***
— Вы оба останетесь после лекции! Думаете, в общественном транспорте можно обсуждать преподавателей? Открою вам секрет: некоторые преподаватели ездят в этом транспорте вместе с вами. Можете не сомневаться: выговор вам обеспечен. Аудитория шумит и поворачивается к виновникам. Вглядываюсь в знакомое лицо того самого воришки — поникшее, удивлённое и возмущённое донельзя. Его друг мрачно смотрит вперёд, и от его взгляда становится не по себе. Том — так его зовут, хотя мне почему-то всё время хочется назвать его Тим — вдруг ловит именно мой взгляд. — Что смотришь? — грубо шепчет он. — Я этого не делал! Равнодушно пожимаю плечами и отворачиваюсь. Мне должно быть всё равно, но червячок обиды грызёт изнутри. Не люблю попадаться под горячую руку. После лекции преподаватель ловит двух парней и ведёт за собой. Тома среди них нет. Он тихо вздыхает, легко улыбается, и аудитория снова обращает внимание на него. Я в том числе: поглядываю, но осторожно: не хочется нарваться на грубость ещё раз. Но как по волшебству он снова выхватывает мой взгляд и, проходя мимо меня, останавливается, приближается и шёпотом заявляет: — Я же говорил: я этого не делал. Вскидываю брови, поджимаю губы и отворачиваюсь, пытаясь сделать вид, что мне абсолютно всё равно… но, идя к своему месту, почему-то по-дурацки улыбаюсь.***
Я не пью пиво, но в «Бургер Кинг» другого алкоголя не продают. Даже большой стакан погоды не сделает, но настроение всё равно значительно улучшается. Я выговорилась друзьям, обсудив с ними все аспекты непростой жизни со своей соседкой, — стало значительно легче. Они что-то обсуждают, а я выпускаю дым из лёгких, задумчиво вглядываясь в лица прохожих. Уже давным-давно темно — зима, как-никак, — день был непростой и хочется спать. Изредка улыбаюсь обрывкам фраз из общей беседы и киваю головой, но мыслями я дома, в своей жуткой неуютной комнате, которая стала самой надежной крепостью и любимым убежищем. Лицо одного прохожего кажется знакомым. Замираю с сигаретой в руке, обалдевшим взглядом вглядываясь в расплывчатое пятно. Конечно, у нас не очень большой город, но я всё равно не ожидала его тут увидеть. Том кивает мне, бросает короткое «привет» — молчу, напряжённо сведя брови на переносице и приоткрыв рот. Почему он поздоровался? Эта мысль вытягивает из омута умиротворения и предчувствия ленивого вечера, проведённого с ноутбуком на коленях. Он странный — все наши с ним столкновения почему-то странные. Нет, не так: наши столкновения совершенно обычные, только почему-то всегда неожиданные. Он мне не нравится: как раз таки наши столкновения делают его образ неприятным для меня — штампованный такой плохой парень из фильмов, которые я смотрела лет в тринадцать. Для полной картины не хватает богатых родителей, туповатости и, может быть, немного мышечной массы. Выкидываю сигарету, а вместе с ней — мысли об этой встрече.***
Вываливаюсь из такси, всей ступней плюхаясь прямиком в лужу, громко ругаюсь и почти по-собачьи трясу мокрой ногой, пытаясь сохранить равновесие. Кто-то из девочек делится сигаретой — послушно принимаю, подкуриваю и смотрю в сторону. Они о чём-то болтают, пьяные и раскрасневшиеся, но мне двух бокалов игристого вина мало, чтобы заставить вертолёты в голове взмыть вверх и кружить хотя бы в течение часа. Мыслями я дома, вместе со своим котом, который только-только привыкает к новой квартире, боится каждого шороха и наотрез отказывается есть. Я бы отменила эту пьяную встречу, чтобы остаться в квартире, но я и без того мало времени провожу со своими подругами — это было бы как минимум нечестно. Я стараюсь не думать о том, что оставить кота под присмотром своей сестры — самая ужасная мысль, которая мне только приходила в голову, но потом сестра присылает фотографию моего кота на её руках, и я, кажется, чувствую, как шевелятся волосы на затылке. Девочки что-то говорят мне, и я широко улыбаюсь в ответ, но потом, глядя на их недоумённые лица, понимаю, что, скорее всего, это был какой-то вопрос. — Ты какая-то невесёлая, — шепчет Джинни. — С чего ты взяла? — спрашиваю с идиотской улыбкой и нервно смеюсь. Джинни внимательно на меня смотрит, и я отворачиваюсь, чтобы не дымить на неё. Вглядываюсь в лица немногочисленных прохожих и замечаю одно смутно знакомое. Шестерёнки в голове нервно крутятся, пытаясь вспомнить, откуда я его знаю, а когда догадка, наконец, осеняет меня, я едва не сползаю на асфальт. — Что ты тут делаешь? — Живу. А ты? — Тоже. Разговор не клеится. Том окидывает взглядом мой наряд, потом глядит на подруг. — Гуляете? — Вроде того. У подруги день рождения, вот и собрались. — Поздравляю. — Ага. Том косится на сигарету в руке, и мне вдруг становится стыдно, пусть и курю я не очень часто. — Можно? Жадно смотрю, как он берёт сигарету из моих рук, случайно касаясь холодными пальцами моей руки, и подносит сигарету, измазанную тёмной помадой, к своим губам. Он что-то бормочет своему другу, затем расспрашивает меня об учёбе. Нервно улыбаясь, рассказываю об экзаменах — разговор вдруг идёт легко, но я почему-то не могу спокойно смотреть, как он курит мою сигарету — ту самую, что только что была у меня во рту. Судорожно сглатываю и тяну руку за ней — не знаю, почему, но мне необходимо сделать пару тяг сразу после него. Девчонки с интересом рассматривают его, но им пора идти — а я стою, будто приросла к земле, машу рукой в их сторону, коротко бросая «я догоню», а сама снова вглядываюсь в его лицо, надеясь, что он спишет мою глупую улыбку на алкоголь. Но я совсем не пьяна. — Точно догонишь? — спрашивает он. Моргаю, возвращая самообладание. Не могу даже попытаться представить, почему я так обрадовалась этой встрече. В голове крутится «у него есть девушка», а потом я вспоминаю, как моя сигарета дотронулась до его губ, и почти краснею — я бы покраснела, если бы умела. — Сейчас докурю и пойду, — нервно бросаю в ответ и смотрю на свои сапоги. Дура! Видимо, алкоголь всё-таки дал в голову — как иначе объяснить моё дурацкое поведение? В подсознании всплывает мысль, что ничего дурацкого в этом не было — в конце концов, я же не накинулась на него, не флиртовала с ним — всё было очень… по-приятельски. Бросаю сигарету, машу рукой на прощание и со всех ног бегу за своими подругами, стараясь не думать о том, как глупо выгляжу со стороны.***
Новый учебный год кажется сущим адом, потому что я везде вижу Тома и его девушку. Мне кажется, я её ненавижу; пусть неприятно это осознавать, но приходится смотреть правде в глаза. Они не позволяют себе лишнего на людях, ограничиваются поцелуем в щёку или сжатием руки, но почему-то именно эта нежность выбивает из колеи сильнее, чем если бы они потрахались прямо на столе преподавателя. Всего за какой-то год Том проник в душу, пустил там корни и оставил меня одну разгребать это дерьмо. Нет, конечно, он не делал ничего предосудительного. Нет-нет, я и сама прекрасно с этим справилась. Том часто глядит на меня, каким-то чудом выхватывает меня из огромной толпы, кивает в знак приветствия и не отворачивается. Я всегда отворачиваюсь первая. Не могу выдержать его внимательный и немного насмешливый взгляд, будто он знает, как сильно, чёрт возьми, мне хочется накинуться на него. Это магия — это просто какая-то магия, ведь иначе просто не бывает. Не со мной. Мне стыдно садиться на последние ряды и ловить недоумённые взгляды профессора МакГонагалл, но это — единственная возможность незаметно сверлить взглядом затылок Тома и представлять себе реальность, в которой мы могли бы быть вместе. Он бы не брал меня за руку, просто шёл бы рядом, иногда прижимаясь ко мне. И улыбался бы так, как любит: почти незаметно, немного зловеще и — совсем чуть-чуть! — развратно. Мне бы хотелось, чтобы эти мысли вызывали отвращение, но чего уж там.***
— Знаешь, Грейнджер, в каком-то смысле это даже пугает. Расплываюсь в неловкой улыбке. — О чём ты? Том садится рядом и ехидно улыбается. — Абсолютно уверен, что сейчас ты должна быть в другом месте. Он, конечно, прав: я должна быть на занятии профессора Бинса, но ведь тот всё равно не заметит моего отсутствия. Если вообще что-то заметит. Пожимаю плечами и делаю вид, что очень увлечена своей книгой, но Том выхватывает её из моих рук, заставляя вновь обратить всё внимание на него. Тихо вздыхаю. Будь он глупее, всё было бы немного проще. — Я не преследую тебя. — Конечно нет. Поднимаюсь на ноги и бросаю на Тома как можно более раздражённый взгляд. — Это библиотека, Риддл, я здесь часто бываю. — Ты не прогуливаешь. Никогда. Удивлённо вскидываю брови. Вот как, значит. Риддл тянет меня за руку, и я усаживаюсь на место рядом с ним — возможно, даже ближе, чем нужно. — Ты такая забавная, Грейнджер. Но ничего не выйдёт. Мелоди мне очень нужна. — Какая радость… Том вдруг перестаёт улыбаться и хватает меня за лицо. — Ты постоянно крутишься рядом со мной. Сначала трахаешь меня взглядом, а потом улыбаешься так невинно, что я почти готов поверить, будто тебе действительно наплевать. Думаешь, я ничего не вижу? Думаешь, мне не хочется поиметь тебя прямо здесь, не думая о том, как мне аукнется разрыв с этой флегматичной дурой? Как же ты не понимаешь, Грейнджер. Ты не делаешь лучше. Озадаченно хлопаю глазами, борясь с желанием ущипнуть себя за руку. — Почему ты говоришь мне это? — Потому что я хочу, чтобы ты перестала… испытывать моё терпение. Мне хочется спросить, что же произойдёт, если его терпение всё-таки лопнёт, но я предусмотрительно помалкиваю. — Я даже не могу понять, — раздражённо продолжает Том, всё ещё больно сжимая пальцами моё лицо, — что именно в тебе так меня задевает. Какое-то время я даже думал, что если ты продолжишь отвлекаться на меня, то завалишь экзамены — тебя просто отчислят и всё, наконец, закончится. Но ты и здесь выкрутилась: как же так получилось, что ты ещё и мозговитая? — Не очень вежливо. — Ещё бы. Медленно отвожу его руку от своего лица и нехотя встаю. — Я тебя услышала и поняла: больше не потревожу. Извини за столь назойливое внимание. Не знаю, чего хочется больше: ударить себя или сгореть от стыда. Всё действительно зашло слишком далеко, но единственное, о чём я жалею, — что Том всё понял. — Подожди, — требовательно произносит он. — Ну что ещё? Потребуешь от меня клятву? Письменное обещание? Я не хотела доставить вам неудобств, Ваше Величество, я… Том хватает меня и прижимает к себе, яростно впивается в губы, шарит руками под блузкой, залазит даже под юбку, поглаживая меня в таких местах, что я краснею от одной только мысли об этом. Это приятно, страшно и очень, очень странно. Мне хочется оттолкнуть его, влепить звонкую пощёчину и наорать, но я почему-то прижимаюсь сильнее, немного толкаюсь навстречу его руке и дрожу как осиновый лист. В этой части библиотеки нас не видно, но маленький червячок страха всё равно неприятно елозит где-то в животе. Том садится обратно, я наваливаюсь на него сверху, одобрительно стону, когда руки крепко сжимают задницу — это определённо лучше, чем даже в самых развратных мечтах. Том бормочет мне в шею какие-то ругательства; отстранённо подмечаю, что в них он проклинает меня и тоже стонет: тихо, но очень возбуждающе. На этом этапе мне уже всё равно: я бесстыдно трусь об его ногу и несколько раз специально задеваю его ширинку. Мне не хочется думать, как отвратительно мы выглядим со стороны, ведь я всё равно ничего не могу с этим поделать.***
Из библиотеки я выхожу с блаженной улыбкой на губах — иронично, но никто и в жизни не подумает, что в этот момент я могу быть глубоко несчастна. Солнца почти не видно, но на улице и без него полно жёлтого цвета: сухие листья отрываются от веток и медленно кружат на ветру. Сейчас ещё тепло, но первый осенний холодок уже подкрадывается сзади, угрожает дождями и гриппом. Я медленно бреду домой, гордо проходя мимо табачного магазина. Дома меня ждёт кот и ноутбук с любимыми фильмами, а через неделю профессор МакГонагалл откроет запись на дополнительные занятия — надо будет обязательно попробовать.