До последнего

Луна

      Принцесса Луна недовольно ходила по комнате. Шадия в который раз нарушает все правила, которые только можно. Вся в отца! Сейчас аликорница не хотела даже вспоминать о нем, но бегавшая по замку темно-серая кобылка служила болезненным напоминанием. Луна не могла её выгнать — Селестия с чего-то взяла, что они смогут воспитать её достойной пони. С таким-то отцом — куда уж там! В нем ни капли достоинства не было, только жестокость и садизм. И она такая же. Принцесса не могла успокоиться. Она всё ходила и ходила, пока в комнату не зашла старшая сестра. — Я привела девочку, — ответила она, указывая головой на шмыгающую Шадию. — Объясни ей всё. — Спасибо, сестра, — в голосе ночной принцессы ломался лед, а Шади невольно потупилась. В этих покоях она чувствовала себя неуютно, и Луна знала об этом. Ей хотелось, чтобы эта маленькая кобылка страдала не меньше, чем она сама. Селестия вышла, чтобы дать им поговорить, а Луна начала изливать свой гнев. — Как ты посмела накричать на мою внучатую племянницу? — холодно и властно спросила она, нависая над Шадией, словно скала. Но кобылка не испугалась, как думала Луна, она лишь набычилась и фыркнула. — Потому что она вела себя так, будто ей все должны, — с нажимом и злобой процедила она. В бирюзовых глазах светилась ужасная злость, а где-то на дне зрачков прятался страх. — Она принцесса! — рыкнула Луна. — Поэтому она и ведет себя так! — Я тоже принцесса! — с обидой воскликнула Шади. — Но я почему-то мою коридоры и сплю в чулане! — А ну заткнись! — прошипела Луна, метнувшись вперед и схватив дочь копытом за шкирку. — Ты не принцесса, слышишь меня? Ты кто угодно, только не принцесса. — А как тогда дочь принцессы называется? — ядовито отозвалась Шади, пыхтя от захвата матери. — Поломойка? Пусть Флёрри тогда тоже моет окна и стены! — Заткнись! — вскрикнула Луна и отшвырнула от себя дочь. Шадия упала на пол и растянулась там. Принцесса с омерзением наблюдала за тем, как черногривая кобылка пытается подняться, а сама стояла в стороне. — Ну, конечно, — пропыхтела Шади, вставая на ноги. — Теперь меня ещё и бить будут. Кому сдадутся синяки на никому не нужной серой кобылке? — Если ты ещё раз выкинешь что-то подобное, — угрожающе проговорила Луна, — синяками не отделаешься. Тебе ясно? — Да, мама, — фыркнула единорожка. — Я тебе не мама! — вскрикнула принцесса. — И ты мне вообще никто! — Да… Ваше высочество.       Луна подождала, пока дверь захлопнется, а затем позволила рыданиям выплеснуться наружу. Она не могла так жить. От одного только звука голоса дочери ей становилось плохо, потому что она вспоминала те месяцы заточения, в которые с ней происходили ужасные вещи. Почему Селестия не убила жеребёнка, пока была возможность? Насколько легче было бы жить им всем! Не пришлось бы хранить такую жесткую конспирацию, которую Шадия всё время ломает, тот случай с раскрытием не был бы таким фатальным. Ведь она говорила сестре, что это плохая идея, но та настояла на том, что они должны общаться как мать и дочь. А что в итоге? Она вся в отца! Она даже злится как он! И что в ней от матери? Только глаза. Всё остальное — цвет шерсти и гривы, аура заклинаний, характер — отцовское! Только большие бирюзовые глаза говорили о том, что это её дочь.       Луна не могла даже и помыслить о том, что сама виновата в таком отношении дочери. Она делала всё, чтобы отдалиться от неё, будто её и нет совершенно и не было никогда. С завидной страстью она пыталась забыть то, что произошло с ней шестнадцать лет назад, пыталась забыть вкус крови, тяжесть кандалов, иссушающее ощущение перекрытых магических каналов и горячие копыта, скользящие по телу…       Принцесса вздрогнула и подергала плечами, отгоняя эти ужасные и мерзкие воспоминания. В комнату зашла Селестия. — Боже, Луна, ты вся дрожишь. С тобой всё в порядке? — Со мной уже пятнадцать лет не всё в порядке, — тихо и скорбно отозвалась принцесса. — И не будет, пока Шадия здесь. — Ты опять на неё кричала, — покачала головой сестра. — Я слышала глухой удар. Зачем ты подняла на неё копыто? — Она сказала, что она принцесса, — Луна подошла к камину и кинула в пламя несколько поленьев, тыкая их кочергой. — Она и есть принцесса. — Нет! — со злобой воскликнула ночная кобыла и резко перевернула полено. — Она не принцесса, и никогда ею не будет! — Она всего лишь невинное дитя, Лулу. За что ты её так ненавидишь? — Она дочь своего отца, Тия, — горько усмехнулась принцесса. — Она дочь своего отца. — Шадия и твоя дочь, об этом ты не забыла? — жестковато спросила Селестия, вставая рядом с сестрой и наслаждаясь терпким жаром пламени. — Нет. Зачем ты заставила меня рассказать ей? Если бы она не знала, кто её мать, всё было бы проще. — И она росла бы сиротой? Одинокая, потерянная и никому не нужная? — Тия развернула крыло и обняла им сестру. — Ты разве забыла, как мы скитались по пустошам, ища ночлег? — Как такое можно забыть? — вздохнула ночная аликорница. — Но лучше бы она ничего не знала. — Возможно ты и права, Лулу, — Селестия склонила голову к сестре, — но ты слишком жестока с ней. — Ты просто не видела, как она на меня смотрит! — возразила принцесса. — С какой ненавистью! Со злобой! — А ты видела своё отражение, когда говоришь с ней? — отрезала солнечная аликорница. — Ты смотришь на неё точно также.       Луна помолчала, а затем сказала: — Она напоминает мне о том, что он со мной делал. Тебе никогда не понять этого, Тия. Никогда. — Ты права, Лулу. Но я всегда буду рядом с тобой.       Луна прижалась щекой к шее сестры и снова ощутила себя маленькой кобылкой, первый раз увидевшей, как сестра поднимает солнце. Тогда они были совсем одни, и только маленькое солнышко светило им, пытаясь согреть, растопить… — Как думаешь, что обозначает её кьютимарка? — спросила Луна у сестры. Та немного подумала, а затем ответила: — Девочка наверняка связана с магией. Семь красных звездочек, соединенных белой линией вряд ли обозначают уборку. — Я боюсь, Тия, — прошептала принцесса. — Я боюсь, что она и здесь будет похожа на отца. — Так обучи её. Не показывай темную магию, лишь светлую.       Луна выскользнула из объятий и отошла к окну. За ним снова шел дождь, как в ту грозовую ночь, а отсутствие источников света наполняло комнату мягкими тенями, изгибающимися под языками огня. Селестия осталась возле камина, а Луна заговорила: — Нет. Это слишком опасно. Проще лишить её способностей. И кьютимарки. — Она может отдать свою магию только добровольно, — возразила старшая принцесса. — Есть тот, кто может её забрать… — Это уже слишком! — за окном полыхнула молния, а в комнате стало намного темнее. Луна оглянулась на сестру — в её глазах читался гнев. — Я не позволю тебе подкармливать лорда Тирека из-за твоих смехотворных страхов и подозрений! Ты забыла, что он вытворял во всей Эквестрии, когда был на свободе? Даже король не обернется для нас такой проблемой! — Не называй его имя! — вскрикнула Луна, прижав уши. В её голове зазвучал пронзительный и хриплый смех, наполненный злостью и удовлетворением. Она зажмурилась и попыталась выкинуть его из мыслей, но безуспешно. — Ты слишком сильно придираешься к девочке, — Селестия смягчилась, но темнота ещё не отступила. — Лулу, вы должны наладить отношения. Если ты не можешь, позволь это сделать мне. — Нет, — ночная принцесса резко развернулась и притопнула. — Не вздумай подходить к ней. Ни за что!       Селестия вздохнула и посмотрела на небо. Сестра никогда не соглашалась на это. Солнечная аликорница видела, как страдает племяшка, но ничего не могла сделать, чтобы помочь ей. — Знаешь, — Луна внезапно заговорила очень тихо, — ей каждую ночь снятся кошмары. Она просыпается и плачет. — И ты…       Луна покачала головой. — Я не останавливаю их. Пусть она страдает так же сильно, как я.