***
Очередное сумрачное утро недовольно хмурило брови сквозь неплотно задёрнутые шторы. Гермиона, потянувшись до хруста в суставах, сонно протёрла глаза и машинально бросила взгляд на часы. Хотя могла этого и не делать. За последние пять лет девушка пусть и не смогла полностью подчинить себе собственный организм, сколько ни пыталась, но зато сумела привить ему весьма полезную привычку: просыпаться строго в одно и то же время. Не подвела она и в этот раз. До завтрака оставалось ещё полтора часа. Для практичной гриффиндорки подобное положение вещей было более чем выгодным: можно запросто успеть и в порядок себя привести, и повторить какой-либо сложный приём трансфигурации или зубодробительный рецепт очередного зелья. Как правило. Но именно сегодня девушке совершенно не хотелось вставать, заставлять себя что-то делать, куда-то спешить. Просмотреть ещё раз сочинение по трансфигурации? Смысл? Там и так наверняка всё верно. Перепроверить вычисления по нумерологии? Пустая трата времени. Гермиона чётко понимала: если она развернёт свиток с домашней работой, то непременно найдёт в ней кучу мнимых ошибок, которых там нет и в помине. А исправлять верный вариант на в корне неправильный гриффиндорка не собиралась. К тому же сегодня суббота... Даже то, что прежде могло заставить девушку мгновенно сбросить с себя оковы лени или апатии, сейчас вызвало только слабую, усталую улыбку. Ещё пару дней назад Гермионе было достаточно просто напомнить себе о том, что она — девушка, как врождённый перфекционизм, умноженный на несколько мелочное женское тщеславие, брал верх и заставлял девушку с яростным энтузиазмом приниматься за «изображение на морде лица», как выразилась Джинни. Теперь же гриффиндорка, проигнорировав возмущённый вопль самолюбия, отвернулась лицом к стене. Желание выглядеть... если не лучше всех, то как минимум так, чтобы нравиться себе самой, перестало иметь для неё какое-либо значение. Действительно, какой в этом смысл? Смазливая мордашка и внешний лоск никогда не заменят ни ума, ни доброго сердца. А пыжиться ради кого-то — ну уж нет, увольте! Гермиона уже пыталась ради Рона. Так ничего в итоге не добившись, девушка твёрдо решила выбросить Уизли вон из своей головы. Хватит. Намучилась. Пора двигаться дальше, а не зацикливаться на детской влюблённости. И первым делом Гермиона заставила себя вновь начать общаться с Роном и Лавандой. На первых порах ей до смерти хотелось заколдовать проклятую соперницу — да так, чтобы вовек от прыщей не избавилась; разговоры не клеились, от душивших обиды и ревности закладывало уши, а на глаза предательски наворачивались слёзы. Но уже через пару дней девушка с удивлением обнаружила, что мерзкие эмоции больше не имеют над ней власти. Она могла спокойно болтать о ничего не значащей ерунде с Лавандой, поддерживать Рона, которого то и дело накрывало приступами самобичевания по причине неудач на квиддичном поле, и даже выступать для этих двоих в роли третейского судьи — в случае ссоры. Жизнь налаживалась. Единственное, что не давало Гермионе покоя, — Гарри. После той размолвки он изменился. Нет, он не избегал общения с ней, не замкнулся — но в его манере вести себя то и дело появлялись не присущие ему отстранённость и осторожность. Любые попытки вытянуть друга на откровенный разговор неизбежно оборачивались полным крахом. Поттер либо отшучивался, либо очень правдоподобно ссылался на усталость, либо менял тему разговора. Гермиона подозревала, что всему причиной была эта Казандзаки. Неужели Гарри угораздило влюбиться в неё? Такой вариант Гермиона вполне допускала. В конце концов, слизеринка — определённо не уродина. Даже больше. Гриффиндорка искренне — хоть и с некоторой завистью — считала Казандзаки красивой. А что тут такого? Даже самовлюблённый эстет Забини это признал... пусть и в несколько хамоватой и грубой форме. С другой стороны... это смотря с чем сравнивать. Если, к примеру, рядом с Казандзаки поставить ту же Флёр, то француженка одержит уверенную победу. Но... это если принимать в расчёт лишь физические данные... Гермиона решительно села в постели и выпрямилась. Как бы то ни было, это — проблема Гарри. Нет, гриффиндорка, безусловно, хотела быть в курсе того, что происходит с её другом. И не только из праздного девичьего любопытства. Она искренне хотела помочь, ведь, судя по всему, в этой странной паре не всё гладко и безоблачно. Но Гермиона давно усвоила на собственном опыте: советы стоит давать только по запросу, а со своим уставом в чужой монастырь лезть точно не надо. В Большом зале Гермиона, привычно отгородившись от остального мира толстенной энциклопедией по экзотическим ядам, не спеша принялась за овсянку. Поразительно: она с детства терпеть не могла эту кашу и ела её только потому, что мама постоянно твердила ей о пользе омерзительной склизкой жижи. Но здесь, в Хогвартсе, девушка буквально влюбилась в овсянку — мягкую, «пушистую», как облако, с тонким ароматом лесных ягод. Лёгкая и в то же время сытная. Идеальный завтрак. Настроение медленно, но верно поползло вверх. День определённо будет хорошим, заключила Гермиона. Без приключений, без суеты — размеренный и упорядоченный. Рон будет либо с Лавандой, либо на квиддичном поле. Значит, не будет клянчить помощи с домашними заданиями. Гарри — опять же — либо на тренировке, либо вновь куда-то смоется со своей слизеринкой... — Эм-м... Гермиона? — Девушка повернула голову и встретилась взглядом с Гарри. Тот был явно подавлен и обеспокоен. — Что-то случилось? Гарри огляделся по сторонам и, словно убедившись, что их никто подслушивать не собирается, опустился на скамью рядом с девушкой. — Есть разговор, — начал было он и вдруг замолчал. Гермиона терпеливо ждала — но Поттер определённо не спешил продолжать. — Послушай, Гарри, — мягко, однако твёрдо произнесла девушка. — Я не смогу тебе помочь, если ты так и будешь молчать. Я не умею читать мысли! Тот помолчал ещё какое-то время, внимательно разглядывая витой узор на бокале, затем тяжело вздохнул и заговорил: — Как думаешь, может ли комиссия притащить на экзамен живого боггарта? — Боггарта? — опешила Гермиона. — Но... зачем тебе? Мы ведь сдали боггартов в прошлом году! — Просто скажи, — с нажимом проговорил Поттер. — Считай, это вопрос жизни и смерти. Гриффиндорка недовольно поджала губы — но промолчала. Снова Гарри что-то темнит. Снова не договаривает. Не доверяет? Но почему вдруг? Чем она заслужила эту окаянную подозрительность? Или... дело вовсе не в ней? Может, он не хочет раскрывать чужую тайну?.. Как бы то ни было, лучше будет ответить, а уже потом подумать, как вытянуть правду. — Не знаю, — честно ответила Гермиона. — Вероятность, хоть и мизерная, есть всегда, но, по правде говоря, я очень в этом сомневаюсь: боггарт не сможет напугать всех учеников, тем более постоянно попадая под Ридикулус. — Нет, — помотал головой Гарри. — В том-то и дело... речь идёт не об общем экзамене, а об индивидуальном. На мгновение Гермиона лишилась дара речи и просто смотрела на друга круглыми от удивления глазами. Удивил Гарри — ничего не скажешь... — Индивидуальном? Но, Гарри... — Залпом осушив бокал тыквенного сока, девушка продолжила: — В Хогвартсе последний раз такое было сорок пять лет назад! Поттер окатил Гермиону задумчивым и очень тяжёлым взглядом, что-то прикинул в уме и наконец решился: — Жду тебя после завтрака возле Выручай-комнаты. Лучше один раз всё увидеть.***
Сквозь огромное окно в конце коридора сонно жмурило единственный глаз заспанное февральское солнце, заливая мраморный пол со старинным мозаичным узором водопадом невесомой охристой пыли. Гермиона вспомнила себя утром и улыбнулась. Если солнцу сегодня было лень вставать, то чего уж говорить о людях! У покрытой вычурной лепниной стены, за которой скрывалась дверь в Выручай-комнату, девушка обнаружила Гарри. Тот стоял вполоборота, внимательно рассматривая что-то, понятное ему одному, в хитросплетениях растительного орнамента. — Гарри? — негромко окликнула друга гриффиндорка. — Надо же, — задумчиво протянул Поттер, не поворачивая головы, — столько времени прошло, а никто не потрудился убрать следы того погрома, что учинил Забини. Палец Гарри упёрся в древний камень прямо перед ним. Гермиона послушно уставилась на стену и... Примерно на уровне человеческого роста красовалась глубокая полукруглая выбоина. — Это голова Гойла оставила, — с ноткой мстительного злорадства отметил Гарри, проведя кончиками пальцев по изуродованной стене. — Когда его Забини приложил. Гермиона поражённо округлила глаза. — Ничего себе! — прошептала она, подойдя вплотную. — Как он вообще обошёлся без госпитализации? Ведь после такого удара... — А что ему сделается? — В голосе друга лязгнуло незнакомое — саркастично-ледяное — равнодушие. — Были бы мозги — было бы сотрясение. А так... — С беспечной пренебрежительностью дёрнул плечами. — Похоже, Гойла просто оглушил звон в его пустой башке. Девушка не ответила. Она, как зачарованная, всматривалась в полукруглую вмятину, похожую на исламский полумесяц. История недельной давности, успевшая сгладиться в её памяти, вновь ожила. Мозг принялся снова и снова прокручивать рассказ Гарри и анализировать. В сущности, странно не то, что Гойл не пострадал. А то, что сделал Забини. Откуда у него такая силища?.. Вряд ли он смог бы сварить Эликсир Стальных Костей... равно как и любой другой студент Хогвартса, включая её саму. Да и вообще... Осторожный Блез едва ли взялся бы экспериментировать с малоизвестным и сложным составом, не говоря уже о том, чтобы испытывать подобное на себе. Если только... Гермиону передёрнуло от собственной догадки. Вспомнились слова Гарри: «...мне всё время казалось, что на меня кто-то смотрит». Что, если Блеза действительно заставили принять эликсир? А потом просто взяли под контроль тем же Империусом? Но зачем? Какой в этом толк? Задумавшись, Гермиона не заметила, что начала рассуждать вслух. И потому подпрыгнула от неожиданности, услышав знакомый и одновременно чужой женский голос: — Нет, это было другое зелье. — В сипловатом — будто простуженном — меццо-сопрано сухим электрическим разрядом треснула ироничная уверенность. — Эликсир Стальных Костей способен наделить колоссальной силищей. И только. Он не даёт иммунитета к магии. И уж точно не превращает человека в подобие зомби. За спиной у Гермионы стояла, скрестив руки на груди, Казандзаки и с миролюбивым скепсисом улыбалась. Наблюдает, поняла Грейнджер. Ждёт реакции. Не ответа — о, нет, господа! — именно реакции, живого эмоционального отклика. Не выдадут ли её, Гермиону, едва заметные тонкие и острые морщинки вокруг негодующе прищуренных глаз? Не мелькнёт ли на губах ледяная и высокомерная усмешка? — Ты говоришь так, будто знаешь, что это было, — ровным тоном произнесла гриффиндорка, стараясь ничем не выдать взметнувшегося внутри раздражения. Казандзаки лишь равнодушно пожала плечами. — Может быть — да, а может — нет, — уклончиво откликнулась она. Говорила слизеринка с неизменным убийственно-каменным спокойствием, однако Гермиона уловила во взгляде собеседницы тяжёлую горькую обречённость. Без единого намёка на лукавство или хитрость. — Как бы то ни было. — Резко дёрнула рукой, словно отмахивалась от терзавших её мыслей. — Блез сейчас почти в полном порядке, если ты об этом. — И, словно забыв о Гермионе, развернулась к Гарри: — Так это и есть твой эксперт по боггартам? — с нескрываемой иронией спросила слизеринка. — Она по всему эксперт, — уверенно ответил Поттер. — Где-то только на уровне теории, но... — Ладно, — оборвала его Казандзаки, нетерпеливо сморщив нос. — Раз уж ты ей доверяешь, то и я постараюсь. Выручай-комната. Сколько раз Гермиона заходила в это, без всякого сомнения, самое загадочное из всех помещений древней школы! По её желанию комната становилась и роскошной, почти королевской, ванной, и уютным миниатюрным читальным залом со старомодным камином в углу, и подобием небольшого косметического магазинчика, набитого всевозможными — как волшебными, так и магловскими — средствами... Но ещё ни разу девушка не видела её... такой. Перед Гермионой раскинулся настоящий испытательный полигон. Мишени различных форм, размеров и конструкций, мерцавшие слабой синевой; вдоль стен вытянулись, ограждённые уймой защитных заклинаний, потемневшие от времени шкафы и стеллажи, битком набитые всевозможными пузырьками и флаконами. У окна — целая вереница клеток, небольших вольеров и аквариумов, населённых самыми разными тварями — от ничем не примечательных крыс до гриндилоу. Тем временем Казандзаки выловила из сумки два одинаковых маленьких флакончика с чем-то искристо-зелёным внутри и отлевитировала их гриффиндорцам. — Пейте, — сухо велела она. Гермиона нахмурилась и принялась озадаченно вертеть флакон в руках. — Делай, как она говорит! — шикнул на подругу Гарри. — Зачем?! — раздражённо зашипела в ответ Гермиона. — Потому что я не хочу, чтобы кто-то ненароком пострадал, — ответила вместо Поттера слизеринка, медленно подошла к высокому платяному шкафу с овальным пыльным зеркалом на дверце и, обречённо вздохнув, тяжело уронила: — Давай уже, выпускай монстрика, Гарри. Дверца шкафа слегка вздрогнула; зеркало, глухо звякнув, завибрировало, грозя вылететь из серебряных крепежей. — Ничего себе! — Гермиона, залпом проглотив зелье (оно оказалось на вкус кислым, как лимон), дёрнула друга за рукав. — Откуда вы взяли живого боггарта? — Он здесь уже был, — отозвался тот. — Остальную живность домовики раздобыли, включая гриндилоу, — и, словно забыв о Гермионе, переключился на слизеринку: — Эви, а ты уверена... в смысле — ты готова? — Конечно нет! — фыркнула Казандзаки. — Но это и не важно. Ведь в реальной жизни боггарт, если я с ним столкнусь, не будет спрашивать: «Эй, дорогуша, ты как, готова? Я вылезаю!» Гермиона, представив себе настолько вежливого боггарта, прыснула. Гарри же, с сомнением покачав головой, медленно достал волшебную палочку, указал ею на шкаф и выпустил сноп колючих искр. Дверца плавно ушла в сторону — и в комнату шагнула... вторая Казандзаки. В такой же школьной форме с гербом Слизерина на груди, с таким же серебристо-зелёным шарфом на шее, с такой же копной золотистых волос... На первый взгляд могло показаться, что расчётливая и слегка надменная слизеринка боится саму себя, однако Гермиона не спешила с выводами. Что-то было не так. И, присмотревшись, гриффиндорка поняла, что именно. Руки. Боггарт не носил перчаток! И... глаза. Взгляд призрака был пустым, стеклянным, бездушным. «Именно так Гарри описывал Забини!» — пронеслось в голове у Гермионы. Но сопоставить факты и прийти к логическому умозаключению гриффиндорка не успела. Боггарт медленно снял шарф, под которым обнаружился странный широкий золочёный ошейник. Затем призрак резко выбросил вперёд руку — и у его ног возникла иссушенная мумия в школьной форме Хогвартса. — Ну же, Эви, давай! — попытался подбодрить девушку Гарри. — Ты знаешь заклинание! Но та словно оцепенела. Бледная, как инфернал, Казандзаки сжимала в дрожащих руках волшебную палочку и... не могла сделать ничего. Только смотреть на своего жуткого двойника расширившимися от ужаса глазами. Неизвестно, чем бы закончился этот поединок, если бы не вмешался Гарри. Он встал между слизеринкой и боггартом, закрыв парализованную девушку собой. Призрак замешкался, словно решал, кого из этих двоих ему пугать. Затем раздался щелчок — и на месте копии Казандзаки возник, сипло дыша, дементор. Но Гарри не растерялся. На полах рваной мантии чудовища возникли тяжеленные гири и «дементор», не удержавшись в воздухе, шмякнулся оземь, а Поттер тут же загнал монстра обратно в шкаф. — Вот, собственно, за этим ты здесь, — пояснил Гермионе Гарри, помогая так и не пришедшей в себя Казандзаки сесть в старомодное высокое кресло. — Каждая встреча с боггартом заканчивается одинаково. Что я только не делал, как только не уговаривал — результат один. Ей что — совой об пень, что — пнём об сову. — Я... я ничего не понимаю... — пролепетала Гермиона, лихорадочно пытаясь осмыслить увиденное. — Что всё это значит? Чего она боится, в самом-то деле? Неужели себя? — Я тоже так сначала подумал, — ответил Гарри, зачем-то натягивая перчатки из плотной драконьей кожи. — Но потом... — Осторожно придерживая слизеринку за голову, он заставил проглотить содержимое какого-то пузырька. — В общем, пусть лучше она сама тебе всё расскажет, когда придёт в себя. Долго ждать им не пришлось. Уже буквально через минуту Казандзаки встрепенулась, окинула комнату осознанным, кристально ясным взглядом и с горькой иронией спросила: — Что, опять нужна демонстрация способностей? — И, не дожидаясь ответа Гарри (Гермиона была абсолютно уверена, что слизеринка обращалась именно к нему), стянула с правой руки перчатку. — Гарри, не принесёшь мне крысу? Пожалуйста? Тот кивнул и, открыв клетку, выволок оттуда одну — упитанную, серую, с длинным и голым, похожим на червя, хвостом. Крыса отчаянно вырывалась. Несчастная извивалась ужом, надрывно и пронзительно пищала, даже исхитрилась цапнуть Гарри за руку. Правда, драконья кожа оказалась крысе не по зубам. Казандзаки прожгла Гермиону страшным — мрачным и пристальным — взглядом. И — или это просто игра света, умноженная на игру воображения? — глаза этой странной слизеринки сделались светлее, приобрели зловещий багровый оттенок. — Смотри, — устало выдохнула Эви и коротко кивнула. Гарри, точно по команде, опустил крысу на ладонь девушки. И тут произошло немыслимое. Невообразимое. Невозможное. Зверёк, жалобно пискнув, вздрогнул всем телом и... упал замертво. Комнату наводнила вязкая, ватная тишина. Гермиона переводила полный недоумения и ужаса взгляд с Гарри на Казандзаки. Мысли — перепуганные лошади — помчались по кругу бешеным аллюром. «Проклятье! Как она это сделала?! Только что крыса была жива, а тут в одно мгновенье... Это просто невозможно! Так не бывает! Но ведь я своими глазами видела, как она убила крысу, едва дотронувшись! — Девушка с силой сдавила виски, словно надеясь, что это поможет избавиться от страшной иллюзии. — Так не бывает! Не бывает!.. Нет, так нельзя. Истерика мне вряд ли поможет. — Гермиона попыталась взять себя в руки. — Нужно сделать глубокий вдох и спокойно подумать. С чего я решила, что не бывает? Ведь всяких на самом деле кошмарных проклятий существует тьма тьмущая. А что? Судя по действию — очень похоже. Осталось выяснить, с чем мы имеем дело...» — Похоже, ты решила, что виной всему некое ужасное проклятие. — К Казандзаки вместе с адекватным самочувствием стремительно возвращалась и её извечная ироничность. — А теперь, — слизеринка лукаво ухмыльнулась, — ты, видимо, решила, что я читаю твои мысли. — Презрительно фыркнула. — Забудь. Изучать чужое сознание без соответствующих заклинаний или зелий нереально. Просто я слишком часто видела это выражение лица — смесь панического страха и сострадания. И поэтому отлично знаю, что это значит. Увы, всему виной отнюдь не проклятие. — Девушка прикрыла глаза, словно в изнеможении. — Дело в происхождении. На какое-то время Казандзаки замолчала. Так и сидела — без движения, будто статуя. А когда внезапно распахнула глаза... Гермиона рефлекторно зажала ладонью рот и попятилась. Глаза слизеринки были кроваво-красными. — Ого! — сдавленно прошептала гриффиндорка. — Я — горгона, — со спокойным, почти буддийским фатализмом объяснила Эви. — На одну восьмую. — Подожди, — перебила слизеринку Гермиона. — Разве горгона не убивает взглядом? Казандзаки поражённо вытаращила глаза, а затем весело рассмеялась. Искристо. Искренне. — По-моему, ты путаешь горгону и василиска, — всё ещё хихикая, ответила она. — Но ведь в легендах... — пробормотала гриффиндорка, собираясь с мыслями. — Персей использовал щит, чтобы победить Медузу... — Сказки для маглов! — отмахнулась Эви. — Персей был волшебником — и ему бы в голову не пришло переть на горгон с отполированной железякой. Нет. — Девушка приманила к себе сумку и вытащила из её недр уже знакомый Гермионе фиал с ярко-зелёной жидкостью. — «Щит Персея». — Энергично встряхнула фиал, отчего зелёная эссенция заиграла всеми оттенками зелёного — от малахитового до салатового. — Это зелье. Очень действенный и смертельно опасный для горгон сироп. Если горгона попытается убить того, кто принял этот состав, её способности замкнуться на ней самой... — И... убьют! — прошелестела Гермиона. Теперь она смотрела на слизеринку совершенно иными глазами. Она заставила их с Гарри принять «Щит Персея»! Она защищала их ценой собственной жизни! — Убьют, — скучным тоном подтвердила Казандзаки. — Но я не боюсь смерти. Равно как и собственных способностей. Я никогда не строила иллюзий относительно этих сил, но и никогда не маялась угрызениями совести. — Пристально посмотрела на притихших гриффиндорцев. — Я не боюсь быть злодейкой, когда это необходимо. Что меня и в самом деле пугает. — Девушка зябко повела плечами. — Меня могут заставить убивать против моей воли. Могут подчинить, превратив в покорную и безропотную рабыню. В оружие, которое даже не понимает, что творит... — Значит ошейник боггарта... — начала Гермиона. Она видела что-то похожее в одной монографии по истории магии. И... не смогла заставить себя озвучить свою догадку. — Да, — отрывисто бросила Эви и, рывком поднявшись, отвернулась спиной. — Рабский. Я испытала на своей шкуре все прелести такой участи. — В голосе слизеринки медью звякнул гнев. — И всё благодаря моей дражайшей маман. Пройти всё это заново... — Прострелила друзей острым, полным боли и ужаса взглядом через плечо. — Лучше сдохнуть. Казандзаки замолчала и уставилась пустым взглядом в окно. А Гермиона всё прокручивала в голове последние слова слизеринки. Быть дважды рабыней — заложницей собственных сил и марионеткой в руках властной и, судя по всему, не очень уравновешенной мамаши. Действительно, участь — куда хуже смерти. Вспомнился Сириус. Он — единственный, кто так же относился к собственной матери, с презрением и даже ненавистью. Но, если подумать, у него не было повода. В отличие от Эви. — Эви, — повисшую паузу прервал Гарри. — Тогда ты была маленькой. Беспомощной. Даже колдовать путём не умела. Но, несмотря на это, сумела освободиться и сбежать. Всё это в прошлом. Теперь ты стала умной, сильной и хитрой. — Подойдя вплотную к слизеринке, парень опустил ладонь ей на плечо и улыбнулся. — А сейчас я бы очень хотел посмотреть на того психа, который рискнёт бросить тебе вызов! — Верно, — поддержала друга Гермиона. — К тому же тогда ты была одна. А теперь у тебя есть мы! Слизеринка медленно повернулась. В кровавых глазах стояли слёзы. — Спасибо, — чуть слышно шепнула она. Гермиона почувствовала болезненный укол совести. Собственная предвзятость и предрассудки, от которых девушка всегда открещивалась, ошибочное первое впечатление и мелочная зависть не позволили ей увидеть правды. Эви действительно смертельно устала быть одна. — Кстати, Эви, — Гарри, похоже, решил разрядить сентиментальную атмосферу. Он так и не научился понимать женских слёз. — Ты вчера хотела что-то рассказать про Забини, но так и не успела... Гермиона навострила уши. История с Забини, внезапно всплывшая как раз сегодня, действительно выглядела более чем загадочно. Может, у Эви есть хоть какие-то догадки? Слизеринка выдержала паузу. Но она не решала, говорить им правду или нет, — Гермиона это чувствовала. Девушка просто собиралась с мыслями. — Единственное, за что мне стоит благодарить свою мамашу, — так это за то, что вооружила меня знаниями, — не обращаясь ни к кому конкретно, задумчиво протянула Эви. — Именно исходя из собственного опыта, я и предположила, что Блез находился под Заклятием раба. Мерзкая такая штука, начисто отшибающая свободу воли, чувства, привязанности и даже инстинкт самосохранения, делая человека покорным своему господину. Знаю не понаслышке. Но, как оказалось, никто никаким заклятиям Забини не подвергал: Снейп всё лично проверил. Оставался один вариант — зелья. В общем, Снейп долго изучал состав... Ну, я и подсмотрела в его записях, что он там выяснил. — Казандзаки виновато развела руками, словно оправдывалась. — Не смотрите на меня так! Я с этими проклятыми наказаниями у него практически поселилась! Словом, наш декан смог установить приблизительный состав. Скажу вам честно: никогда не видела более сложной штуки. Но кое-что в нём мне показалось знакомым. Ты... — Ткнула пальцем в сторону Гермионы. — Упомянула Эликсир Стальных Костей. — Да, — подтвердила та. — А ты сказала, что зелье было другим. — Сходным. Но куда сильнее, — уточнила слизеринка. — Есть такое греческое зелье — из запрещённых. Называется оно Гераклион. Эта микстура на время усиливает качества человека, делает его более сильным, ловким. Даже дарует иммунитет к магии... — Гераклион! — поражённо воскликнула гриффиндорка. — Подобный Гераклу! Получается, это зелье на время делает тебя... почти богом? — В представлении древних — да, — кивнула Эви. — Правда, плата за его использование тоже весьма высока. Если постоянно сидеть на Гераклионе, а потом вдруг перестать его принимать, то получишь полную мышечную атрофию и вскоре отбросишь копыта от паралича дыхательных путей. Но не в этом дело. Гераклион сам по себе не делает из человека безмозглую тварь. — Значит, — предположил Гарри, — Забини принял ещё что-то? — В том-то и дело, что нет. То, что его заставили принять, — одно-единственное зелье. Снова повисла затянувшаяся пауза. Гарри озадаченно хмурил лоб, а Гермиона с сомнением покачала головой. — Но, Эви, разве существует такое зелье? — Не знаю, — медленно, словно только что научилась говорить, произнесла слизеринка. — Хотя есть одна легенда, которая могла бы объяснить всё. Но, увы, это — всего лишь сказка. Гермиона тепло улыбнулась. В этом Казандзаки походила на неё саму, предпочитая доверять проверенным фактам, а не мифам и досужим домыслам. — Сказка? — переспросил Гарри. — Знаешь, не все легенды непременно являются враньём. Например, в Хогвартсе бытовал миф о Тайной комнате, которую построил Салазар Слизерин. И многие жутко удивились, когда четыре года назад узнали, что она действительно существует. — Ладно, — нехотя согласилась Эви. — Что такое Аненербе, знаете? — Гермиона энергично закивала. Она читала об этой организации. Знала, что на Третий Рейх действительно работали волшебники — высококвалифицированные и умные. Лучшие в своих областях. Но какая может быть связь между Аненербе и Хогвартсом? — Отлично. Несколько лет назад, в Германии, я услышала историю о том, что Аненербе некогда проводили разработку зелья, позволяющего превращать людей в суперсолдат — сильных, выносливых, способных месяцами обходиться без сна и еды. И покорных — для которых существует только приказ. Их невозможно отвлечь, нельзя уговорить. Для них не существует понятий сострадания или жалости... Спросите, почему бы им не использовать тот же Империус с Гераклионом, например? Всё просто: заклинаниям можно противостоять, а побочные эффекты Гераклиона начисто отобьют охоту его применять. Да и накладно это — обрабатывать кучу народу и зельем, и заклинанием. Им нужен был более эффективный способ. По слухам, эту сыворотку разрабатывали в лаборатории под кодовым названием «Кёнигсберг-тринадцать»... Вот только никто доподлинно не знает, сумели ли умники из Аненербе довести до ума эту штуку. Ведь про Аненербе вообще и про их подразделения в частности каких только слухов не ходит... — Мне кажется, что такое зелье и правда существует, — задумчиво резюмировал Гарри. — Как бы неимоверно это не звучало, но легенда и правда вполне объясняет то, что произошло с Блезом, — вынесла свой вердикт и Гермиона. — Он стал подопытной крысой: тот, кто его напоил этим приветом от Аненербе, похоже, очень хотел посмотреть, на что способна его находка. Вот только я сомневаюсь, что всё это мог провернуть студент Хогвартса... — Естественно, — слабо улыбнулась Казандзаки, подтверждая слова гриффиндорки. — Он мог принять эту гадость ещё на каникулах, ведь существует куча зелий, работающих с отсрочкой. Но не в этом дело. — Девушка напряглась: руки сжались в кулаки; глаза сузились — так, что стали похожи на прорези в печной дверце, за которой пылало багровое пламя. — Почему Блез под действием зелья оказался здесь, на восьмом этаже? Зачем он тут наматывал круги, пока не наткнулся на Малфоя? — Выручай-комната! — буквально подпрыгнула на месте Гермиона. И как она сразу этого не поняла?! Комната ведь может стать чем угодно! Значит... — Он что-то искал, — уверенно тряхнул головой Гарри, словно прочитав мысли подруги. — Не он сам, — поправила парня Казандзаки. — Его заставили. — Она поджала губы и медленно помотала головой, словно расписываясь в собственном бессилии. — Но кто, что именно и зачем?..