Edge of the Blade

Холод нетопленного жилища отчего-то не чувствовался. Светлые очертания постели были едва заметны в кромешной мгле ночи. Кову легко скинул рубаху, незаметно для самого себя порадовавшись избавлению от жесткой ткани. В кармане штанов тонкая стеклянная бутылочка, наполненная кровью того самого мальчишки-пажа. Что ж, пора. - Тсссс, - тихо шипит Кову, от острого слуха Лана это не укрылось: - Что там? - Ничего, - наигранно бросает Кову через плечо. – Порезался. - Ну ты даешь, - Лан обнимает своего супруга со спины. – Во время обряда молчал, а тут «порезался». В его голосе слышится тихая усмешка, он осторожно касается носом черных прядей Кову. И вдруг замирает. В следующий миг Лан торопливо пятится назад, закрывая лицо руками: - Уходи! Метаморфоза очевидна, но Кову и не думает бежать. Все идет по плану, он отчаянно внушает себе это, подбегая к Лану, что уже приземлился на постель. По телу оборотня пробегают частые судороги, голос срывается на рычание: - Я сказал, уходи! - Что с тобой? – с наигранной заботой произносит Кову, будто бы ненароком касаясь окровавленными пальцами лица Лана. В следующий миг громкий вой гремит среди бревенчатых стен сруба. В тонком лунном свете, что едва просачивается через особенно крупную щель между бревен видно, как меняется фигура Лана. Буквально в мгновения он становится выше, облачаясь в пушистую серую шкуру, пальцы становятся короче, лицо выдается вперед, превращаясь в подобие морды, острые клыки щелкнули в холодной тишине. Кову замер. Перед ним не было и капли человека – зверь, вышедший из дикости лесной чащи. Зеленые глаза полыхнули не хуже огненных искр жертвенного костра, острые когти нетерпеливо коснулись обнаженного торса юноши. В следующий миг Кову уже лежал на постели, прижатый тяжелыми лапами. Горячее дыхание коснулось уха, мягкий язык обозначающе пробежал по шее. Хищное рычание не предвещало ничего хорошего, и Кову поспешно закрыл глаза. Будь что будет. Что бы не произошло, это должно было произойти. Он не должен испытывать страха, он должен изображать невероятную страсть и желание. Вызвать необходимые чувства хотя бы в своих действиях не удавалось. Впрочем, зверя, что сейчас терзал его тело, это мало беспокоило. Животное уверенно разрывало зубами плотную ткань штанов, прокладывая себе путь к вожделенному телу. Теплый язык скользнул между ягодиц, не собираясь останавливаться для ласк, в следующий же миг зубы почти сомкнулись на горле Кову, лишая его возможности сопротивляться. - Прекрати, Лан! Кову сам не ожидал от себя такого возмущения, ведь планы у него были совершенно другие. Просто в какой-то момент он ощутил, что быть безмолвной куклой больше не в силах. Какая разница, по плану все идет или нет? Его совершенно не прельщает быть изнасилованным этим животным, особенно после всего пережитого этим вечером. И зверь замирает. Зеленые глаза удивленно ловят затравленный взгляд Кову, Лан внимательно прислушивается к прерывистому дыханию. - Может, ты меня отпустишь? – зверь осторожно разжимает челюсти и пятится назад по постели. Кову сам был бы непрочь понять, что сейчас происходит, но разбираться нет ни времени, ни возможности. Он ласково гладит зверя по острым ушам, зарываясь пальцами в густую серую шерсть. Сердце отчаянно бьется о ребра, борясь с увещеваниями разума. Впрочем, сердце слушать Кову не привык. Зверь осторожно касается теплым языком руки юноши, и Кову, скрепя сердце, подается к нему навстречу. Наверное, его не зря учили. Тихое нетерпеливое рычание сопровождается торопливыми звериными ласками. Зверя не интересует ничего, кроме собственного удовлетворения, но отчего-то хватает уважения, чтобы не растерзать свою добычу здесь же, сломив ее слабое сопротивление. - Тише, тише, - шепчет Кову, в то время как зверь трется мордой о его руки, вылизывает пальцы, что закрывают от него промежность. Возбуждения у Кову нет и быть не может. Он тянет время. Отвлекая животное поцелуями, он пытается подготовить себя, чтобы свести к минимуму боль, что неминуемо настигнет его в ближайшие минуты. От зверя это не укрывается. Он вдруг прекращает свои тщетные попытки добиться расположения партнера, отскакивает в сторону и оказывается позади. Что ж, возможно, так даже лучше. Кову сделает то же самое, что и обычно – закроет глаза и постарается сделать вид, что все происходящее сейчас его не касается. Медленно уступает тычкам холодного носа в спину и становится на четвереньки. Зверь неожиданно милосерден – теплый язык уверено скользит по мышцам ануса, тщательно вылизывая вход. Возможно, это было бы приятно, если б не сложившиеся обстоятельства. Но Кову играет. Громкий стон, прогнутая поясница, подается навстречу. Зверя это почти забавляет, язык животного скользит короткими касаниями вдоль позвоночника, теплое дыхание касается уха Кову. Короткий рык, с проникновением зверь не церемонится. Каким образом Кову превратил собственный крик в стон – одному богу известно. Член зверя по ощущениям просто огромен, он выбивает дыхание изнутри при каждом движении, и к этому дыханию остается только добавить голос. Секс короток, уже через несколько минут зверь замирает, и Кову чувствует сильную пульсацию внутри собственного тела. Спермы не просто много, она течет по ягодицам и бедрам, а ощущение присутствия толстого члена отчего-то только усиливается. Теплый язык на плече, рычание с ласковыми нотками на ухо, и Кову осторожно пытается выбраться из-под тяжелого тела зверя. Не тут-то было. Мысленно хлопнул себя по лбу, вслух лишь простонал. Оборотни-звери-волки-собаки… Вязка! И что теперь? Приходится с наигранным вожделением коснуться губами холодного носа зверя, встретив теплую ласку, и попытаться лечь на постель. Зверь поспешно следует за своим любовником, прижимая его своим весом к измятым простыням. Кову только успевает подумать о том, сработал ли план, и отключается, наплевав на все неудобства. Утро встречает Кову неожиданным теплом и аппетитными запахами. Тело ноет, но он не обращает на это внимания, резко садясь на постели. Странно, вчера теплого одеяла точно не было, а сейчас он укрыт им. - Доброе утро, - Лан стоит на пороге комнаты, опираясь спиной на дверной косяк. – Ты как? - Все чудесно, - мягко улыбается Кову, стараясь спрятать неприязнь, поселившуюся в сердце этой ночью. - Отлично. Поднимайся и завтракай. Мы уезжаем. Что ж, глупо было рассчитывать на отдых. Все-таки оборотни – крайне суровая нация. Суровые обычаи, жестокие методы. Кову осторожно подвигается к краю постели, задерживает взгляд на черно-коричневой метке на левом запястье. Наверняка на всю жизнь останется. - Болит? – Лан усаживается рядом, осторожно берет руку Кову. Тот лишь отрицательно качает головой. - Не волнуйся. Говорят, любовь лечит. По крайней мере у возлюбленных эти метки исчезают уже к утру. Вот оно как. - Значит, это не уйдет, пока я тебя не полюблю? – задумчиво произносит Кову, силясь оторвать взгляд от искалеченных рук. - Именно. - Зачем? Не слишком ли суровые обычаи? - Лишняя причина не создавать пару с кем попало, - щурится Лан. - Никто не пойдет через испытания с человеком, который ему безразличен. А пройдя их, вряд ли решится бросить. Тяжелая тишина наполняет комнату. Через некоторое время слышится громкое ржание у дверей. Лан бросает короткий взгляд в сторону источника звука: - Пора. Один вопрос, Кову. - Да? - Почему ты вчера не ушел? Я же просил тебя уйти, - кажется, он раскаивается в совершенных действиях. Знал бы он, что они были подло спланированы. Кову мерзко от этого осознания, но он лишь мягко улыбается в ответ: - После этого вечера не смог тебя бросить. Вязка, совокупление