Максвелл обхохочется

Когда Линда не возвращается к темноте, у Уилсона не возникает ни одного сомнения: девушка последовала за Уинстоном, куда бы того не занесло. Вероятно, для учёного вывод достаточно поспешен, но за столько дней в мире, где магия стоит на ступень выше науки, Хиггсбери научился доверять своим предположениям наравне с обоснованными и доказанными теориями. В конце концов, некоторые вещи он обосновать и доказать просто не в силах. Срываться ночью в поиски – самоубийство. Уилсон педантично набивает карманы своего пояса добром из сундуков, привычно выбирая действительно нужные вещи. Скорее всего, в ближайшие два-три дня на базу он не вернётся, так что нужно уделить особое внимание свету и еде. Тёплую одежду брать с собой смысла нет, до зимы ещё достаточно времени. Вместо неё лучше прихватить копьё и немного лечебной мази: плечо практически зажило, но всё ещё ноет при резких движениях. Срываться ночью в поиски – самоубийство. Вот только Хиггсбери уже привык делать безумные и смертельно опасные вещи, так что факел в руки, амулет на шею. Обычно он пренебрегал воскрешающей подвеской, но сейчас не тот случай… да и в целом с ней спокойнее. Первая точка назначения – сенное поле. Туда добраться несложно и совершенно безопасно, иначе он не отправил бы Линду одну. Всё ещё остаётся слабая надежда, что девушка просто закрутилась в каких-нибудь прозаичных делах и осталась ночевать среди биффало. Как-то же она пережила те несколько дней, прежде чем примкнула к команде Хиггсбери, верно? Значит, огонь разводить умеет. Колется неприятная мысль, что, похоже, про Ночного Монстра Линда не знает. Никто же ей не рассказывал. С другой стороны, она всё равно разводила костёр каждую ночь, так что попасться в лапы ночи не должна… Если только не рискнула пробежать по темноте до лагеря. Но учёному всё ещё не попался труп в ветровке, так что, похоже, она всё-таки не стала рисковать. Добравшись до обители биффало, Уилсон всё-таки заставляет себя снять амулет и убрать на пояс. Не надо попусту тратить заряд рубина; пока что он под защитой спящих здоровяков, которые, впрочем, могут очень живо проснуться и наподдать любому обидчику. Никакого света не видно. Везде темнота, обступившая небольшой круг света от факела, проминающееся под ногами сено и шумные вздохи спящих биффало, на мохнатые бока которых иногда натыкается Хиггсбери. На всякий случай он всё-таки обходит поле. Никого. Трупа тоже нет. - Линда? – слишком громко для ночи. Один из ближайших биффало испуганно всхрапывает во сне, странно дёргается, но остаётся лежать. Видимо, сон у этого здоровяка слишком крепкий. Отклика нет. Если девушка была бы где-то неподалёку, она бы непременно отозвалась. Придётся продолжать импровизированный патруль… Уилсон просто должен убедиться, что он ищет не мертвеца. К тому же, возможно, на этом поле остались какие-нибудь зацепки. Когда в свет факела попадает пустая ловушка, Хиггсбери подсознательно замедляет шаг. Значит, сюда девушка добралась спокойно. Более того, ловушка размещена вплотную к норе, так что торопиться причин у Линды не было – она могла спокойно повозиться с этой коробкой одной рукой, правильно устанавливая. Остальные, столь же педантично возвращённые на место ловушки намекают, что во время работы у Линды действительно не было никаких проблем. Так, а здесь пошли дёргающиеся ловушки с пытающимися вырваться кроликами. Похоже, Линда до них не добралась. Или не дожила? Уилсон решительно отгоняет неприятное предположение, водя факелом из стороны в сторону, чтобы хотя бы чуть-чуть увеличить свой обзор. Легче отталкиваться от мысли, что девушка предпочла сделать паузу и отдохнуть, всё же больная рука должна причинять немало неудобств. Где бы она могла устроиться?.. Честно говоря, учёный и сам не знает, на что рассчитывает. Если Линда уже погибла, все его потуги бессмысленны. Разумнее вернуться в лагерь и заняться более насущными делами. Если она пропала, то… он не смог найти Уинстона. И вряд ли сможет найти эту девушку, способную ввязываться в куда более странные неприятности, чем кто-либо из знакомых Уилсона. Есть в ней что-то от Венди… И не сказать, что это помогает Хиггсбери понять логику её действий. Так что он просто исследует покров под ногами в надежде найти хоть какую-нибудь зацепку, пока не натыкается на необычный округлый след, такой странный и инородный среди сена. - Быть не может, - тихо вырывается у потрясённого Уилсона, когда он опознаёт в следе останки больной чревоточины. Её же совсем недавно здесь не было. Но… но она здесь. Точнее, была здесь, пока в неё кто-то не провалился. Господи, да она издевается?! На мгновение в голове мелькает мысль, что, может, и не надо искать Линду? Нарочно она провалилась в больную чревоточину или нет, учёный не знает, но количество проблем от этой девушки просто фантастическое, и это факт. Вдох-выдох, Хиггсбери. Спокойно. Если она действительно провалилась в чревоточину, то исходов всего два: или она окажется где-то в пределах этого мира, но достаточно далеко, или её выкинет в другой мир. Если первый вариант, то искать её бессмысленно – вероятность успеха стремится к нулю, а тратить драгоценное время и ресурсы на занятие, обречённое на провал, глупо. Учитывая её способность, скорее Линда сама вернётся на базу, чем Уилсон сможет её найти. Значит, нужно проверить второй, менее оптимистичный вариант. Поколебавшись, учёный развернулся и отправился в обратную сторону. Столько дней выживания должны были давно сделать его шаги чётко выверенными, мягкими, как у человека, привыкшего бороться с дикой природой и при этом быть её частью; но шаги Уилсона резкие и широкие, словно он пытается этим компенсировать длину ног. Линда упала в чревоточину, это понятно. Но Уинстон исчез рядом с морем. Если догадка Хиггсбери верна, то море действительно является своего рода порталом… но если он ошибается? Что, если падение в воду смертельно? Или если оно откатывает мир до изначального состояния? Если бы учёный знал ответ на хотя бы один из этих вопросов, он бы решился нырнуть. Но так… Уилсон, вопреки всему, всё-таки не самоубийца. Человеческое тело в этом мире работает несколько по-другому. Впрочем, здесь всё работает несколько по-другому… В любом случае, для нормальной жизни хватает пары часов сна в неделю. А необходимость в воде и вовсе исчезает, хотя Уилсон смутно подозревает, что это из-за ягод – очень уж они сочные. Если найти высокий куст с бело-розовыми ягодами, то можно и вовсе использовать ягоды как водяные бомбочки или что-нибудь в этом духе. По крайней мере, Уиллоу в особо удачные сезоны на полном серьёзе обстреливала ими товарищей, избегая только несколько чопорную Уикерботтом и отстранённую Венди – от недоумевающего взгляда последней становилось неловко даже пироманке. Ночь сменяется рассветом, слишком быстрым для непривычных людей, но таким обыденным для Хиггсбери. Мужчина гасит факел, и, не замедляя шаг, убирает на пояс бесполезную пока деревяшку с травяной головкой. Утреннее солнце приветливо обогревает ещё сонный мир; в такие моменты тянет расслабиться и просто насладиться прогулкой, забыв на несколько минут, что этот же мир, пронизанный сейчас лёгким золотом солнечных лучей, готов в любую минуту обернуться смертельной ловушкой. Учёный тихо вздыхает и подставляет лицо солнцу. Нет, он давно разучился доверять этим обманчиво тихим минутам: его рука в любой момент метнётся к копью, чтобы сжать пальцы на чуть шершавой деревянной рукояти и продемонстрировать противнику, почему с Хиггсбери шутки плохи… но для того, чтобы насладиться тишиной, совсем необязательно расслабляться по-настоящему. По крайней мере, так считает Уилсон. Пауки уже должны были попрятаться в свои коконы, так что срезать путь через лес кажется хорошей идеей. Старвер привычно лавирует между толстыми стволами елей, едва пригибая голову, когда приходится подныривать под развесистые хвойные лапы. Мох под деревьями отдаёт сырым насыщенным запахом, не успев высохнуть после вчерашнего дождя, и смачно чавкает под подошвой ботинка, если Уилсон проходит вплотную к стволу, ступая между корней. Лес хвойный сменяется осенним, игнорирующим большинство законов времени и природы. На взгляд Хиггсбери, это всё равно одно из лучших мест – хотя бы потому, что здесь обитают енотокоты. Не то чтобы Уилсон их иррационально обожал, но он определённо питал некоторую симпатию к этим вечно упитанным пушистым наглецам. Не настолько, чтобы подкармливать их из своих запасов, но в достаточной мере, чтобы пренебрегать охотой на них. Иногда ему кажется, что енотокоты это знают. Иначе как объяснить, что один из этих чудиков совершенно бесстрашно подходит к учёному и деловито принюхивается, нет ли у того мяса. - Извини, приятель, но мне нужнее, - усмехается Хиггсбери, впрочем, не отгоняя зверька. Тот вряд ли понимает, о чём речь, но в штанину не вцепляется и содрать тефтели с пояса тоже не пытается, держа свои цепкие лапки при себе. И на том спасибо. А так – пускай ходит рядом, если ему нравится. Пока не мешает Уилсону, старвер совсем не против. Так, пожалуй, даже веселее… хотя он ещё не настолько одичал, чтобы назвать енотокота «компанией». Они минуют деревню свиней; какой-то особый резвый хряк успевает практически столкнуться с Хиггсбери и тут же отбежать в сторону, истерически возглашая, что «твоя заслонять свет!» Уилсон опускает взгляд на енотокота и едва заметно пожимает плечами. - Идиоты, - свины его раздражают. Во-первых, своей откровенной нечистоплотностью и вонью. Во-вторых, их умственные способности действительно далеки от идеала. В-третьих, вот объясните на милость, что там ему заслоняет Уилсон, который пять футов* в прыжке? В общем, свины - это огромные воняющие кучи мяса, лишённые мозгов и такта. Конечно, они раздражают Хиггсбери. Вот только это не значит, что он не способен наступить гордости на горло и подсунуть какому-нибудь розовощёкому недоумку фиолетовый шмат мяса монстра, если ему надо забить опасного противника или банально нарубить много дров в кратчайшие сроки. Главное – не перестараться, а то свины имеют дурную привычку мутировать в оборотней на постоянную основу, если наедятся мяса монстра до отвала. К счастью, это не так уж сложно контролировать. И к счастью же, сейчас учёный совершенно не нуждается в помощи этих представителей тупиковой ветви эволюции, так что спокойно проходит мимо. Енотокот отвлекается на бабочку, и пока хрупкое невесомое создание успешно избегает его когтей, Уилсон успевает уйти достаточно далеко: оставшись без добычи и без спутника, мохнатый зверёк предпочитает вернуться в своё дупло, а не разыскивать куда-то ушедшего учёного. Солнечный свет тускнеет, а живот неприятно урчит, намекая, что неплохо бы сделать паузу и перекусить. Хиггсбери на ходу закидывает в рот парочку холодных тефтелей, разжёвывает мягкое мясо, напрочь лишившееся приятного аромата и покрытое тонкой плёнкой собственного сока. Чёрт, потом придётся стирать мешочек из-под тефтелей… впрочем, похоже, это меньшая из его проблем. За сегодня он добраться явно не успевает. И кто знает, что его ждёт по ту сторону, так что лучше потратить ночь на сон, а не упрямое блуждание с факелом в руке – всё же учёный давно там не был и вряд ли сможет в темноте сходу вспомнить, где именно находится причина его небольшого путешествия. Значит, придётся искать место для ночлега. Стык поляны и осеннего леса, который наконец-то закончился, отлично подойдёт: здесь не должно быть никаких противников страшнее енотокота. Не то чтобы взбешённый енотокот был прямо-таки безобиден, но при определённой сноровке его можно забить и остаться без царапинки. А сноровки у Уилсона с избытком. Хотя сейчас ему бы гораздо больше пригодилось умение плести спальник за какие-то жалкие двадцать минут, как Уинстон. Но, увы, самый опытный старвер совсем не обязательно лучший во всём, так что у Хиггсбери на спальник уходит минут сорок, а порой и час. Приходится обустраиваться с небольшим запасом времени, со второй попытки разжигая костерок. Плетение спальника настолько простое, что справится даже свин, но его много. В этом плане удобно быть невысоким и худым учёным, а не гигантом вроде Вольфганга. Темнота не подкрадывается, а обрушивается на мир, смыкаясь плотоядным кольцом вокруг костерка, в который Уилсон торопливо подкидывает пару веток. Спальник почти готов, осталась пара узелков. А затем предстоит длинная ночь… нет, не самая длинная. Зимой ночи гораздо длиннее. Так что это далеко не худший расклад. Мужчина расщедривается на целых три бревна, и пламя вспыхивает ярче, весело пляшет по дереву, облизывая золотыми языками дары человека. Это удержит ночь подальше от Уилсона и будет делать это достаточно долго, чтобы он спокойно выспался, не рискуя своей жизнью. Спальник, конечно, не самый удобный вариант – даже в палатке уютнее. Но когда уже несколько лет нет возможности вздремнуть в кровати, привыкаешь и считаешь за благо даже соломенную подстилку под спиной. Впрочем, то же самое можно сказать о возможности провести пару часов в царстве Морфея. За спиной тихо потрескивает и чадит костёр, прогревая землю вокруг себя и спину, отчего кажется, что лицу и рукам холодно. Если перевернуться, будет то же самое, но наоборот – лицу жарко, спине холодно. Так что Уилсон предпочитает обнять себя руками, поджать ноги и в этой позе эмбриона в очередной раз попытаться вырубиться. В темноте что-то шуршит, изредка подмигивают белые глаза, но Хиггсбери давно не обращает на них внимания. К тому же, здесь он в абсолютной безопасности, всё-таки стык двух самых мирных типов местности: поляны и осеннего леса. Только сон почему-то не идёт. Вероятно, старвер просто отвык засыпать в такой тишине. Раньше суетился и шумел большой лагерь: Уиллоу закладывала в казан ингредиенты будущего завтрака, беззлобно переругиваясь с Вуди; кашляла у костра Уикерботтом, кутаясь в шерстяную шаль; храпел в соседней палатке Вольфганг; Венди что-то рассказывала своим тонким голосом то ли Вэсу, то ли своей сестре-призраку, пока её не одёргивал кто-нибудь из взрослых и не отправлял спать. Потом за зеленой стеной палатки копошился Уинстон – он относился к темноте с каким-то странным недоверием и предпочитал проводить ночи за чем угодно, кроме сна. В итоге Уилсон убедил его спать по очереди. А после присоединилась ещё и Линда, так что о тишине можно было забыть насовсем. Хиггсбери хмурится и переворачивается на спину, скрестив руки на груди. Да уж, и о тишине, и о подобии покоя. Не то чтобы девчонка раздражала сама по себе – на фоне Уиллоу она смотрелась просто ангелом. Раздражали те проблемы, которые она невольно принесла с собой: начиная от её странного имени и акцента, заканчивая фактом её полёта в больную червоточину. И ведь не назовёшь глупой, просто… похоже, просто невезучая. Они все здесь невезучие – вряд ли кому-то действительно повезло оказаться в этом мире.

***

Рассвет застаёт его недалеко от Портала. Уродливая, кое-как сбитая вместе конструкция со странным глазом наверху, пытающимся отследить каждое движение. Кто бы ни был первым создателем этого монстра инженерной мысли, он точно был больным на всю голову. И почему-то Уилсону не верится, что этот Портал придумал Максвелл. Не его стиль. Учёный гасит факел и подходит поближе. Зрачок глаза тут же фокусируется на нём, и только остатки хорошего воспитания удерживают Хиггсбери от нецензурного жеста в сторону Портала. Что ж, вероятно, его придётся как-то активировать… если честно, какая-то часть Уилсона надеялась, что в арке уже загорелся странный белый свет и портал готов к использованию. - Что-то не так, приятель? – насмешливый голос за его спиной заставляет учёного коротко вздрогнуть. Копьё словно само собой оказывается в его руке, когда он резко оборачивается на источник шума. Ну, конечно, это Максвелл. Кто ещё это мог быть. Дымит своей отвратительной сигарой, смотрит сверху вниз и усмехается. Видит Бог, Уилсон бы дорого дал за возможность стереть эту усмешку с лица демона. Но в своём мире этот подонок неуязвим, поэтому Хиггсбери заставляет себя убрать копьё. - Куда они делись? – возможно, ему следовало бы обращаться почтительнее к повелителю этого мира, но Хиггсбери никогда и ни за что не склонит головы перед кем-то вроде Максвелла. - Ты и сам можешь прекрасно ответить на свой вопрос, - демон небрежно стряхивает пепел на траву, не отводя взгляда от Уилсона. Учёный отвечает ему столь же пристальным взглядом, вот только если Максвелл смотрит равнодушно-насмешливо, словно ему безумно надоела вся эта игра, но немного любопытно, что ещё сможет выкинуть Уилсон, то Хиггсбери напряжён и едва сдерживает немую ярость. - Если бы я мог, я бы не стал спрашивать тебя. Максвелл мог бы ответить, но он не делает этого. Он всё так же усмехается и смотрит как-то особенно насмешливо, будто наслаждается этим маленьким шоу. Уилсон неумолимо закипает, и этот взгляд совсем не помогает держать себя в руках. Он уже признал, что не может раскусить эту задачку сам, так чего ждёт демон? Хочет насладиться моментом? Заставить Хиггсбери ещё глубже прочувствовать своё унижение? Посмотреть, как долго Уилсон сможет сдерживать свою глупую, бессильную злость, сжигающую его изнутри? - Признаться честно, я немного удивлён, что ты догадался прийти сюда. Особенно если ты действительно не знаешь, куда исчезли твои друзья, - повелитель мира затягивается, выпускает облачко дыма. Уилсон ненавидит никотиновый дым, но у него нет выбора, кроме как терпеть. – Что ж, мой недочёт, так что я помогу запустить портал. - С чего ты взял, что я поверю тебе и пойду в него? – Хиггсбери словно даже подаётся вперёд, как в выпаде. Как будто и в самом деле не подозревает, что ему ответит демон, и не предчувствует, как болезненно его осадит Максвелл. Как будто и в самом деле не понимает, что нарывается. - У тебя нет выбора. И ярость внутри взрывается извержением вулкана, обжигает до такой степени, что Уилсон на мгновение теряет дар речи. Потому что этот чёртов демон прав, и он открыто наслаждается тем, что Хиггсбери придётся плясать под его дудку.