Tears Into Wine

Поздно вечером, когда бессонная «Нормандия» немного затихает, коммандер спускается к главной батарее. Дверь оказывается не заперта. — Ты в порядке? — без обиняков спрашивает Шепард у Гарруса, но ответа не следует. Переступив с ноги на ногу, она мучительно размышляет, стоит ли ей напомнить о своём присутствии ещё раз или лучше оставить Гарруса в покое — ну, в том относительном покое, который может предоставить капризная боевая система корабля. Решившись, Шепард подходит ближе. — Гаррус?.. — окликает она, осторожно касаясь его локтя. В ответ он дёргает плечом, и Шепард убирает руку, чувствуя себя ещё более неловко, чем прежде. Ей вдруг кажется, что её присутствие сейчас абсолютно неуместно — хочется извиниться, выйти и сделать вид, будто у неё и в мыслях не было идеи навещать его. Это так глупо, что на тот короткий миг, который требуется Гаррусу, чтобы закончить с текущей задачей, Шепард успевает рассердиться на саму себя, заключить, что это совсем уж по-идиотски, и успокоиться. — Это очень странное ощущение, — наконец подаёт голос он. — Всё какое-то… серое. На Омеге я убедился в том, что гораздо проще жить, когда мир делится на чёрное и белое. Я не знаю, что делать с серым. Шепард понимает, что Гаррус имеет в виду. И что тут скажешь? Наверное, ничего отличного от того, что она сама слышала в подобных ситуациях. — Дай себе время. Помедлив, Гаррус разворачивается. Он выглядит на редкость подавленным — впрочем, было бы странно ожидать иного. Долго вынашиваемое желание мести наконец осуществилось, но, как водится, не принесло облегчения — только опустошение. — Жизнь продолжается, — кивает он. — Я понимаю это. Умом. — Поговори со мной, — просит Шепард. Разговор — это всё, что она может ему предложить. Не самое приятное осознание — обнять бы, погладить по гребню, как ребёнка, сказать, что всё наладится, — но всё же лучше, чем ничего. — Что я могу сказать? — пожимает плечами Гаррус. — Что ты хочешь услышать? — Я не… — Прервавшись, Шепард качает головой, и её взгляд становится укоризненным. — Когда ты приходишь поддержать меня, я не спрашиваю, что ты с радостью выслушаешь, а о чём мне стоит молчать. Почему же ты просишь указаний, когда уже я пришла поддержать тебя? Он отводит глаза. Шепард привычно садится на ящик у стены — не один час она провела на нём, обсуждая с Гаррусом всё на свете, делясь размышлениями, спрашивая совета или давая оный. Сам Гаррус рассеянно проходится по отсеку, скользя расфокусированным взглядом по сторонам. Его пальцы бездумно пробегаются по консоли и всё ещё дрожат, едва уловимо. Через несколько минут взаимного молчания он открывает рот, намереваясь что-то сказать, но так и не решается. Поймав его за руку, Шепард крепко сжимает ладонь. Дрогнув, три его пальца тесным кольцом обхватывают её пять. — Шепард… — хрипло произносит Гаррус, глядя на их соединённые руки, и вскидывает голову. — Я в который раз поражаюсь тому, сколько ты для меня делаешь. Повторюсь, но сколько… Она с улыбкой поднимает вторую руку, умоляя не продолжать. Когда Гаррус начинает расписывать степень своей признательности, или одобрять её действия, или попросту осыпать комплиментами, ей почему-то хочется провалиться сквозь землю. Да и кончики ушей начинают гореть, и с каждым его словом — всё сильнее. — Если ты снова начнёшь меня благодарить, я решу, что ты пьян. — Честно говоря, не отказался бы, — усмехается Гаррус и отпускает её ладонь. — Знаешь, Шепард, ты удивительная женщина. У тебя всегда находятся силы идти вперёд — и, при этом, тащить за собой других. Кто бы ни тянул к нам лапы — Жнецы, Коллекционеры, кто-то ещё, — я знаю: ты справишься. Хотя бы потому, что не умеешь иначе, но это далеко не единственная причина. — Думаешь, нас ждёт что-то похуже Жнецов? «Не самая лучшая тема для поднятия настроения», — запоздало понимает она. — Кто знает, — уклончиво отвечает Гаррус. — Я предпочитаю ожидать худшего. Так всегда остаётся шанс для маленького приятного сюрприза. — Здравая позиция. Скажи мне честно, — её голос становится неуверенным. — Как ты оцениваешь наши шансы на успех? — Хороший вопрос. Он долго молчит, касается подбородка, а потом опускает руку так… залихватски, думает Шепард, будто сейчас сплюнет под ноги и спросит, растягивая гласные: «Проблемы, детка?» — Раньше всё было быстро и просто, — говорит, наконец, Гаррус. — Прилетели, приземлились, взорвали пару-тройку гетов, спасли Галактику. — Он позволяет себе смешок, но тотчас возвращается к серьёзному тону. — Сейчас же… совершенно иной расклад. Область, не отмеченная на карте, неизученные технологии, Коллекционеры… Потери неизбежны. — Да, — соглашается Шепард, скользя рассеянным взглядом по отсеку. — Тебе страшно? Не волнуйся. — Его жвалы расходятся в подобии улыбки. — Я никому не расскажу. И, — добавляет он тише, — что бы ни случилось, я с тобой. — Это… значительно повышает шансы на успех. Гаррус опускает голову, тепло глядя на неё, и у Шепард немного звенит в ушах, всего несколько мгновений. — В конце концов, — продолжает он, — можно посмотреть на ситуацию с другой стороны: один раз Коллекционеры тебя уже убили, а тебя это только немного разозлило. Честно говоря, я сомневаюсь, что они способны на большее. Я думаю… Требовательный писк со стороны консоли прерывает его на полуслове. — Предварительная калибровка окончена, — отстранённо сообщает Гаррус, внимательно изучая выведенные на экран данные. — Кажется… Чёрт. Только кажется. Всё сначала. Слушая, как он переговаривается сам с собой, Шепард молча разглядывает его лицо. Забавно, но Гаррус напоминает ей большого кота — не столько повадками, сколько чертами. Да и голос у него очень… мурлыкающий. Когда он бормочет что-то особенно гортанно — кажется, поминает не самым добрым словом настройки боевой системы — Шепард невольно дёргает плечом, сгоняя пробежавшие по коже мурашки. — Гаррус, — окликает его она и упирается локтями в колени, сплетая руки в замок. — Мне кажется, я давно должна тебе кое-что сказать. Без тебя у меня ничего бы не получилось. Казалось бы, ничего нового — сколько раз она на разный лад говорила ему подобное? Не сосчитать. Однако сегодня слова цепляются за язык, произносятся с усилием — звучат иначе. Возможно, потому, что подразумевают под собой нечто бóльшее, нежели простую благодарность за не раз прикрытую в перестрелке спину. Она не рискует обдумывать это. Не сейчас. — Ерунда, — беспечно отзывается Гаррус. — Всё бы у тебя получилось. Не так стильно, правда, — шутит он. Шепард улыбается, а он продолжает, останавливая скольжение пальцев по консоли: — Никак не могу осознать, что всё это не сон. Я снова на «Нормандии», восстановленной «Цербером», готовлюсь к очередной самоубийственной авантюре, в которую ты меня ведёшь… Я уже говорил, что работа с тобой круче, чем в СБЦ? Подумав, я пришёл к выводу, что ты круче СБЦ и турианской армии вместе взятых. Воистину, если она и умеет что-то в совершенстве, так это вести за собой в самое пекло. …Тогда как Гаррус гораздо лучше, чем она, сменяет неловкие темы куда более безопасными. С ним вообще на удивление легко говорить. Порой у Шепард даже складывается впечатление, что он читает её мысли, иначе как ему удаётся так удачно придумывать реплики? — Так значит, ты никогда не жалел, что ушёл оттуда? — Вообще ни разу, — честно отвечает он. — Я очень плохой турианец, знаешь ли. Хороший турианец слышит сомнительный приказ и выполняет его. Ворчит, жалуется, но знает своё место. Я не понимаю, зачем вести себя тихо и вежливо, когда на кону судьба целой галактики. Да и ваши методы подготовки к заданиям нравятся мне куда больше наших. — Разве есть разница? — спрашивает Шепард, заинтересованно подаваясь вперёд. — Я думала, что по сути армия всегда остается армией, и неважно, какого вида солдаты. — На турианских кораблях дисциплина гораздо жёстче, чем в Альянсе, — поясняет Гаррус, складывая руки за спиной. — Бойцов держат в строгости, но при этом не запрещают выпускать пар. Есть тренировочные залы, боевые симуляторы… Разрешаются спарринги в полный контакт. То есть, всё, что помогает снять напряжение. Разумеется, за происходящим наблюдают супервизоры — серьёзные увечья могут помешать выполнению задания. Кстати, таким образом решаются и конфликты между членами экипажа. Думаю, кое-кому из нашей новой компании не помешало бы помахать кулаками. Усмехнувшись, Шепард кивает, без слов прося продолжать. Интересно, знает ли он, как ей нравится слушать его байки? Впрочем, учитывая время, проведённое ими в разговорах друг с другом, Гаррус наверняка догадывается, насколько приятным может быть его общество. — Помнится, как-то раз нам нужно было разобраться с шайкой батарианских пиратов, — продолжает, тем временем, он, неторопливо шагая по отсеку. — Довольно рискованное мероприятие, как ты можешь представить, а я как раз был на ножах с одной разведчицей из группы. Бесили друг друга так, что словами не описать. Она предложила уладить всё на ринге. Я согласился. — Ты, конечно, вежливо её уложил? — интересуется Шепард, про себя усмехаясь тому, насколько двусмысленной получилась фраза. Гаррус скашивает на неё глаза. В его взгляде отчётливо читается веселье — а также внезапная мечтательная задумчивость. — В некотором роде. Мы были лучшими специалистами по рукопашному бою на том корабле. Я проворный, но она была гибче, так что после девяти раундов жёстокого мордобоя судья объявил ничью. К глубочайшей досаде букмекеров, — хмыкает он и делает паузу. — Финальный раунд мы провели у неё дома. Ну, ты понимаешь — проворный я, она вся такая гибкая… В общем, — смущённо кашлянув, обрывает поток воспоминаний Гаррус, запоздало осознав, что сболтнул лишнего, — есть и другие способы снять стресс. Несколько мгновений Шепард молчит, с улыбкой рассматривая носы своих ботинок. До сих пор она и подумать не могла о Гаррусе в роли героя-любовника — да и с чего бы ей представлять его в таком амплуа? — а вон оно что. Неожиданное открытие. А потом её посещает идея. Не тратя время на её обдумывание, она говорит, усмехаясь уголком рта: — Кстати, о стрессе. Мне кажется, ты до сих пор напряжён после случившегося. Может, я помогу тебе с этим? — Э-э-э… Не думаю, что спарринг — это хорошая идея, коммандер, — осторожно отзывается Гаррус, неожиданно вспомнив о субординации. — Кто сказал, что я говорю о спарринге? — легкомысленно интересуется Шепард, поднимаясь с места. Подходя ближе, она с улыбкой наблюдает, как глаза Гарруса становятся больше, и почти слышит, как что-то туго щёлкает в его голове, пытаясь уложить её недвусмысленный намёк в соответствующие пазы. — Я шучу, расслабься, — смеётся она, хлопая его по плечу, но умолкает, поймав на краю сознания задумчивое «А, впрочем, почему бы и нет?..» Вот только этого ещё не хватало. — Значит, ты и я, — уточняет Гаррус. — На ринге. Просто так. — Просто так, — кивает Шепард и добавляет, предвосхищая вопросы: — Сейчас.

***

Происходящее вызывало у неё странное чувство ирреальности, напоминая сон — из тех, после которых просыпаешься с мыслью «Что это было?» Не то, чтобы спарринг являлся такой уж экстраординарной вещью, недоступной простым смертным, однако подобное времяпрепровождение никогда не входило в их привычки. Говоря откровенно, теперь Шепард задавалась вопросом, почему они не попробовали этого раньше. Её вёл азарт. Она умела ловить своеобразное удовольствие от напряжённой перестрелки или тонкого интеллектуального противостояния, а потому находилась в приятном предвкушении. Судя по всему, оппонент всецело разделял её чувства. И не только он. — Вы ставите меня в неловкое положение, коммандер, — звучит из динамиков нарочито озадаченный голос Джокера. — Никак не могу выбрать, за кого болеть — у вас достойный соперник. Вот это я понимаю! Не то, что какой-то там Сарен. Напоминаю всем: до окончания приёма ставок остаётся пять минут! Не забудьте: сегодня, грузовой отсек! Прихватите поп-корн. — Джокер… — предупреждающе тянет Шепард. — Понял. Тише воды, ниже травы. Нельзя отвлекать и всё такое. — Вам лучше заняться делом, мистер Моро, — советует СУЗИ, но даже в её синтезированном голосе можно угадать некий намёк на веселье — вопреки уверениям, что ИИ не имеют эмоций. — Как можно, когда тут… — реплика обрывается на полуслове, и Шепард облегчённо вздыхает: она бы точно не выдержала всей той лавины комментариев, которые Джокер, несомненно, намеревался вывалить. — Тебе стоило отключить ему возможность видеонаблюдения, — замечает Гаррус. — Так, на всякий случай. — Кто-то же должен позаботиться о том, чтобы доставить тебя в лазарет, — отзывается Шепард, проверяя, плотно ли сидит на ногах обувь: вылететь из неё во время пусть и дружеского, но всё-таки боя — не самое лучшее, что может случиться. — Думаешь, Джокеру по силам… — начинает Гаррус, но, замолкает, спохватившись. — Постой-ка. Кажется, ты абсолютно уверена в своей победе?.. — Не стоит меня недооценивать, — говорит Шепард, подходя ближе. — Я и не думал. Но ты же понимаешь — специалист по рукопашной борьбе и, к тому же, мужчина… — И сексизма, пожалуй, тоже следует убавить. Её реплика вызывает у него ожидаемую усмешку. Словесные баталии — отличная разминка, особенно когда обе стороны знают, что это не больше, чем простое бахвальство, задиристое, беззлобное и похожее на игру в пинг-понг. Шепард как-то довелось помахать ракеткой; особенной увлечённости процессом она у себя, правда, не заметила. Будь на месте Гарруса кто-то другой, она бы посчитала, что они флиртуют. — Если ты думаешь, что моё раненое плечо даст тебе преимущество, то глубоко ошибаешься. У тебя нет шансов, — заявляет он и переступает с ноги на ногу. В этот момент Шепард и атакует. Она бьёт, не желая делать поблажек или унижать несерьёзностью — спарринг в полную силу представляется весьма заманчивой идеей. Да и какой смысл в полушутливой потасовке, когда им обоим хочется разгрузить голову? Она целит в лицо, и удар мог бы прийтись прямо в изуродованную шрамами щёку, не будь у Гарруса отменной реакции. Он парирует без каких-либо усилий, почти бережно отводя её руку в сторону, чтобы мгновением спустя оказаться за спиной. Не растерявшись, Шепард уходит из потенциально опасной зоны, избегая захвата. Слыша, как Гаррус одобрительно цокает языком, она думает, что это весьма неплохое начало. Шепард без труда освежает в памяти уроки рукопашного боя, отточенные ей в Арктурской академии, а впервые полученные ещё в юности — где-то там, в другой, потерянной нынче жизни, полной бесконечных переездов и одиноких вечеров с книжками. Вспоминая, как в далёкие четырнадцать ей хотелось, чтобы её тренировал отец, она испытывает лёгкую ностальгию. Хорошо, что этого не случилось: зная отца, он никогда бы не смог перейти определённых границ — в отличии от посторонних людей, гонявших её в хвост и в гриву. В движениях Гарруса не было и намёка на изящество, однако двигался он плавно — пожалуй, даже слишком плавно для кого-то в два метра ростом. Ни одного лишнего движения, отточенная лаконичность, и вместе с тем — почти танец, завораживающий и, в определённых условиях, опасный. То сокращая, то увеличивая дистанцию, Гаррус, казалось, был повсюду и нигде: там, куда она метила рукой, были его руки; там, куда должен был прийтись удар ногой, его не оказывалось вовсе. Это раздражало, подстёгивало и злило — в конце концов, должны же быть в его защите слабости? Теория подсказывала, что да, но практика не спешила подтвердить её догадки. Даже с раненым плечом и без визора Гаррус вёл бой безо всяких проблем. Кто знает, сколько бы это продлилось, не реши она действовать более настойчиво. Шепард умела уступать, но проигрывать… нет, проигрывать она не любила. Крепкий блок рук не позволяет ей добраться до груди или плеч, но открывает бесконечные возможности для ног, чем она незамедлительно пользуется. В этот раз ловкость Гарруса не спасает его от быстрой подсечки. Всё, что он успевает сделать перед падением — это поставить подножку, увлекая Шепард за собой. Рухнув на спину, опираясь на локти и фактически являясь проигравшим, он, тем не менее, вовсе не выглядит расстроенным. Напротив — жёсткие губы приоткрыты в подобии улыбки. Даже пальцы Шепард, обхватившие горло, ничуть не мешают его веселью — равно как и вес её тела. — Это было очень агрессивно, коммандер, — отмечает Гаррус, сощурившись. — Никогда бы не подумал. — Я полна сюрпризов, — усмехается Шепард, для равновесия упершись рукой в пол. Довольство в её голосе, кажется, можно расфасовывать и раздавать неимущим. Вздёрнув подбородок, Гаррус качает головой — как она думает, сокрушаясь собственной участи. Однако то, что он произносит после, касается вовсе не проигранного боя. — При других обстоятельствах я бы подумал, что сейчас ты предложишь мне финальный раунд в своей каюте. Воздуха вдруг становится катастрофически мало — или он просто отказывается проталкиваться в лёгкие? — А что мне мешает? — спрашивает она как можно небрежнее. — Отсутствие гребня? Каюта у меня, вроде как, имеется. Секунды растягиваются на часы. …Шепард не удаётся понять, как триумф оборачивается неудачей, а она сама — оказывается на спине. Даже не почувствовав удара, она широко распахивает глаза, пытаясь осознать, какого чёрта её запястья — только что совершенно свободные — находятся в плотном кольце длинных пальцев Гарруса, и почему её лопатки холодит пол. Потерять концентрацию из-за пары игривых фраз. Великолепно. — Не стоит меня недооценивать, — повторяет Гаррус её собственные слова, почти мурлыча. Почему-то единственная связная мысль, возникшая в её голове, касается его одежды: за всё то время, что они в прямом смысле провели бок о бок, она видела его в гражданском всего пару раз. — Один-ноль в мою пользу. — С чего бы? — хмурится Шепард. — Я была первая. — Ты уронила меня, но не уложила на лопатки. Задохнувшись от возмущения, она делает попытку вырваться — скорее для проформы, нежели действительно стараясь добиться результата, — но Гаррус без видимого труда удерживает её на месте. — Какая импульсивность! — Ты бы знал, — медленно произносит она, не переставая дёргаться, — как мне хочется врезать по твоей самодовольной физиономии. — Прояви снисхождение, ей и так досталось. Грузовой отсек вновь погружается в тишину, и Шепард как-то разом осознаёт, что, в общем-то, беспомощно лежит на спине, в то время как Гаррус почти издевательски нависает над ней, надёжно зафиксировав руки. Если не считать недавний массаж, окончившийся не самым лёгким и приятным разговором, раньше им никогда не доводилось бывать в такой близости друг от друга. Не то, чтобы это особенно смущало — когда проводишь так много времени вместе, перестаешь испытывать смущение, — но они определённо… слишком близко. Ей даже не приходится напрягаться, чтобы услышать его запах: пот, стиральный порошок, собственный аромат Гарруса, не поддающийся словесному описанию. И ладони его слишком горячие для её кожи — интересно, у всех турианцев так? Или, быть может, у неё сейчас такие же?.. И что, чёрт возьми, всё это было? У кого из них сбоит программа? Гаррус размыкает пальцы, но не торопится отстраняться. Двинув жвалами, он открывает рот, намереваясь что-то сказать, но динамики под потолком вновь оживают, и отсек заполняет восторженный голос Джокера: — Вот это я понимаю спарринг! Весь экстранет может просто удавиться от зависти — их унылым роликам такое и не снилось! — Не думаю, что сеть экстранет может окончить жизнь самоубийством, мистер Моро, — вмешивается СУЗИ, и Шепард, наконец, выходит из состояния полутранса, а Гаррус отодвигается. Поднявшись на ноги, коммандер деловито отряхивается, будто бы позабыв о том, что пол мыли сегодняшним вечером. Подлый внутренний голосок, обычно не имеющий привычки заявлять о своём существовании, не забывает напомнить, что нарочитая занятость чем-то — распространённый способ замаскировать неловкость. «Иди ты», — мысленно посылает его она. — Гаррус, ты нажил себе опасного противника, — продолжает веселиться Джокер. — Гляди в оба: Шепард не тот человек, который оставит это без внимания. Жди реванша. — С нетерпением, — отзывается тот, и ей кажется, что обращается Гаррус вовсе не к чрезмерно говорливому пилоту. Почувствовав себя ещё более сконфуженной, Шепард направляется к лифту. — Ладно, ребята, это было весело, но уже поздно, и всем нам нужно выспаться. Почему ей кажется, что это звучит как отговорка? …Потому что это она и есть? — Так точно, коммандер, — подаёт голос Гаррус, потирая локоть. — Передавай привет консоли управления. — Думаю, она будет счастлива получить от тебя весточку. Спасибо за спарринг, Шепард. Покидая грузовой отсек, она слышит любопытный голос Джокера, интересующийся правилами финального раунда, и обещает себе, что непременно заблокирует на его рабочем месте все камеры и переговорные устройства. На всякий случай.