Tears Into Wine

Она вернулась с Аратота спустя три дня после отбытия — три дня радиомолчания, три дня, проведённых в бесконечном накручивании самого себя, три дня в состоянии, близком к панике. Работа в СБЦ приучила Гарруса доверять собственной интуиции, но в этот раз ему хотелось, чтобы сигналы, подаваемые ею, были ложными. «Что-то пошло не так», — шептала она, но он отмахивался от ощущения как от назойливо жужжащего насекомого. Не получалось: мерзкий шёпоток сопровождал его всюду, мастерски игнорируя любые попытки отвлечься. «Что-то пошло не так» повторялось рефреном, выползало из глубин подсознания и цеплялось за любые его мысли, стоило им коснуться Шепард — когда он ел, спал, работал, проверял почту, разговаривал с коллегами, приказывал себе успокоиться. Присасывалось и кормилось, словно кровопийца, пировало, подпитываясь его нервозностью и страхом. Что-то пошло не так что-то пошло не так что-то пошло не так «Коммандер на мостике», — услышал он голос Джокера по интеркому и поспешил на вторую палубу. Ноги несли его сами, преодолевая расстояние вдвое быстрее обычного. Внутренний голос молчал. Шепард стояла, упёршись руками в перила. Гаррус сразу понял, что она ранена: одно её колено было согнуто, линия плеч скошена, а центр тяжести смещён вправо — стоять таким образом было бы неудобно, не выбери она эту позу целенаправленно. Рядом неуверенно топталась Келли, собираясь не то заговорить, не то коснуться коммандера протянутой к ней рукой. Гаррус устремился вперёд — только для того, чтобы замереть в похожей нерешительности. Кусочки паззла начали собираться самостоятельно: из осторожных реплик Чемберс, шарканья спешащего к ним Джокера, взгляда на галактическую карту. Гаррус знал, что вылазка обернулась катастрофой задолго до того, как система Бахак замигала красным. — Поговорим об этом позже, — бросила Шепард, разворачиваясь, и стянула с головы шлем; на скуле багровел свежий синяк. В её голосе не было и намёка на резкость — только космическая усталость, недвусмысленно намекающая на то, что сейчас ей меньше всего хотелось обсуждать случившееся. Не понять этого мог только законченный дурак. — Тебе нужно показаться доктору, — сказал Гаррус, но она оставила его слова без внимания, попросту пройдя мимо. Он бы не удивился, не услышь она их вовсе. — Шепард, — позвал Гаррус, следуя за ней по пятам. — Шепард, пожалуйста. — Потом, — отрезала она, заходя в кабину лифта. — Всё потом. Это могло показаться трусливым, но что-то в её голосе мигом отбило у него желание настаивать и спорить. — Ты хочешь побыть одна? — неуверенно спросил он. Пауза. — Нет. …Если бы Гарруса попросили подобрать сравнение, он бы сказал, что Шепард походила на старомодную механическую игрушку, в которой внезапно кончился завод. Очутившись в каюте, она замерла, будто не вполне осознавая, где и почему находится. Когда он встал перед ней, она едва заметно вздрогнула, словно успев позабыть о его присутствии, и быстро подняла взгляд — из тех, которые он видел нечасто: открытый, беззащитный… и очень усталый. «Выглядишь так, будто вот-вот упадёшь», — возникло на его языке, но Гаррус не стал произносить фразу вслух: это не та ситуация, которую можно украсить шуткой — тем более, такой неловкой. Духи, это и шуткой-то назвать нельзя. — Давай помогу, — сказал он вместо этого и, не дожидаясь согласия, забрал у Шепард шлем. Пальцы — отчего-то чудовищно неуклюжие — пробежались по креплениям, освобождая её из плена брони. Поначалу Шепард не проявляла никакого содействия, но полминуты спустя встрепенулась и начала послушно поднимать и опускать конечности, предугадывая его действия и тем самым значительно облегчая задачу. Гаррус хмурился, замечая тёмные пятна на её андерсьюте — куда более тёмные, чем сама ткань; под левым ребром она очевидно прилипла к телу. — Ты уверена, что не хочешь показаться доктору Чаквас? — спросил он, не надеясь получить ответа, но Шепард ответила. — Прямо сейчас я хочу принять душ. Гаррус проглотил каждый из придуманных им аргументов; неозвученные протесты обожгли горло огнём тысячи преисподних. Отложив на стол наколенник, он выпрямился и не отказал себе в желании приласкать её щёку. Опустив ресницы, Шепард слегка подалась навстречу прикосновению. — Я принесу поесть, — сообщил Гаррус, с сожалением убирая руку; сейчас ей нужно восстановить силы, а не тратить их на нежности. Шепард кивнула в безмолвном «спасибо». Ему и не требовалось благодарности: они провели бок о бок достаточно времени для того, чтобы перестать обращать внимания на слова. К тому же, было бы верхом эгоистичности ждать их от человека, держащегося на ногах исключительно за счёт упрямства. Шепотки «Неужели — правда?» сопровождали его на протяжении всего пути до столовой. Несмотря на то, что адресованы они были не Гаррусу, он всё равно порывался обратиться к говорящим с репликами из серии «Давайте подождём, пока не услышим историю полностью — из первых уст». Он знал, что даже поступи он таким образом, это не остановит их от пересудов. Доселе Гаррус ни разу не слышал в адрес Шепард по-настоящему нелестных замечаний, поэтому понимание, что вскоре едва ли не каждый член экипажа захочет обсудить её действия, приносило ему дискомфорт. Да, именно этого они и желали — обмусолить свежие новости… и, возможно, впервые усомниться в той, кто вела их всё это время. Гаррус гнал от себя эти мысли, но они возвращались — снова и снова. Складывая еду на поднос, он поймал себя на том, что поставил упаковку сока вверх ногами и, более того, перепутал лево-аминокислотный коктейль с право-аминокислотным. Вернувшись в каюту, Гаррус прислушался. В уборной шумела вода. Поставив поднос рядом с консолью, он осторожно коснулся двери, приказав ей отъехать в сторону. Опершись ладонью о стену, Шепард неподвижно стояла под душем; другая её рука была прижата к левому боку. Гаррус почувствовал, как внутренности сжимает ледяной кулак ужаса, потому что стекающая в сливное отверстие вода была окрашена в розовый. — Шепард! — воскликнул он, не пытаясь скрыть в голосе страх — даже не задумавшись об этом. — Шепард, пожалуйста, тебе нужно показаться доктору. Я пойду с тобой, если хочешь. Твоя рана очевидным образом открылась и… — Подойди ко мне, — попросила она, проигнорировав вспышку его волнения. Гаррус открыл рот, чтобы разразиться новой порцией убеждений, но горло сдавило тисками. Дёрнув жвалами, он скинул одежду и присоединился к ней. Шепард едва слышно зашипела, когда он дотронулся до лениво кровоточащей раны, но не позволила отдёрнуть ладонь, тотчас накрыв её своей — словно надеясь, что её сможет исцелить уже одно это касание. Если бы только это было возможно. Гаррус многое бы отдал, чтобы сделать это возможным. По его внутренним часам, они стояли, обнявшись, не меньше десяти минут, пока Шепард наконец не зашевелилась — медленно и неуклюже, словно приходя в себя после затянувшегося сна. Каким бы образом это не перезарядило её батарейку, это случилось. Насухо вытершись и выдав полотенце Гаррусу, она позволила ему оказать ей первую помощь, оделась, поела и, в целом, стала выглядеть гораздо лучше, чем прежде. Поджав под себя здоровую ногу и повернувшись к Гаррусу лицом, Шепард начала говорить. Её голос был спокойным, уверенным и лишённым дрожи — так говорят те, кто смирился с неприятностью поднятой темы и не видит смысла бежать от неё. Она рассказывала по порядку, не акцентируясь на деталях, но осветив все ключевые моменты: вызволение доктора Кенсон из батарианской тюрьмы, таймер, безжалостно отсчитывающий отведённое им время, Проект Ро, выживание под огнём превосходящего противника, собственное пленение, то, как очнулась без брони и оружия, вынужденная прогрызать себе путь на свободу… как погубила систему Бахак и говорила с Предвестником. Стоило Гаррусу задуматься о том, какие последствия могут повлечь её действия, и его начинало мутить. Произошедшее не укладывалось в голове, не вмещалось в заготовленные рамки, не могло не вызывать шока, неверия, ужаса. Гаррус никогда не сомневался в реальности угрозы Жнецов: он был рядом с Шепард, когда она говорила с Властелином, когда тот напал на Цитадель, когда они штурмовали базу Коллекционеров. Они всегда знали, что лежит впереди, и готовились жертвовать. Это было тем, чему учат в турианской армии; это было непреложным фактом — как то, что вода мокрая. И, тем не менее, Гаррус не чувствовал себя готовым и не представлял, как к этому можно подготовиться. Сейчас, когда дыхание смерти отчётливо дохнуло в затылок, реальность грядущего стала чересчур осязаемой для того, чтобы с этим можно было справиться с наскока. — Знаешь, что самое страшное, Гаррус? — тихо спросила Шепард. — Я не уверена, что действительно смогла выиграть нам время. Кто знает — может, сейчас, в эту самую минуту, пока мы сидим и наслаждаемся тишиной, армада Жнецов подходит к окраине Млечного Пути. А может, давно пересекает его, двигаясь в нашу сторону. А может, они уже на самом пороге. Гаррус не знал, чего ему хотелось больше: зажмуриться, оглохнуть или малодушно накрыть рот Шепард ладонью. — А если я и выиграла нам время, — продолжала, тем временем, она, — то какой ценой? Я уверяю себя в том, что сделала всё от меня зависящее, и знаю, что в этой мысли нет самообмана, но это не заставляет меня чувствовать себя лучше. Мне страшно, Гаррус. Я не должна бояться того, что будет дальше, но у меня не получается. Я пытаюсь, но не могу. Гаррус знал, что она имеет в виду, потому что чувствовал то же самое. Песочные часы, ранее бездействующие, наконец перевернулись, и песок начал медленно, но неумолимо заполнять нижнюю их часть. Он никогда не был хорош в словах, справедливо считая себя не самым красноречивым из турианцев, поэтому молча сжал пальцы Шепард своими. «Я с тобой, — говорило это пожатие. — Что бы ни случилось, что бы нас ни ждало — я с тобой». …Они уснули, образовав живой кокон на двоих, не прерывая объятий — дыша дыханием друг друга. Шепард вскинулась спустя полчаса дурных, жарких снов; застонала, словно от боли, ткнулась Гаррусу в шею, ища утешения, и он, не вполне придя в себя сам, запечатал все её страхи поцелуями — в лоб, щёки и губы. Проснулся Гаррус один.

***

Последующие дни превратились в стремительно закручивающуюся ленту — или карусель; он видел их в старых фильмах, которые показывала ему Шепард. Пока Гаррус спал, избавив себя от необходимости спешно переваривать случившееся, она успела наведаться к доктору Чаквас, а «Нормандию» посетил адмирал Стивен Хакетт — командующий офицер Пятого Флота Альянса. С этого момента всё и полетело в тартарары. Когда стало ясно, что произошедшее в системе Бахак не останется без внимания Совета — да и могло ли? — трибунал стал всего лишь вопросом времени. Шепард, казалось, это волновало не больше, чем соринка на пиджаке. Поначалу Гаррус переживал, что она может держать эмоции при себе, однако наедине с ним Шепард ничем не отличалась от своего публичного образа. Она не пыталась съехать с темы или приукрасить её шутками, но не выказывала и толики волнения; она всё так же улыбалась, общалась с товарищами и занималась повседневными заботами. Возможно, с его стороны было самоуверенным считать, что она бы не стала таиться в том числе от него, но Гаррус надеялся, что не успел проглядеть изменения в её настрое. Шепард не позволяла себе согнуться и явно намеревалась бороться, отстаивая целесообразность собственного решения. Она держалась молодцом, и Гаррус легко перенимал её уверенность, игнорируя нарастающую в сердце тревогу. «Это тоже война, — говорил он себе, — и побеждают в ней те, чьи чины выше». Он деликатно покидал каюту, когда её вызывали на связь; случалось это практически каждый день. Иногда, впрочем, Шепард просила Гарруса остаться, говоря, что его присутствие никак не помешает беседе — когда по ту сторону канала были Андерсон, мама… Кайдан. На первых порах Гаррус воспринял его поддержку в штыки — где ты был, когда она нуждалась в тебе больше всего на свете? — но впоследствии гнев сошёл на нет. Кайдан был искренен, и Гаррус научился верить тому, что за словами сочувствия скрывалась не только вина за Горизонт. «Он всё ещё любит тебя», — сказал он однажды Шепард. Зачем? Это и так было очевидно. «Я знаю, — отозвалась она. — Жаль». В одну из ночей, ничем не отличавшуюся от прочих, Гаррус стал случайным свидетелем разговора СУЗИ и Джокера. Он отнюдь не планировал подслушивать, просто замешкался в медотсеке, ища обезболивающее — Чаквас давно спала, а у Шепард вновь разболелась голова, — однако так удивился, увидев пилота вне собственного кресла, что невольно замер. Когда он упомянул «Цербер», Гаррус обратился в слух. СУЗИ говорила, что Призрак пытался вернуть себе контроль над системами внутреннего наблюдения, но она переписала алгоритмы, сведя все попытки на нет — и нынешние, и будущие. Судя по всему, эта информация оставалась для Шепард тайной. Гаррус решил, что не станет тем, кто предаст её свету: СУЗИ и Джокер очевидно пытались лишить коммандера дополнительного повода для беспокойства, и он собирался последовать их примеру. Между беседами с сильными мира сего, которые теперь вызывали Шепард исключительно по КМК, они старалась поддерживать иллюзию прежней жизни — помогали Лиаре в свержении Серого Посредника, стреляли по банкам или коротали вечера в каюте: занимаясь любовью, смотря фильмы, листая одолженные у Касуми книги. «В воздухе пахло грозой», — прочитал Гаррус однажды; фраза, на его взгляд, отлично подходила ситуации. Это было затишьем перед бурей, и это ощущение ему чертовски не нравилось. Когда Шепард не вернулась с первого же слушания Совета, он огорчился, но не удивился. Одно письмо в тот вечер Гаррус отправил Кайдану, интересуясь как будет выглядеть процедура над солдатом Альянса. Другое — отцу. Кайдан ответил быстро, отписав, что по протоколу Шепард не имеет права покидать защищённую зону до конца слушаний, а после либо отправится отбывать наказание, либо перейдёт в ведомство Альянса — при условии, что на её преступление согласятся немного прикрыть глаза. Он был настроен оптимистично, однако Гаррус прочитал сопровождавшие пояснение строчки по диагонали: перспективы так или иначе открывались неприятные, и письмо, несмотря на сравнительно позитивный расклад, делало ему только хуже. «А потом что? — думал он. — Принудительное командирование в отдалённый уголок Галактики? Тюрьма?..» Совет связывался с ним по поводу свидетельствования, но впоследствии отозвал просьбу, сказав, что его присутствие не требуется: раз на Аратоте Шепард была в одиночку, а Аманда Кенсон погибла, то и свидетельствовать некому. Запрос медицинской карты и, в особенности, психологической оценки, отправленный Чаквас, тем не менее, был помечен как срочный — об этом Карин сказала Гаррусу сама, в приватной беседе. — Из огня да в полымя, — пробормотала она, откупоривая бренди. Гаррус едва не сказал, что дальше будет только хуже, но заставил себя промолчать. Новость муссировалась в новостях. Экстранет-порталы изо дня в день сочиняли всё более нелепые заголовки, клеймя Шепард на все лады; иные, ничуть не смущаясь, называли её действия спланированным террористическим актом, аргументируя это сотрудничеством с «Цербером». Однажды Гаррус открыл комментарии к одной из наиболее безобидных статей; через пару минут чтения ему захотелось не только расколошматить консоль, но и перестрелять всех, кто поливал Шепард грязью. Если подобное писали под довольно нейтральным текстом, что творилось под другими? Постепенно все покидали «Нормандию». У кого-то возникли свои собственные дела, кто-то решил перевестись на другое судно, а кто-то осмелился взглянуть правде в глаза и признать, что ничего уже не будет как прежде. Гаррус не винил их, но в плохие дни думал, что они бегут как крысы с тонущего корабля. К окончанию месяца он понял, что Шепард не вернётся: «Нормандию» прибрали к рукам, а ему самому пришлось переместиться в свою старую квартиру на Цитадели. Джокер ругался так громко, что получил предупреждение от службы безопасности, и если бы не арест, непременно бы послал всех в задницу и вернулся на Типтри к семье. Не отставал и Донелли — добившись, в итоге, только путешествия в участок. Дни сменялись днями. Новостей не было. Тревога сменялась злостью (Что они там делают? Наслаждаются бюрократической волокитой?), злость — апатией, апатия — горечью. Лёжа в кровати без сна, Гаррус размышлял, что сказал бы, очутись Шепард рядом. Иногда он придумывал себе дополнительные условия — например, если бы у него, к тому же, была в распоряжении всего одна фраза. «Я скучал»? «Мне так тебя не хватало»? «Не позволяй им одержать верх»?.. Он проваливался в сон, ни разу не остановившись ни на одном из вариантов. На исходе второго месяца с ним связался Андерсон, сообщив, что Шепард отправляют на Землю — передают из рук на руки Альянсу, подустав возиться в этом грязном деле. Таблоиды опять встрепенулись, настроившись на продолжение новостной эпопеи. Гаррус хотел придушить всех и каждого, желавшего навариться на этой теме.

***

Шепард была бледной, как будто невыспавшейся, и казалась вдвое меньше обычного, словно убавив в росте. Может, во всём был повинен мешковатый свитер… может, Гаррус просто отвык. Эта мысль не принесла ему удовольствия — и не давала покоя. Будь они прокляты. Когда он обнял её, она уткнулась ему куда-то подмышку. Гаррус погладил её по голове, как ребёнка, хотя ребёнком чувствовал себя: ему до слёз хотелось упереться лбом в её колени, обхватить их руками и попросить не уходить. «Шепард, пожалуйста, — билось в виски, капризное и отчаянное. — Не иди туда, куда я не могу за тобой последовать. Пожалуйста». Но в этом, конечно, не было никакого смысла. — Надеюсь, мне достанется камера попросторнее, — попыталась пошутить она и разомкнула объятия. Он не отреагировал. Искусственное солнце Цитадели, обычно комфортно-неяркое, сейчас неприятно резало глаза. — Обещай, что вернёшься, — вырвалось у Гарруса помимо воли. Шепард не ответила, только покрепче сжала его ладонь пальцами. «Это правильно, — думал он, пытаясь заглушить голос тоски. — Она никогда не даёт обещаний, в которых не уверена». — Шепард, я… Гаррус замолчал, не в силах закончить фразу. Сказать её — означало попрощаться. — Я знаю, — просто ответила она. — Я тоже.

***

Со временем «плохо» превратилось в «хуже». Они лишили её корабля и звания — счистили как надоевшую позолоту, соскребли ножом, невзирая на то, что оставляют царапины. «Ты никто и звать тебя никак» — вот и вся благодарность за службу. Андерсон убеждал Гарруса, что как бы оно ни смотрелось со стороны, это проявление доверия — в противном случае её попросту кинули бы гнить в тюрьме, невзирая на былые заслуги. По его словам, Шепард верили, и её словам о грядущем вторжении Жнецов — тоже. Гаррус считал, что это не утешение, а полное дерьмо. Он наводил о ней справки — где, как, кто является её супервизором. Он пытался с ней связаться, но наткнулся на непрошибаемую стену из непонимания и запретов. «Шепард находится под наблюдением и ограничена в средствах связи», так-то. Гаррус размышлял над тем, чтобы прилететь на Землю самому — в конце концов, он никогда там не был, чем не повод, ха-ха, — но энтузиазм угас так же быстро, как разгорелся: по словам Кайдана, добиться встречи не получилось даже у Андерсона. «Может, чуть позже…», — неуверенно предположил он, но Гаррус не осмелился цепляться за тонкую нить надежды. Когда он решил, что отец удалил письмо, не читая, тот ответил. Перечитывая ровные строчки короткого, но ёмкого послания, Гаррус почувствовал, что в его душе расправляет крылья решимость. Если он никак не может помочь самой Шепард, он сделает всё, от него зависящее, чтобы её жертва была не напрасной, а предупреждения — оказались услышаны. Чего бы ему это ни стоило.

***

Палавен горел. Три миллиона погибших в первый день, пять на второй. В воздухе пахло гарью, кровью, раскалённым металлом и чем-то ещё, чему Гаррус не знал определения. Он бы сказал, что так пахнет отчаяние. Запах войны. Вирелиус отчаянно стискивал зубы, не позволяя себе хныкать. Тварь раздробила ему ключицы: неприятная травма, и взять в руки винтовку он больше не сможет. Плохо. Гаррус осторожно опустил приятеля на носилки и отдал распоряжении отнести его в лазарет. Если ему повезёт, у врача найдётся свободное время. Если… — Вакариан, сэр? — окликнули его со спины. Гаррус обернулся. — Меня просили передать, что в передовом лагере визитёр. Кто-то по фамилии Шепард?.. — «Кто-то по фамилии Шепард», — передразнил доносчика Кестер. — Ты что, в лесу вырос? — Что? Нет, я… — Спасибо, Ори, — перебил его Гаррус, едва заметно шевельнув жвалами. — Можешь отправляться на пост. — А мне вот тоже интересно, — подал голос Ланат и, покряхтев, поднялся с корточек. — Знакомая фамилия, а вспомнить не могу. — Ещё один из лесу, — фыркнул Маллик, обменявшись взглядом с Кестером. — Шепард? Алло? Первый человек-Спектр? Эх, молодёжь, совсем ничем не интересуется. — Командир говорил, она первая предупредила всех о Жнецах, — внёс свою лепту Сид. — Они, вроде, служили вместе. Хорошенькая, кстати. Для человека. — Ладно, бойцы, закругляемся, — прервал болтовню Гаррус и покрутился, высматривая помощника. — Эй, Вадрос! Мы возвращаемся в передовой лагерь. Присмотри тут за всем, ладно? Нужно кое-кого встретить. — Кто-то важный, командир? — поинтересовался у него он. Гаррус кивнул. — Да. Кто-то важный.

FIN

____________________________________________________________________________

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Вот и подошло к концу это долгое и полное трудностей путешествие — настолько долгое, что, начав его в далёком 2011-ом (sic!) году и с соавтором, закончить его я смогла только семь лет спустя и одна. Не буду лгать: это было нелегко, и «TIW», бесспорно, съел немало моих сил и нервов. Сначала я не могла вернуться к его написанию вследствие затянувшихся проблем личного характера, потом немного поехала крышей, а ещё позже — ухнула в глубокое как Марианская впадина болото творческого кризиса и перестала писать в принципе. В какой-то момент я уверилась, что хиатус затянется навечно. Разумеется, я могла бы стиснуть зубы и выдать концовку на отвали — в теории; на практике «TIW» был и остаётся ребёнком, рождённым из любви, поэтому мне претила сама мысль о том, чтобы подарить ему настолько бесславный конец. Я всегда была перфекционистом, а фанфик, как бы банально это ни звучало, заслуживал лучшего, нежели бездушная отписка. 2018-ый год вернул мне любовь к текстам и, что куда более важно — их написанию, поэтому к не покидавшему меня желанию закончить «TIW» прибавилось ощущение, что у меня есть на это силы. Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что могла бы написать этот фанфик лучше и увлекательнее; рассказать эту историю немного иначе. Неповоротливое и невнятное вступление? POV в четвёртой главе? Некоторая наивность, а то и гипертрофированность в тех или иных сценах? О да. Но увы, машину времени ещё не изобрели — а может, и к счастью, ведь куда честнее и правильнее оставить его с той сюжетной наполненностью, которая была в нём изначально. Несмотря на это, главы претерпели некоторые изменения. Я не побоялась убить львиную долю времени на редактуру, избавив текст от грубых ошибок, поправив логику и безжалостно вымарав или изменив то, что перестало казаться уместным. Так или иначе, переработать удалось не всё: так, постоянные ошибки с фокалом, допущенные в силу не самого развитого тогда чувства языка, попросту не могут быть устранены без полного переписывания сцены. Да и ладно — по-моему, и так хорошо. :) Мне хочется от всей души поблагодарить моего талантливейшего соавтора, который был со мной на протяжении целых семнадцати глав. Всех тех, кто оставался рядом на протяжении всего этого путешествия — и на любом его отрезке. Всех, кто читал, комментировал, критиковал, советовал друзьям, добавлял в сборники, обсуждал и ждал. Всех, кто поддерживал и верил в меня. Спасибо, дорогие друзья. Без вас ничего бы этого не было.

18.03.18