***
Милдрет весь день улыбалась и мило шутила, чтобы хоть чуть-чуть взбодрить родителя, хотя на душе было неспокойно. Предчувствие никогда ее не обманывало. Для себя самой она связала это с самочувствием отца, и делала все, лишь бы отвлечься. Отцу присутствие дочери сегодня не было нужно, больному полезней было бы поспать, что и сказал лекарь. Утром Милдрет вызвалась сбегать на рынок, чему никак не удивилась Лизи, кухарка, да и остальные слуги, которые были почти родными людьми. Девушка часто делала нечто такое, что обычно не подобает делать любой приличной дворянке, не говоря уже о наследной принцессе. Сбегать за продуктами, которых нет в погребах Замка, в город, да и пропадать там полдня — в порядке вещей. Юную незнакомку, которой она оставалась для всех вне Замка, туда тянул гул рынка, аромат специй, звонкие песни торговцев, блеск цветастых витражей и темные балки домов, мощенные щербистым камнем узкие улочки, люди, по этим улочкам ходящие. Все это манило своей броской пестротой и жизнью, что будто струилась из всех углов, которой порой не хватало дома, в Замке. У нее был целый гардероб обычной одежды, коллекция париков, даже грима, хотя к полной маскировке она редко прибегала — у нее было такое лицо, в котором можно запомнить только улыбку и светящиеся глаза. В остальном она смешивалась шумной и пестрой толпой, исчезая в гуще. Милдрет всей душой сливалась с городом, живя им. Наблюдая за людьми, она училась жить и теперь жила настоящей жизнью. Поэтому, далекий мираж того, как она будет сидеть на троне, преследовал в кошмарах. Успокаивало то, что перед ней целых десять наследников, да и передать трон можно младшим в любой момент. Со всеми братьями и сестрами она дружила, особенно с Черил, Торберном, Бадди и Хоул. Малышка Аннис (пусть она и была старше Милдрет на год, ощущение своей ответственности за старшую сестру никогда не покидало) была очень тиха и скромна, если не замкнута. Брэнда, напротив, напориста и строга до ужаса, и иногда наводила тоску на жизнерадостных закадычных друзей. Со всеми остальными она общалась хорошо, хотя никого не знала хорошо. Особенно — Хитклиффа. Самый младший был ей непонятен. Сколько она бы ни пыталась с ним подружиться, результат был один — слезы комком вставали в горле. Мальчик, казавшийся замухрышкой, мог поддеть, зацепить, убивая словами, несмотря на возраст. Даже Брэнда не могла с ним справиться. А сейчас он стал... странным? Он всегда был странным, конечно, но сейчас в нем что-то изменилось, и находиться в одной комнате стало совсем невозможно — необычная молчаливость и внешнее безразличие делали его жутким. Пока Милдрет искала редкий, особо жгучий перец (о да, она была знатоком в выборе пряностей), на ум пришло воспоминание. Далекое-далекое, мутное, мельтешит где-то на задворках сознания — становилось оно все отчетливей.***
Ее пятнадцатилетие. Сумрачный день, небо затянутое уже с неделю. Но настроение чудесное — день рождения раз в году, как-никак, даже принцесса не в силах этого изменить. Девочка потягивается, лежа на высокой кровати, и быстро соскакивает с нее, становясь маленькими бледными ступнями на пол. Босым ногам очень холодно, поэтому Милдрет ищет одежду. Именинница всегда одевалась сама и жутко не любила, когда ей указываюли, во что наряжаться. Выбор пал на белое платье, простое, невесомо сидящее на еще детской фигуре, широкий черный пояс, тонкие чулки и темные туфельки. А волосы девочка просто расчесала, оставив кудри лежать множеством колечек на острых плечах. Оглядев себя с головы до пят в большое зеркало, в котором принцесса сама себе казалась слишком маленькой, но оставшись довольна, Милдрет резко крутанулась на каблуках и чеканным шагом направилась вон из комнаты с одним окном и маленькой гардеробной. Недолго осталось почивать здесь — комнату отдадут самому младшему брату, Хитклиффу, а ей взамен отдадут ту, что в Южной Башне, под самой крышей. Девочка была даже рада. В этих апартаментах было неуютно и порой холодно, да и немного пугала роспись на потолке, особенно темными вечерами, после того, как Нэоис рассказывал страшилки. В гостиной ее ждал сюрприз — вся семья собралась, даже принесли малютку Хитклиффа, который недовольно морщился. Затем был праздничный завтрак, суматоха перед приемом гостей, сами гости... Милдрет была счастлива, тайком устало зевает. Финальный танец, как она могла забыть! Улыбка, реверанс, шаг, еще один, еще, па, поворот ("уф, хорошо, что право с лево не перепутала"), смена партнера, "что-то голова кружится", ку-де-талон*, шаг, опять поворот, темнеет в глазах.***
Она поднимает голову вверх. Сквозь дыру в обветшалой крыше видно небо. Похоже, закат — вышина красная, словно полыхает. "Как будто свечка в руках Вселенной". Смотрит перед собой. На коленях сидит девушка, похоже молится. Платье очень похоже на ее, но словно укутывает незнакомку. Что-то мелькнуло позади. Что-то приближалось все ближе. Но девочке, боявшейся каждого шороха, не было страшно. Она знала совершенно точно — ее оно точно не тронет. Но девушка в белом все продолжает шептать, она ведь не видит это. Девочка протянула руку, ноги будто увязли в трясине. И снова тьма.***
— Это, наверное, от усталости. — Девочка совершенно ничего не ела! Пирожные — разве еда?! — Еще воды! Принесите воды принцессе! — В наше время... — Такое часто бывает с юными дамами, не бойтесь! Пять минут, и... Голоса превратились в сплошное месиво, слишком громко, мерзко. Чувство усталости наполнило голову, будто прошлось до кончиков пальцев. — Огонь. Будет огонь, но он поможет. — Милдрет испугалась своего голоса, прозвучавшего слишком резко и неожиданно, тихо, но все рассылашали. Воцарилось молчание, но не надолго. — Да у Ее Светлости лихорадка! Она бредит, срочно в постель, свечей в апартаменты, никого не впускать!***
Заболела девочка отнюдь не лихорадкой, а простым, банальным гриппом. Все "ведения" были списаны на жар и детскую фантазию, встревоженную нагрянувшей на организм болезнью. Две недели болезни прожила она в полудреме. А когда выздоровела, сразу же переселилась в Южную Башню, "там теплее и нет сквозняков", как сказал отец. Старую комнату отремонтировали, но росписи оставили, продиктовав это их старостью и ценностью, и благополучно закрыли до тех пор, пока не подрастет Хитклифф.