***
После удачно перевязанной раны Владыки Валлей решила, что присоединится к Ивеи — вместе с ним она будет заниматься ранениями тех, кто не побоялся вступить в бой за её королевство. Но Ивеи принцесса не отыскала, потому спешно шла знакомым и дико пустым коридором к одной комнате, что располагалась в самом концу. Это был лазарет Гириса, где принцесса намеревалась взять всё необходимое. Валлей замешкалась из-за скомканных чувств, но вдохнула поглубже и вошла. Кабинет бывшего лекаря не избежал лёгкого погрома: стояли нараспашку шкафы, вывалились книги, рассыпались бумаги, исписанные и нет. Комнату заливало ослепительное солнце, из-за чьих косых и острых лучей принцесса не заметила, что находится не одна. Скрюченная и секунду назад недвижимая фигура дала о себе знать, шевельнув рукавом мантии. Принцесса тотчас отпрянула к двери, схватившись за подставку со свечами и замерла, когда фигура дважды качнула головой. Медленно-медленно. И показавшийся уже слышимым однажды, старческий голос произнёс: — Не надо бояться меня. Не сейчас. Особенно не сейчас. И, не спеша опуская «оружие», Валлей настороженно и нервно прошипела: — Гирис?! Это действительно был он. И он поднялся со стула, загородив солнце собой и тем самым ярко проступив на его фоне. Валлей растерянно, бегло осмотрела его: тот самый старик, который явился к ней в Дол-Гулдуре, только ослабший, потухший, ставший настоящей мумией, которую обтянула кожа. Некогда красивое и благородное, всегда спокойное и холодное, лицо Гириса испещрилось глубокими тёмными морщинами; по плечам рассыпались не белые, как раньше, — серые и тусклые спутанные локоны. Перестали мерцать даже его магические глаза, на дне которых залегла удушающая вечная боль и пустота. — Это мой истинный облик. Я не эльф, но вы давно это поняли… Я ждал вас, Валлей. — Для чего? — мгновенно стала воинственной принцесса. Она не видела ни одной причины доверять проигравшему чародею, пускай в её сердце и шевелились жалость. Но эта жалость была не более, чем порождением воспоминаний о старых добрых временах. — Чтобы рассказать свою историю, — Гирис снова опустился на стул. Ему было тяжело стоять. — Время моё истекает. — Где Лавей? — она пристальнее осмотрела комнату, но эльфёнка не было. — Ближе, чем вы думаете, и он в полном здравии. Сейчас ему я могу только по-доброму позавидовать… — По-доброму? — иронично усмехнувшись, перебила Валлей. Не могла слушать его по-прежнему слишком спокойный голос, ибо он так не сочетался с его нынешним видом. — Вы должны знать: когда я пришел к вашему отцу, как друг, я был именно другом. За доброжелательностью я не прятал клыки изменника, она не была показной, ваше высочество. — Тогда что стало потом? — глухой вышел из груди голос. Валлей привалилась к двери, наступив на одну из книг, но не заметила этого. — Для меня никогда не существовало «потом», Валлей. Я всегда шёл к тому, что сумели вы увидеть недавно. Это было моей миссией, и я верил в неё так, как вы верите сейчас в то, что добились мира. — Вы хотели поднять мертвецов из их могил! И вы считали это достойной миссией?! Для чего, объясните же мне? Чтобы мстить?! Но кому, если дед мой, обидевший вас, давно мёртв? Тогда оставался только мой отец, после — я. Ради чего?.. — снова повторила Валлей, чувствуя, как режет глаза и как сжимает спазм горло. — Я не хотел быть один, — ответили ей с полным самообладанием, но тихо. Тихо-тихо, что принцесса ответ почти с губ считала. — Вам не понять этого, но, обладай вы всей моей мощью, вы тоже захотели бы вернуть к себе своих эльфов, если бы вас лишили их. Я признаю, что иллеронимы нарушили свой главный закон, и кара на них пала справедливая. Но только на одном ударе плети король Эниссар не остановился. Он сделал всё, чтобы мы сгинули во мраке. Валлей сцепила зубы и отвела взгляд. Злые слова о деде больше не обижали её. Ей казалось, что она ненавидит его так же, как ненавидела Скальда и сейчас — Гирис. — Отчаявшийся, я заключил договор со Скальдой Грозной, — изменившимся голосом продолжал Гирис, передохнув. Он прочёл в глазах Валлей немой вопрос и размеренно ответил: — Это случилось после того, как ведьму заточили в пещере Дальньядло. — Вы нашли способ связаться с ней? — неприязненно нахмурилась Валлей. — Как?.. — Колдовская змея. Цисси. Это существо всегда обитало в Горах. Оно своеобразный дух этих Гор, Валлей. Именно она случайно отыскала призрак ведьмы в их удушливых глубинах и она первая пришла ко мне, заговорив от имени Скальды Грозной. С того момента и началось наше сотрудничество. Она была озлобленной ведьмой, весьма могущественной, я — практически единственным оставшимся иллеронимом. Нам обоим нечего было терять… Я пообещал помочь ей с Кристаллами и телом, она мне — с возвращением моих сородичей. Мы оба хотели получить своё, Валлей, но я никогда не желал мести, коей предалась Скальда. — Это не умаляет вашего поступка, вашего… — её лицо скривилось от отвращения, — греха. Значит, вы изначально знали, что ведьма вернётся. Знали, что в тот день я и Нраймил сунемся в ту пещеру, верно? Знали же?! — Нет, этого не знал, — Гирис на миг прикрылся ладонью, словно солнце жгло ему глаза, и с минуту помолчал. — Честно признаться, я был сильно шокирован, когда вас, обеспамятевшую, доставили ко мне. Ни я, ни Скальда не предполагали, что проклятие получите именно вы. Это был ход вслепую, наобум. Проклятие могло пасть на кого угодно, вот только неизвестно, каким стал бы финал… Вы помните свои ощущения на той плите, Валлей? Когда вы расстались с Кристаллом. Гирис даже подался вперёд, чтобы ни одна эмоция на лице Валлей не осталась для него незамеченной. Принцесса безмолвствовала. Ей оказалось непросто припомнить всё, что сохранилось в голове. — Я была собой и одновременно нет. Я понимала всё, что мне говорили, но… Слова словно бы не являлись важными для меня. Они… обтекали меня, как воды — подводную скалу. — Луч полз к её сапогу. Когда он коснулся носа, Валлей вскинула суровые глаза: — Мне было больно. Я думала, что умру. Более того — я хотела смерти в тот миг. Чародей качнул пару раз головой, с чем-то то ли соглашаясь, то ли чему-то покоряясь. — Что станет со мной теперь? — злые слова, сказанные ведьмой, ледяным эхом звучали в её голове. — Когда Кристалл покинул меня… Как долго я проживу? — Вы проживёте долгую жизнь эльфа, Валлей. И ведьма, и, должен признаться, что и я тоже, посчитали, что вы оказались слишком слабы, — сказал он со странным смешком, хриплым и негромким. И тут же зашёлся в кашле, который надолго скрутил его и не дал заговорить. Валлей с ужасом и тоской наблюдала за ним и не могла сдвинуться с места. Это однозначно был уже не тот хладнокровный и знающий себе цену эльф, это был немощный, безобразный колдун. — Вы… — Валлей невольно вздрогнула, когда Гирис поднял затуманившиеся глаза, — умираете?.. Почему? Разве ваша жизнь, пускай она и не является вечной, подошла к концу? — Я умираю, потому что отчасти сам так решил, — ввёл он принцессу в серьёзный ступор, поднимаясь. Опёрся на стол, распрямил деревянную спину. Тогда в Дол-Гулдуре он не был стар настолько, насколько сейчас. Будто все годы нагнали его и набросились в одночасье, как дикие звери набрасываются на мелкую дичь, чтобы порвать её в клочья. — Ваш тигр, — спохватилась Валлей, — он ведь… — Именно. — Гирис двинулся к ней из своего угла, но принцессе некуда было пятиться. — Он — часть меня, моя вторая сторона души, которая в тот момент решила поступить отдельно от моей воли, которую я диктую себе разумом. Тигр — духовный зверь любого иллеронима — это сосредоточение большей части наших магических сил, средство для нашего долголетия. Мощь иллеронимов велика настолько, что Боги, создавшие нас, решили поделить нашу душу на две части — так тяжёлое бремя приобретает относительную лёгкость. Вы можете сравнить это с самой собой и Владыкой Эрин-Гален — вы поделились с ним многим, чтобы облегчить ношу собственной души. Заворожённая смыслом его слов, Валлей не заметила, как расслабила хватку на подставке, в которую было снова вцепилась. — Но раз вы были настолько могущественны, почему не отыскали комнату для ведьмы раньше? Валлей всё ещё надеялась как-то застать его врасплох, доказать, что он снова лжёт в чём-то. Чародей сначала призадумался. — Как вы знаете, дверь можно открыть только вкупе с кольцом и ключом — теми двумя атрибутами, которые были у короля Эниссара в тот день, когда комнату запечатали. Иногда меня посещала мысль, что ключ не единственная нужная вещь, но я ничего не ведал про кольцо. К тому же ваш дед обладал сильными эльфийскими чарами. Они не сильнее чар иллеронима, но в этой битве победила не сила, а хитрость. Гирис больше не сказал ничего. Он принялся медленно поднимать редкие книги и складывал их в небольшую кожаную сумку. Валлей долго наблюдала за ним, не понимая ни себя, ни того, что он намеревается делать, а затем, поддавшись неясному, но сильному порыву, приблизилась. — Не уходите. Я… Готова простить. Гирис… Шавалон… Король Мранур простил бы. — Вы правда так думаете? — повернулся чародей, слегка улыбнувшись. — Может быть. Король Мранур всегда был более близок мне по духу, чем ваш дед. Ваш отец был славным королём, и память о нём будет вечной. Он навсегда станет верной тенью за вашей спиной. — Гирис, — Валлей понимала, что её отвлекают. Она коснулась старческой сморщенной руки. — Я правда готова и могу… Простить. — Не перечьте себе. — Я могу! — воскликнула она, усилив хватку. — Иначе куда пойдёте вы? Что станете делать теперь? — Посмотрю на Средиземье в последний раз, Валлей. И может быть, мне доведётся ещё хоть раз взглянуть на другого иллеронима. Я всё ещё верю, что я не последний. Теперь я не более, чем состарившийся человек, но знания мои по-прежнему свежи и глубоки — с ними я помогу ещё многим страдающим людям. Переубедить не получилось бы. Валлей отступила с понуренной головой. Тогда Гирис внезапно предложил ей заглянуть в смежную комнату. Помешкав, принцесса так и поступила. Но, открыв дверь, вскрикнула и отскочила прочь, прикрывая рот рукой. В её глазах стоял искренний ужас и непонимание. На белых простынях лежал… Эльф. В просторной белой рубахе и таких же штанах, он распростёрся на спине с раскинутыми в стороны руками. По подушке рассыпались его длинные, белые кудри… Валлей не сразу признала в нём Лавея. Потому что от Лавея у него остались только черты лица и волосы, в остальном эльфёнок стал сам на себя не похож. Это был больше не эльфёнок, именно эльф. Взрослый, высокий эльф. Спящий эльф. — Он придёт в себя как только его тело окончательно срастётся с чарами, перешедшими к нему от Скальды Грозной; оно начало меняться сразу же после того, как ведьма погибла. Но мощь её была велика настолько, что в своём прежнем теле Лавей не справился бы с ней. Валлей всё ещё не могла поверить увиденному. Гирис точно дурачил её! Снова! Но нет… Старый чародей коснулся эльфёнка, ласково обвёл его бледную щёку, призрачно улыбнулся. — Он станет совсем другим. Будьте готовы к этому, ваше высочество. Но я уйду раньше, чем он взглянет на мир новыми глазами. — Гирис, — всё-таки задержала его Валлей в самых дверях. — Вы не передумаете? Лавей привязан к вам слишком сильно, вы же знаете… — Маленький Лавей был привязан, а этот возвратится с новыми чувствами и мыслями. Прощайте, Валлей. Принцесса ждала, когда он сделает за порог последний шаг, ждала, когда его поступь, наконец, зазвенит, как у смертного, не как у эльфа, но Гирис сумел удивить её и в этот раз — замерев, он растворился. Растаял дымкой, туманом. Возможно, это были остатки его чародейства. Обессилевшая, опустошённая, запутавшаяся и тут же — получившая ответы на всё — Валлей села на стул, на котором ждал её Гирис. Его кабинет теперь показался ей маленькой, захламлённой, неудобной комнаткой. Магический дух — дух древних знаний и силы — выветрился из этих стен вслед за иллеронимом.***
— Валлей, — Ивеи мгновенно отобрал у принцессы врачебный арсенал, стоило ей появиться в его поле зрения. — Садитесь немедленно. Не успевшая и слова сказать, Валлей была усажена на знакомый раскладной стульчик, коих в этом зале было предостаточно — здесь Ивеи сделал лазарет, где уже успел оказать помощь многим. Другие же, чьи раны являлись несерьезными царапинами, сами обрабатывали и перевязывали их. Поэтому Валлей изумилась: что с ней-то не так? Кровью не истекает, сознание не теряет. Но у Ивеи были свои взгляды. — Мне нужна ваша нога. Та самая, Валлей, где было ранено колено. Подворачивая штаны, с которыми успела сродниться после платья, Валлей осознала, что нечего показывать. Колено перестало болеть незаметно, даже не ясно, когда. Принцесса позабыла про него. Ивеи же ощупал её прохладными пальцами и хмурился. Сильно хмурился, затем отошёл и отвернулся. Губы поджал, как обиженный. Валлей вопрошающе глядела на него, но не получала разъяснений. — Явно не мои лекарства вылечили вас. Уже в который раз. Тогда Валлей вернула штанину на место и тихо кашлянула. Ивеи и впрямь обиделся. Впервые она видела его таким раздосадованным и задетым по врачебной гордости. — Гирис не лечил меня в этот раз, — на самом деле ни помнить, ни знать она этого не могла, но решила лекаря приободрить, — наверное, всё-таки вы постарались. Вы вообще замечательный, Ивеи. И мне грустно оттого, что теперь лекарь, служивший нашей семье многие столетия, ушёл, а вы никогда не принадлежали Мальдоллу… Вскоре мне придётся искать на эту должность кого-то другого. — За этим дело не станет, — вдруг мягко и чуть устало улыбнулся Ивеи, погладив свои гладкие, чёрные волосы. Он призадумался. — Согласовав всё с Владыкой, я смогу отправить к вам на службу кое-кого из своих учеников. Он долгое время перенимал у меня знания и опыт. Вы сами убедитесь, насколько он хорош. Растроганная принцесса сумела только широко и светло улыбнуться. И тут же спохватилась, подорвавшись со стульчика. Тот аж упал. — А Нраймил?! — В полном порядке. Можете сами посмотреть, — Ивеи указал ей в другой конец зала. Туда-то Валлей и устремилась, как в танце минуя лежащих и отдыхающих эльфов. Нраймил увидел её раньше, окликнул. Махнул рукой. Около него стояли другие. Валлей узнала Лида и Смолли, чей вид встрепенул её и обрадовал. Она хотела кое-что показать им двоим и умирала от нетерпения. — Живой, — выдохнула принцесса, когда Лид и Смолли расступились. Он сидел на мешках, устроенных как кровать, и до этого момент прикрывался плащом. Стража оставили полуобнажённым, его грудь крест-накрест покрывали бинты. — Ты сильно напугал меня! — Я и сам напугался, — ухмыльнулся он ей глазами из-под чёлки. — Я, конечно, на много ужасов нагляделся за приключения тут, но это всё-таки было страшнее. Хотя, Диалу досталось больше. Да и Ильтану. Видела бы ты этих двух. Только не бледней, всё хорошо закончилось. Просто Диал погеройствовал и в городе угодил под рухнувший дом. Ну, под балку. А у Ильтана так, царапинки. Но Парриль не оценит. Валлей ошалело огляделась, готовая мчаться к пресловутым раненым, но тут чья-то крепкая ладонь привела её в себя, хлопнув по плечу. Лид ухмыльнулся, мол, успокойся. И ведь действительно легче стало. А Нраймил, полузадумчиво подперев подбородок кулаком, продолжил повседневно разглагольствовать: — А брата моего кто-нибудь видел? Я тут раненый и умирающий лежу, а он мелькнул как-то раз вон там, взглянул на меня и ушёл с концами. — Вот потому сейчас мы и поговорим, пока твоего брата нет. Он ведь у тебя старший? Лид отодвинул Валлей в сторону и по-хозяйски устроился рядом с Нраймилом. Насмешник опасно скалился. Выдержке Нраймила стоило отдать должное. — Старший. И я у него единственный, потому ты глупостей не делай. Наша с ним семья только из нас и состоит, это тебе повезло с таким количеством братьев и сестёр. Лид покачал лохматой головой и тыкнул ему в перебинтованную грудь. — А ну объясни мне дела с моим младшим братом и той змеёй. — Резко и требовательно. Нраймил сначала медленно макушку почесал, а потом обезоруживающе улыбнулся. — Ну, поженил я их. Не взаправду же. Я не обладаю такими полномочиями. — Я это понимаю. Но теперь эта ужасная змея ни на шаг от него… не отползает! Лид не в шутку злился. Самообладание сохранял только Смолли. Он даже коснулся брата, будто холодное воздействие его руки могло остудить этот нагревающийся котелок. Валлей же в отвращении скривилась: — Поженил?! Что?! Гвальторе и Цисси?! Нраймил! Какой же ты… Несносный! Наруганный всеми и сразу, Нраймил с досадой поёрзал, сгоняя Лида со своей постели, и укутался в плащ. — Хороша же от вас забота, — ворчал он, — лучше бы поесть предложили. В этот миг громче всех живот заурчал у Валлей. Принцесса рассмеялась, тихо и по одной лишь ей понятной причине радостно: такое простое желание — желание утолить голод — показалось ей приятно-обыкновенным, земным. Неужели теперь можно было с лёгкостью отдаваться столь мелким и забавным мыслям? Неужели дни, когда она болела думами об оставленном королевстве и Скальде Грозной, теперь ушли на веки вечные? Близость друзей пробудила в Валлей необъяснимую нежность. И, когда её вдруг негромко позвал голос Леголаса, принцесса бросилась к нему с распростёртыми объятиями и хрусталиками слёз.***
После предрассветного ливня солнечные часы оказались недолгими. Когда почти закончились дела в лазарете, когда удалось перекусить и отдохнуть, в послеобеденный час ветер, сначала лёгкий, после — ревущий, пригнал откуда-то табун новых чёрно-серых жеребцов. Они клубились и тяжело нависали над Мальдоллом, устроившись на его потухших башнях. Холодок пробрал Валлей, ибо её простая рубашка не могла воспрепятствовать ему. Принцесса, однако, не шелохнулась. Взгляд её неподвижных глаз устремлялся в Горы. Она стояла на одном из самых высоких балконов. Комната позади неё располагалась большая, просторная, окутанная серовато-серебристой полутьмой. Но насколько бы ни была Валлей глубоко погружена в себя, когда рядом встал Леголас, она моментально перевела на него взгляд. Это была необычная минута. Валлей вспомнился лесной домик в Лихолесье, её собственные тихие мечты о вот таком вот часе победы и умиротворения, о её страхах и сомнениях. Тогда принц тоже был рядом. Что говорили они друг другу? О чём безмолвствовали их молодые — слишком молодые — сердца? О чём мерцали в рыжей полутемноте их глаза? — Я пытаюсь привыкнуть к мысли, что король Мранур не придёт, — поделилась сокровенным Валлей, неуверенно прикоснувшись пальцами к ладони принца. — Я считала, что уже свыклась с ней, когда ты увёз меня с той поляны, когда земля погребла его, когда властный король Эрин-Гален сказал мне, что разрывает договор, заключённый с ним и когда я заключила его от своего имени… Я должна была свыкнуться. Но не смогла. Её горячее, юное и беспокойное сердце затрепетало, когда Леголас сжал её ладонь и тут же приобнял за плечи и встал сзади, чтобы ветер не смел трогать её спины. — Знаешь, какие слова он сказал мне? — наблюдая за самой громадной тучей, спросила Валлей. — Какие стали одними из его последних… Я в ответе за тех, кто следует за мной. Я для них солнце днём и путеводная звезда ночью. Мои эльфы будут идти за мной, когда будут уверены в себе, и тогда, когда последняя надежда оставит их. Так же поступлю и я, ибо мы — одно целое, неразрушимое, нерасторжимое. Он заклинал меня помнить их. И я помню. — Ты уже не та Валлей, которая назвалась травницей, — согрел острое ушко дыханием Леголас. Его глаза тихо и спокойно мерцали, на губах играла призрачная мягкая улыбка. — И не та Валлей, которая сказала мне в городе, что пойдёт дальше одна. Я не ведаю, что пережила ты в эту ночь… И буду рад, если однажды ты захочешь мне рассказать. Он не зря сказал именно так, ибо принцесса нахмурилась сразу же, стоило только заикнуться про минувшую ночь. Леголас чувствовал каждое колебание души, каждую самую неуловимую эмоцию своей Валлей, которую давно обнял гораздо крепче. Для него самого словно перестало существовать всё самое важное. Осталась только самая первая встреча на проклятой поляне, где раздавленная и насмерть перепуганная девушка впервые подняла на него глаза, и эта секунда — секунда, в которую она стояла рядом, задумчивая и решительная. Хмурая и серьёзная. Одинокая и одновременно нет. — Над Мальдоллом повиснет ещё не одна тень, Валлей, — Леголас ощутил, как на их переплетённые руки упала первая капля. — Но я смог бы закрыть тебя от любой из них, и в этом куполе вечности мы зажгли бы новый свет. Валлей пошевелилась, развернулась к нему. Некая суровость ни на миг не исчезла из её заострившихся черт. Однако интонации, с которыми она сказала: «Я знаю», оказались покорными и ласковыми. — Но ты обо всём догадался, — с сомнением, даже боязнью, прошептала она, — что касается меня и твоего отца. Но я не могу жалеть, потому что я… Я… — В этом нет твоей вины, — Валлей слишком сильно вцепилась в одежду на его груди, потому Леголас перехватил её руку. — Я знаю, каким он может быть и как сложно сопротивляться его словам, взгляду, звуку его голоса… Валлей, я и сам нахожусь в похожих оковах, но понимаю, что это неизбежно. Он мой отец, которого статус делает сложнее. Знаешь, — принц со странной усмешкой чуть отошёл, но Валлей слушала слишком внимательно, — иногда я рад, когда он недосягаем для тех, кто окружает его. Звезда прекрасна, когда ты смотришь на неё с земли, и она ослепляет, обжигает, когда ты подлетаешь неосмотрительно близко. И с ним нелегко бороться за чьё-то сердце. Леголас одарил её необъяснимым взглядом. И Валлей отвернулась, скользнула в темноту комнаты, где сжалась, припала к стене и зажмурилась. Она знала, что между ней и Владыкой теперь не будет ничего. Она ответила отказом. Она не жалеет. Она не покинет Мальдолл снова, потому что она — дочь своего отца. Она принцесса, почти королева Дальньядло. Она — надежда своего народа. — Теперь не нужно делать этого, — донёсся из темноты её голос, — я обещала дать тебе ответ, когда всё закончится, Леголас. Взволнованный принц сделал шаг. — Если ты готов простить мне мои сомнения, моё… Отступничество, я… — Я готов, — ещё шаг. Теперь не разделяет ничего, теперь в полутемноте на ощупь, ближе и ближе. — Валлей, моя Валлей.***
— Мой эльф-с-с, мой красивый личный эльф-с-с-с, — Цисси изливала потоки нежности через каждое щупальце, которым обвивала Гвальторе. Она трогала его и трогала, пока экс-советник не принял свою участь с кислым и угрюмым лицом и не перестал шевелиться; поднимала к своей морде и опускала её сама, чтобы понюхать, поглазеть, даже языком дотронуться. И её очередное: «Мой эльф-с-с» Гвальторе посчитал в сто двадцать девятый раз. Они были вне дворца, на зеленоватом полусклоне, что уходил к каменным берегам Прайи. Собирающийся дождь нисколько змеюку не пугал. Конечно, влюблённая и дорвавшаяся до лакомого, она не особо следила за погодой. Даже всякие мысли о недавней госпоже-ведьме покинули её плоскую головушку. — Гвали, если и после таких мук ты не захочешь вернуться с нами в Альм и оставить Мальдолл, я нареку тебя Несломимым. Лид приблизился со стороны. Он держал копьё при себе, ибо не был склонен считать змеюку неопасной и доброй. Но, видя море её обожания, в котором она почти утопила его младшего брата, Лид немного расслабился и не сдержал ухмылки. А вот Смолли, плавно замерший рядом с ним, не одобрял происходящего. — Он не уйдёт с вами-с-с, это мой эльф-с-с, — в юбилейный раз прошипела Цисси, пока Гвальторе уничтожал её взглядом. — Мой муж-с-с. — Цисси! Интонации на этом оклике Цисси всегда помнила ведьминские. Скальда всегда была громкой и нетерпеливой. Её голос всегда потрясал, оглушал. В этот же раз звал кто-то более мягкий и готовый ожидать. Змеюка прервалась от лобзаний и заинтересованно вытянула гладкую шею. С каменной дороги на склон ступила принцесса Валлей, чьи белые волосы трепал за плечами ветер. — Тебе нравилось служить Скальде Грозной, Цисси? — властно поинтересовалась Валлей. — Станешь ли ты служить мне или же ты желаешь вернуться на волю? — Я хочу оставить эльф-с-са себе. — Она не хочет на волю, принцесса, — перевёл с нахальством Лид. — Тогда я хочу, чтобы ты стала горным стражем, Цисси. И тогда каждый вечер ты сможешь приходить и… — властность её сменилась на смущение, когда Гвальторе свернул в её сторону глазами. — Ты согласна? — Согласна-с-с, — змеюка загорелась азартом, но… Снова вернулась к любимому эльфу. — Лид, Смолли, — переключилась Валлей на братьев, ибо так и вертела в себе не исполненное желание. — Во дворце я нашла то, что, может быть, вам будет любопытно увидеть. Она ожидала, что после такого заявления у них появятся вопросы (у Лида точно, ибо голоса Смолли ей так и не довелось услышать), но смолчали оба. Даже никак интереса не высказали, но Лид — иронию. Но когда Валлей вела их дворцовыми коридорами, когда в арочных проёмах отчётливо виднелось грозовое небо, и убегали в стороны широкие и узкие лестницы, братья охотно осматривались. Пару раз Валлей даже остановилась, снисходительно улыбаясь, ибо видела — им интересно. Место, про которое, возможно, они только от отца и слышали, сейчас сияло перед ними. Но если лицо Лида выказывало неподдельное желание узнать всё поближе и как может больше всего потрогать, то Смолли держался чуть более отстранённо. Будто уже видел что-то из этого, а теперь просто припоминал. В подсознании Валлей тоже кое-что шевельнулось: — Тебе ведь довелось увидеть Мальдолл до того, как Хэламер и Ценея оставили его, верно? Тогда безмятежное лицо Смолли оборотилось к ней, шрамы на котором больше не пугали Валлей. В его прохладных глазах-озёрах она отыскала ответ. — Да, кому-то повезло, — пропел после Лид, вышагивая по ступеням, — всё-таки тут не так уж и плохо. Даже красиво. Твоё предложение всё ещё в силе, принцесса? — Какое предложение?.. — Валлей уже отворила дверь в зал, в котором они были с Владыкой. — О том, чтобы я жил тут. Я стану лучшим чучельником на всё Дальньядло… И он, и Смолли синхронно остановились. Валлей тоже замерла неподалёку, отодвигая ногой пыльную ткань, что так и осталась на полу и ранее покрывала громадную картину. Рама на картине специально была выкрашена в красный в тот день, когда её повесили на стену — за счёт этого королевская мантия Эниссара багровела сильнее, и казалось, что её кровавые потоки выбегут наружу и заскользят по стене. Король улыбался и сверкал глазами цвета льда, силу и власть которых никогда нельзя было смягчить. Он чуть наклонялся вперёд, из-за чего его прибранные на затылке снежные локоны всё же рассыпались по сильным плечам. И он хвалил эльфа, что стоял пред ним, склонив голову. И голову эту покрывали густые короткие кудри огненно-рыжего цвета. Именно этот эльф и сумел рассмешить короля. Правая рука Эниссара покоилась на его плече, а в левой он держал свитки, которые рука мастера изобразила длинными-длинными и завивающимися на концах. Валлей тихонько улыбнулась, сдвигаясь в полутень угла, когда Лид, как во сне, приблизился к картине. Изумруд его глаз горел необъяснимо, странно и слишком ярко. В эту волнительную минуту Насмешник растерял свои язвительность и красноречие. А вот Смолли остался на прежнем месте — волосы скрывали его лицо, но тень улыбки светлела. Для него и это не было в новость — он слышал про эту картину. — Теперь всё ясно, — самому себе шепнул Лид, повторяя пальцами изгибы красок и трогая голову склонённого эльфа. — Ясно, почему Хэл так бесится, когда кто-либо упоминает Мальдолл. Ясно, почему сходил с ума от гнева, когда Гвали заявил ему, что уходит, что выбирает путь книг и служения. — Он фыркнул и довольно оскалился, иронизируя и в насмешке жалея оступившегося отца. — Всё потому, что занимал ту же должность и отдавал себя тому же делу. Это по-истине невообразимо. Ты знал, да? Смолли только плечами повёл, не отвечая напрямую, но Лид знал его слишком хорошо. — Я всё ещё верю, что когда-нибудь и Хэламер, и Ценея изменят своё решение, — подытожила Валлей, в последний раз бросая взгляд на жестокого, но обаятельного деда и на советника его времени, — и двери моего дворца снова распахнутся для них. Они возвращались к Цисси и Гвальторе вместе. На улице к тому моменту моросил дождь, который не волновал никого. Однако, безмятежный настрой покинул не только принцессу, но и Лида со Смолли сразу же, как только на зеленоватом спуске они застали радикально изменившуюся картину: Осталось загадкой, как Гвальторе вырвал себе свободу, но Цисси начала покорничать. Она свернулась кольцами и чуть уменьшилась. А грозный экс-советник расшагивал перед ней, что-то слишком быстро отчеканивал языком и очень, очень сильно ругался на две склонённые головушки. Ещё издалека Валлей узнала Эриха. Рядом — Ахила, такого же лохматого и босого, как всегда. — Так, так, так, — приторно-ласково заговорил Лид, но вот близнецы сразу ощутили подвох в его лисьем тоне, — никак сопляки решили удачу попытать. Надо же, даже мечи прихватили. А зачем? Лучше бы дудочки взяли да сыграли оркам колыбельную для вечного сна. — Да мы просто, — швыркнул носом Эрих. — Полюбопытствовали, — швыркнул Ахил. — Оказывается, они здесь были с самого начала, пришли вместе с вами! — вскричал снова Гвальторе, за чьим шагом змеюка следила так, что глаза её качались, как маятники, — туда-сюда. — Да мы не высовывались. — Страшно было. — Страшно им было! — коршуном подлетел Гвальторе, схватив их за рубашки. — Страшно было бы, когда ваши тела принесли бы к нашей матери! Отвратительные мальчишки!.. — Ну, успокойся, Гвали, — отвёл его Лид, даже в лицо дунул, чтобы остыть помочь. — Ты им теперь точно в кошмарах снится будешь. Хотя, я не против, — оскал, — пускай верещат, как поросята. Будут знать, как нарушать запреты отцовские. — Да ты же сам вечно! — Нарушаешь их! — Не вам, малявки, меня упрекать в этом. А ну сюда идите! Он бросился к ним, как лев. В шутку, конечно, но разобиженные близнецы юркнули за другого старшего и самого рассудительного братца. За Смолли. Ибо перед ним Лид сразу остановился и принял самый добрый вид. — Ой, принцесса Валлей! — взъерошился Ахил. — А кто это вон там?! — из-под руки Смолли сунул нос Эрих. Валлей, что умилялась с них всё это время, немедленно обернулась и… Сглотнула. Ветер трепал снежные волосы этого эльфа, который шёл по склону, чуть шатаясь. Белая рубаха и штаны шевелились волнами на его теле, высоком и стройном. Эльф был бос и словно потерян. Когда он вскинул голову, принцесса поняла — эльф держится из последних сил, чтобы не заверещать от испуга. Это был проснувшийся в новом теле Лавей.