Танец Перехода

      Трандуил пристально взглянул на сына — тот, как и обычно, сидел по правую руку, но совсем сухо и равнодушно глядел в тарелку. Он ел, но словно бы не ощущал вкуса, мыслями и чувствами витая где-то вне трапезной. В другое время Трандуил не повременил бы спросить сына о причине его неразговорчивости и отчуждённого настроя, но сегодня молчал и… Подливал себе вина.       Они сидели так вдвоём уже минут двадцать, не обмолвились ни словом, только приветствием в дверях, но — не более. Если бы слуги не сновали вокруг стола, атмосфера стала бы совсем неприязненной. Очередной раз послав на сына многозначительный взгляд, Трандуил впервые обратился мыслями к Валлей. Хотел, чтобы принцесса поскорее надумала явить свою персону и — Владыка позволил себе такое внутреннее определение — спасла положение.       Вдруг Леголас с коротким звоном опустил вилку и вознамерился подняться, тогда, подавшись вперёд, Трандуил подал голос:       — Леголас.       Принц обернулся.       — У меня есть к тебе разговор. Прошу, присядь.       Сын с тем же равнодушием повиновался, однако, демонстрируя внимание, сел в полоборота.       — Я склонен думать, что случилось что-то нехорошее, что напрочь отбило у тебя аппетит. Здоров ли ты?       — Абсолютно. Нет причин для беспокойства, — и слегка улыбнулся, не желая больше говорить на эту тему.       — Это важно, ибо я хотел бы отправить отряды на границу. Вчера вечером до меня дошли вести с западной части — девять пауков удалось убить на подступах к деревне, ещё четверых — уже в ней. Они идут к нам с Дол-Гулдура, не считаясь с границами и патрульными. Я вынужден усилить охрану нашего народа.       — Тогда я выполню всё, что ты скажешь, — сразу и не раздумывая.       — Не сомневаюсь… — странные интонации пробились в его голосе, и Владыка медленно откинулся на спинку, отпивая из бокала. — Возьми с собой кого посчитаешь нужным.       — Если пауки в таком количестве покидают Дол-Гулдур… Не значит ли, что та женщина что-то задумала?       Вопрос сына на мгновение застал врасплох. Трандуил поглядел на него пристально и холодно поверх бокала и… Смолчал. Впрочем, быстро наладил самообладание и продолжил немного в другом направлении:       — Что касается принцессы Валлей, Леголас…       Голос отца показался тихим и слегка задумчивым. Принц мгновенно прищурился, чего Трандуил не заметил, рассматривая нечто в стороне.       — Я женюсь на ней, — поторопился вставить Леголас прежде, чем отец продолжил. — Дата уже оглашена. Ты сам её назначил.       — Да, — вдруг высоко и властно, — назначил. Теперь же я понимаю, что поторопился.       — Что ты хочешь этим сказать?       Любимый сын и наследник наполнился самыми противоречивыми и во многом мрачно-тяжёлыми чувствами — Владыка ощутил это с поразительной быстротой и на секунду замешкался с ответом.       Неужели Леголас так сильно привязался к этой девушке, вышедшей из народа Горных эльфов, к дочери его… некогда друга? Трандуил с абсолютной уверенностью считал, что ни Валлей, ни Леголас не имеют друг к другу любовных чувств, и впервые не в шутку удивился, когда они, в действительности излучающие любовь и счастье, вместе показались на празднике; удивился и сейчас, когда сын так остро среагировал на его слова.       «Вы любите моего сына?» — «Люблю».       Упустил… Так тщательно следил за ним столько безумно долгих лет и столетий, так ловко предугадывал и заранее решал сложности, которые могли бы настигнуть его, и вроде бы считал, что знает о нём всё, что только может знать отец, но… Не заметил. Не заметил и упустил самого важного и самого опасного — влюблённости.       — Настоящее принцессы Валлей осложнено непредвиденными вещами, и ты понимаешь, о чём я.       — Я помогу ей со всем разобраться, — Леголас не заметил, как сжал кулак. — Ты же не думаешь, что я дам ей так просто и нелепо… Погибнуть?!       — Это не зависит от тебя, — резко прервал Трандуил, сдвинув брови, — я не желаю, чтобы ты овдовел, только женившись!       Замерли даже эльфы-слуги. Леголас стремительно опустил голову, будто вдохнуть не смог, а горло сжало тисками.       Сердце в груди короля бухало размеренно и сильно. Невообразимо жаркая волна окатила его внезапно, полностью, когда раскрылись двери, и Валлей на мгновение замешкалась, поднимая подол… Тёмного платья. Тёмного настолько, что едва в нём угадывался насыщённо-бордовый оттенок.       Тёмного настолько, что оно шло ей, как не шло ни одно платье до этого.       Леголас посмотрел на Валлей с запозданием, мимолётный взгляд он уделил отцу. И заметил в его ледяных сосредоточенных глазах то, что сам Владыка, скорее всего, осознавал плохо. Принц незаметно сжал челюсти, к своему сожалению, не найдя сил прилично улыбнуться приблизившейся Валлей. Принцесса села, ни разу не уделив Трандуилу того внимания, которым он одарил её, но буднично и просто полуулыбнулась жениху.       В отличие от Леголаса, Валлей голод ощущала, потому первые пару минут наслаждалась изысканными блюдами, не думая о постороннем. Пользуясь её невниманием, Леголас снова взглянул на отца — тот с неожиданной увлечённость уже вчитывался в только что поднесённый свиток.       Нет, ему показалось. Его отец… Его отец любил его мать, сейчас любит — память о ней. Он не мог смотреть на Валлей иначе, чем смотрел до этого.       Леголас, почувствовавший пульсацию в висках, прижался лбом к руке. Решил, что слишком много думает о неправильных и невозможных вещах. Валлей его невеста. Она принадлежит ему. Ничто не может изменить этого. Никто не станет менять это. Вот же она, сидит напротив, красивая, но всё-таки расстроенная, о чём нельзя сказать, посмотрев на неё бегло. Сейчас, поглядывая из-за волос, скрывших его лицо от отца, Леголас заметил это.       Час трапезы подошёл к концу. Трандуил покинул зал раньше, потому Леголас сразу же в коридоре сообщил Валлей о том, что отправится на границы. Лицо принцессы мгновенно потеряло свет и улыбчивость. Будто присутствие принца — единственное, что вообще могло скрасить её существование.       — И надолго? — тихо вопросила она, пока озноб холодил оголённые руки.       — Не думаю. Ты же дождёшься меня, Валлей? — Леголас подступился к ней, обнимая за спину. Их лбы соприкоснулись. — Я хочу извиниться за те свои слова. Но мне действительно больно осознавать, что, сталкиваясь с неприятностями, ты идёшь к нему, а не ко мне. Так не должно быть…       — Я дождусь, — заулыбалась она, но тени не до конца ушли с её бледноватого лица. — Будь осторожен…       Обед Валлей провела за вышивкой, хотя совсем не думала о ней, и снова с десяток раз уколола палец. Затем плюнула на это дело, затолкала треклятое полотно подальше в шкаф, за платья, будто более не планировала возвращаться к нему. Она взялась за вышивку этого лица, поддавшись слепым, скомканным чувствам, а сейчас, ощущая в душе нечто запретное, то, для чего места предназначено не было, более не могла продолжать шить в том же настрое… После полотна руки Валлей горели, и она долгое время пробыла в купальне, держа их в ледяной воде.       Несколько часов пролетело незаметно. Валлей на нетвёрдых ногах двигалась к трапезной. Прошедший день виделся ей скучным и бессмысленным. Она не переговорила с Нраймилом — лишь его спину видела, когда он уезжал вслед за Леголасом. Эннури с утра была в делах и заботах, потому своей принцессе уделила времени необычайно мало, и к вечернему часу причёску Валлей поправила сама.       Перед ней раскрыли двери, и ярковатое свечение трапезной лёгкой непривычной болью отозвалось в глазах. Валлей задержалась на пороге, пока слуги расставляли последние блюда, и будто вальсировала на грани между быстро уйти или остаться. Но спиной отчётливо ощутила чьё-то присутствие, а затем голос, одними интонациями обрубающий пути к отступлению, по-деловому вопросил:       — Задумались?       Валлей чуть обернулась. Владыка глядел мягко и терпеливо.       — Нет…       — Тогда прошу.       Одна его рука указала в сторону красивого стола, а вторую в подталкивающем жесте Валлей ощутила на своей спине. Принцесса приблизилась к своему стулу и приготовилась отодвинуть его, но Владыка действовал быстрее — он сам отодвинул его, приглашая сесть. Когда же Трандуил отошёл, и ветер от волн его мантии коснулся Валлей, она вздрогнула и… Поспешно налила в бока воды. Залпом выпила.       Не могла приступить к еде, сидя, как на иголках. Не взяла вилки и после, только воды подливала в бокал, отвлечённо рассматривая узор на краю подноса, с которым эльф-слуга стоял у стены. Наконец, вопрошающий голос Владыки вернул Валлей к реальности:       — Плохо себя чувствуете?       Валлей быстро замотала головой, утыкаясь в тарелку, и принялась обильно наполнять её. Трандуил же не ожидал, что утренняя «неприятная» атмосфера возникнет и на ужине.       Не ожидал, что возникнет с Валлей.       Молчащая и словно намеренно избегающая контакта глазами, принцесса не нравилась совершенно. Доискиваться истоков её настроения не было ни малейшего желания, и Трандуил только яростнее вцепился в бокал и сделал большой глоток.       — Незачем давиться едой, если вы не голодны. — Резковато обронил он, глядя в сторону.       Валлей тотчас отложила вилку и распрямилась.       — Тогда я пойду, — совсем противоположным и тихим голосом сказала она и поднялась.       В коридоре Валлей показалось излишне темно и по-особому неуютно. Факела знакомо подрагивали, чутко реагируя на каждое колебание воздуха, но тени от них чудились дикими и резкими. Они лезли в лицо, смещая краски и грани, и Валлей незаметно для себя щурилась, прикоснувшись к стене, чтобы идти вдоль неё. Её гнало прочь от трапезной, прочь от того, что росло и тяжелело в груди. Оно начало расти и тяжелеть давно, но Валлей совершенно не подозревала об этом. Это нечто больно сдавило грудину тогда, в королевской спальне, за порог которой нельзя было переступить, потому что это — грань, за которой находится слишком… Неправильное, по-страшному неконтролируемое, горько-обнажённое чувство.       Валлей судорожно сглотнула, замерев у стены, под шевелящимся пламенем, и взглянула на него, словно опасное чувство внутри сродни такому же огню.       Собственные мысли напугали, отрезвили похлеще, чем могла отрезвить пощёчина, и Валлей приготовилась рвануть вперёд, в пустую темень, в которой могла спрятаться ото всех, кроме себя.       Но не дали. Не дали, потому что слишком мешкала она, так и не отойдя от трапезной на приличное расстояние.       Под локоть скользнула рука, крепкая и намеревающаяся отдёрнуть принцессу от холода стены.       — Вы бледны, Валлей.       Наконец, посмотрела. Подняла серьёзные настороженные глаза, вопрошая, потому что плохо понимала слова, улавливала лишь интонации; подняла, когда сдержанный Владыка несдержанно приподнял её подбородок указательным пальцем.       — Нисколько, — ляпнула она, вдруг понимая, что сейчас собственного лица никак видеть не может, — это от… Я плохо спала. Ничего страшного.       Нужно было отойти, чтобы рука перестала придерживать, чтобы подбородок соскользнул с тёплого пальца… Чтобы сердце так не бухало, как сумасшедшее, как сбившееся с истинных ориентиров. Но Валлей продолжала стоять на месте, придавленная под мощью невыносимых холодных глаз, из-за которых ей самой становилось зябко.       — Вы отправитесь к Ивеи. — Прямо и уже подталкивая в нужном направлении.       — Нет.       Валлей вывернулась, замечая, как в лице Трандуила появилось недовольство. Владыка практически незаметно ощетинился и первую минуту ничего не говорил. А затем вновь ловко схватил принцессу за кисть и вынудил идти следом, цедя сквозь зубы:       — Пренебрегать здоровьем в вашем и без того шатком положении невероятно глупо. А такая глупость непозволительна и непростительна вам, ваше высочество. Бесконечно гордой и сильной будете наедине с собой.       — Я прекрасно чувствую себя! — рассерчала Валлей, не в силах подстроиться под широкий шаг. — И я никогда не пренебрегала своим здоровьем! Я отлично знаю, где кабинет лекаря Ивеи, и смогла бы сходить к нему сама!       Трандуил затормозил и развернулся непредсказуемо, и Валлей всё-таки впервые отдавила ему ногу, но услышала в свой адрес далеко не причитания о собственной неуклюжести:       — Тогда почему в решающий час вы бежите ко мне, а не к лекарю, дорогу к которому так хорошо выучили?!       Сделалось обидно, но отчего — Валлей не смогла бы себе ответить. Она лишь снова выдернула кисть и, будто её резко затошнило, скривилась в лице и отошла на пару шагов.       — Потому что вы дали мне понять, что не оставите меня со всем один на один.       Лёд глаз подделся мраком и чем-то ещё, что Валлей не смогла бы распознать, потому что была слишком задета. Зачем он задал этот вопрос? Желал показать, что устал «решать чужие проблемы»? Действительно разозлился на то, что всё больше времени приходится уделять ей, а не заботам государства?       Если острая боль в груди — чувство, присущее тому, от кого разом отвернулись, то Валлей ощущала в себе именно это.       — Я рад, что вы это осознали.       Принцесса непонимающе нахмурилась, дрогнув. От Владыки отошли все тени, он распрямился и даже поглубже вздохнул, внимательно оглядев лицо Валлей — в нём была всё так же бледность, однако совсем иного характера.       — Если вы и впрямь чувствуете себя так хорошо, как утверждаете, то не сочтите за труд дойти до моего кабинета.       Валлей колебалась с секунду. Затем уверенно двинулась чуть впереди и слегка в стороне от Владыки, ёжась и желая повести плечами, потому что чужие глаза не спускались с неё и созерцали с прищуром и некой задумчивостью.       В который раз заходила она в этот темноватый, но всегда чистый кабинет, в котором ветер с открытого балкона разносил аромат пергамента и чернил, леса, но впервые — с таким необъяснимо-непростым чувством. Из-за него Валлей хотелось остаться стоять у двери, потому что только около неё можно было оставаться в относительной тени, но Трандуил, будто предугадав её намерение, легонько подтолкнул Валлей в направлении стула. Она села, сцепив руки на коленях, и проследила, как Владыка приостановился около тяжёлых складок шторы.       — Прежде, чем я перейду к главной теме, я хотел бы, — маленькая, но настораживающая пауза, — попросить прощение за то, в каком виде предстал перед вами два дня назад. Однако и вы должны ясно понимать, что не имели права тревожить меня в такой день.       Наверное, Валлей жутко покраснела, потому что щёки у неё запылали нещадно, и, когда Трандуил послал на неё косой взгляд, Валлей за секунду до этого опустила голову.       — Я понимаю. И тоже п-прошу прощения…       — Полагаю, вы знаете о дате, на которую назначена ваша свадьба с моим сыном, — мгновенно сменил он тему и, услышав неуверенное: «Да», продолжал: — Я склоняюсь к тому, чтобы изменить её.       Валлей тотчас голову вскинула, но каменная спина Владыки не смогла бы разъяснить причину такого его решения.       — Положение среди обоих народов установилось, оно не вызывает сложностей. Вы согласны со мной, ваше высочество? — снова косой взгляд, снова податливое: «Да». — Теперь, когда вопрос о вашем народе отошёл на задний план, вам стоит заняться собой. Ваше проклятие прогрессирует, и я более, чем уверен, что вскоре его не сможет скрыть ничто.       Валлей до боли закусила губу. Конечно, её посещали подобные мысли, но воспринять их от другого с такой откровенностью оказалось нелегко.       — Вы должны убедить Леголаса отодвинуть дату.       — Я?..       — Хотите сказать, не справитесь? — жёстко.       Валлей не торопилась отвечать. Ледяной глаз продолжал сверлить.       Она должна убедить? И какие же доводы привести ей, невесте? Не воспримет ли Леголас её слова за неохоту… Сомнения? Валлей явно боролась с собой — её кулаки стиснулись на коленях. Затем она поглядела на Владыку ответно холодно и строго, готовая к обороне.       — Почему я? Король здесь вы, власть — вы, ваше слово — закон, не моё.       Владыка опасного Эрин-Гален плавно обернулся, пожирая Валлей глазами. Его нахмуренные брови и гордая полоса сжатых губ сбивали с толку, нельзя было определить, в каком направлении идут его мысли.       — Да, — неторопливо, — это так. Но вы отобрали у меня половину власти над моим сыном.       У Валлей дыхание спёрло. Это как ошибиться в элементарном ходе на шахматной доске. Трандуил лишь снова сказал обыкновенную истину, о которой самостоятельно у принцессы подумать не получилось.       — Я постараюсь. Но на какой срок?       — Так нетерпится замуж? — он вдруг склонил голову в бок.       Показалось или нет, но в его голосе проскользнула усмешка.       Оторопевшая Валлей, не успевающая подстраиваться под быстро сменяющиеся королевские настроения, потупила взгляд. Уж чего точно нетерпелось, так это поскорее оказаться вне кабинета. Но как намекнуть? Никак.       Принцесса упёрто безмолвствовала. Владыка ощутил, как накатывает странное недовольство — секунду назад эта девушка нашлась с красивым ответом, заикнувшись про его власть, но на повторный успех везения не рассчитала.       — Хотя бы до тех пор, моя принцесса, пока вы не найдёте способ сохранить свою жизнь, — всё с тем же недовольством досказал Трандуил, трогая на столе вазу с фруктами. — Вы должны понимать, что если этого не получится, я не позволю Леголасу и вам скрепить узы браком.       — Вы говорите такие вещи… — хрипловато вырвалось у принцессы, и она снова зло и до боли стиснула кулаки, пока Владыка рядом с надменным лицом выбирал фрукт.       — Лишь напоминаю вам о реальных проблемах и о том, к чему вы должны стремиться. Вы прошли лишь половину пути, Валлей.       Валлей пришлось прижаться к спинке кресла, потому что Владыка прислонился бедром к столу близко от неё и поднял зажатый в руке персик, с интересом рассматривая его. Валлей тоже уставилась на нектарин, будто он — нечто невиданное.       — Вы не должны видеть перед собой только одну цель, не должны стремиться удовлетворить только одно желание — для правителя такое поведение мелочно. Умение смотреть дальше остальных, умение пересчитывать подводные камни, умение… — его ладонь подплыла к завороженной Валлей и раскрылась — персик, яркий и мягкий, был перед ней, — желать больше того, что можно получить, — пути к успеху.       Они замерли. Трандуил ждал, пока принцесса осмелится перенять фрукт. Когда её пальцы проскользили по его ладони и скрыли оранжевый кружок, уголок гордых губ дрогнул.       — Желать больше того, что можно получить? — неуверенно и тихо повторила Валлей.       — Именно, — также тихо, но — решительно. — Желая большего, вы всегда будете стремиться к большему, а значит заставите себя действовать.       — Я поняла, — принцесса резко поднялась, и в этот раз Трандуил внезапно отпрянул.       Яркий аромат поднялся, как и принцесса, снизу и распался незримым облаком под потолком. Однако Владыка ощутил его и сделал странный неопределённый жест, когда Валлей уже шагнула от стола, — словно вознамерился задержать её, но тотчас вцепился рукой в столешницу.       — Я сделаю всё возможное, — чувства распирали грудь, к которой Валлей прикладывала персик. Принцесса прощально обернулась, едва заметно улыбаясь. — Я поговорю с ним. Владыка?       — Валлей? — уже ровно, невозмутимо, взяв над собой контроль.       — Благодарю, — и она вернула персик в его ладонь, подставленную необдуманно, которую вновь щекотливо задел гладкий ноготь.       Валлей ушла, быстро устремилась по коридору. Ещё не знала, куда пойдёт, не знала, как будет действовать, но решила чётко — бездействовать не станет ни за что.

***

      Леголаса не было на протяжении нескольких дней. Валлей думала о нём постоянно, мысленно репетируя предстоящий разговор, и переживала. Ей иногда хотелось спросить у кого-нибудь совета, но из всех знакомых только Трандуил был посвящён в суть, но с ним поднимать эту тему снова принцесса не решилась бы.       Они не виделись с того дня, когда Валлей покинула его кабинет. Принцесса пропускала завтраки, не в силах по утрам встать с постели, обеды просила подавать ей в комнату, а к ужину совершено не ощущала голода. Скорее всего, в трапезной не появлялся и сам Владыка, иначе — Валлей была уверена — заметив её отсутствие, не повременил бы отправить лекаря.       Наверное, нанести Ивеи визит действительно стоило. Однако, каждый раз садясь у зеркала, Валлей хмуро и молча рассматривала своё бледноватое, слегка похудевшее лицо, скулы на котором проступили так же отчётливо, как проступали в дни её юношества. Но тогда, будучи маленькой, жилистой и здоровой девчонкой, Валлей выглядела очень хорошо с таким угловатым лицом. Сейчас — нет. Сейчас не скажешь, что она пышит здоровьем.       Валлей поспешно встала, чтобы её силуэт покинул зеркальную раму, и подошла к окну. День изначально был туманным и серым, холодным и скучным. Солнце садилось — этого нельзя было увидеть за толстой пеленой серого сумрака. Только почувствовать. Недолго думая, Валлей переоделась и спустилась вниз. Врата стояли нараспашку. В проёме сновали лихолеские стражи. Двое из них скрестили копья вместе, запрещая принцессе переступить порог.       — В чём дело?       — Приказ Его Величества. Вам выходить нельзя.       Принцесса изначально смотрела непонимающе, теперь же — возмущённо, и страж решил пояснить:       — Ситуация на границах нестабильна. Большие полчища пауков двинулись ко дворцу. Многих уже удалось истребить, но находиться в окраинах Эрин-Гален по-прежнему небезопасно.       Подул недобрый ветер, и кроны одной крутой волной качнулись в сторону принцессы, острым ароматом влаги засвербив в носу. Валлей поглядела за стража. Настороженное, тоскливое, томящееся в груди чувство завязалось узлом и тяжело осело где-то в животе. Среди деревьев, склоняющихся над тропой и прячущих её, мелькнула узковатая тень. Валлей узнала её мгновенно, захотела рвануть туда, где только что засекла этот призрачный фантом, от которого исходил устрашающий аромат холода и смерти, но… Вдруг улыбнувшись напрягшемуся стражу, покорно отступила обратно во дворец. «Запрещено, так запрещено, не пойду», — читалось в её глазах.       Но буквально через пару мгновений, когда врата закрывались, Валлей всё-таки прошмыгнула наружу. В своём темноватом костюме, бесшумная, как хитрая мышка, пригнувшись, она юркнула за стену, впрочем, понимая, что дорогу обратно ей точно придётся проложить или через чьё-нибудь окно, или искать другой вход. Ведь такой же должен быть у большого лесного дворца?..       Не теряя времени, Валлей устремилась по тропе. Она знала, кого видела. Лилэль. Но не могла взять в толк — зачем лже-эльфийке идти к дозорной полосе? Осматриваясь и стараясь поменьше задевать раскинувшиеся, преклоняющиеся к земле пыльные ветви, Валлей самозабвенно вертела в ладони небольшой ножичек. Вертела до тех пор, пока её фантом, её страх наяву, не вернулся вновь, чтобы разозлить и раззадорить, подхлестнуть к необдуманным и поспешным действиям. Валлей мгновенно задержала дыхание и присела за деревом, накладывая тетиву на лук. Лилэль находилась совсем недалеко от неё, притаившаяся под укромной сенью, под которую не заглядывал даже ветер.       Что это? Дар судьбы ли — возможность вонзить наконечник верной стрелы в мерзкую, давно сгнившую плоть, воссозданную чьими-то колдовскими чарами?       Сердце билось быстро и неровно. Рука у Валлей дрожала. Зажав побелевший краешек губы зубами, принцесса прищурилась, напряглась каждой клеточкой своего страдающего, пышущего непонятным жаром тела, прицелилась, до скрипа стискивая древко, и…       Лилэль исчезла, растворилась, за секунду до этого бросив за плечо взгляд. С яростным приглушённым рыком Валлей рванула из засады, метнувшись под лживо-прекрасную и робкую сень. Тотчас её что-то сбило с ног. Грудина полыхнула болью, воздух вышел напрочь, и, захлебнувшись стоном, Валлей различила быстро мельтешащий блеск сапог, подбивающих вверх грязноватый подол эльфийского платья.       Как тогда, когда они уже сцепились в лесу недалеко от деревеньки. Только в этот раз Лилэль передвигалась куда быстрее, а Валлей горела ещё большей жаждой разорвать её на мелкие кусочки, и чем больше становилась эта жажда, тем слабее делались ноги, неповоротливее, тяжелее… Валлей занесло в дерево, когда луком она зацепилась за ветки. Лилэль пропадала с поля зрения. Лесная тьма смыкала рваные края над ними, и вскоре ничего не удалось бы различить. Но с телом, решившим внезапно подвести, Валлей не была намерена считаться. В несколько широких прыжков она снова нагнала Лилэль. Взлетела над ней, оттолкнувшись от пня, с изготовленной стрелой, но… Лилэль обернулась. Обернулась мерзким, гнилым, синевато-чёрным лицом с тёмными глазницами, растопырила пальцы и с рыком зверя схватила Валлей за плечи, обломив стрелу.       В обнимку они повалились в траву, царапаясь и шипя. Это был короткий, ожесточённый бой. Валлей лишь помнила, как снова зажала между пальцами ножичек, как полоснула им Лилэль по лицу, как чужая кровь брызнула на широкий лист какого-то растения, а затем её собственная ладонь полыхнула огнём — в руках Лилэль мелькнул неровный осколок, тот самый, через который не так давно она получила тайные указания.       — У тебя ничего не выйдет! — хрипела Валлей приглушённо и яростно, зажимая Лилэль худые, но жилистые руки.       Лже-эльфийка всё ещё находилась в образе умертвия, не спеша накидывать искусную пелену магической иллюзии, и, глядя в её отвратительное лицо, касаясь истлевшего, исходящего тошнотворным запахом тела, Валлей, хотя разум её застлала туча слепой ненависти, ощущала острую потребность убраться прочь.       — Все твои грязные планы обратятся в прах! Я тебя… Уничтожу!..       Дрожащей побледневшей рукой Валлей вцепилась в попеременно шевелящийся подбородок, стиснула его так, что Лилэль издала болевой гортанно-хриплый звук и дёрнулась, ощутив в насилу раскрытом рте привкус крови, которая текла из ладони принцессы.       Валлей душила её. Душила неистово, с такой силой, какой от себя никак не ожидала. Её подпитывал гнев. Он же её и уничтожил.       Начав душить, Валлей не подумала о том, что освободила Лилэль руку.       В бедро вошла сталь. Истошно завизжав, Валлей скатилась с Лилэль, которая подскочила на ноги со скоростью дикого и очень опасного зверя. Лже-эльфика посчитала, что вырвалась. Эльфийская принцесса, с которой расправиться по-настоящему было запрещено, не поднялась бы после такого удара — Лилэль знала, куда била. Но её холодное бледное лицо с алевшей под глазом полосой исказилось от злости, когда принцесса не только поднялась, но и продолжила преследование.       Их разделяло одно дерево и два куста.       Лилэль замерла, согнувшись, будто приготовилась прыгнуть. Валлей бежала на неё.       В единый миг затрещала сень — мохнатое громадное пятно вывалилось откуда-то сбоку, непреодолимой преградой возникнув между Валлей и Лилэль. Опешили обе, пускай и умертвие было лишено особой гаммы чувств. Но принцесса не растерялась — разум, отравленный болью, работал на пределе — и снова настроила стрелу.       Паук оказался слишком непредсказуемой проблемой. Он дважды щёлкнул жалом, прежде чем метнулся на отступающую Валлей. Принцессу спасла коряга, о которую она споткнулась, ибо исходящее ядом жало пропороло воздух. Но тогда паук чуть было не затоптал её тяжёлыми лапками, перебирая ими чересчур шустро. Раненое бедро не позволяло быть быстрой, силы, которые бушевали в Валлей пару секунд назад, принялись убывать на глазах. С отчаянным криком она вонзила в одну из пушистых лап последнее — свой маленький ножичек, и смогла оттолкнуть паука на краткий миг. Чтобы извернуться, чтобы дрожащими руками подобрать лук и стрелу, чтобы, наконец, впервые за этот кошмар выстрелить.       Дикий рёв умирающей мохнатой твари. Таких чудищ в Дальньядло не водилось. О них не упоминали матеря в мальдолльских сказках.       Ошалевшая от боли и страха Валлей отползла к дереву, не переставая зажимать кровоточащее бедро рукой. Чёрная тварь издыхала неподалёку, предаваясь агонии последних судорог.       Всё естество Валлей содрогнулось тоже — принцесса, как в кошмарном сне, увидела, как Лилэль, о которой она позабыла, о которой чёртов паук заставил её позабыть, бросилась на неё с тем самым осколком.       Принцесса в слабом защищающемся жесте вскинула руку, и сквозь пальцы увидела, как с тонким свистом сзади в шею Лилэль вонзилась стрела.       Лилэль повалилась к её ногам, и её длинные волосы расстелились у сапог Валлей. Принцесса уставилась в самую сердцевину ледяных глаз, устремлённых на неё в молчаливом гневе, и криво сползла бы в бок, если бы не упёрлась рукой в сырую землю.       Вдруг сталь королевского меча, вынимаемого из ножен, зашипела и мелькнула близко от лица Валлей, снося голову Лилэль — умертвие не издохло, сражённое стрелой, а зашевелилось и резко вскинулось, тараща пустые чёрные глазницы. Голова отлетела в кусты. Дорожка крови пересекла щёку и губы оцепеневшей Валлей.       Она не понимала. Не понимала ничего: ни того, что случилось, ни того, что он делает здесь, вдали от роскоши своего дворца, снова одетый в коричневый костюм, без мантии и изящно-высокой короны. Не понимала, почему в его руках лук и меч, почему он только что уничтожил то, что так стремилась собственноручно уничтожить она, Валлей. И все эти непонятки, связавшиеся в один большой клубок, Валлей расплющили. В голове сделалось пусто-пусто, в груди — до одури жарко, а от раненого бедра боль поднималась всё выше.       — Я буду вынужден наказать каждого стража, что стоял на вратах сегодня, — произнёс Трандуил, лихом спускаясь с небольшого возвышения, и зло отшвыривая оружие. — И я не думаю, что они будут благодарны вам за это, ваше высочество. Как вы смели?!       Всё с тем же непониманием воззрилась она снизу и вдруг странно, слабо и глупо полуулыбнулась, на что Трандуил среагировал прищуром и плотно сведёнными бровями.       — Вы убили её, — Валлей разлепила окровавленные губы и шевельнула потяжелевшей кистью в сторону Лилэль. — У вас больше не будет ваших… Тайных знаний.       — Валлей.       — Как глупо, — засмеялась, истерично, но тихо-тихо, пока перед глазами всё плыло, то ли от подступивших слёз, то ли от болевого шока, — как глупо, о Валар, как глупо, ха-ха-ха…       Она грубо оттёрла губы рукавом, а затем тёплые пальцы, которые так ненавидела, — поняла в эту секунду — ненавидела всей душой, сомкнулись на подбородке и подняли его, но Валлей вывернулась, отвернулась, пряча лицо под выбившимся пухом волос.       — Вы убили её, эту… Эту тварь, лживую тварь, которая, которая!..       — Валлей!       Рывок вверх, вверх, к голубовато-серому небу, постепенно тонущему в тучах, и которое от неё скрыла очередная пелена агонии, потому что лесной Владыка обошёлся грубо, совсем не замечая её раны.       — Валлей!       Она повисла у него на руке, подгибая ногу и сейчас больше всего на свете желая повалиться обратно на чёртову землю, сидя на которой она могла бы не так явственно ощущать кровоточащую дырку, которую в ней всё-таки проделала напоследок эта лживая, лживая тварь…       — Посмотри же на меня, — требовательно и низко, шипя и совсем рядом. Снова её лицо повернули в нужную сторону против её воли.       — Это вы посмотрите на меня, — зашептала Валлей, осознавая происходящее и нет.       Понимала лишь одно — её держат и крепко, и что Владыка зол настолько, что об этом не может умолчать всё его напряжённо-каменное тело.       — А вы… Так вовремя, — вдруг выдала она, становясь вся тяжелее, — я бы… Я бы не справилась.       Её голова запрокинулась, склонилась на мужское плечо, и пальцы с узкого подбородка соскользнули. Затуманивающийся взгляд Валлей темнел и темнел, она старалась сфокусировать его, не ощущая, как её опускают на землю. Лишь губы приоткрыла, чтобы вдохнуть побольше воздуха, и почувствовала в уголке непонятную, но сладкую мягкость, тёплую, словно способную отрезвить, поставить на ноги в одночасье… Но сил хватило лишь на то, чтобы вцепиться в коричневый костюм, чтобы стать ближе, ближе настолько, насколько это возможно, чтобы успокаивающее наваждение не смело прерываться, чтобы чужие белые волосы, упавшие на лицо, никогда не исчезали с него, чтобы… Чтобы чужие губы, запретные губы не прерывали этот неправильный, непозволительный, но едва ощутимый поцелуй в уголок её в слабости приоткрытого рта.       В секунду, когда Владыка и сам опустился на колени, зажимая рану на женском бедре, Валлей уже была без сознания.

***

      Почему-то, открыв глаза, Валлей совсем ничего не смогла различить. Над ней клубился мерцающий мрак, осевший на потолочных узорах, которые проступили далеко не сразу и из-за которых Валлей пришлось изрядно поднапрячь зрение. Наконец, окончательно придя в себя, принцесса завошкалась и тотчас застонала — забыла про горе-бедро, которое вспыхнуло таким букетом боли, что в пору было зарыдать в голос. Однако Валлей только в подушку вцепилась, кусая уголок. Нужно было перевести дыхание.       — Вновь рвётесь невесть куда. Имейте совесть, ваше высочество, я над вами несколько часов простоял.       Суровый голос Ивеи, его острое и строгое лицо, вдумчивые глаза — они мгновенно рассказали Валлей о том, где она находится. Лекарь поднялся из-за стола, и тогда скрючившуюся принцессу впервые окропили блики света — всё это время Ивеи целенаправленно загораживал свечу собой, не нарушая того кокона темноты и покоя, требовавшегося Валлей. Он поднёс к её рту маленькую пузатую колбочку, каждым молчаливо-чётким движением прямо намекая на то, что содержимое необходимо проглотить, но Валлей всё равно секунду поколебалась.       — Это совсем не обязательно. Я хорошо себя чувствую, и…       — Лекарь здесь я, юная леди, — холодно и непреклонно.       Валлей сглотнула и приложилась к колбочке. Жидкость оказалась абсолютно безвкусной, но застывшая на губе капля всё-таки ужалила мятой. Ивеи тотчас уложил Валлей на подушки, с красноречивой неподкупностью подпихнув одеяло ей под бок, мол, никуда и ни за что. Принцесса терпеливо дождалась, когда он уберёт опустевший пузырёк и сядет обратно за свои записки. Тогда спросила:       — Сколько времени прошло?       — Часа четыре.       — А когда я…       — Приказ Владыки — нескоро. Вам нужно отлёживаться. Ваше бедро серьёзно пострадало. Если вы не хотите навсегда лишиться грациозной походки, то вам придётся исполнять все предписания, диктуемые мной.       Сие ну никак не могло по душе прийтись. Валлей поёрзала, чувствуя, как неудобно сидеть без возможности согнуть ноги, и в лихорадочных раздумьях покусала губу. Как долго должно будет продолжаться это «нескоро»? У неё нет в запасе этого «нескоро»! А сам Трандуил?.. Он вернулся? Вместе с ней?.. А что… А что произошло?..       Ивеи вздрогнул, когда позади загрохотало, и поспешно подскочил, стараясь схватить тонкую сильную кисть. Неведомо, что нашло на принцессу, но она сползла с кровати, раненым зверем кидаясь к двери, но недооценила своей раны и, когда нога тяжести не выдержала, повалилась на шкаф. С высокой полки соскочила статуэтка, продавив ажурное стекло с внутренней стороны. Звонкая пыль осколков осела вокруг Валлей, чудом не задев её.       — Ваше высочество!       Валлей не давала прикоснуться к своим рукам, и лекарю пришлось замереть, впрочем, с не в шутку напрягшимся и взволнованным выражением. Принцесса осталась сидеть на полу, несколько минут абсолютно стеклянными глазами рассматривая пустоту перед собой. А затем подняла голову и не своим голосом уточнила:       — Лилэль… Мертва?       Ей с трудом удавалось вспоминать произошедшее несколькими часами ранее. Словно боль, которой подверглось тело, неумолимо стёрла всё, чувства и воспоминания, повредила их, изменила. В голове всё туманилось и вновь проступало с невыносимой ясностью, и даже ответ Ивеи показался расплывчато-тихим, а на последнем звуке — оглушительно-звонким:       — Мертва.       Лекарь настороженно нахмурился, аккуратно присаживаясь, чтобы незаметно потянуть Валлей наверх. Больше она не сопротивлялась, напротив — её губы расцвели в странной, полусумасшедшей, ликующей улыбке, которую она явно не была бы в силах скрыть.       Ивеи снова уложил её, как куклу, под одеяло. Валлей безвольно откинулась на подушку и, сначала сосредоточившись на сверкающем из тёмного угла краешке стула, смежила веки. В спокойствии протекли считанные минуты, за которые лекарь решил, что его несносная пациентка уснула, но Валлей вдруг подала голос слабоватый, но серьёзный:       — Я должна идти. Поймите, Ивеи, я не могу лежать здесь.       — Не можете, но станете.       — Тогда, — рваный вздох, нетерпение, даже раздражение, — я хочу видеть Владыку.       — Это невозможно в данный момент.       — А когда будет возможно? Я хочу поговорить с ним. Я смогу убедить его, если не получается убедить вас, что я в полном порядке.       — Ничего не выйдет. Владыка отдавал приказы тоном, не терпящем препирательств. Он не станет слушать вас.       Молчание, долгое, напряжённое. Как бы ни хотел продолжать бумажную работу, Ивеи не мог собраться с мыслями. Он обернулся к Валлей. Она глядела на него зло и прямо, даже не пытаясь смягчит ни этой злости, ни прямоты.       — Мальдолльская видящая была убита. Она не была даже настоящим эльфом — умертвием, поднятым кем-то из сырой могилы. Она знала, что погибнет король Мранур, но ни словом не обмолвилась об этом. Она давала вашему Владыке тайные знания, отравляла его разум своими речами, а сегодня намеревалась совершить нечто ужасное, чего я никогда не узнаю! Остаток моего народа где-то там, в ужасной дали, даже не подозревает о грозящей ему опасности, и мне нужно сделать всё, чтобы как-то провраться, пробиться к нему, отложив собственную свадьбу! Нужно что-то сделать с той мерзостью, которая растёт во мне и питается моими жизненными силами! А вы предлагаете мне отлёживаться?! Мне?! Если вы не шутили со мной, тогда скажите ещё раз, Ивеи, что так приказал сам Владыка!       — Да, я приказал.       И Ивеи, и мгновенно выпрямившаяся в постели Валлей уставились на прикрывающуюся дверь — лёгким движением Трандуил защёлкнул замок, сделав в комнату к свету один единственный шаг.       — И вы, как всегда, ни в грош не поставили этот приказ. За последние несколько часов вы нарушили слишком много приказов, Валлей, и в этот раз вашим наказанием будет эта постель — вы не встанете с неё до тех пор, пока рана на вашем бедре не обратится белесым шрамом.       Каждое слово он отчеканил медленно, одной интонацией, продолжая оставлять руки сцепленными перед собой. Валлей только часто дышала и супилась, выискивая в водовороте гневных слов внутри хотя бы одно, которое было бы уместно высказать вслух. Но время её истекло, Трандуил обратился к Ивеи с просьбой пойти вместе с ним. И когда Владыка почти исчез за дверью, Валлей нервно выкрикнула:       — Когда вернётся Леголас?       — Не переживайте, ваше высочество, — не обернулся. Голос — монотонный и холодный. — Соскучиться не успеете.

***

      Леголас и впрямь не заставил себя ждать. Буквально через три с половиной дня он появился, не переодетый, слегка всклоченный, до одури серьёзный и взволнованный в дверях лазарета, а затем схватил Валлей за руку, садясь у кровати и оставляя без внимания неодобрительный взгляд Ивеи. Впрочем, лекарь в тот же миг оставил их наедине.       — Валлей, Валлей, — губы, подарившие в быстром поцелуе пьянящие ароматы леса и свежести, встревоженные и от этого сделавшиеся из голубых синими глаза, — моя Валлей. Когда успеваешь ты влезать в такие передряги? Я хотел, чтобы ты дождалась меня, но никак не здесь, Валлей!       Принцесса, как могла, без особых деталей сухими фактами описала картину случившегося, но и этого оказалось достаточно, чтобы принц покачал головой, а затем упёрся лбом в её колени, вздохнув.       Он был готов сидеть с ней долго, до ночи, до сгустившейся темноты, но не позволили ни обязанности, ни не терпящий его продолжительного отсутствия отец. Но Леголаса быстро сменил заглянувший на следующее утро угрюмый, как сам чёрт, Нраймил. Он медленно и боком подобрался к её кровати, уничтожая взглядом, и некоторое время ничего не говорил. Потом Валлей, сконфуженная, принялась наминать одеяло, и друг, наконец, замогильным голосом выдал:       — Будь ты мальчишкой, я б тебе тумаков надавал за то, что лезешь куда ни попадя. Представляю я, чтобы сейчас было в кабинете нашего короля Мранура. Зачем ты сунулась туда, Валлей? Зачем сунулась за ней?       Тут ощетинившаяся Валлей вскинула голову, и Нраймил даже чуть отклонился, так как сидел с краю.       — Потому что это было неизбежно. Почему ты так смотришь, Нраймил? Словно ты не хотел такого исходя для неё.       Нраймил поднялся, резко, словно задетый и словом, и взглядом Валлей.       — Глупости говоришь. Вставай-ка ты на ноги да поскорее.       Это было последнее, что он сказал, прежде чем уйти и больше не появляться в лазарете совсем. Дальнейшее его отсутствие Валлей списала на занятость, какая обычно случается у дозорников, но где-то внутри от обиды нечто покалывало и ныло.       Валлей вообще с каждым часом хандрила всё больше. Все, кто хоть сколько-то мог скрасить её одиночество, были так или иначе в делах. Даже Ивеи мог зайти за день лишь раз, чтобы что-то взять или напротив — сунуть глубоко в недра полки, а затем уходил, дверь за ним плотно закрывалась, и часами Валлей могла глазеть на неё в ожидании услышать или чей-нибудь шаг или голос.       И час за часом могло не случаться ни одного, ни другого.       Бедро заживало. Мучительно-медленно, до раздражения по-болевому и до невыносимости плохо, будто рана грозилась и вовсе не сделаться «белесым шрамом» и навсегда пригвоздить принцессу к врачебной койке. Мириться с таким Валлей ну никак не могла, потому, когда через пару дней Ивеи по своему обыкновению вышел из лазарета, она сползла с кровати в поисках хоть какой-нибудь одежды. Не в ночной рубахе же по дворцу шастать.

***

      — Я понял, понял, понял! — Лавей оттолкнул книгу и поднёс к самому носу магический осколок, которым пользовалась Лилэль для связи с неизвестным. — Это Тэлхафрэ!       Нраймил, развалившийся на столе, угрюмо сморщил нос.       — Ну Тэлхафрэ! Ты что, никогда не слышал о нём?! Гирис как-то показывал мне его в книге, вон, как вот в этой! Смотри, какое большое!       То, на что с таким воодушевлением указывал Лавей, являлось зеркалом. Точнее, рисунком зеркала. Резкие короткие штрихи передавали стеклянную поверхность, заключённую в тяжёлую, громоздкую на вид раму; на самой верхушке края рамы соединялись так, что торчали вверх острым полумесяцем. Если такое зеркало и впрямь существовало, то Нраймил никогда его не видел. И, честно говоря, не хотел видеть. Но Лавей назойливо махал перед его лицом кривым осколком и сделал такую моську, словно ждал, когда глупый Нраймил осознает важность этой штуки и начнёт глаголить. Не происходило ни того, ни другого.       — Ну ты даешь! Тэлхафрэ — древнее зеркало, а я не верил, что оно существует! Гирис сказал, что им владел могущественной чародей, но чародей был убит, а зеркало пропало. Никто не знал, где оно, а теперь вот…       — Это глупая байка, не более. — Выглянул и прислонился к стеллажу Гвальторе, закончивший расставлять книги.       Выглядел экс-советник недовольным до невозможности и одним лицом отпугивал других завсегдатаев библиотеки. Только эти двое, которые раздражали как никто, не отпугивались.       — Ничего не байка! — порозовел от обиды Лавей. — Уж кому, как не Гирису, разбираться в таком! А того чародея, говорил, лично знал!       — Гирис уже не так безупречен и чист в моих глазах, Лавей, — Нраймил распрямился, и его серьёзные глаза заставили Лавея почувствовать себя без поддержки. — С каких пор он начал темнить, никто толком и не скажет, но факт остаётся фактом. Я не думаю, что кусок этого стекла какое-то там зеркало…       — А у тебя есть ещё предположения?! — вскипятился эльфёнок, пока осколок неровно, но опасно мерцал в его девичьих ладонях. — Ты же видел, как оно работает! С той стороны, с то-о-ой, Нраймил, кто-то говорил, кого-то Лилэль видела! Я же маг, я знаю, что говорю!       Нраймил выхватил у него осколок и спрятал в тряпке, с которой Лавей его и приволок. Стащил у мёртвой Лилэль, пока стражи отвлеклись. Эльфёнок подпёр подбородок кулачком и насупился, а когда Гвальторе и книгу забрал, так и вообще разобижено надул губы и отвернулся.       — Нам думать нужно, что делать теперь, — вдруг негромко и сурово заговорил Нраймил, глядя куда-то под стол. — Поторопилась Валлей, ох, поторопилась… Чёрт! — и сжал кулак, потому что не в шутку был зол. — От грядущей свадьбы теперь никакой радости!..       Он поднялся, покидая библиотеку. Немного погодя, Лавей поспешил за ним, но в коридоре они разминулись.

***

      — Валлей! — ошарашенная Эннури чуть было вещи не выронила — враз руки ослабели. — Что ты тут делаешь?! Ты же в лазарете быть должна! О Эру! — она подхватила тараном шагающую к кровати принцессу под руку и помогла ей. — Что же ты вновь задумала?! Уж и пару дней на месте посидеть не можешь!       — Пару дней?! — пришлось вытянуть страдающую конечность — потревоженное бедро ныло и горело нещадно. — Больше недели я там сидела! Сил нет никаких! Приготовить мне из одежды что-нибудь удобное и поскорее!       — Валлей! — укоризненно и колеблясь.       — И ванну! Давай, Эннури, не время медлить!       Эннури пришлось исполнять. Бегая из гардеробной в купальню и следя за набирающейся водой, она бросала на свою принцессу испуганные и тоскливые взгляды. Валлей тем временем стянула с себя рубашку (всё-таки в ней ковыляла, благо, никого в коридорах не было) и укуталась в одеяло. Когда Эннури помогла ей сесть в ванную, Валлей спросила:       — Почему так тихо? Везде.       — Совет. Владыка собрал его не так давно. Что-то решается. Валлей? Валлей, кровь!       Принцесса словно попеременно из мира выпадала, впрочем, брови её всё время держались нахмуренными. Но острая боль в бедре взбодрила — в воде растворялись кровавые дымки. Понежиться подольше возможности не представлялось. Вздыхая и причитая, Эннури после пришлось искать бинты и накладывать их по новой.       — Куда ты пойдёшь? В таком виде! — она схватила свою принцессу за локоть, когда Валлей, чьи волосы на концах были волнистыми и влажными, кое-как поднялась и одёрнула шёлковую тёмно-синюю рубашку — предпочтение пришлось отдать костюму. — С каких это пор ты вообще так стала из покоев выходить, Валлей?! О Эру! Где же мальдолльские времена?..       — Нет мальдолльских времён больше, Эннури, — с горькой твёрдостью ответила Валлей.       Она вышла из спальни, придерживаясь за стену. Но, несмотря ни на рану, ни на адскую расстармошенную боль, от которой слёзы грозили вот-вот подкатить, Валлей заставляла себя идти пускай медленно, но твёрдо. Такими же твёрдыми были её чувства, сжимающие грудь. В этот миг свою задачу она осознала как никогда полно и ясно. И уже не боялась. Все прежние страхи и сомнения казались ничтожными невероятно по сравнению с той действительностью, грозной и опасной, которая надвигалась с каждым часом.       Он шёл навстречу, ставший таким родным и нужным. К нему её сердце билось беспокойно, сладко останавливаясь в момент поцелуев и замирая окончательно в час телесной близости. Валлей была благодарна за понимание, которое возникло между ними, и за то, что он с такой отзывчивостью отнёсся к её бедам и бедам её обездоленного народа.       Принцесса остановилась, полуулыбнувшись слабо и немного грустно, потому что в голове уже звенели те слова, которые она готовилась произнести. И произнесла раньше, чем встревоженный её пребывание вне стен лазарета Леголас успел возмутиться:       — Мы должны отложить свадьбу. И это не моя прихоть. Это мой долг. Очередной и очень тяжёлый. Надеюсь, ты поймёшь меня, Леголас…       Принц смотрел долго, взволнованно-непонимающе его глаза пробегали по каждой чёрте её нежного и сейчас по-нехорошему бледного лица. Даже пальцы, которыми он сжал ладонь Валлей, дрогнули и в миг ослабли.       — Это он разговаривал с тобой? — тихо и больше утверждая, чем спрашивая.       — Нет, — непреклонно и не желая полностью открывать завесу души, — это я. Я понимаю необходимость этого. И ты должен понимать, — подступилась, глотая боль от короткого шага, и взяла любимое лицо в ладони, прислоняясь лбом ко лбу. — Потому что так необходимо. Потому что я действительно плоха на состояние…       — Валлей!       — Леголас, твой отец желает тебе, нам, — нам! — только лучшего. Он дальновиден и опытен.       Принц увернулся от её прохладный рук, нахмурился, даже на шаг отошёл. Задет. Больно, глубоко, сильно и резко. Понимала ли, ощущала ли душевные перемены в нём Валлей? Он так не считал. Ему казалось, что она не способна заглядывать в его сердце так, как он научился заглядывать в её. Наверное, он был прав.       — Валлей, — Леголас неожиданно крепко схватил её за руку. — Что ты чувствуешь к моему отцу, Валлей?       Треск огня, дрожание коридорного мрака. Блеклое свечение остроносой луны под аркой.       Принцесса смотрела широко раскрытыми серьёзными глазами, горькими, как самое старое вино.       — Ничего. Он проливает мне свет на те вещи, о правдивой стороне которых я навряд ли когда-нибудь услышала от отца. Ты не знаешь, Леголас, но король Мранур не любил затрагивать тайны. Ключи от их сундуков он хранил глубоко в себе, хотя казалось, что не существует ничего, что он по-настоящему оберегает. А твой отец, напротив, на первый взгляд, ни за что не открыл бы ни единой тайны. Но на самом деле он делится со мной… Многим.       — Я знаю, — голос принца показался резким. — Давно ли стало так, Валлей?.. Я помню твои слова в тот самый первый день у моста, когда я привёз тебя с того поля…       По Лицу Валлей скользнула тень утихшей муки.       — Они звучат у меня в ушах, и я понимаю, что они были полны боли и непримиримого упрямства. По отношению к нему, Валлей. Но я смотрю на тебя теперь и не узнаю.       «Смотрю на своего отца и вижу то, чего не видят остальные». — Хотел добавить он, но не стал.       Валлей не могла подобрать ответа. Ей сильно хотелось отвернуться, но она мужественно терпела падающие осколки в глазах напротив. Наконец, с разочарованным вздохом, не дождавшись ответа от невесты, Леголас произнёс:       — Я не хочу переносить свадьбу. И не позволю этого сделать ему.       — Леголас…       — Вопрос с народом должен быть решён до конца, Валлей! — вспылил, сам от себя не ожидая, потому что душа ныла и терзалась. — Давно ли ты сама мыслила об этом? Поздно идти на попятную!       — Я не иду! — тон в тон воскликнула принцесса, уловив в его голосе и среди череды его фраз до ужаса невыносимую манеру венценосного отца. — Я не иду на попятную! Никогда! Я… Я просто хочу мыслить обширнее, так, как мыслит твой отец!       Звонко, надрывно и до болевой вспышки в грудине — честно. Леголас обессиленно изогнул губы в полуулыбке, отворачиваясь. И лишь тихое:       — И снова мы вернулись к тому, с чего начали…       Но Валлей, его Валлей, расстроенная, вдруг — всхлипнувшая и побагровевшая от злости на себя за проявление слабости, уже удалялась прочь. Леголас в неопределённых чувствах шагнул за ней, но… Остановился.       Валлей разозлилась на себя за то, что быстро сдалась, уже через считанные минуты, но была слишком горда и обессилена, чтобы повернуть обратно. Потому продолжала идти и идти, куда-то вперёд, совсем не разбирая дороги и начиная плутать в длинных, немного тёмных, немного освещённых и таких одинаковых коридоров, что это начинало сводить с ума. Вскоре, на мгновение остановившись, подгибая ногу, проклиная свою немощность и уничтожающую боль, Валлей поняла, куда ей надо.       Она ждала у королевского кабинета долго. Невероятно долго, что вскоре склонилась к мыслям сесть на пол, потому что стоять ровно, как полагает всегда стоять особе королевских кровей, у неё не осталось никаких сил. Валлей искусала губы и измучила все пальцы, пока заламывала их, но Владыка не появлялся. Время вышло за границы. Тёмная и безрадостная ночь пролилась внутрь сквозь узкое резное окно в конце коридора в стене, на которую опиралась Валлей. Наконец, зазвучали шаги. Чёткие, не особо торопливые, но широкие, потому что Владыка умел преодолевать немаленькие расстояния за считанные секунды. Принцесса не спешила оборачиваться. Лишь дыхание задержала, когда шаг позади оборвался, когда облачённая в широкую, распавшуюся полукругом мантию фигура закаменела, коснувшись дверной ручки.       — Ваша нога в полном порядке? — спокойно и с нескрываемым любопытством.       Она повернулась, демонстрируя свежую яркую улыбку, проступившую слишком сильно сквозь всю пелену нездоровой бледности.       — В полном.       Выжидающее молчание. Затем — незаметное движение, приглашающее в полумрак кабинета. Сцепив зубы, никак не хромая, Валлей вошла. Дверь за ней прикрылась. Не удостаивая вниманием, Владыка знакомым маршрутом прошествовал к балкону, чтобы одёрнуть штору, а затем зажёг канделябр.       — В ногах правды нет, — вдруг поднял он голову, замерев в полусогнутом положении.       Валлей вздрогнула и, всё-таки покривившись, села. Только тогда Владыка закончил зажигать свечи и в ожидании распрямился.       — Разговор с Леголасом ничего не решил, — не поднимая головы, со скомканным чувством пустоты, Валлей разглядывала шёлковые складки на своих коленях, кажущихся чуть угловатыми и узкими.       — Я знаю, — медленно и степенно. Смиренно, что так неожиданно с его стороны, и принцесса подняла мрачные, неулыбчивые, в последнее время всё чаще становящиеся «взрослыми» глаза. — Глубоко, опасной стрелой, спущенной рукой неизвестного, вошли вы в его сердце, ваше высочество.       — Рукой неизвестного? — вскинулась Валлей. — Вашей рукой.       Лёд глаз полыхнул.       — Тогда вы ответили, что любите моего сына. Теперь, когда с той же самоотверженностью он рвётся за вами, вы не рады этому?       Валлей поднялась, и её резковатый голос вовлёк Владыку за огненную черту, за которой он мог жалить и чётко бить наугад:       — Не спрашивайте меня о таком! Разве я не делаю того, что должна? Разве я не стремлюсь исполнить всё то, что лежит на мне, как на наследнице своего народа? Главная задача теперь передо мной сияет ярче прежнего, и я не намерена отступать.       — Пребывание в лазарете в одиночестве явно пошло вам на пользу, — кривая, иронично-холодная улыбка проступила на его бледноватых губах, на которые Валлей почему-то уставилась. — Вы, наконец, смогли хорошо обдумать своё положение, познать сложность и многогранность тех вещей, с которыми вам предстоит разобраться. Похвально.       — Зачем вы собирали Совет? — в нетерпении перепрыгнула принцесса на другую, очень интересующую её тему. — Советы так просто не собираются, верно? В этом их отличие от Собраний. Если, конечно, моя фрейлина не ошиблась, упомянув про Совет.       — Не ошиблась. Однако дело это в малой степени касается вас, — небрежно и даже глядя в сторону. — Вы забываете, что помимо ваших бед у меня есть мои собственные дела. Солнце сияет не только вокруг вашего любимого Мальдолла, моя принцесса, оно так же опаляет и стены моего дворца, — склонился он к ней, опираясь на стол, и глядя внимательно-внимательно.       Валлей выдержала этот взгляд. А затем задала следующий вопрос, потому что скопилось их много. Одиночество и впрямь пошло ей на «пользу» — кто она такая, чтобы сам Владыка Эрин-Гален навещал её в лазарете? Если бы он хоть раз сделал это, её не распирали бы вопросы в данную минуту.       — Что стало с телом Лилэль? Куда его дели?       Трандуил стремительно вернулся в положение с ровной спиной, но глаза его горели так ярко в полумраке, что Валлей всё ещё ощущала их близко от себя.       — Тело Лилэль рассыпалось прахом несколько часов спустя. И этот прах развеял ветер. Удивлены? Не стоит. Учитывая её природу, этого стоило ожидать. Но при ней был некий осколок, я полагаю, тот самый, который оставил вам на прощание вашу рану. Однако этот осколок исчез. Я склонен подозревать вашего… Милого друга-волшебника.       — Лавея? — в непонятках выдохнула Валлей, сморщившись, словно ей внезапно стало нелегко воспринимать разговор. — Я не знаю.       — Я буду вынужден допросить его.       Звон бутыля о бокал. Валлей даже привстала, нервно вцепившись в стол.       — Не надо! Я сама поговорю с ним! Лавей — всего лишь глупый ребёнок, который не может контролировать своё любопытство.       — Этот ребёнок не считается с границами, — обернулся хищник, пришпиливая принцессу обратно к сидению. — Как и вы.       Валлей всё-таки поднялась. Нахохлилась. Но молчала.       — Видимо, мальдолльские эльфы по своей природе такие. Как странно… — тихо и по-новому насмешливо и даже ядовито, — как странно, что, имея связи с вами так долго, я понял это только сейчас. Из-за неспособности ощущать, видеть, смиряться с границами вы имеете и имели столько бед.       — Я не согласна с вами.       — Я не удивлён. — Он отпил, плавно отводя бокал, и вдруг с такой же медлительностью облизнул губы, убирая с них алую пелену терпкого винограда. — Ваша природа — сметать. Сметать границы. Рушить.       Валлей не понимала — её сердце бухало слишком громко и тяжело так, словно последние секунды находилось на природой заданном ему уровне и вот-вот собиралось сорваться куда-то вниз, туда, откуда Валлей ни за что не смогла бы достать его обратно.       Обречённость. Слепая, удушающая, устрашающая обречённость, кандалами вонзившаяся в её ноги и руки, прижавшая её к земле без возможности взмыть в воздух. Свобода утеряна. Свет утерян.       Потерялся после того, как отец сказал, что дом должен быть оставлен.       Потерялся, когда чужой Владыка сказал, что спасёт брак.       Не её. Только народ. Она останется на перепутье. Для неё спасения не будет. Ей — только обречённость на повиновение, слепое и мёртвое.       Неожиданно покачнувшись, Валлей загрохотала стулом, а затем поняла, что нужно выдернуть руку из чужой хватки. Потому что существо напротив всегда реагировало быстро. Так реагирует змея на добычу, которая долгое время парила в высоте и вдруг решила рухнуть камнем. Но стоило двинуться, как хватка переместилась выше, сжала локоть, и враз — раскрытой ладонью легла на лицо. А на спине, крепкая, поддерживающая, покоилась вторая ладонь, которая запретила отходить.       — Моя природа иная, Валлей, — зашептал он быстро и нетерпеливо, даже гневно, и Валлей, чьи колени незаметно подгибались, не жила эти секунды, ощущая чужое дыхание на своих щеках. — Я выстраиваю границы, я защищаю их, готовый проливать собственную кровь. И я не терплю, когда кому-то удаётся их сломать.       Её рот приоткрылся, будто в беспомощной попытке оправдаться, но Валлей молчала. А затем прикрыла глаза и потянулась вперёд, пока белые волосы скользили по её лицу, но… Не коснулась этих губ, потому что сорвалась вниз, и поймать её удалось за секунду до того, как она грубо плюхнулась на стул.       Краткая темень перед глазами, из-за которой вселенная развалилась на куски, мир завертелся всеми красками, превращаясь в тошнотворную палитру… Валлей потеряла связь с пространством, беспомощно повиснув в руках Владыки, которому не оставалось ничего другого, как подхватить её.       — Ваше величество! — возникший на пороге лазарета Ивеи отпрянул назад, давая Трандуилу дорогу. — Мальдолльская принцесса — невозможно несносная особа!.. Ох-хох!       Не говоря ни слова, Владыка опустил Валлей на кровать, которая ещё не рассталась с её ароматом, и сухо обронил, уходя, только одно, потому что на другое душевных сил не нашёл: «Поставь её на ноги. Да поскорее».