***
Шепард зевает. Пол холодит ступни — она не обулась, — но ощущение не приносит дискомфорта, напротив — оно до странного приятно. В данный момент всё кажется приятным, и чувство отдыха — в первую очередь. С наслаждением потянувшись, она привстаёт на цыпочки и касается потолка лифта кончиками пальцев. Хрустят позвонки, и это приятно тоже. Шепард передёргивает плечами. Не озаботилась она и тем, чтобы толком одеться: на ней майка для сна, тренировочные, безнадёжно растянутые штаны — и никакого белья. Ей не страшно, что её заметят в столь неподобающем виде: «Нормандия» кажется вымершей и наверняка не отомрёт в ближайшие пару часов как минимум — только Самара заваривает на кухне чай, да курсируют из спальни в душевую пара членов обслуживающего персонала; спят даже хомяк и Келли. Сонное царство, вполне ожидаемое после долгожданного, без преувеличения суицидального марш-броска к самому центру звезды. Шепард кажется, что случилось это как минимум в прошлой жизни. Как максимум — привиделось во сне. Она не оповещает о своём прибытии по омни-инструменту. Дверь открывается, отреагировав на прикосновение, и Шепард беззвучно проскальзывает внутрь. — Можешь не таиться. Я всё равно не сплю. В репликах нет ровным счётом ничего смешного, однако она всё равно улыбается — просто потому, что слышит голос Гарруса. — Вот и зря, — отвечает Шепард, прислоняясь спиной к стене. — Отдых — единственное, чем ты должен быть занят. Мы заслужили его как никто другой. — С этим не поспоришь, — соглашается он и добавляет, считая нужным пояснить: — Я лёг раньше твоего и, как видишь, уже нацелился на завтрак. — В таком случае, сожалею, что вклинилась между тобой и едой. — Твоё сожаление не вяжется с твоим внешним видом, коммандер. — Эй, я только что встала, — возмущается Шепард. — Это не было намеренной… провокацией. Гаррус щурится. — Почти. События прошлого дня казались подёрнутыми дымкой. Гаррус помнил, как человекоподобный Жнец уничтожил платформу, на которой они находились, как падал, тщетно пытаясь хоть за что-нибудь ухватиться, как потерял сознание и очнулся позже, от тормошения Шепард. «Вставай! — кричала ему она. — Поднимайся! Гаррус!..» И он поднялся, невзирая на боль и желание провалиться в беспамятство: натренированное тело давно научилось превозмогать любые трудности. В голове гудело, каждый вздох давался с трудом, левый бок горел огнём, во рту была кровь… И, тем не менее, ему повезло — в отличие от Мордина, ногу которого придавило плитой. Оттащив её в сторону, Шепард осмотрела лодыжку профессора и скривилась. «Вот так мы и умрём, — подумал Гаррус. — Здесь — поломанные и замешкавшиеся». Мысль эта не вызвала у него никаких эмоций. Пессимистичному прогнозу не суждено было сбыться. Ему казалось, они бежали целую вечность, по пятам преследуемые Коллекционерами и роями ищеек. Гаррусу пришлось фактически волочь Мордина на себе, Шепард заметно прихрамывала и давно потеряла как оружие, так и шлем. Прикрытие обеспечили доковылявший до шлюза Джокер и подтянувшиеся позже Джейкоб и Грант: несколько очередей из винтовок охладили пыл особенно резвых противников. Гаррусу хотелось победоносно рассмеяться, но смех умер в горле, не успев начаться: когда до корабля оставалось не больше десяти метров, платформа, соединявшая его с базой, рухнула в пропасть, отрезав отряд от его командира. Шепард, не растерявшись, прыгнула. На один короткий миг Гаррус увидел, как она падает, почувствовал, как выскальзывают из ладони её пальцы… Но потом морок рассеялся, и он, стиснув зубы, втащил её внутрь. «СУЗИ, забери нас отсюда!» — крикнула она. Гаррус не знал, чего ему хотелось больше: стиснуть Шепард в объятиях или лечь на пол в попытке перевести дух. Он не слышал взрыва, но чувствовал себя в одночасье оглохшим. Время для осмысления пришло не сразу: царящая на корабле суматоха не оставила места для поздравлений или сентиментальностей. Настойчиво увлекаемый в медотсек доктором Чаквас, Гаррус успел заметить, как Шепард направилась в зал для брифинга — растрёпанная, усталая, в покрытой кровью броне. Он бы многое отдал, чтобы услышать, какими словами обменяются они с Призраком. Интуиция подсказывала, что разговор получится коротким и грубым, но он слишком устал, чтобы строить догадки — или уверять Чаквас в том, что «это просто царапина». Не прошло и пары минут, как на третью палубу стеклась бóльшая часть экипажа: раненые до отказа забили лазарет и стояли в дверях, ожидая своей очереди; те, кому повезло больше, помогали тем, кому повезло меньше; кто-то обнимался, кто-то плакал, кто-то сидел, уткнувшись лицом в колени; двое или трое стояли у плиты — во главе с Гарднером, решившим, что недавнее похищение не является оправданием для того, чтобы пренебрегать прямыми обязанностями. Если бы Гарруса попросили описать его ощущения от увиденного, он бы не нашёлся с однозначным ответом. Это была радость, это была светлая грусть, это был чистый, незамутнённый восторг. Разобравшись с ранами — к счастью, едва ли серьёзными, — он отправился на поиски Шепард, размышляя, подошёл ли к концу её диалог с Призраком. Не успел он дойти до лифта, как его перехватила Тали. «Расскажи мне всё!» — потребовала она не терпящим возражений голосом. На подмогу ей тотчас пришла неразлучная парочка Гэбби и Кен, следом подтянулся Джейкоб, и Гаррусу пришлось изрядно потрудиться, чтобы ускользнуть из-под софитов их внимания. Он ничуть не удивился их желанию обсудить произошедшее и, будь всё немного иначе, непременно остался бы почесать языками, но сейчас его занимало кое-что другое. Кое-кто другой. Коммандер нашлась там же, где он видел её в последний раз, и вела разговор с Мирандой — слишком тихий для того, чтобы подслушать. Терпеливо дождавшись его окончания, Гаррус обратил на себя внимание коротким взмахом руки. Шепард устало улыбнулась. — Я рассчитывала обнаружить тебя в медотсеке, — сказала она, подойдя ближе. Мимо проскользнула Миранда, и Гаррус мог поклясться, что мысли мисс Лоусон вращались не только вокруг одержанной ими победы. — Только что оттуда. Как всё прошло? Шепард задумчиво пожевала нижнюю губу. — Ожидаемо, — медленно проговорила она. — Мы… поспорили. Я сказала Призраку, что если он хочет ставить мне палки в колёса в то время, когда нам необходимо работать вместе, то он идиот. Она дёрнула плечами, мол, «что с него взять?», и Гаррус понял, что продолжения не последует. — Тебе бы не помешало показаться доктору Чаквас, — заметил он, кладя руку ей на плечо. Шепард незамедлительно накрыла его ладонь своей. — Обязательно. — Я видел, как ты хромала. — Я не пытаюсь вести себя как ребёнок, просто… — Она нахмурилась. — Пусть доктор Чаквас займётся теми, кому действительно не повезло. Их наверняка целая очередь. — Даже две, — кивнул Гаррус, слегка сжимая пальцы. — И целая толпа тех, кто хочет расспросить тебя о подробностях миссии. Если ты постараешься, то услышишь их возбуждённые голоса даже отсюда. Удивляюсь, как вокруг тебя ещё не образовалось плотного кольца из поклонников. Губы Шепард растянулись в улыбке, и прежде, чем Гаррус успел сделать то, о чём мечтал последние тридцать минут, она прижалась к нему в объятии — не в первый раз опередив его желание. — Давай надеяться, что им потребуется чуть больше времени для того, чтобы найти меня, чем потребовалось тебе, — прошептала она ему в шею. — Да, — просто ответил он и закрыл глаза. Они прервали объятие, когда тишина перестала быть таковой, и на палубу начали прибывать люди. Гаррус какое-то время понаблюдал за тем, как Шепард деликатно, но твёрдо просит любопытствующих приберечь вопросы на потом, после чего направился к лифту: было бы неплохо перекусить. Голода он не чувствовал, но знал, что виной тому исключительно усталость — усталость того самого сорта, которая мешает уснуть, когда ты хочешь этого больше всего на свете. Сон сморил его вопреки ожиданиям, взбудораженности и гаму вокруг — незаметно для него самого, прямо за обеденным столом. Гаррус смутно помнил голос Келли и её заботливые руки, помогавшие ему подняться, дорогу до отсека главной батареи и ощущение присутствия Шепард, рассеявшееся ещё до того, как он окончательно потерял связь с реальностью. Этой долгой, затянувшейся ночью ему не снилось ни единого сна. — Как ощущения? — не может не спросить он. Гаррус не уверен, что готов к осмыслению случившегося, но вопрос слишком долго просился быть озвученным, чтобы его получилось проигнорировать. Ему кажется, они только что завершили выматывающий марафон, и всё ещё пытаются отдышаться. Сейчас, в сонном свете нового дня, нет ни «вчера», ни «завтра», и это вызывает совершенно ирреальное чувство всемогущества. — Не знаю, — честно отвечает Шепард и на мгновение закрывает глаза, прислушиваясь к собственным ощущениям. — Мне кажется, будто подошёл к концу длинный-предлинный день. Я… рада, — принимается подбирать слова она. — Я чувствую облегчение. Я, наверное, близка к экстазу. Проснувшись, я попыталась проанализировать произошедшее, но осознала, что не могу. Пока не могу. Гаррус кивает: ему не нужно напрягаться, чтобы понять её ощущения. — Я поймала себя на том, что удивлена, — продолжает, тем временем, Шепард. — Многие месяцы упорной работы обернулись вполне сносным результатом. Отличным результатом. Я не позволяла себе думать о поражении, но всё равно думала. — Невозможно не думать, когда на кону так много, — говорит Гаррус, снова кивая. Шепард едва заметно улыбается, очевидно радуясь тому, с какой лёгкостью он улавливает направление её мыслей. Отчасти это кажется ему необычным, ведь прошло совсем немного времени с тех пор, как они ссорились, болтаясь в непроницаемом пузыре взаимного непонимания. Сейчас эти дни кажутся давно минувшими и покрытыми изрядным слоем пыли. Гаррус почти не верит, что они были на самом деле, ведь теперь говорить с Шепард и угадывать её настроение кажется ему самой естественной вещью из всех, что он делает. — Это очень странное ощущение — будто и не было никаких поисков информации, сбора команды и рискованных миссий, — говорит она в унисон его мыслям, — хотя я и понимаю, что это иллюзия. Успех опьяняет. Скоро это ощущение схлынет, и я начну обдумывать случившееся, соотносить приложенные силы и результат, осознáю, как многое нам пришлось сделать, но сейчас… сейчас есть только этот момент, когда ты понимаешь: всё. «Победили», — хочется добавить Гаррусу, но он не добавляет. Шепард права — успех опьяняет получше самого крепкого алкоголя, но это ещё не конец. Они выиграли битву, но не войну. Что, конечно, не означает, будто у них нет повода для веселья. — А ещё ты послала Большого Босса, — говорит он вместо этого. — С превеликим удовольствием. Она вспоминает прошедший разговор и чувствует себя так, словно проглотила что-то кислое и горькое одновременно. Словно… «Я сделал вас! Сделал тем, чем вы являетесь!» — говорил Призрак на повышенных тонах. «При всём уважении, я сделала себя сама», — отвечала она и стояла, выпрямившись — несломленная и гордая, напряжённая, словно струна. …Словно нажила себе нового — и очень опасного — врага. Гаррус медлит, не сразу решаясь озвучить следующий вопрос. — Не думаешь, что поступила сгоряча? — Ты про базу или про Призрака? — И про то, и про другое. Шепард вздыхает, и он жалеет о сказанном. — Это ещё одна тема, которую я пока не готова обдумывать. Гаррус слышит нашёптывание внутреннего голоска, принадлежащего прежнему Гаррусу, Гаррусу-не-больше-чем-знакомому, Гаррусу-только-что-ушедшему-из-СБЦ: «Это же Шепард. Она никогда не сомневается в собственных решениях». Это происходит по привычке, а потому не кажется неожиданным, но нынешний Гаррус знает: Шепард способна сомневаться, но смотрит при этом только вперёд. — Я не могу не признать, что в предложении Призрака был здравый смысл, — заговаривает она снова. — Наверное, будь на его месте Андерсон или Совет, и я бы согласилась: как бы страшно это ни звучало, мы не в том положении, чтобы капризничать. Слишком многое поставлено на карту, чтобы воротить нос от методов и отметать их только потому, что они неэтичны. Я не хотела отдавать базу Призраку — очень уж непредсказуемые открывались перспективы. Я с самого начала не была в восторге от нашего сотрудничества, ты знаешь это. Так и не заработав моего доверия, он только и делал, что подтачивал моё уважение к нему. В общем… — Она поводит плечами. — В общем, я сделала то, что должна была сделать. — Призрак мог стать отличным союзником против Жнецов, — замечает Гаррус, помолчав. Шепард смотрит на него тяжёлым взглядом. — Мог бы — но на своих условиях. Назови меня дурой, но я перестала верить в то, что наши стремления лежат в одной плоскости. — Не буду. Гаррус тянет к ней руки, и она с готовностью вкладывает пальцы в его ладони. Он чувствует лёгкое покалывание в запястье, словно слабый разряд электрического тока. Щекотно. Шепард кусает кончик языка, отчаянно желая спросить: «А как бы поступил на моём месте ты?» Грань между «Твои слова ничего не изменят» и «Твоё мнение важно для меня, что бы я ни делала» кажется сейчас как никогда зыбкой. Тем не менее, Шепард знает: какое бы решение она ни приняла, Гаррус поддержит — не только потому, что дорожит ею, но и потому что попытается найти в нём плюсы и выгоды, понять, почему она сделала одно, а не другое. Именно это его умение — вникать, отодвинув в сторону собственные взгляды — она ценит в нём больше прочих. — Ну и каково это? Чувствовать себя свободной? — спрашивает он, разводя жвалы в подобии улыбки. Шепард хочется сказать, что по-настоящему свободной она не станет никогда; что, несмотря на сотрудничество с «Цербером», она по-прежнему принадлежит Альянсу; что где-то там ждут момента для нападения Жнецы… но оставляет всё это при себе — ни к чему озвучивать очевидное. — Охренительно, — просто отвечает она. Гаррус не сдерживает усмешки. — Подожди, пока на тебя не свалится осознание случившегося. — Непременно. Но пока я не готова расставаться с эйфорией, которую подарило мне сегодняшнее утро. Не до того, как выполню свою программу-максимум. — И что в неё входит? — Секс и завтрак.***
Через пару часов «Нормандия» принялась просыпаться следом за Шепард, оперативно стряхивая с себя сонливое оцепенение. Первые подвижки начались в районе грузового отсека: несмотря на то, что корабль исправно поддерживал силовое поле, брешь была достаточно большой, чтобы немедленно озаботиться ремонтом. Шепард догадывалась, что они до сих пор болтаются в системе Сарабарик, ретранслятор которой без промедления переместит их в туманность Змеи, или — чем чёрт не шутит — уже плавают на её территории, невидимые для сканеров Цитадели. Затягивать не следовало: Шепард была уверена, что при дотошном анализе команда инженеров найдёт не только прорехи в обшивке, но и другие проблемы технического характера, поэтому, переодевшись, прямым курсом направилась в кабину пилота — уже второй раз за утро. — Если вы считаете, что меня можно купить этим, — начинает Джокер, потрясая картонными медалями, — то спешу вас разочаровать. Картон, серьёзно? — добавляет он обиженным голосом. — Тебе стоило уточнить, — пожимает плечами Шепард. — Вот что я получаю за спасение твоей задницы, — продолжает ворчать он. — Картонные медали. В следующий раз, когда ты потащишь меня на самоубийственное задание без права на отказ, я потребую плату вперёд. А может, подам заявление на увольнение. — Да брось, мы вполне можем обойтись без формальностей, — машет рукой Шепард. — Устного запроса будет достаточно. Джокер смотрит на неё несколько удивительно долгих секунд, и она почти верит в то, что он действительно оскорблён этой по-детски непосредственной выходкой, но потом его губы растягиваются в улыбке. Будь Шепард более поэтичного склада характера, она бы отметила, что улыбка эта словно освещает Джокера изнутри — разве что не окружая ангельским ореолом. — У меня не было возможности сказать этого раньше, но я чертовски рад, что мы выбрались из этой передряги живыми, — говорит он непривычно серьёзным тоном, который, впрочем, быстро сменяется на знакомый и легкомысленный. — Я был уверен, что преставится хотя бы один из нас. Ну, знаешь, как в фильмах: отчаянный капитан ведёт свою команду навстречу опасностям, и первые жертвы не заставляют себя ждать… — Согласно проанализированной мной информации, — раздаётся синтезированный голос справа от него, — наиболее часто первым пострадавшим героем в кинематографе жанров «приключения», «приключенческий боевик» и «космоопера» становится мужчина тридцати-сорока лет негроидной расы. — Бедный Джейкоб, — бормочет Джокер. — Доброе утро, СУЗИ, — здоровается Шепард, улыбаясь. — Доброе утро, Шепард, — мелодично отзывается ИИ. — Доношу до вашего внимания, что в данный момент времени видеокамеры, установленные по приказу Призрака, деактивированы. «Нормандия» находится в энергосберегательном режиме; бóльшая часть служб, не являющихся критичными для работоспособности корабля, отключена. Целостность брони нарушена, обнаружены многочисленные повреждения в районе всех палуб. Плотность щита — сто процентов. Я рекомендую провести срочный технический осмотр. — Этим мы и планировали заняться, — замечает Джокер, повернув голову к мерцающей сфере. — Я думал, что теперь, когда ты не связана сомнительными отношениями с ксенофобным сукиным сыном, ты перестанешь вести себя как придаток «Нормандии» и говорить по инструкции. — Мой речевой стиль наиболее полно отражает мою сущность, — парирует СУЗИ. — Кроме того, я нахожу твой страх перед искусственным интеллектом очаровательным. Смею предположить, что его корни берут своё начало отнюдь не из исторических событий — таких как падение кварианской империи, — а художественных фильмов двадцатого… — Да-да-да, — торопливо перебивает её Джокер. — Все мы поняли, что тебе нравится издеваться над несчастными инвалидами в лице меня. Кстати, о несчастных. Могу поклясться, что наш гиперактивный профессор уже давно на ногах, несмотря на то, что одна из них переломана как минимум в двух местах. Кажется, я даже слышал, как они переговаривались по интеркому с Чаквас, и, поверь, она не была довольна его мобильностью. — Значит, самое время повидать наших больных, — отзывается Шепард. — Слишком многие вернулись обратно ранеными. — Эй, не говори так, будто мы собираемся их потерять, — возмущается он. — Мы вернулись живыми. Теперь-то всё это дерьмо закончится. Шепард смеряет его красноречивым взглядом. — Это дерьмо никогда не кончится, — бормочет Джокер, разворачиваясь к приборной панели. …Убедиться в его правоте касательно Мордина Шепард удаётся парой минут спустя, и для этого ей даже не приходится заходить в лабораторию. Голос профессора слышится уже на мостике: сломанный механизм препятствует закрытию двери и лишает его не только звукоизоляции и уединения, но и, по всей видимости, благоприятного расположения духа. — Не слышала ваших распинаний, когда поднималась на палубу, — говорит Шепард, осторожно заглядывая внутрь. — В противном случае я бы давно наказала вам отправиться в медотсек и сдаться под наблюдение доктора Чаквас. — Был там, очевидным образом, — отзывается Мордин, кивая на фиксатор ноги. — Много раненых. Предложил свои услуги полевого врача, помог Тэйну. — Спасибо, Мордин. — Сделал, что мог. — У меня создалось впечатление, что ваше утро началось не самым лучшим образом. — Как всегда проницательны. — Шепард не уверена, является ли эта похвала искренней или за ней скрывается сарказм. — Сначала — разбитое оборудование, потом — дверь. Объём полученных данных не позволяет справиться кустарными методами! Необходим по-ря-док! — заявляет Мордин, подчёркивая каждый произнесённый им слог взмахом руки. — Если кто-то назовёт вас помешанным на контроле, я первая брошу в него камень, — усмехается коммандер. — Не беспокойтесь: Джокер уже прокладывает курс к Цитадели. Скоро мы встанем на ремонт, и я позабочусь о том, чтобы вам помогли. Если понадобится — сделаю это сама. — Буду благодарен, — степенно отзывается профессор и внезапно улыбается. — Коллекционеры повержены. База уничтожена. Чрезвычайно впечатляюще! Призрак может быть недоволен. К счастью, я не человек. Не моя проблема. — Я бы не была так уверена, — замечает Шепард. — Боюсь, теперь мы все в одной лодке. — Говоря вашими словами: предпочитаю слепой оптимизм. — Иногда слепой оптимизм — единственное, что удерживает нас от отчаяния. — Мудрые слова, Шепард.***
Когда она заходит в лифт, улыбка Мордина все ёще стоит у неё перед глазами. Упоминание СУЗИ техосмотра сделало машинный отсек обязательной остановкой на её пути, и Шепард решает не затягивать с этим — в конце концов, поесть можно и позже. Кабина, впрочем, не успевает доехать до конца, остановившись на третьей палубе — чтобы подобрать нового пассажира в лице Джек. С остервенением вгрызаясь в сэндвич, выглядит она не особенно довольной. — Судя по всему, завтрак оказался куда менее вкусным, чем ты надеялась, — подаёт голос Шепард. В ответ доносится нечто неопределённое. — Плохой день? — Плохая жизнь, — фыркает Джек — впрочем, совершенно беззлобно. — Только что от Чаквас. Если на этом корабле и есть тот, кто носится, будто ему ошпарили задницу, больше чем ты, это она. — Я уверена, у Карин есть веские на то причины. Я слышала, тебя порядком потрепало — да ещё этот купол… Как ты себя чувствуешь? — Давай, признавайся: вы с доком приходитесь друг другу родственниками, — отзывается Джек, первой выходя из лифта. Наткнувшись на укоризненный взгляд Шепард, она моментально закатывает глаза. — Слушай, завязывай! Я же не сахарная. Зацепило тут и там, ничего страшного. А если ты боишься, что мои мозги расплавило от перенапряжения, твоё беспокойство чуток запоздало. И вообще — вам, герои нового дня, поди, влетело пожёстче. — Мы выбрались оттуда живыми, так что удача была явно на нашей стороне. — Хм. Пожалуй. Переступив с ноги на ногу, Шепард задаёт вопрос, то и дело возникавший на окраине её сознания: — Собрала вещи? Джек непонимающе хмурится. — А? — Ты сказала, что пойдёшь своей дорогой, как только мы разберёмся с Коллекционерами, — напоминает коммандер, не без удовольствия наблюдая за сменой эмоций на её лице. — Я думала, тебе захочется покинуть «Нормандию», едва это станет возможным. — Просто чтобы ты знала: я могла покинуть её в любой момент, — отзывается Джек, усмехаясь. — Каждый из них был удобным. — Значит, ты остаёшься? — Кто-то же должен помочь вам отремонтировать эту консервную банку. — Она деланно безразлично пожимает плечами. — Память — забавная штука. Ты удивишься, узнав, как многое я сумела унести из своей дерьмовой прошлой жизни. Чертежи имплантов не единственное, чем я могу поделиться. Шепард не сдерживает улыбки. — Отрадно знать. Последнее слово заглушает громогласное «АГА!», несомненно раздавшееся из левого грузового трюма. Коммандер с любопытством поворачивается в сторону источника звука. — Кажется, там творится что-то интересное. — Даже не думай, — предупреждает её Джек. — Грант и тебя задолбает своей поганой псиной. Только успела продрать глаза, как он тут же попытался заставить меня посмотреть на её «подвиги». — И что, есть чем гордиться? — спрашивает Шепард. — О нет. Если тебе так охота деталей — это не ко мне. Джек разворачивается, явно собираясь отправиться восвояси, но замирает. — Хорошая работа, Шепард, — говорит она напоследок. — Оказалось, у тебя всё-таки есть хребет. Усмехнувшись в ответ на своеобразный, но определённо искренний комплимент, Шепард направляется к Гранту: было бы глупо утверждать, что она не заинтригована. Едва дверь отсека открывается, коммандер, наученная горьким опытом, шагает в сторону — и правильно делает, потому что в противном случае лежать ей на полу, придавленной одним чрезвычайно любвеобильным варреном. Ничуть не расстроившись из-за провалившейся атаки, Урц дружелюбно бодает Шепард в бедро; чтобы удержать равновесие, ей приходится ухватиться за переборку. — Шепард! — восклицает Грант и, не дожидаясь реакции, приветственно пихает её в плечо — к счастью, и вполовину не так сильно, как его питомец. — Урц прошёл обряд посвящения! — В самом деле? — Да! Один из уродов умудрился пробраться на корабль, но Урц его проучил! Хочешь посмотреть на труп? Словно в подтверждение его слов, Урц издаёт странный, но однозначно одобрительный звук. Как Шепард ни старается отодвинуть его лобастую голову, он категорически отказывается повиноваться, продолжая ластиться словно пёс-переросток. Приходится гладить — к превеликому урцеву удовольствию. — Пожалуй, я обойдусь, — осторожно отвечает Шепард. — Как это вообще произошло? — Я слышал, что на Касуми, Легиона и их группу напали — у самого места высадки, — принимается объяснять Грант. — Наверное, один из противников оказался достаточно проворным, чтобы проникнуть на корабль. — Проворность сыграла с ним злую шутку, — замечает Шепард, рассеянно почёсывая надбровные дуги Урца, заставляя его экстатически жмуриться от удовольствия. — Сомнительное удовольствие — погибнуть от зубов варрена. — И поделом! — бескомпромиссно заявляет Грант и ударяет кулаками друг о друга. — Это была потрясающая битва, Шепард! А ещё ты взорвала базу вместо того, чтобы отдать её «Церберу» — ха! — Значит, ты одобряешь? — спрашивает она на всякий случай. — Конечно, одобряю! — с жаром заявляет кроган. — Вот только тут есть над чем подумать. Если мы уничтожили самую опасную штуку в Галактике, то теперь ей стали… мы. — Не забывай о Жнецах, — напоминает Шепард, чувствуя пробежавший по позвоночнику холодок. — О, я не забуду. Можешь не сомневаться. Пусть прилетают, и мы покажем им, каково это: почувствовать на себе нашу мощь. Веди, воевода, а я — сразу за тобой.***
Обход, который Шепард планировала окончить в машинном отсеке, предсказуемо затянулся, и в этом не было ничего удивительного. Первичный шок наконец-то сменился осознанием, поэтому каждый второй из встреченных ею членов экипажа не упустил возможности перекинуться парой-другой реплик. Её благодарили и расспрашивали, делились мыслями по поводу случившегося и интересовались дальнейшими планами, высказывали опасения и выдвигали предположения. «Не могу поверить, что Вы действительно пришли за нами», — сказал Кеннет, не скрывая трепета в голосе. «Я же сказала, что так и будет», — фыркнула Гэбби. Сейчас, когда переход через ретранслятор Омега-4 остался позади, «Нормандия» была как никогда полна жизни и духа взаимопомощи. Шепард ловила себя на том, что улыбается, едва вспоминает экспрессивные ругательства Тали, бросившей все свои силы не на восстановление корабля, в котором души не чаяла, а на починку Легиона — ещё совсем недавно оказавшемся на прицеле её пистолета. Если что и говорило о том, что Шепард удалось объединить своих подчинённых под единым знаменем, невзирая на разницу во взглядах и существующие разногласия, то именно это. К тому моменту, когда она наконец добирается до столовой, Шепард успевает немного устать от общения и по-настоящему проголодаться. Последние недели её жизни прошли в ритме, бешеном даже для её профессии, и организм, ранее работавший на износ, наконец попросил о передышке. Она знает, что вскоре её успехами непременно заинтересуется Совет — равно как и допускает вероятность того, что с ней снова попробует связаться Призрак, — но думать об этом сейчас нет ни желания, ни смысла: чему быть, того не миновать. Теперь, когда их миссия перешла в разряд благополучно завершённых, она имеет полное право отложить серьёзные вопросы в сторону и сосредоточиться на отдыхе — по крайней мере, на какое-то время. Кивком поинтересовавшись у Касуми о незанятости места напротив и получив утвердительный кивок в ответ, Шепард садится за стол и принимается за завтрак, пусть и несколько запоздалый. Трапеза проходит в блаженной тишине, и коммандер бесконечно благодарна Касуми за проявленное чувство такта. Заговаривает она лишь после того, как Шепард выбрасывает одноразовую посуду в мусорный контейнер — и вовсе не о высадке. — Говорят, перед прыжком через Омегу-4 Гарруса видели направляющимся к тебе с бутылкой вина. Шепард разворачивается, сконфуженно потирая шею. — Да, мы… собирались немного выпить, чтобы успокоить нервы, — признаётся она, немного лукавя. — Я счастлива за вас обоих. Многие хотели бы видеть вас вместе. В любой другой момент Шепард, вероятно, почувствовала бы себя неловко и поспешно свернула тему, но сейчас всё, что она может сделать — это глупо спросить: — Правда? — Абсолютная, — отзывается Касуми полным тепла голосом. — Не так уж и часто можно встретить в Галактике что-то настолько прекрасное. Её слова сопровождают Шепард на протяжении всего дня. Последующие часы проходят в мелких и не очень хлопотах: она навещает Тэйна, с удовлетворением отмечая, что ранение не повлекло за собой осложнений, беседует с Мирандой и Джейкобом, успокаивает всё ещё встревоженную похищением Келли, чаёвничает с Самарой, ассистирует Тали в починке Легиона, помогает с наведением порядка и списком закупок, расспрашивает лишённую прежних ограничений СУЗИ о «Цербере», отправляет письма родителям и Андерсону, принимает душ… Твёрдо решив, что последним пунктом в её сегодняшнем расписании будет приглашение одного конкретного турианца к себе в каюту, Шепард активирует омни-инструмент, но вскоре обнаруживает, что в этом нет никакой нужды, потому что объект её мыслей сам возникает на пороге. — Прости, что без предупреждения, — говорит Гаррус вместо приветствия. Виноватый тон в его голосе кажется ей абсолютно лишним. — Тебе не за что извиняться, — отзывается Шепард с улыбкой и поднимается с кресла. — Кроме того, я сама собиралась тебе написать. — В самом деле? Выражение глаз, едва заметно подрагивающие жвалы, сплетаемые в нервном движении пальцы — всё это позволяет определить, что Гаррус волнуется, и сильно. — Что-то случилось? — осторожно спрашивает Шепард, подходя ближе. В сердце само собой проскальзывает смутное ощущение тревоги, но она гонит его прочь. Ни к чему беспокоиться прежде, чем для этого найдётся реальный повод. — Мне написала Солана, — произносит Гаррус так быстро, что ей мигом становится ясно: ему понадобилась вся его выдержка, чтобы не выпалить эту реплику первой же. — Она говорит, что маме стало лучше. Сегодня она смогла встать с кровати — впервые за последние пару месяцев. — Боже мой, Гаррус, — невольно срывается с губ Шепард. — Это замечательные новости! — Да, — выдыхает он, на мгновение смыкая веки. — Разумеется, я понимаю, что радоваться рано. Я знаю, что кратковременное улучшение состояния — обычное дело в случае тяжёлой болезни. После него нередко становится в десятки раз хуже — а то и… — Я тоже об этом слышала, — говорит она прежде, чем Гаррус успевает озвучить самый страшный прогноз. — Тем не менее, я так же слышала о том, что пиковая точка предшествует выздоровлению. Самый тёмный час перед рассветом — так, кажется, говорят? Я помню, о чём ты рассказывал мне перед высадкой: состояние твоей матери сильно ухудшилось после последнего курса лечения. Я знаю о Синдроме Корпалиса только с твоих слов, а потому едва ли могу считаться экспертом в данном вопросе, однако не стала бы останавливаться на самом пессимистичном варианте, не рассмотрев все возможные. Гаррус молчит, но чтоб ей провалиться, если его взгляд не переполняется надеждой. Они оба понимают, что сейчас это — всё, что у него есть. Было бы неразумно и даже жестоко разбрасываться словами, обещая, что всё непременно будет хорошо, и убеждать его в том, что мама обязательно поправится: какой бы соблазнительной ни казалась эта иллюзия, она принесёт лишь кратковременный покой, став опиумом для серьёзной раны. Однако столь же неразумно было бы настраиваться исключительно на плохое, отметая сказанное ей как априори не заслуживающее внимания: в конце концов, ничто не мешало ей оказаться в итоге правой. Улыбнувшись самой тёплой из своих улыбок, она протягивает руку, сжимая в пальцах ладонь Гарруса. Быстро дёрнув жвалами, он издаёт смешок — негромкий, короткий, но такой… лёгкий и радостный, что у Шепард немного щемит в груди. — Мне нравится видеть тебя таким, — произносит она, подаваясь ближе. Опустив голову, Гаррус берёт её за вторую руку. — Я чувствую себя… правильно, — признаётся он. — На своём месте. Проснувшимся в новой, прекрасной жизни. Будто всё так, как и должно быть. Моя мама чувствует себя лучше, рядом со мной ты, мы блестяще разбили Коллекционеров прямо в их логове… — Ты проявил себя как достойный командир, — говорит Шепард, медленно поглаживая его пальцы своими. — А что, ты во мне сомневалась? — отзывается Гаррус с самодовольной ленцой в голосе, но тут же съезжает на прежнюю интонацию. — Эта миссия позволила мне доказать, что я всё ещё… что-то могу. Вести за собой других, сражаться… не становиться причиной чужой гибели. Спасибо тебе, Шепард, — добавляет он тихо. — За этот шанс. — Благодари самого себя. Не будь я в тебе уверена, я никогда не поставила бы тебя во главе второго отряда. Я сделала это не потому, что ты мой лучший друг или любовник — а потому, что ты чертовски хороший солдат и, ко всему прочему, прирождённый лидер. Это целиком и полностью твоя заслуга. Я просто применила её по назначению. Жвалы Гарруса широко расходятся в стороны. Наклонившись, он прижимается ко лбу Шепард своим и упрямо повторяет: — Спасибо тебе, Шепард — за то, что верила в меня даже когда я сам считал себя законченным неудачником. Приподнявшись на цыпочках, она целует его в подбородок, а потом тянет в сторону дивана. Гаррус повинуется, забираясь на него первым. Шепард не заставляет себя ждать: опершись ладонью о подлокотник, она устраивается между разведённых коленей Гарруса, уютно примостившись затылком на его плече — так, чтобы ей не мешал выступающий островок костяного воротника. Какое-то время они оба сидят неподвижно, наслаждаясь тишиной и близостью друг друга, пока Шепард не посещает спонтанная идея. Повинуясь порыву, она активирует омни-инструмент. Потолочная панель послушно отъезжает в сторону, открывая спрятанный за ней иллюминатор с припорошившей чёрный бархат космоса россыпью звёзд. — Хороший вид, — одобряет Гаррус. — Когда я была маленькой, — начинает Шепард, поглаживая его когти подушечками пальцев, — то думала, что звёзды — это серебристая крошка. — Несмотря на то, что выросла на кораблях и станциях? — интересуется он, слегка поворачивая голову, чтобы взглянуть ей в лицо. — Несмотря на это, — подтверждает она, улыбаясь. Воспоминания приносят с собой чувство ностальгии — тёплое и обволакивающее, как одеяло в прохладный день. — Скажу тебе больше: я была абсолютно уверена, что в действительности они такие же маленькие, какими кажутся, в то время как «настоящие» звёзды где-то там, далеко, недоступные нашему взгляду. Мы редко высаживались на поверхности, поэтому думать так было проще, чем ты можешь себе представить. Потом я, конечно, стала старше, родители вплотную занялись моим обучением, и все мои заблуждения не прошли проверку на прочность… но мне до сих пор нравится это наивное детское сравнение. — Серебряная крошка… — произносит Гаррус, будто пробуя словосочетание на вкус. — Мне тоже оно нравится. От улыбки начинает немного сводить скулы, но Шепард никак не может заставить себя перестать. — Повзрослев, я узнала, что звёзды огромны, — продолжает она, переплетая их с Гаррусом пальцы. Теперь, после некоторой практики, несоответствие их количества уже не кажется ей проблемой. — Что маленький размер — не больше, чем оптическая иллюзия, вызванная дальним расстоянием. Сейчас, когда ко мне наконец пришло осознание того, что мы совершили, какая-то часть меня заражена скепсисом. Мы победили Коллекционеров, но не Жнецов; выиграли битву, но не войну… И так далее, и тому подобное. А потом я вспоминаю это… свою детскую фантазию. — То, что кажется незначительным, на самом деле может оказаться огромным и монументальным, а значит, его не нужно списывать со счетов, — заканчивает Гаррус за неё, молниеносно уловив направление её мысли. Выждав пару мгновений, Шепард переворачивается на живот. Её глаза находят глаза Гарруса, смотрят внимательно и серьёзно, будто пытаясь запомнить каждую полоску и каждый перепад цвета в радужке. Подавшись вперёд, она целует его — долго и глубоко, с наслаждением соприкасаясь языками. — М-м-м, — тянет Шепард, отстраняясь, когда ей перестаёт хватать запаса воздуха в лёгких. — Я забыла выпить вечернюю дозу таблеток, поэтому с минуты на минуту умру. Гаррус хрипло смеётся. — Не умрёшь, — авторитетно заявляет он, пристраивая руки на её талии. — Мы все обыграли смерть. — Не мешай мне дурачиться, — отзывается Шепард, приподнимаясь чуть выше. — Было бы не в пример проще, родись я турианкой, а? Иногда я всерьёз жалею, что этого не случилось. — Ну, знаешь, ксенофилия работает в обе стороны, — хохмит Гаррус, безотчётно теребя пояс её штанов. — Думаешь, дело в ней? — притворно удивляется она. — Может, меня просто привлекли твои шрамы. — Коммандера Шепард заводят шрамы? — Давай проверим. Последнее слово она выдыхает ему в губы. Её рука проворно пробирается под кофту Гарруса, нащупывая бугристые края шрама на животе, который она впервые потрогала, стоя в медотсеке доктора Чаквас и умирая от смущения — кажется, бесчисленное количество лет тому назад. Сосредоточенно закусив губу, Шепард сдвигает ладонь выше, оглаживая хитиновые пластины и толстую кожу — такую горячую, что, кажется, можно обжечься. Поначалу Гаррус не шевелится, целиком сконцентрировавшись на её ласке, а потом, издав какой-то невнятный звук — что-то среднее между бормотанием и рыком, — хватает её за талию и переворачивает, меняясь с ней местами — оказываясь сверху. Несмотря на узкую поверхность дивана, получается у него на удивление ловко. — Ох, — выдыхает Шепард сквозь зубы. — Это было… порывисто. — Ты превращаешь меня в зверя, — отзывается Гаррус, но как он ни старается выдержать серьёзный тон, ему это не удаётся: секунда — и он прыскает, откровенно веселясь с собственной реплики. — Господи, Гаррус, — с трудом выдавливает из себя Шепард, пытаясь заглушить рвущийся наружу смех. — Ты говоришь книжными штампами. — И много ты читала таких книжек? — Нет. Ни одной, если честно. — Это всё Тали, — признаётся Гаррус, не прекращая похихикивать. — Кажется, она организовала небольшой киновечер для всех желающих — я слышал, как народ собирался около левого смотрового мостика, пока возился на кухне. Не уверен, что они оценят её выбор картины. Она, кстати, и нас звала. — О? — Да, так и сказала — приходи, мол, и Шепард с собой захвати. Уверен, они до сих пор не начали. Хочешь пойти? Шепард пару мгновений молчит, раздумывая над предложением. — Пожалуй, что хочу, — говорит она и, прежде чем Гаррус успевает отодвинуться, предусмотрительно обхватывает его бёдра ногами. — Позже. Сейчас я хочу побыть с тобой. — В таком случае, наши желания полностью совпадают, — отзывается он, убирая чёлку с её лица. Шепард улыбается, а потом, не говоря больше ни слова, медленно снимает с него визор. Гаррус не противится. Отложив аксессуар на пол, она приподнимается на локтях и медленно целует его веки — поочерёдно, правое и левое, — изуродованную шрамами жвалу, подвижные губные пластины. «Я здесь, — говорит она этими прикосновениями. — Я с тобой. Мы вместе». «Мы живы».