соблюдать практически невозможную при такой скорости дистанцию между их телами, и нагло, рассерженно, подалась на него. Потому что из-за чёртового расстояния сбивались ориентиры, потому что комкались чувства, когда они должны были быть обнажены до предела, чтобы тонкие грани уловили всё то, что так стремилась распознать Валлей.       «Моя природа иная, Валлей».       Это же не природа играть и вводить в заблуждение?       Как страшно оказалось искать на это ответ.       «Я выстраиваю границы… И я не терплю, когда кому-то удаётся их сломать».       Видят Боги, она ничего не собиралась ломать!..       Валлей дышала часто, пока в голове бился лихорадочный пульс мыслей. Терпеть больше не было сил, её тело действовало за неё само, потому рука уже соскользнула с каменного плеча и юркнула вниз, чувственно, крепко прижимаясь к мужской груди. Последнее, что Валлей видела, прежде чем поцеловала — по секундам заполняющий синюю радужку глаза зрачок.       Это было мгновение какого-то необъяснимого триумфа. Если бы кто-то в тот день, когда она ввалилась в кабинет отца, сказал ей, что она будет целоваться с тем самым надменно-заносчивым, чертовски-властным и неприятно-всезнающим эльфом, который в резких словах сделал ей замечание, она бы не поверила и посчитала сказавшего сумасшедшим.       Сейчас сумасшедшей она могла бы окрестить себя. Потому что даже в берегасносящей близости с Трандуилом она умудрилась подумать о Леголасе. И враз ей сделалось паршиво, тошно оттого, какую новую сторону она открыла в своей некогда светлой и чистой натуре.       Валлей могла поклясться, что так и не почувствовала, ответил ли Владыка на её поцелуй или нет. Зато очень хорошо она ощутила болеприносящую хватку на локте.       — Никогда не смейте так делать!..       Ноги — вата. Валлей отступила. Голова её всё ещё слегка кружилась, но Владыка с неумолимой жестокостью прорезал интонацией и выражением глаз пелену в её сознании:       — Не питайте к случившемуся в моём кабинете иллюзий, Валлей. У вас был жар. — И прежде, чем принцесса попыталась защититься, заявил грозно, презрительно и оскорблённо: — Я ничего не могу испытывать к вам, Валлей! Это просто невозможно. Церемония начинается. Вы принадлежите моему сыну. Или ваши слова ничего не значат? Отвечайте.       — Д-да, — одним надломленным выдохом, после чего впору умереть под каменной плитой охвативших стыда и обиды.       — Тогда сделайте то, что обязаны.

***

      Гвальторе уже бесился оттого, что и до него — а ведь библиотека находилась далеко не на первом этаже! — доносилась до неприличия весёлая музыка, будто в мире самые наилучшие времена и у всех всё прекрасно и волшебно! Рассерженный экс-советник, который просьбу Нраймила поприсутствовать на празднике послал к чертям на радость, подхватил стопку свитков, прижал их сверху подбородком и принялся, маленькими шажками надвигаясь и подпинывая коленями, закрывать библиотечную дверь. После ему нужно было унести свитки в хранилище, однако, когда он покинул коридор, который освещался факелами, и очутился в коридоре, свет для которого падал с улицы, то задержался напротив узкого окна. Что-то не так было с лесными шапками. Зелёно-жёлтые кроны неестественно сильно шевелились, словно кто-то пытался срубить стволы, и эта колеблющаяся волна довольно быстро катилась издалека всё ближе ко дворцу. На ветер сие списать было невозможно — он не хулиганил с такой силой. Гвальторе настороженно приблизился, предчувствуя самые дрянные события. А когда над лесным морем на миг вскинулось, как ус морского дьявола, длинное щупальце существа небезызвестного, экс-советник кинулся из коридора прочь, обронив свитки.       Он добрался дверей в праздничный зал. Они оказались закрыты. Гвальторе попробовал дёрнуть за ручки — ничего. Он стучал, недолго, но достаточно громко, чтобы с той стороны услышали в обычное время, однако сегодня музыка и хор гулких голосов оказались непреодолимым шумовым препятствием. Дело приобретало совсем уж нехороший поворот. Ждать было некого и нечего, потому Гвальторе кинулся обратно, ибо к такому залу должна была вести ещё хоть какая-нибудь дверь.

***

      Всё замерло, оцепенело, словно покрылось тонкой коркой льда, сотворившейся из холода, поднявшегося из самого естества Валлей. Она пыталась перебороть его так же рьяно и безуспешно, как и серую завесу безнадёжности, расстелившуюся перед глазами. Эта завеса перекрыла почти весь свет в зале, сделала из разбросанных под ногами лепестков и ковровых узоров уродливые расплывчатые пятна. Принцесса медленно двигалась к алтарю, не ощущая ничего из того, что положено ощущать вроде бы счастливой невесте. Она была единственной полностью открытой и безумно интересной мишенью для взоров обоих народов.       Они могли созерцать затухающие отблески той великой жертвы, ради которой принцесса Мальдолла делала свой последний, решающий, но нерешительный шаг.       Леголас заметно нервничал. Когда же с обратной стороны алтаря степенно и величественно взошёл на ступень его отец, принц на миг задержал дыхание и потупил взгляд, чтобы мягкой и ободряющей улыбкой поприветствовать свою почти жену.       Зал затаил дыхание. Валлей потеряла с миром, с самой реальностью всякие контакты. Когда в первые ряды протиснулся Лавей, желающий воочию поглядеть на свадебное платье Валлей (а вдруг всё шутка, в конце концов?), принцесса не заметила его. Для неё Лавей слился в однотонную молчаливо-торжественную массу из лиц и тел, а значит, ничего не значил.       Состояние оцепенения не проходило. Валлей встала в двух шагах от алтаря, от последней ступени. Леголас протянул ей розоватую, едва заметно подрагивающую ладонь. Он всё также улыбался. Он не ведал, не мог ведать, что его верная Валлей терзается невозможными, отвратительными и грязными сомнениями… Он был слишком чист и добр, чтобы окунуться в мутный омут вслед за ней и всё понять.       Момент затягивался. Эльфы ждали последнего шага. Но ничего не происходило.             — Валлей, — ничего не понимая, шепнул Леголас. Улыбка заметно померкла на его губах, возникла тревога, которая ранила Валлей слишком сильно.       Валлей не хотела плакать. Ей хотелось взвыть здесь и сейчас от собственной лжи и бессилия.       Она смотрела на них двоих — отца и сына — невероятно похожих и до дикости разных, словно впервые видела. Слепла от ярчайшего Солнца и потому была вынуждена отворачиваться к Мраку.       Валлей оборвала зрительный контакт с Леголасом. Пальцы её правой руки сжались — плохой знак. Принцесса медленно уставилась на Трандуила. На опешившего, на ожидающего. На начинающего всё понимать и потому — гневаться.       Помолвка — не страшно. Помолвка есть обещание. Помолвка — будто бы несерьёзно. Но брак — это совсем иное. Брак — конечный этап, совместный шаг, полное соединение, которое в дальнейшем не разорвать, после брака последним совместным шагом станет только шаг в пустоту, к Смерти. И нельзя этого понять, пока тебя не ослепит свет из-под алтаря.       Всё это — миг, за который Трандуил сделал неопределённое движение, словно при попытке остановить принцессу. Потому что выглядела она, как тот, кто собирался вот-вот кинуться прочь.       И вдруг — дрожь.       Напряжённая до умопомрачения Валлей не разобрала — то ли её так тряхануло перед обмороком, то ли всё-так незримый разряд прошёлся под землёй.       На принцессу накатила лютая волна повышающихся перепуганных голосов.       Толчок повторился. На первых этажах дворца он точно стал особо ощутимым, но для собравшихся в этом зале лёгкая вибрация не представляла опасности. Однако, довольно сильно пугал её источник. Внезапно на долю секунды голоса стихли до напряжённых перешёптываний. Промчался громогласный приказ Владыки открыть двери. Отчётливо застонали дверные механизмы, и деревянные крылья прильнули к стенам, оголяя перед эльфами уходящий длинный пустой коридор. Оставался он таким недолго — с того конца приближалась тёмная точка, скоро приобретшая очертания мужской фигуры. На пороге лихо затормозил лихолеский страж:       — Владыка! Орки во дворце!       Валлей очнулась только когда поток взболомутившихся гостей снёс её с ковра и дотолкал практически до самой ближайшей колонны. Нечто громыхнуло — это сдвинулся неповоротливый и тяжёлый алтарь. Со столика рухнула чаша с кристальной водой, и священная вода растеклась под сотней ног… Кто-то грубо до боли схватил за вырез платья на спине и дёрнул за колонну. Нраймил о чём-то настойчиво и очень испуганно твердил, приказывал, но Валлей не могла разобрать его слов. Она лишь ощутила аромат вина, исходивший от него, потому что он отчего-то резко вошёл в нос. Кажется, Нраймил хотел, чтобы она ушла. Спряталась. О Валар, от кого и куда? Что же это происходит?..       Эльфы покидали зал. Длинные юбки волочились со всех сторон. Появился Леголас. Он пробился к колонне, за которой стояли Нраймил и Валлей, с мечом, опушенным остриём вниз. Валлей уставилась на обнажённый и готовый проливать кровь клинок обескураженным, тупым взглядом. Так смотрит маленький и ещё совсем глупый ребёнок, когда перед ним вертят игрушку не по возрасту.       — Чего же вы ждёте?! Скорее!       Он подхватил Валлей под левую руку, Нраймил — под правую, и они потащили её за собой так, словно ей ни с того ни с сего отказали ноги. В какой-то миг к ним прибился Лавей, на бегу умудряющийся заламывать пальцы рук от охватившего его ужаса. Он-то не Валлей, он всё понимал.       — Как они проникли во дворец?! — воскликнул Нраймил, когда они уже вчетвером спускались по лестнице. — Что делали стражи, горный чёрт бы их подрал?!       — Главные врата проломлены, — Леголас контролировал себя лучше, попеременно бросая на вялую и податливую, как куклу, Валлей взгляд, — стражи перебиты. Эти твари действовали слаженно, словно давно всё затеяли!..       «А то!» — прорычал Нраймил про себя.       А затем отпустил Валлей и ринулся в совершенно другую сторону. Леголас повёл Валлей дальше. Лавей на мгновение остался в одиночестве, замешкавшись и не в силах выбрать, с кем пойти. Предпочёл Нраймила и побежал по горячим следам.       — Что будем делать?! Они… Они схватят меня! — ныл он. — Они тут по мою душу!       Нраймил с бега перешёл на торопливый сбивчивый шаг. Оружейная была рядом. Вот угораздило его без меча на свадебке появиться! Он с ноги открыл оббитую железными ремнями дверь, ныряя в прохладный, пропахший металлом и древесиной, сумрак.       — Не только за тобой, ушастый! — чем-то громыхнул Нраймил так, словно перевернул целый стеллаж.       Потом потеснил Лавея, тремя кружащими взмахами оценив выбранный меч.       — Спрячься куда-нибудь. Хоть в лазарет к Ивеи. Только под ногами не путайся.       Лавей сглотнул. Нраймил, его единственный защитник, уже ускакал за поворот. Со всех сторон что-то стучало, гремело, будто под потолком сгустились тучи и принялись исходить трещинами молний. Кровь ударила в голову и, намотав мантию на руку, Лавей бросился прочь по коридору. Лестницы и перелёты — он всегда ориентировался в них — сейчас словно расплылись, тошнотворным водоворотом вскружились перед глазами. Эльфёнок прилип к перилам, заглядывая вниз — там в суматохе мелькали вооружённые эльфы, звенела сталь о сталь. Оттуда холодным столбом поднимался ветер. Лавей медленно обернулся, заслышав хрип и сопение — чёрная страшная морда скалилась ему в ответ. Ятаган поднялся вверх, чтобы обрушиться на белокурую голову, но Лавей потерял равновесие и с криком осел на ступени. Орк был всё-таки неповоротливым, латы добавляли к его туше веса, но и Лавей, запутавшись в одежде, только улиткой отползал и голосил. Никто, правда, не слышал. Пару раз ятаган шкрябнул по ступеням, оставляя в камне мизерные засечки. И вдруг орк отлетел, порастеряв всё оружие, сметённый желтоватым столпом света.       — Я-я-я… Я сделал это! Я жахнул тебя!       Эльфёнок дал дёру за поворот, в одночасье чуть не влетев в подставленные когтистые лапы — орков столпилось уйма — но вывернулся, юркнув у одного между ног. Орки не были намерены отступать. Десяток ног, сотрясающих каменные плиты, тарабанил за спиной Лавея. Они гнали его вниз, и он, ничего не подозревая, направлялся прямо в подготовленный капкан.

***

      Валлей вывернулась из хватки Леголаса. Казалось, что она пришла в себя. Как раз на пером этаже нечто с силой бахнуло — одну из дверных створок снесли с петель. Резная, тяжёлая половина шлёпнулась на пол, и подготовившихся к схватке стражей снесла чёрная орочья волна.       — Уходи, Валлей, уходи сейчас же! — принц встряхнул невесту за плечи и указал в пустой коридор, который пока что был защищён.       Стало очень шумно. Леголасу пришлось отвлечься на стражей, которым требовались чёткие приказы. Валлей хватило секунды, она, ничего не чувствуя — лёд так и стискивал всё её естество до хруста — уставилась на мертвецов неподалёку, пронзённых пучком стрел. Она подобрала клинок у одного из них. Когда Леголас принялся оглядываться в её поисках, Валлей уже сбегала по лестнице вниз, направляясь прямиком к разворочённым воротам, в проёме которых секундой ранее исчезла нефритовая мантия самого короля.       — Валлей!.. — обречённо и зло вскричал принц.       Однако и ему, и стражам пришлось сгруппироваться — орки взобрались по соседней лестнице, бросились с ятаганами наперевес.

***

      Гвальторе понял, что предупреждать об опасности поздно, когда ему пришлось припасть к земле при первом подземном толчке. Лес был рядом с ним, прямо за спиной, и он жалобно и обиженно, что его потревожили, застонал, покачивая кронами, будто ругаясь. Ветки затрещали — кто-то их немилосердно ломал — ливнем вниз посыпались листья, и над Гвальторе возвысилась тяжёлая длинная и широкая тень. Глаза Цисси горели жутким огнём, щупальца её танцевали в небе, а капюшон раздувался, показывая, что кобра готова к бою. Но она явно не ожидала так сразу встретиться с тем, к кому оказалась до безумия неравнодушной. Её взгляд сразу смягчился, а щупальце с желанием поплыло к Гвальторе.       — Здравствуй, эльф-с-с, мой эльф-с-с. Я соскучилась-с-с…       Гвальторе на ноги поднялся моментально, однако его маневр нырнуть под ветви не увенчался успехом — откуда ни возьмись выросли здоровенные орки, пришедшие как подкрепление. Тот, что стоял ближе остальных, до скрипа стиснул ятаган и оскалился — урод, один из тех отребьей, выведенных или улучшенных Скальдой Грозной, которыми она хвасталась им в Дол-Гулдуре.       — Советник! Надо же! Узнаю его! Приказано взять живым!..       На землю шлёпнулся тяжёлый конец толстой верёвки. Гвальторе сразу понял, что его собираются связать. Он попятился, выставив перед собой ладони с растопыренными пальцами, и явно собирался высказаться, причём далеко не в самых вежливых и красивых словах. Другой орк натянул тетиву, целясь экс-советнику по ногам. Тогда-то Гвальторе и про тираду позабыл. Но стоило стреле сорваться с тетивы, кто-то на орочье собрание налетел сбоку, смещая его к деревьям. Орки переполошились, плюясь ядовитыми проклятиями, которые смешались с оглушающим шипением раздвушей капюшон Цисси.       Стрела вошла мимо ноги, но распробовать чувство облегчения не удалось — щупальце обхватило Гвальторе поперёк туловища и взвилось вверх.       — Вот гадина! — рычал Нраймил снизу.       Дважды катапультированным зарядом он стать не мог. Орки очухались, даже в полную силу оружием махать начали. Единожды Нраймил лихо отскочил спиной на тушу Цисси, и орк, чьего удара он миновал, змеюку поцарапал.       — Что, не нравится?! — не думая, Нраймил перехватил вражеский клинок поперёк лезвия. Окровавил ладонь, но орка поборол.       — Жалкий! Жалкий эльф-с-с, ты пошёл против госпожи!       Пришлось уворачиваясь от её разозлившихся, словно отдельной жизнью живущих, щупалец. Они твёрдыми стрелами намеревались вонзиться в тело юркого эльфа, вспахивали землю по его следам, обхватывали, вырывали деревья и крошили их ему на голову. Но к Нраймилу подоспели стражи. Цисси не могла увернуться от целого града стрел, пускай они и не были способны нанести ей смертоносного урона. Однако щупальце с Гвальторе разжалось — стрела угодила прямо в его тоненький кончик, а там у змеюки, явно, располагались особо болевые точки — и экс-советник рухнул вниз. Придушенный хваткой и оглушённый ударом, поднялся он не сразу.

***

      Струя яркой крови взвилась в небо. Окропила белоснежное платье Валлей. Клинок принцессы был опущен вниз, как опасное продолжение её напряжённой, способной бить ровно в цель, руки. К ногам Валлей упал третий орк. Она перешагнула его, не боясь сунуться в самое пекло. Смотрела чётко перед собой, слушая разнотонный голос лживого, чернеющего в красках заката леса.       «Эрин-Гален кажется диким. Но безопаснее этого места не найти». — Говорил он ей властно, спокойно, абсолютно уверенный в каждой озвученной мысли.       Что теперь?.. Защиты нет нигде. Защита, безопасность — та же хрупкая и мерзкая иллюзия, которую можно рассеять, щёлкнув пальцами.       Валлей, как хищница, метала взгляд из стороны в сторону. Не попеременно выскакивающие и летящий на неё с рычанием орки интересовали, а ведьма. Ведьма, чьего появления Валлей ожидала с минуты на минуту. Ведь этого стоило того, верно? Иначе к чему весь этот спектакль?..       Черные, закованные в броню тела толпились у левого края дворца. Сюда доносилось бесчисленное множество стуков, которые издавала раздавленная половина двери. Валлей стояла не так далеко от выхода. В полнейшем хладнокровии, в непонятной ледяной ярости принцесса двинулась на эти чёрные тела и сама была готова принести им сокрушение и смерть.       Покинувший праздничный зал в первом числе, Трандуил объявился перед Валлей вновь. Он стоял в живом кольце, из которого в него летели стрелы и направлялись по косой и закруглённой траекториям ятаганы и топоры. Нефрит его мантии испачкался в багровом и чёрном, но ни в какой помощи лесной Владыка не нуждался. Однако получил её, когда Валлей круто развернулась, снося рыпнувшемуся врагу голову. Её заметили. Живое кольцо искривилось, а затем распалось — орки знали, кто появился перед ними. Невысокая в сумерках, отливающая белизной платья и волос, принцесса порадовала их тем, что облегчила им задачу — теперь её не нужно искать.       — Мальдолльское отребье!..       Широченная ладонь метнулась по направлению к лицу, но ухватила лишь прядь волос. Валлей взмахнула мечом непредсказуемым образом — его лезвие пошло поверху, перерубая прядь, а вместе с ней отсекая толстый палец. Орк взыл и отвёл руку с ятаганом, желая вспороть принцессе живот.       — Живой!.. — загорланил второй, мгновенно получив клинком в глаз.       Кровавое месиво расцветало и росло, как налившиеся кровью язвы, готовые вот-вот лопнуть. Но лопнуло и обагрило землю не оно. Лопнула с сильнейшим грохотом, будто взорвалась воздушная оболочка, струя поднявшегося в небо столпа света. Удар был чудовищной силы, земля снова заходила ходуном. Те, кто стоял, повалились. После наступил краткий миг затишья. А затем его прорезал далёкий дикий вопль. Кого-то или резали, или пытали.       — Лавей!.. — разлепились губы Валлей.       С криком, в котором вылилось всё: от отчаяния и боли до ярости, она кинулась к поднимающимся оркам.       Трандуил ощутил, как кривое лезвие ужалило его в щёку — остался порез — а затем жестоко расправился с последним орком. Думал, что с последним, пока оставшаяся тварь не кинулась со спины. В одночасье в воздухе запели два клинка сразу и столкнулись, послав искры… Орк упал, перерубленный надвое, Трандуил и Валлей уставились друг на друга, пока их мечи стояли под небом куполом, и с лезвия каждого стекала ручьями кровь.       — Валлей!..       За секунду его ещё полыхающий неугасимым пламенем жажды расплаты взгляд облетел принцессу с ног до головы. Владыка метнулся вперёд, касаясь широкого багрового пятна на груди Валлей, приняв его за смертельную рану. Принцесса, не осмысливая, проследила за тем, как пробежали по ней бледноватые пальцы, среди которых в крови испачканы были большой и указательный, а затем пулей развернулась, метнувшись в направлении дворца.       — Валлей!..       Но снова этот грозный оклик остался бессилен вернуть её назад.       «Какая цель преследовалась?.. — надломленно думала принцесса те краткие мгновения, пока перепрыгивала тела павших, пока шипела, что дважды подвернула ногу в неудобных босоножках, пока выискивала среди мельтешения эльфийских и орочьих тел хоть кого-то из знакомых. — Лавей! Этот свет был магическим! Лавей!.. Ну где же ты?!»       Она плохо помнила, откуда сверкнула вспышка. Лицо Валлей горело адским пламенем, но принцесса и подумать не могла, что дело в проклятии. Когда же впереди, исчезающую в чаще, она разглядела Цисси, что отливала чешуёй, перед глазами у Валлей всё поплыло. В той стороне летели стрелы, сливались крики и стоны боли. Смещались тени и свет, глушился стук сердец и ускорялись мгновения наступления смерти.       Орки отступали. Их гнали обратно.       — Валлей! — пылающий от гнева, Леголас лихо вогнал окровавленный меч в ножны, и стремительно пошёл к Валлей, возникшей в проёме снесённых врат. — Что же ты делаешь, Валлей?! Нельзя так бездумно подвергать себя опасности! Погляди на себя! Я не желаю, чтобы ты так поступала!..       Валлей смяла одежду у него на груди. Леголас замолчал. Губы у Валлей дрожали, но глаза полнились не слезами, а тупой болью и безнадёжностью. Она постояла рядом секунду, а после… Оттолкнула, слабо, дрогнув, но оттолкнула Леголаса, и пошла дальше, однако шаг у неё был нетвёрд. С другой стороны по лестнице взбежал Нраймил, ещё не отошедший от потрясения. Висок у него был рассечён, и кровавая дорожка уже переползла на шею и испачкала белый воротник. Рядом, но на две ступени ниже, остановился не менее потрёпанный Гвальторе. Дышал он тяжело, метаясь взглядом из угла в угол, будто вот-вот из него должен был вырваться поток отборной брани, но голова отказывалась выдавать нужные фразы.       — Где Лавей, Нраймил? — хрипло окликнула Валлей, сотрясаясь под каждым ударом собственного сердца.       Оно ударило ещё раз и, казалось, замерло, когда Нраймил в красноречивом жесте дважды качнул головой.       — Что ты хочешь этим сказать?! Это ведь из-за него полыхнуло небо?! Что случилось? Ты же был рядом! Был ведь? Появилась Скальда? Это ведь она была, да? Иначе бы орки не пришли. И змея… Змея служит ей, значит, и ведьма была. Чего же ты молчишь, Нраймил?! — закричала она слабым и оттого нехорошим голосом.       Валлей, покачиваясь, приблизилась, и тогда Нраймил с содроганием посмотрел ей глаза в глаза. Всезаполняющий мрак, ослепляющая боль и ненависть, — они сделали её зрачки глубокими и ужасающими. На лице Валлей проступали чернильные полосы и вновь исчезали. Как тогда, когда она сидела перед зеркалом. Иллюзия давала сбой. Только в этот раз Валлей ничего не ощущала. Лишь неконтролируемое желание громить, рушить, как-то выплёскивать из себя этот сгусток отвратительной чёрной и гнилой злобы, распирающей её на всех и на каждого в отдельности.       И все эти чувства, отражающиеся, как в зеркале, на её белом, как полотно, лице, Нраймил уже когда-то давно видел. Он очнулся от мрачного созерцания, когда Валлей до боли впилась ему ногтями в руку.       — Где. Лавей?! — прошипела.       — Там, где ему и место!       Валлей широко раскрытыми глазами уставилась на Нраймила. Но эти слова произнёс не он. Это с тем же вызовом и бешенством отвечал ей Гвальторе.       — Изначально всем было ясно, в особенности королю Мрануру, что этому эльфу не место среди нас! Он сомневался, когда принимал его в Мальдолл, сомневался до самого последнего дня! И был, как и всегда, прав! И вот чем всё обернулось!       Валлей собралась кинуться на него, но Нраймил не дал, схватил за плечи.       — Что он несёт?! Ты что, согласен с этим, Нраймил?!       Нраймил пропускал мимо слова обоих. Его пугало чернеющее лицо Валлей.       — Послушай, — зашептал он ей успокаивающе, как только мог, — послушай меня, пожалуйста…       — Если Лавей у них, они найдут для его сил самое страшное применение, какое только можно представить! — закричала Валлей, вырывая руки из ладоней друга. — Мы должны отправиться за ними! Немедленно!..       — Это невозможно! Не сейчас!       — Да с чего ты взял, горный чёрт бы тебя подрал?! Я устала, устала сидеть в этом месте, оторванная ото всех, кто дорог мне, ото всех, кого должна защищать своим телом! Не хочу, не желаю погибать в четырёх стенах! Они решили, что раз я — жалкая дочь, внучка Великих мира сего, то мне можно лгать, можно играть со мной?! Так пускай же подавятся своей ложью, пускай проглотят сталь моего меча!.. Отпусти меня немедленно, иначе я!..       Нраймил скрутил её с силой, на которую прежняя Валлей отреагировала бы болевым криком. Даже Леголас, всё это время мрачно наблюдающей в стороне, дёрнулся: «Нраймил!»       — Иначе ты что, Валлей?       — Я возненавижу тебя. — Плюнула она ему в лицо, прищуриваясь презрительно, как никогда.       — Давно пора, учитывая то, что он сделал с Гэрфилом, — с кротким смешком яда и зла сказал Гвальторе.       Нраймил похолодел всем естеством, когда лицо Валлей в неопределённых эмоциях дрогнуло.       — Заткнись, Гвальторе, — низко, хрипло, раненым зверем, — ради всех богов, каких знаешь, заткнись.       Но Гвальторе, натерпевшийся за последний час всего, пару раз сброшенный в вязкий омут расплющивающего страха за собственную жизнь, уже не мог остановиться:       — Посмотри на неё! — имел он в виду Валлей. — Это лицо, это проклятие, эти затуманенные жестокие глаза — неужели не узнаешь?! Надо же, так легко позабыл о содеянном! Даже тот день, когда твой гнусный поступок сам король согласился похоронить, не помнишь?!       — О чём он? — Валлей давно обмякла в руках Нраймила, но могла в любой момент взбунтоваться.       Леголас решительно кинулся к ним…       — Гвальторе! — предупреждающий рык.       — О том, что убийца твоего дражайшего Гэрфила перед тобой!       — Нраймил! — вырвалось у Леголаса, но поздно.       Нраймил ловко ушёл от пальцев Валлей, которыми она хотела вонзиться в его лицо, и бросился на Гвальторе. Они слетели с лестницы кубарем. Леголас схватил завизжавшую Валлей. Принцесса брыкалась и пыталась царапаться. Но и схватка внизу была не менее ожесточённой. Гвальторе отползал назад, ладонями нащупывая ступени, с разбитым носом.       Но вдруг безумие кончилось — зашумели торопливые шаги. Звуки потасовки не остались незамеченными. Подлетевшие к опьяневшему от лютой ярости Нраймилу стражи схватили его под руки, отдирая от экс-советника.       — Ты?! Ты?! — вопила Валлей, а затем вдруг разразилась дурным хохотом.       И смеялась до тех пор, извиваясь в руках крепко держащего её Леголаса, пока Нраймила не закрыла фигура Владыки.       — Отец?..       Трандуил, не разжимая плотной линии губ, жёстко схватил Валлей за подбородок, всматриваясь в её лицо — чернильные полосы вернулись. Они трещинами изрешетили её кожу и теперь виднелись и на груди, и на спине. Казалось, сдёрни с себя принцесса платье сейчас, — и всё её тело будет сплошным чернильным разводом.       Валлей молниеносно вскинула руку, шлепком отгоняя от себя ненавистное прикосновение короля, и в этот миг браслет из рогов оленя звонко треснул и соскользнул с её кисти, осколками раскатившись под ногами.       Валлей произнесла чужим голосом, злым и насмешливым:       — Время пришло!