Радиация

      Влажный хантэн нагрелся и облепил тело, как родной, но стоило дунуть ветру — и мурашки неприятно стягивали кожу.       Сатоши ещё никогда не видел Каору таким по-детски растерянным, едва не хнычущим от нежелания спать в подвале одному. Тацуми был непреклонен: всё барахтался в сумке Ичиро, доставал всякие вещи и снова прятал — искал неясно что. Составлять компанию Каору отказался напрочь, а друг категорично отклонял предложение спать в доме наверху. В конце концов Нацуко согласилась, спросив разрешения занять футон Тацуми. Тот махнул рукой.       Читать в этот раз не хотелось. Оказавшись в комнате, Сатоши, не включая свет, сбросил висящую на нём бесформенную одежду и залез под одеяло. От прикосновения к собственным холодным ногам передёрнуло. Постель тоже начинала отсыревать.        Дождь усиливался, грохот стоял ритмичный и глухой, но казалось, будто может проломиться крыша. Это звучало несколько безнадёжно, и в то же время Сатоши с трудом верил в случившееся. Кто-кто, а они уж точно не умрут. Это просто нереально. Он даже способен был притвориться, что ничего не произошло, но уснуть всё равно не получалось: вместо этого он внимательно вслушивался в каждый шорох за фусумой. В каждый несуществующий шорох. Если смерть Ичиро всегда гнездилась сосущим червём на задворках сознания, то перемена в Тацуми кричала о себе, напряжённо вспыхивала разрядами тока в каждом его нарочно неосторожном жесте, в шумном рваном дыхании, в атмосфере вокруг.        Тацуми, вероятно, не спал. Разве после такого засыпают? Подтверждением тому стала разбитая поступь и ссутуленная тень на посеревшей стене. Сатоши хотел сдержаться, но не смог:        — Ты куда?        — А, Сато-чан… — Тацуми запнулся в нерешительности. — Ты не спишь.        — А иначе бы что?        Вопрос канул в тишину. Шум дождя разделял их теперь, как не разделял тогда, на улице. В голосе Тацуми дрожало нечто, ранящее их обоих.        — Пойду прогуляюсь.        — Куда?        — Хочешь со мной?        — Нет.        Тацуми тихо усмехнулся и вышел.        «Нет» было не совсем тем, что Сатоши собирался сказать. Возможно, «останься» или «я не хочу, чтобы ты уходил», но такое сразу на ум обычно не приходит. Вместо этого Сатоши продолжил полулёжа глядеть в испачканное окно и считать капли, вырисовывающие кривые грязные дорожки. Даже если Тацуми говорил так же таинственно тепло, с оттенком неприличной нежности, это был уже не тот беззаботный и непоколебимый человек. Так, по крайней мере, казалось растерянному Сатоши, утонувшему во влажной темноте.        Дождь шумел так, что врывался непрошенным гостем в беспокойный сон. И всё же Сатоши точно знал, что Тацуми не возвращался той ночью. Мысль о том, что он не мог бесцельно бродить по заражённой округе, предаваясь обидам и боли, с недавних пор не покидала отяжелевшую голову. Наверняка существовало что-то, что помогало этому непостижимому Шимизу оставаться на плаву и не терять рассудок. А что помогало самому Сатоши? Сила твёрдого духа? Пожалуй, толстокожесть.        К вечеру Тацуми ещё не заявился и к ночи тоже. Сатоши, как он вдруг понял, споткнувшись о собственную ногу посреди комнаты, не находил себе места из-за этого досадного отсутствия. Реагируя на свет, в щели обветшалой рамы заползали насекомые. Сатоши с омерзением косился каждый раз в сторону окна, чтобы вовремя сбежать, если там покажется цикада. Но спускаться в подвал было неохота. Как бы ни казалось раньше, что ему не о чем говорить с Ичиро, сейчас, за неимением рядом этого принца-монстра, он с удовольствием бы скоротал время с покойным. На самом деле — и он с новой горечью осознал это, выхаживая, как маятник, по татами и не видя книжных строк перед собой, — Каору был ещё более далёким, незнакомым ему и таким, которого узнавать не тянуло. Нацуко была просто хорошей, правильной, доброй и мягкой, знатоком своего дела. Но рядом с ней Сатоши ощущал отголоски сильного давления рамок. Он точно знал, что с нею быть собой он не может. С ней он должен быть таким, каким должен быть перед лицом общества.       Ютаро-сэмпай что надо, подумалось Сатоши.       Он наконец отложил книгу, давно потеряв нить сюжета, и снова надел хантэн. Пора было выбираться наружу и доложить о своей целости и невредимости тем, кто внизу.       Дождь не утихал, и никто на иное не имел надежды. Земля у лестницы в подвал превратилась в липкую смесь и тягуче препятствовала ногам. Ночи становились прохладными, кончики пальцев тут же замерзали от сырости и ветра. Зато пахло приятно.       Сатоши остановился, взявшись за ручку двери. По ту сторону раздавались монотонные голоса Каору и Нацуко. Сатоши собирался войти немедля, но, услышав знакомое имя, уже не спешил.       — С Тацу что-то творится, — протянул Каору. — Он стал неадекватным.       — Я так беспокоюсь за него, — Нацуко время от времени вздыхала, как мать нерадивого сына. — К сожалению, я не смогу оказать ему психологическую помощь. Я опять бессильна, Као-кун! Я опять не могу ничего сделать для человека, который нуждается в поддержке! Почему именно он? Он ведь был самым сильным из нас, самым стойким...       «Был?» — Сатоши поморщился от глупой жалости, что наполняла тон Нацуко. Возник порыв распахнуть дверь и встать на защиту, заставить этих двоих опомниться. Но он замешкал, пытаясь добраться до корней внезапного желания. Так ли было важно оправдать какого-то Шимизу? Наверное, это жажда справедливости. Именно потому, что принц-монстр был самым сильным и стойким. Один безумный поцелуй под дождём с парнем или высвободившиеся эмоции из-за потери друга — что в этом могло быть слишком уж неадекватного?       — Сато-чан любит подслушивать?       Сатоши не заметил шагов позади и в первое мгновенье вздрогнул, затем облегчённо расслабил плечи и обернулся. Тацуми стоял, опёршись плечом о бетонную стену, мокрые волосы обрамляли овальное лицо, на которое падала полуночная тень. Сатоши хотел было толкнуть его и строго выпытать, где же он шлялся. Но вместо этого отстранённо констатировал:       — Они там о тебе говорят.       — Как интересно, — тем не менее равнодушно прозвучал ответ.       Тацуми первым вошёл в подвал, чем напугал присутствующих, и они замерли каждый на своём месте.       — Опять вспоминаете имя Господа всуе? — Он прошёл к дальней стене и стал расстилать свой футон на прежнем месте Ичиро.       — Как хорошо, что ты вернулся, Тацуми-кун!       Нацуко явно не поняла смысла вопроса, а Каору даже не пытался, пристально следя за действиями друга. Сатоши остался никем не замеченный, присел на стул и повторил за Каору.       Тацуми долго возился с футоном, даже напевал незнакомый мотив под нос. Если присмотреться, можно было увидеть покрасневшие от напряжения глаза и энергичные движения на пределе, будто он вот-вот выдохнется и рухнет на пол. Он устал, и Сатоши отчётливо это чувствовал. Он снова осёкся, обрывая цепочку размышлений, и задался вопросом, когда это ему случилось «чувствовать» этого парня. Конкретного момента в прошлом было не сыскать, и всё, что он мог сделать — смириться.       — Я буду спать там же, где провёл последние часы мой малыш, — Тацуми с неестественной для ситуации улыбкой и сладким голосом стал устраиваться на футоне. Другие не проронили ни слова. Даже Сатоши начинало казаться, что Шимизу, возможно, сходит с ума. — Сато-чан, сделай мне чай.       — Я сделаю, — как в школе, Нацуко подняла руку и уже направилась к чайнику.       — Сато-чан, — повторил Тацуми сквозь зубы притворно безмятежно. — Сделай мне, пожалуйста, чай.       Они встретились взглядами, и сомнения Сатоши испарились. Это был всё тот же непредсказуемый Шимизу Тацуми, который вечно носил в своей голове сомнительные планы. Чтобы узнать, что был за план на этот раз, ему стоило поддаться и принять правила игры. Каждый раз — новой.       Нацуко озадаченно оглянулась сначала на Тацуми, затем на вставшего Сатоши, и отошла. Выглядела она опечаленно, но из-за того ли, что от её чая отказались, или из-за того, что она, в противовес Сатоши, ещё больше убедилась в неизведанной одержимости Тацуми, — неизвестно. Сатоши исполнил просьбу.        — Благодарю, — Тацуми поставил чашку рядом с собой на пол и подвинулся, глядя снизу верх. — Не откажешься?       Он не отказался и безмолвно сел рядом, упираясь спиной в подушку. Тацуми точно не мог слышать недавнюю беседу Нацуко и Каору, но недвусмысленные жесты в сторону Сатоши будто целились навести полный бардак в догадках друзей и осквернить все нормы. Почему Сатоши подыгрывал? Он не знал.       — О, смотри-ка, мой хантэн! Ну-ка снимай, — Тацуми стал тянуть пояс, развязывая его.       — Тацу-чан, — Сатоши наперебой с чужими руками придерживал края, чтобы они не распахнулись. Чан? Вырвалось само собой, ударило в мозг, и, кажется, не только ему одному. Тацуми и сам на секунду смутился. — Прямо здесь?       — А ты хотел бы где?..       Ураганом справедливости ворваться в тайные разговоры за спиной тогда, стоя у порога, Сатоши не удалось. Значит, он ворвётся сейчас ураганом недоумения и стыда.       — Наверху?       Нацуко ахнула, а Каору, по-видимому, не отдавал себе отчёт в том, за чем он наблюдает.       Не заразился ли часом бедный Сатоши-кун тем же недугом, промелькнуло в маленькой аккуратной голове. Больше всего Нацуко хотелось бежать отсюда или хотя бы отвернуться и зажать уши. Деликатный тон Сатоши напугал больше, чем откровенная близость Тацуми, которую он и не пытался скрыть.       — Сто-чан настолько соскучился по мне? — ещё раз с недоверчивой усмешкой уточнил Тацуми.       Сатоши встал и призывно протянул руку.       Тацуми, прежде чем принять это, ещё раз изучил загадочное выражение, блеск в чёрных глазах и решительность в сомкнутой линии красивого рта. Ничто не выдавало фальши. И он последовал за Сатоши, забыв про свой чай.       Зайдя в комнату и не успев включить свет, Сатоши первым делом услышал, с какой силой задвинули сёдзи, а потом оказался в крепких объятиях. Тацуми прижимался сзади, горячее дыхание коснулось шеи, ладони, медленно осязая как можно больше, оглаживали его живот поверх шерстяной ткани. Как легко ему удалось одурачить этого зазнавшегося монстра.       Сатоши с лёгкостью высвободился.       — Ты в курсе, что Нацуко считает тебя поехавшим?       Молчание, повисшее между ними, и разорванный контакт поставили Тацуми в тупик. Он вполне был бы не против, если бы эта фраза прозвучала вперемежку со страстными поцелуями и спадающей с них одеждой, сказанная сдавленно, на вздохе, шёпотом на ухо. И он бы согласился, что так оно и есть — поехавший, опьянённый вами, Нишияма-сама.       Но фраза обособленно застыла в воздухе, и никто не шевелился, только губы раскрылись в нетерпении подвергнуться пытке. Которой не суждено было случиться. Тацуми тряхнул головой, чтобы отойти от фантазий.       — Это было жестоко, Сато-чан, — он двинулся к холодильнику, и слабый свет расползся неясно по татами. — Я ужасно устал и хочу отдохнуть. А твои ловушки изматывают меня до предела. Я готов был исполнить все твои прихоти, а затем умереть от истощения. Но ты мне даже этого не дал.       — Вот именно потому ты и «поехавший», — Сатоши с грохотом улёгся на свой футон. Спать ему не хотелось, но больше заняться было нечем. — Если бы Нацуко услышала эти слова, она бы, боюсь, начала тебя лечить.       — Может, к лучшему, — Тацуми сел возле Сатоши, потеснив его ноги, и поставил себе на колени бенто с остатками вчерашнего ужина. — Если бы она смогла изгнать из меня этого ёкая, зависимого от тебя, то, кто знает, я бы, возможно, стал снова нормальным.       — Значит, это ёкай тискал меня только что?       Тацуми громко рассмеялся.       — Пока он во мне, я не различаю его желания и истинно мои.       — Значит, ты всё-таки не отрицаешь, что твои желания тоже при делах?       — Чего же добивается Сато-чан своими нудными придирками? — он снова хохотнул.       — Правды.       Тут же Тацуми отставил бенто подальше и, проворно поменяв позу, сел верхом на бёдра Сатоши, наклоняясь к его лицу. Сатоши едва не вскрикнул, но всё же сдержался даже тогда, когда чужие пальцы знакомо прошлись по его скуле и губам. Тацуми ухмылялся, поправив с одной стороны влажные пряди волос.       — Правда в том, Сато-чан, что ты действительно по мне скучал.       — Мы волновались, — Сатоши неопределённо взвёл глаза к окну у изголовья, чтобы не выдать себя.       — Я тоже скучал, Сато-чан, — не прекращал Тацуми нежно вести свой собственный монолог. Он скатился на бок под стенку и нагло заёрзал так, что Сатоши пришлось уступить немного места. — Знаешь, я был у сэмпая, — интонации сладко плыли по пространству и гипнотизировали слух, — и он кое-что мне предложил. Я пришёл проведать малыша… А он мне взял и предложил.       Сатоши не воспринимал всерьёз болтовню того, кто вот-вот бы провалился в бездну сна. Но с упоминанием Ютаро всё внутри него натянулось, словно тетива лука. Что хорошего мог он предложить Тацуми? Конечно, Ютаро Найто был человеком интеллекта и ума и… Но если дело касалось его «гениальных» идей…       — И знаешь, Сато-чан, что он предложил? — не унимался Тацуми, выныривая из соблазнительных лап дрёмы. Сатоши и вправду хотел узнать, но ничем не проявил этого, даже стерпев, как беспечно сосед закинул на него руку, не то принимая удобную позу, не то снова обнимая. — Он предложил мне стать его напарником, предложил исследовать противоядия от радиации.       Что?       Вот что мигнуло в голове у Сатоши.       — Это неправильно я сказал, — речь Тацуми теряла чёткость, — не противоядие. Не знаю, как это назвать. Я согласился стать первым, кто испытает на себе это лекарство. Я хочу участвовать в этом. Ради Ичиро, ради тебя, себя и всех на свете. Понимаешь, Сато-чан?       Сатоши ещё немного выдержал паузу, позволяя Тацуми устроить свою голову у него на плече. В хантэне было жарко, но этот дурак по-детски зарывался холодными ладонями в нагретую ткань.       — Ты не принял душ, — сухо парировал Сатоши.       — О, прости меня, ладно?       Наверное, уже настало утро, и лежать было невмоготу. Сатоши попытался сбросить с себя руку и ногу Тацуми, но его самого рядом не оказалось. В ванной шумела вода.       Сатоши припомнил ночной разговор. Противоядие? Значит, монстр завёл дружбу с Ютаро под таким милостивым предлогом, как спасение их всех. Сначала бранил того чёртовым профессором, а теперь с ним заодно. Это было странно. Где-то тут должна была скрываться ложь.       В комнате Тацуми всё ещё сохранился запах чернил, но свечи, как прежде, не горели. Сатоши начал рыскать по полкам и даже не пропустил набитый вещами походный рюкзак. Его обуревало дикое желание, непосильное в своей новизне. Руки слегка дрожали, но не от страха. Страшно всё-таки было от того, что так стремительно нарушило баланс, а вовсе не из-за того, что он похож на вора. Послышались шаги, но Сатоши не остановился, глотая спёртый воздух.       — Если ты ищешь меня, то я здесь.       — Я хочу курить, — выпалил Сатоши, оборачиваясь и опуская напряжённые руки.       Ухмылка сползла с лица Тацуми. Он задумчиво поправлял влажные волосы, выравнивая самые длинные пряди, и смотрел на возбуждённого Сатоши, присевшего на полу. Того окутывал полумрак, но что-то в нём светилось кислотно-белым, словно изнутри просачивалось наружу.       Сатоши думал, что остепенится, когда снова увидит Шимизу, невозмутимого и таинственного. Заносчивого в игривости. Но Сатоши только ещё сильнее сжал зубы. Вязкая слюна наполнила рот. Он никогда не ощущал в себе такой дикой энергии, такого рвения выставить свою бесконтрольность напоказ, хотя бы перед самим собой. Он хотел взглянуть себе же в глаза, когда застанет себя в таком сладостно-извращённом, почти приторном состоянии. Он хотел поиздеваться над собой, над своим глупым телом.       — Почему так вдруг? — Тацуми двинулся к своему рюкзаку.       — Не знаю. Просто хочу.       Сатоши соврал, сказав, что хочет курить. Но теперь идея казалось удачной. По крайней мере, это хоть что-то, что он сможет впитать в себя от этого монстра — дым его сигарет.       Тацуми ожидал, да и сам Сатоши ожидал, что отползёт на коленях. Но он будто окаменел, не стал отворачиваться, даже когда Тацуми наклонился. Всё это и впрямь казалось странным. Они оба сидели так близко, что Сатоши мог учуять горячий запах чистого тела.       — Может, пропустишь?       Тацуми усмехнулся, но тут же задержал дыхание: рука Сатоши без намёка на игру сжала его горло, несильно, но на пределе. Движение было резким, глаза зло сощурились, он часто дышал через нос и напоминал настороженного зверя.       «Кто из нас монстр?»       Тацуми только облизал губы, не шевелясь и позволяя Сатоши опьянеть от власти. Тот не опьянел, скорее, одумался и вернул руку на колено, уставился в пол.       — Чего ты хочешь? — шёпотом спросил Тацуми, наконец легко выуживая пачку сигарет из внутреннего кармана.       — Разорвать тебя на части, — спокойно произнёс Сатоши. — Чтобы ты меня не подавлял.       — Разве я тебя…       — И кончить на твои останки.       От перепада давления оглушило. Звон в ушах едва не заставил потерять равновесие, но Тацуми ловко отскочил и, упёршись руками в пол, пригнулся, заглядывая в скрытое лицо.       — Я так и зна-ал, — довольно протянул он. — Знал, что Сато-чан сумасшедший.       — Это ты сумасшедший, — будто с детской обидой рявкнул Сатоши.       — Так это ты из-за меня такой? — снова расплылся Тацуми в оскале. — Я свожу тебя с ума?       Сатоши глубоко вздохнул и, схватив сигареты, метнулся через обе комнаты наружу.       Дождь прекратился, и ватная белизна тумана вдалеке напоминала, что они все оказались в каком-то триллере. Всё ещё с трудом давалось поверить, что происходящее не сон. Чем дальше, тем абсурдней.       Сатоши постукивал пачкой по деревянному поручню, осознав, что без зажигалки, которой у него нет, толку ноль. Тацуми вальяжно вылез из-за сёдзи, в толстовке и капюшоне. Его самообладание вызывало зависть. Он прикурил сам и поднёс огонёк к сигарете Сатоши.       Сатоши потихоньку втянул горечь, застревающую в горле. Ему не нравилось это в целом, но в тот момент он бы согласился высосать что угодно прямо из лёгких Шимизу.       — Я тебя, стало быть, бешу? — поинтересовался Тацуми, сев на корточки и подперев спиной стену. — Тем, что вызываю в тебе ответное что-то.       — Что-то?       Сатоши глядел в сторону гор и затягивался так же естественно, как если бы курил со средней школы.       — Я не могу позволить себя убить, — неопределённо начал Тацуми. — Но поизвращаться надо мной можете в любое время, Нишияма-сама.       — Почему мы говорим об этом, будучи наполовину мертвецами.       — Потому и говорим, — Тацуми выпрямился и встал рядом. — Если ты будешь сдерживать себя, у тебя поедет крыша.       — Как это связано с тем, что происходит?       — Ты хочешь жить.       — А ты? — Сатоши повернулся и посмотрел прямо в ясные глаза. Он готовился ко всему, но не к тому, что, после сказанного им, этот монстр будет выглядеть ещё более счастливым, чем раньше.       — И я хочу, чтобы ты жил.       Сатоши закатил глаза.       — Ты боишься меня, Сато-чан, — вкрадчиво мурлыкнул Тацуми. Сатоши хмыкнул. — И мне это порой льстит. Но ты не привык бояться, потому хочешь то, чего хочешь — избавиться от страха быть униженным.       — Никогда не читал книг, а кажешься таким умным, — Сатоши расслабленно докуривал, думая лишь о том, что это безумное желание преодолеть монстра гармонично растеклось под самой кожей. Оно мерно покалывало изнутри, придавая искрящихся сил действовать, как только выпадет возможность.       — Я обожаю тебя, Сатоши.       Тацуми сказал это ровно, подступив ближе, и сразу прислушался. Но Сатоши никак не отреагировал, только выдохнул дым.       — Почему?       — Потому что такое случается порой, — Тацуми засмеялся. — Бывает, людям нравятся другие люди. Бывает, они влюбляются, теряют над собой контроль. Становятся дураками. С тобой не было такого?       — Нет.       — Вот, значит, почему ты мне не веришь.       — Я не хочу, чтобы ты меня касался.       Сатоши молча затушил окурок и зашёл в дом. На языке у Тацуми вертелось набившее оскомину «Ваше желание — закон, Нишияма-сама». Но лгать он не собирался.       А Сатоши солгал.