Наследники

Тонкие ноги ступали по сырой после дождя почве. Зелеными глазами охотник оглядывался периодически по сторонам. Он старался дышать ровно. Каштановые волосы, собранные в небольшой хвост, выбились из прически – пара прядок спадала на лицо: чуть вытянутое, с царапиной на виске (шрама не будет, но пока свежая рана неприятно щипала). Шум. Мальчик резко обернулся, пригнулся к земле и неслышно вытащил из колчана стрелу. Натянул тетиву короткого лука. Сейчас он полагался только на слух. Глаза подводят, зрение обманывает. Порой обманывает и нюх. Запахов много. Он мог различить запах палой листвы, ели, цветов, что росли у реки; даже запах песка, глины, - все мешалось и мешало. А жертва пропахла лесом, и лишь тонкий нюх мог различить истинный запах зверя. Снова шорох. Мальчик замер. Не смея двинуться. Страх подкрался к самому горлу. Он обещал себе не бояться, но отчего-то, чувствуя чужой взгляд на себе, ему становилось страшно. Собраться, главное собраться, твердил себе Рис. А затем резко обернулся с вздернутым в руках луком. Заросли кустарника по левую руку зашевелились, и из них выскочил волк, уже готовый вцепиться мертвой хваткой в руку охотника. Стрела вонзилась в глазницу зверя. Волк завалился на бок еще в прыжке, у самых ног мальчика. Тот судорожно сглотнул, нахмурился и посмотрел в сторону выстрела. Никого. Рис опустил голову. - Ты еще юн, дален, - услышал он голос отца, но поднять взгляд не решался. – Еще многому следует научиться, - отец обошел его и склонился над телом волка. Мальчик посмотрел на родителя. Тот убрал лук и достал зазубренный нож. Ловкая рука выдернула стрелу из головы животного, убрала в колчан, предварительно обтерев о ногу от крови. Нож врезался в брюхо. Рис сглотнул. Он никак не мог привыкнуть к разделке туш на месте. Как бы Махариэль ни старался приучить сына к подобному. У Риса все выходило неловко, а Кай – он словно всю жизнь был охотник. «Шутка ли – был ведь. Глупый, Рис.» - Прости, отец, - мальчик убрал свой лук и опустил взгляд. Сколько себя помнил Рис, отец всегда был скуп на эмоции. А вот мама. Мама была другой. Мама была более теплой, более светлой, более доброй. Ее рыжие длинные локоны, собранные в косу, всегда восхищали Риса. Ее голубые глаза всегда смотрели на него с добротой и любовью. Рис никак не мог понять, что же связало его родителей вместе. Папа был долийцем. Мама – человеком. Они постоянно разлучались и вновь воссоединялись. Мальчик привык путешествовать то с матерью, то с отцом. Но оба они учили его сказаниям, преданиям, стрельбе из лука, даже воровству, взлому замков и дверей, скрытности. Мама говорила о Создателе и орлейских королях, папа о древних богах эльфов и преданиях давно сгинувшего в небытие Арлатана. Но оба они заканчивали свои рассказы мыслью, что, рано или поздно, настает время прощаться. Мальчик почувствовал руки отца на плечах. - Пойдем, дален, - Рис поднял взгляд. Отец улыбался. Сын улыбнулся ему в ответ: - Дядя Натаниэль говорил, что научит меня бороться без оружия, - принимая свежую шкуру волка на руки и следуя подле родителя, воскликнул мальчик. - Он – что?! – долиец рассмеялся. Рис рассмеялся в ответ. Пусть он видел маму и папу не часто вместе. Он помнил одно: отец позволял себе смеяться только рядом с ней. А еще рядом с дядей Натом.