We're all mad here

      Он ненавидел это чувство. Ощущение того, что он марионетка в руках наглой девчонки, выворачивало его наизнанку. Он сходил с ума. Он не знал, куда ему деваться, куда бежать от этой проблемы. Впервые в жизни у Джокера не было плана действий. Ему казалось, что еще немного, и он в отчаянии будет просить помощи у своих подопечных, у психиатров «Аркхема»…да у кого угодно! Как избавиться от этого? Как выкинуть из головы все мысли об этой проклятой девице? Что в ней такого особенного? Внешность обычная. Он встречал женщин намного красивее. Голос чуть выше, чем надо. Характер мерзкий. Вечно тянет на слезы. А он ненавидит сопли и истерики. Вечно пристает, вечно сует нос не в свое дело, нарушает спокойствие его команды и всей его жизни в целом, ведет себя, словно малое дитя… Так почему ему так хочется, чтобы она была рядом, хотя его бесит, когда она лезет к нему? По-че-му? Впрочем, нет, все это неважно. Гораздо важнее избавиться от этого чувства. Он не может любить ее. Не может любить кого-либо. Иначе его блестящей репутации безжалостного злодея, опаснейшего маньяка и психопата конец. А тогда пропадет весь смысл его существования. У него слишком много планов на будущее, и Харли Квинн в них не числится. Но что же ему делать с ней? Он долго размышлял над этим. Отчего-то он старательно отгонял подобные мысли прочь. Он никогда не откладывал ничего «на потом», но в данной ситуации что-то мешало ему как следует все обдумать. Ему казалось, что внутри себя он разделился на две половинки, одна из которых велела ему срочно решать свою проблему, а вторая голосовала за то, чтобы во всем признаться девушке и радоваться жизни. Но один случай поставил все на свои места и указал ему дальнейший путь.       Джокер проводил часы и дни в своей маленькой лаборатории. Он искал новые яды, чтобы усовершенствовать свое оружие. С Бэтси нужно быть всегда наготове — тому всегда приходит в голову что-то новенькое, от чего трудновато обороняться впоследствии. Эта работа помогала ему хотя б ненадолго отвлечься от Харли Квинн. Вначале все шло гладко, мозг так и рождал новые идеи, он торжествовал и ехидно посмеивался, записывая очередную формулу в свою тетрадь. Иногда он выходил за чашкой кофе или стаканом виски и, проходя по коридору, радовался долгожданному спокойствию. Но вечером вдруг зазвенел тревожный колокольчик в голове: «Ее целый день не слышно. Почему?»       А действительно. Почему? Это же Харли Квинн! Она всегда плюет на запреты и неожиданно врывается в самый разгар рабочего процесса! А сейчас что случилось? Не могла же она так просто взять и начать слушаться его приказов! Стараясь отогнать мысль о том, что ему банально не хватает ее общества, недовольный Джокер вышел в коридор. Ее знаменитого смеха нигде не было слышно. Это уже как минимум подозрительно. Если она не ошивается в его комнате, то она всегда веселится с его командой. Стоило ему подумать о том, что вместо того чтобы находиться рядом с ним, она развлекается с его подопечными, как злость медленно начала закипать в нем. Он медленно направился на технический этаж. Для девчонки сейчас будет лучше, если ее там не окажется. И для ее полоумных товарищей тоже. Чарли уже лишился пальца за дерзость, но его боссу ничего не стоит отрезать ему еще что-нибудь. Ему явно что-то мешает в штанах. Билл тоже может потерять драгоценные части тела, если потакает своему другу. Джокер уже пощупывал рукоять любимого ножа. Он нашел нужную ему дверь и заглянул в нее. И застыл на месте. Девушки там не было! Почему?! Если она не с ним, то она здесь! Ее здесь нет! И с ним ее нет! Да где же она тогда?! Он вначале подумал, что она вышла. Но, приглядевшись к кислой мине Чарли, копавшегося в запчастях, он понял, что Харли Квинн там и не было. Он тогда разозлился еще сильнее. Как она посмела куда-то уйти без его разрешения, даже не предупредив об этом?! Он в ярости захлопнул дверь, заставив своих подчиненных вздрогнуть и в ужасе обернуться. Он достал из кармана нож, поигрывая лезвием. Чарли инстинктивно схватился за свою руку. Джокер усмехнулся. Хорошо он его выдрессировал. Он подошел к нему ближе, и парень заметно побледнел. Ещё секунда, и тот наверняка упадет на колени и будет просить пощады. — Чарльз, милый мой Чарльз, ты же не хочешь, чтобы твоя ручка потеряла еще один пальчик? — ласково промолвил Джокер, присаживаясь рядом с ним на корточки. — Н-нет, — пробормотал Чарли, отклоняясь назад, подальше от своего сумасшедшего босса. — Тогда ты мне сейчас скажешь, куда запропастилась наша очаровательная Харли Квинн.       Чарли занервничал, услышав ее имя. Он неуверенно поглядел на Билла, тем самым выдав себя. Значит, все подстроено. Она ушла, а они ее покрывают. Джокер медленно поднялся на ноги и, доведенный до состояния бешенства, без предупреждения пригвоздил ногу Билла к полу. Кость неприятно хрустнула, а из раны тотчас же хлестнула кровь. Его жертва хотела закричать от ужаса и боли и вытащить нож из ступни, но Джокер покачал головой, намекнув на то, что за лишний шум можно лишиться языка и руки. Он повернулся к Чарли. Если тот хочет, чтобы мучения его друга закончились, тот все скажет. Иначе они оба выйдут отсюда лишь с половиной конечностей. — Она…она ушла навестить Тома, босс, — проговорил Чарли на одном дыхании, не в силах более смотреть на бедного товарища.       Сверкнуло лезвие, и вторая нога Билла оказалась пригвоздена к полу. Джокер никогда не носит с собой один нож, он предпочитает несколько. Для продления наслаждения. Несчастный взвыл от боли, но, увидев взгляд босса, зажал себе рот, и теперь он тихо скулил, а из глаз его текли слезы. Чарли отвернулся, чтобы не видеть всего этого. Но Джокер силой повернул его голову обратно, доставая уже третий нож. — Этот внесет изменения в твою внешность, — сказал он. — Если ты мне не ответишь на пару моих вопросов. — Все, что угодно! — выдохнул Чарли, с болью во взгляде смотря на товарища. — Хорошо. Итак, кто ей рассказал про Тома?       Секундная пауза. — Я, — Чарли задрожал от страха.       Джокер покачал головой. — Значит, ты же ей и подкинул идею навестить его. Понятно… — его тон не предвещал ничего хорошего. Всем было известно, что это означает. Он очень взбешен. — Босс, клянусь, я не думал ни о чем дурном! — воскликнул Чарли. — Я случайно проговорился, когда она увидела, что на моей руке нет… А потом она вскочила и побежала в больницу!       Джокер вздохнул. — Вот что ты за человек… — пробормотал он. — Ты даже провиниться нормально не можешь. Скучно мне с вами, ребята, скучно. Чарльз, ты, конечно, разочаровал меня, но не настолько, чтобы я убил тебя на месте. Очень, очень жаль. — Босс, простите меня, — Чарли поник головой. — Я не ожидал, что она почти все свое время будет проводить там. — Секундочку. А она это делает не в первый раз?       Пауза. — Да, — Чарли был бледен как смерть. Язык его заплетался, он едва ли мог выговорить хоть слово. — Вот уже неделю как…       Джокер улыбнулся и похлопал своего подчиненного по плечу. — Друг мой, ты полностью реабилитировался в моих глазах. Ты конкретно так провинился, — он ехидно рассмеялся. — Однако она провинилась куда больше. А потому я не стану лишать тебя конечностей или смерти. Ух, не завидую я Харли Квинн, ух, не завидую… — он со злорадной ухмылкой потер руки. Чарли отчего-то побледнел еще больше (хотя казалось, что больше уже некуда). — Почему вы делаете из нее узницу? — тихо спросил он. — Она свободный человек. У нее есть право хотя бы иногда делать то, что она хочет. — Чарльз, лучше не лезь не в свое дело, — неожиданно строго произнес Джокер. Парень тотчас же съехал на стуле подальше от него. — Ни тебя, ни твоего полоумного дружка, ни прочих кретинов не касаются мои взаимоотношения с этой девчонкой. А с Томом я потом побеседую…       Чарли вдруг снисходительно улыбнулся. — Вы что, ревнуете? — не сдержался он.       Джокер сжал руки в кулаки. Он прекрасно понимал, что вся команда уже давно догадывается об истинных мотивах его поведения. С каждым днем его репутация тает на глазах. Нужно срочно решать свою проблему! А пока он заставит молчать этих идиотов. Он не стал отвечать, он молча воткнул третий нож в руку Чарльза и спокойно зашагал к выходу, наслаждаясь криками боли и запахом крови.       Поднявшись на свой этаж, он услышал, как кто-то играет на рояле. На его рояле. В его комнате. На такую наглость был способен лишь один человек. Джокер чувствовал, как медленно закипает гнев внутри него. Горячая ярость разлилась по кровеносным сосудам. Жилка запульсировала на виске. Руки затряслись. Он медленно повернул ручку, стараясь не поддаться искушению и не прибить девчонку сразу же. Харли Квинн, конечно же, не обратила на него ровно никакого внимания. Она была слишком занята проигрыванием странной веселой песенки. У Джокера были серьезные подозрения, что эта мелодия частенько заседает у нее в голове. Но сейчас он добавит капельку остринки в это веселье. Он неслышно подошел к ней сзади и схватил ее за волосы. Она тотчас же вскрикнула от боли. — Пудинг! — воскликнула она. — Что ты делаешь?! — А ты как думаешь, куколка? — прошипел он ей на ухо.       Ей было прекрасно известно, что коли он назвал ее «куколкой», то он находится в крайней степени бешенства. Она нервно заерзала на месте. — Да что я сделала-то?! — крикнула она. — Что ты сделала? О, я тебе сейчас объясню, — тихо произнес он. А затем резко ударил ее головой об клавиши. Раздался очень неприятный громкий звон. Но Джокеру он поднял настроение. Сейчас он сыграет свою мелодию. Лицо девушки еще пару раз извлекло звуки из клавиш, после чего он швырнул ее на пол. Харли Квинн, отплевываясь от крови, поднялась на ноги. — Ну как, стало понятнее? — Это все потому, что я ушла к Тому? — хрипло спросила она. — Поэтому ты злишься? Брось, ну, ни к чему эта ревность, я всего лишь навещала друга!       Ее схватили в охапку и швырнули об стену. Она, потирая голову, вновь поднялась, но уже с большим трудом. — Если ты считаешь, что я буду ревновать тебя к кому-либо, то ты очень ошибаешься. А мозг твой поролоновый, видимо, не в состоянии понять, что ты ушла БЕЗ МОЕГО РАЗРЕШЕНИЯ! — рявкнул Джокер, хватая ее за горло и снова впечатывая ее в стену.       Он ожидал какой угодно реакции. Смеха, громкого смеха, хохота. Дурацкой ухмылки. Простой улыбки. Но она…расплакалась. Она смотрела на него, сжимая его руку, чтобы не дать задушить себя, и плакала. Слезы так и текли из ее глаз, обжигая его пальцы. Он так растерялся, что тотчас же отпустил ее. Но это ее не успокоило. Она закрыла лицо руками, отворачиваясь от него. Он продолжил стоять как истукан, все больше и больше удивляясь ее поведению. Что с ней такое?! — Ты запрещаешь мне навестить друга в больнице? — спустя целую вечность проговорила она. — Он мой друг, которому нужна поддержка! Ты хоть знаешь, что он теперь калека?! Его жена там в истерике сидит, не ест, не пьет, с ума сходит, он переживает за себя, за нее, за детей! Неужели ты настолько бесчеловечен?! — она вдруг посмотрела на него с таким презрением, что он сделал шаг назад. Он, кажется, испугался ее возможного гнева. — Ты можешь поступать со мной, как хочешь, но ты не имеешь права запрещать мне иметь друзей и помогать им в трудные минуты! У меня в этом мире иначе совсем никого не останется, я никому больше не нужна! — она сползла на пол и спрятала лицо в коленях. Ее плечи содрогались от глухих рыданий. А он стоял, шокированный происходящем. Он так и хотел закатить глаза и сказать: «Женщины! Ужасные создания!» «Ну, иди, успокой ее» «Зачем?!» «Тебе же не нравится, когда она плачет» «Поплачет и прекратит. Могу ее запереть где-нибудь, пока не отойдет» «Идиот. Обними ее» «Чего?! Ты вообще знаешь, кто я такой?!» «Знаю. Идиот. Обними и скажи, что она тебе тоже нужна. Пошел!»       Ноги сами понесли его к ней. Им что-то управляло, то, чего он до конца не мог понять. Вновь он оказался марионеткой в чужих руках. Он не мог контролировать свое тело, оно будто бы существовало отдельно от разума. Он присел рядом с ней и, прежде чем он успел подумать, что он делает, он обнял ее, чувствуя себя при этом совершеннейшим дураком. Девушка тотчас же прижалась к нему, точно маленький ребенок. Джокера вначале возмутила эта наглость, но до него вскоре дошло, что сейчас не самое лучшее время и место для ругани. Нужно было что-то сказать ей, что-то успокаивающее и приятное… Но что? — Ну, вот чего ты начинаешь реветь-то сразу? — проворчал он. — Тебе что, пять лет? Ладно, я погорячился, ладно… — нехотя признал он. — Друзей в беде бросать нельзя, да… Я тебе разрешаю навещать его. Я тебе не разрешаю отсутствовать целый день. — Почему? — Потому что…кхм…ну… — он тянул слова, надеясь, что ему не придется говорить этого. — У меня есть дела, для которых ты мне пригодишься. — Только для этого я тебе нужна, да? —       Харли Квинн отодвинулась от него. В ее глазах была такая обида, что у Джокера невольно сердце рухнуло вниз. Это было странное и неприятное ощущение. Он не понимал до конца, каким образом этой девчонке удается манипулировать его подсознанием. Однако не успел он обдумать сложившуюся ситуацию, как его рот сам собой открылся и произнес: — Ты мне нужна как человек.       Харли Квинн так резко повернула голову, что раздался неприятный хруст. Потирая шею, она взглянула на него расширенными от удивления глазами. — Что ты сейчас сказал? — тихо произнесла она. — Я, кажется, не расслышала.       Джокер едва сдержался, чтобы не задушить ее. — Что ты нужна мне, — прорычал он, отводя глаза в сторону. Его распирало сейчас от трех жгучих желаний. Он никак не мог понять, чего ему хочется больше: убить эту девчонку, швырнуть ее в стену и уйти или провалиться сквозь землю.       Однако Харли Квинн вдруг начала хохотать как помешанная. Этот ее смех настолько поразил Джокера, что тот отпустил ее и посмотрел так, словно перед ним нечто омерзительное, но в то же время интересное. А девушка продолжала смеяться, не обращая на него никакого внимания. Из ее глаз брызнули слезы, так ей было смешно. А затем она, наконец-то взяв себя в руки, повернулась к нему и с ехидной улыбкой спросила: — Ты что, повелся? — Что? — Джокер развернулся так быстро, что завалился на бок. — Ты что, реально повелся? — Харли Квинн вновь начала хихикать, но уже не так пронзительно. — Ты что, действительно думал, что я буду плакать из-за такой ерунды? Просто мне очень нравится, когда ты меня ревнуешь, — она, хмыкнув, положила ему голову на плечо. — А еще мне захотелось услышать от тебя, что я тебе нужна не только для убийств, — вновь ехидная усмешка.       Джокер, не понимая, что он делает, доведенный до бешенства ее словами, схватил ее за горло, намереваясь задушить, и прижал ее к полу, не давая ни единой возможности бежать. — Тебе…конец…- прошипел он заплетающимся от гнева языком. — Я тебе раскрою череп! Выдавлю глазные яблоки! Сверну шею! Или нет, я тебя просто…       Харли Квинн вновь начала смеяться со слезами на глазах. — Ты же мне ничего не сделаешь, глупый ты мой, — сказала она, улыбаясь. — Ты так думаешь?! — он сжал ее горло еще сильнее. Она начала задыхаться, но дурацкая улыбка не исчезала с ее лица. — Нет, ты меня слишком плохо знаешь… — Нет, ты просто специально дразнишь меня.       Девушка приложила все свои силы, чтобы ослабить его хватку на своем горле, подняться и поцеловать его. Он ее ненавидел за то, что она способна делать с ним. Как и всегда, любые мысли об ее убийстве вылетели из его головы. Он тотчас же прижал ее к себе, отвечая ей требовательным поцелуем, показывая, что она, как всегда, добилась своего столь до ужаса простым способом. Удивительно, на что могут быть способны женщины! Харли Квинн, хохоча до упаду (ей, видимо, никогда не надоест смеяться), вскочила на ноги и, рывком потянув его к себе, вжала его в стену. «Что, нравится, да? — спросила она с ухмылкой. — А вот так тебе тоже нравится?» — она достала из кармана нож. Джокер невольно сам начал улыбаться. Его девочка вся в него. «Я смотрю, оригинальность из тебя так и хлещет, — сказал он. — Лучше отдай. Нож детям не игрушка. Вдруг порежешь кого-нибудь», — он протянул руку. Харли Квинн, смеясь, приставила лезвие к его щеке. «Ой, кажется, случайно порезала, — хихикнула она, завороженно наблюдая за тем, как из раны стекают алые капельки крови». «Шрамы украшают мужчин», — фыркнул Джокер. «Вот как? А что если я…» — девушка сделала ещё один надрез, злорадно ухмыляясь. Джокер мгновенно догадался о её планах. И ему это ох как не понравилось. Он ей не игрушка и не жертва. Он ей разрешил баловаться, словно малому дитя, но свои инициалы вырезать на его лице он не даст. Он рывком схватил её за руку — она прошипела от боли, но кричать она не собиралась. Он выхватил у неё из рук нож и отшвырнул её в сторону. Девушка отлетела к противоположной стене, но тотчас же вскочила на ноги: слишком уж она привыкла к подобного рода обращению. — Ты переходишь черту, — прорычал Джокер, в злости сжимая нож, готовый в любой момент напасть. — А я думала, что тебе нравится по-жестче, — невозмутимо хмыкнула Харли Квинн.       Он даже не сразу нашел, что возразить. — Ты… Ты… Ты просто… Хорош наглеть! — Ой, какие мы суровые, — захихикала девушка, как ребёнок, так же искренне и заливисто. — Смешно тебе, да? — Очень! — Смешно, значит? — Конечно! — Ну тогда…я за себя не отвечаю!       Он кинулся на неё, желая, чтобы этот пронзительный смех, так похожий на его смех, перестал звенеть на всю комнату, он его выводил из себя, буквально выворачивал наизнанку, что-то в этом хохоте было такое, что заставляло его дрожать от гнева, но и думать про себя, насколько же эта девчонка похожа на него. И поэтому нет ничего удивительного в том, что когда он прижал её к стене, прислонив к её горлу нож, он сам начал хохотать как помешанный. И уже в следующую секунду он закрывает её рот поцелуем, чувствуя вкус крови на языке — Харли Квинн при падении разбила губу. Нельзя было не признать очевидного факта: ему очень нравится своя игрушка. А потому отпала всякая надобность калечить и убивать её. Развлекаться можно и совершенно по-другому.       Однако что-то сегодня пошло не так. Что-то изменилось. Вся сумасшедшая натура резко затихла, она вдруг отказалась вырываться наружу. В голове что-то щелкнуло. Ему захотелось несколько другого поворота событий. Он внезапно перестал думать о себе. Раньше ему было абсолютно безразлично на то, что чувствует женщина, ему было важно удовлетворить только свои потребности, но сейчас кто-то молоточком постучал по черепной коробке, как по двери, и тихонечко шепнул: «Может, стоит подумать и о ней?» А она лежала под ним, готовая абсолютно ко всему вплоть до побоев до полуобморочного состояния, до рек крови и адской боли, она доверчиво глядела на него, словно пёс, преданно смотрящий в лицо своему хозяину. У него впервые в жизни рука не поднялась причинять ей какой-либо вред. Словно это был не он, кто-то другой, некое существо завладело его телом и разумом, он не понимал, что он делает. Словно это Совесть начала управлять его ходом мыслей и действиями, пленив его сознание. Неожиданно действо превратилось не в обилие похоти, смешанное с дикостью и мазохизмом, а в странное подобие нежности, хотя, разумеется, нежности ждать было никак нельзя. Но он был почему-то осторожен, внимателен, его руки теперь не причиняли боль, а творили что-то такое, что невозможно описать простыми словами. Это не был он. Это был кто-то другой. Потому что настоящий Джокер никогда и ни за что на свете не стал думать об удовольствии другого человека. Максимум, о чем он мог бы думать, — это о версии наилучшей смерти, но сейчас… Девушка сильно изумилась, когда он стал опускаться ниже. Ей даже показалось, что он задумал нечто очень нелицеприятное, но он одной рукой прижал её к кровати, и она покорно осталась на месте. Он все ещё помнил (и не простил) тот случай, когда она обманом позвала его в ванную, а потом сотворила с ним такое, что до сих пор дрожь в ногах. И он намеревался довести её до похожего состояния. Девушка, догадавшись, что он хочет сделать, хмыкнула и посмотрела на него так, как смотрят на дрессированного зверька, в надежде увидеть интересный трюк. Он едва заметно ухмыльнулся. Сейчас ей будет не до смеха.       Он никогда не видел её такой. Он в принципе никогда не видел подобное поведение у женщин. Он не знал, что это вообще возможно. Она перестала улыбаться, она извивалась под ним, словно змея, из горла её не вырывались крики боли, это был более мелодичный звук. И он ему нравился. Это повышало его самооценку до высочайшей степени. Он мучил её, но уже совершенно по-другому, по-новому. Он дразнил её, то ускоряясь, то замедляясь, он доводил её до пика и вдруг останавливался, она дрожала под ним и всякий раз, когда он отстранялся, глядела на него с искренней ненавистью. Она явно была на пределе. Ещё немного, и она точно набросится на него. Он бы хотел посмотреть на это зрелище, но затем, вообразив, что тогда она с ним сделает, тотчас же передумал. Решив, что она уже достаточно измучена (это было видно по её глазам), он резко вошёл в неё, и она издала такой пронзительный крик, что у него заложило уши. Пара толчков, и её тело вдруг задергалось в судорогах, она выгнулась и бессильно обмякла. А он стоял над ней, таращась на неё, будто впервые увидел. Что это сейчас было? Это непохоже ни на один из их многочисленных «ночных похождений». Девушка, удивительно тихая и послушная, сразу же уснула, а он так и остался стоять на месте, поражаясь произошедшему. Но затем его разум вдруг очнулся ото сна, он осознал, что он совершил, и он, хватая свою одежду, пулей выскочил из комнаты, летя по лестнице в сторону своего кабинета.       Это не просто возмутительно. Это переходит все границы. Джокер ходил туда-сюда, пребывая в состоянии возбуждения и страшного гнева на самого себя. Эта девчонка рушит ему жизнь и все его планы. Она делает из него послушного щенка, он рядом с ней забывает, кто он есть. Он всегда знал, что Харли Квинн не так проста, как кажется. Но разве самый страшный злодей мира может любить? Не просто не может. Не имеет права. А эта девчонка полностью затуманивает его разум и превращает его в обычного человека. Это не простительно. Это не позволительно. Что же ему делать? Так дальше продолжаться не может. Он уже не может контролировать свои чувства и эмоции. И ему в голову пришло единственно правильное отчаянное решение. Он точно знает, как следует поступить в этой ситуации. И он сделает это.