Когда твой парень - сумасшедший

Липкая, тёплая, вкусно пахнущая металлом кровь на руке завораживала. Неосознанно я провёл ладонью по лицу, и боль, словно по волшебству, куда-то испарилась. Мне стало так хорошо! Я, не отрываясь, смотрел своей мучительнице в глаза. Какая невыразимая гамма чувств в них промелькнула за доли секунды! Эйфория, которую эта женщина испытывала все долгие минуты, пока терзала меня, сменилась сначала глубочайшим удивлением, затем страданием, осознанием, а потом взгляд застыл. Она сдохла, а с её смертью боль вернулась. Старые раны заныли, а свежие, подаренные насильницей, огнём лизнули всё тело, и кожа моя запылала. Дышать стало трудно, и лишь миг спустя я понял, что всё ещё лежу под ней. — Противно. Как же противно! — простонал я. Стараясь побороть головокружение, я зашевелился, но смог высвободиться лишь отчасти: слишком страшной была слабость, подпитываемая кроме боли ещё чувством дичайшего стыда. Никогда мне не смыть той грязи, в которую меня окунули с головой! Дрожащими руками я оттолкнул от себя тело, одновременно подавшись в сторону. Свобода! Я мешком рухнул на пол. Обещание, данное самому себе, должно быть исполнено. Лучше смерть, чем медленное погружение в вонючее болото. И плевать, что потом — ад за самоубийство или же рай за мученическую смерть. Лишь бы уйти из этого места! — Ах! — стон, полный страсти, немедленно отвлёк меня от цели. Приподняв голову с пола, я тупо уставился на вторую обитательницу палаты, про существование которой совсем забыл. А она, прислонившись к обшарпанной стене и раздвинув донельзя широко тощие, грязные ноги, нещадно теребила свой клитор. Глаза её были закрыты, она тяжело дышала. Не в силах более на это смотреть, я отвернулся и начал ползти в сторону небольшой тумбы, на которой лежал лоток. Каждое движение удавалось с огромным трудом. Стараясь не потерять сознание, я миллиметр за миллиметром приближался к цели: из стальной посудины торчал поршень шприца. Его я и выбрал орудием самоубийства: немного воздуха в вену, и, если повезёт, смерть настигнет меня через пару минут. Других вариантов я не видел. Один рывок, глубокий вдох, ещё одно движение вперёд, и вот уже пальцы дотронулись до холодного металла… Громкие хлюпающие звуки эхом прошлись по палате, ещё один стон вырвался из глотки этой больной уродины, моя рука дрогнула, а лоток приземлился на пол с оглушительным звоном. Я замер. Крик, который издала подскочившая с койки женщина, сиреной пронёсся по всему коридору, и отделение проснулось. Перед глазами поплыли тёмные пятна, и чей-то шёпот, перекрывая весь шум, зазвучал совсем рядом. — Что же ты… терпишь, Арктур? Палач ведь ты, а не они!

***

Я понимал, как чужеродная жидкость миллионами капель разливалась по сосудам, парализуя и оглушая, вновь отрывая от страшной реальности. Увы, я не умер. Не умер — значит, скорое пробуждение неминуемо. И куда, интересно, в этот раз заведёт меня лекарство Деборы? Арктур… Моё имя?! — Арктур! — детский смех, такой неожиданный, донёсся из чёрного дыма бесконечного коридора моих галлюцинаций, и всё вокруг просветлело. Ног коснулось нечто мягкое и тёплое, я с удивлением понял, что стою на лужайке, а за колени меня обхватила маленькая белокурая девочка. — Да, радость моя? Я вздрогнул. Мой голос, это наверняка был мой голос! Не хриплый и ослабший, а уверенный и мягкий. Я находился в теле самого себя — человека, который был весьма далёк от каких-либо страданий. — Повезёшь меня на карусели? — малышка вскинула голову, с надеждой устремив на меня взгляд больших синих глаз. — Конечно, счастье моё! — мои руки потянулись к ребёнку, закружив его затем в воздухе. Как же я позавидовал самому себе! Ощущая тяжесть детского тела, его тепло, я всё же был связан, никак не участвуя в происходящем, лишь наблюдая. — Господин Арктур, вас ищет святой отец Томас! Обернувшись, я увидел перед собой невысокую, смуглую женщину средних лет. Она смотрела на меня с плохо скрываемым страхом, а руки, сжатые в кулаки, дрожали. — Я не желаю его видеть. Зачем его вообще впустили?! — гневные интонации в собственном голосе вызвали недоумение. — Нина уже сказала, что вы здесь, в саду, — казалось, женщина сейчас хлопнется в обморок. — И он в страшном состоянии… Я подскочил к ней и влепил пощёчину. Женщина схватилась за стремительно покрасневшую щеку. — Простите… — Уведи Изабеллу в дом! — рявкнул я. — И да, ты уволена! Странное чувство — смесь удивления от собственного поведения, раздражения и… некой радости от совершённого только что поступка — охватило меня. Я пронаблюдал за тем, как девочка, резко затихшая, послушно последовала за всхлипывающей женщиной, мечтая, чтобы тот Арктур не стоял на месте, а пошёл за ними. В дом. Я так хотел увидеть свой дом! Но моему желанию не суждено было сбыться: две фигурки скрылись за высокими елями, из-за которых уже ничего не было видно, а сразу за этим ко мне начала стремительно приближаться другая, тёмно-серая. Я усмехнулся. — Тварь! — налетев, как ураган, крупный лысый мужчина без труда схватил меня за горло, отрывая от травы. — Что ты сделал с моей Мари? Что ты сотворил с моей девочкой? Опять без воздуха в лёгких... — Она сама захотела, святой отец! — никакого страха в срывающемся шёпоте. — Почему я должен страдать за тех, кто добровольно раздвигает передо мной свои ноги? — Будь ты проклят, ничтожество! Я убью тебя! Перед тем, как очнуться, я имел удовольствие увидеть, как странного священника оттаскивает толпа мужчин в строгих костюмах. Его звериный оскал абсолютно не волновал ни того Арктура, ни меня, нынешнего. Тот был под защитой, а мне предстояли вещи пострашнее удушения…