***
Будь ты хоть дважды героем Альянса, трижды Спектром и множество раз — спасителем Галактики, ни одно из твоих званий не убережёт тебя от банальных общечеловеческих проблем. Погибшая и возрождённая, воссозданная из «мяса с трубками», победившая Сарена коммандер Шепард оставалась человеком, даже со всеми её имплантантами. Быть может, именно это и привлекало в ней Призрака — умение побеждать на чужом поле, вести за собой, находить выход из тупика не с помощью оружия, а с помощью личностных качеств. Это же было и её главной проблемой — несовершенная смертная сущность. Стоя напротив Гарруса, Шепард не верила, что прошлым вечером принимала клятву юстицара, а теперь выслушивала завуалированные обвинения от своего лучшего друга. За свою жизнь — обе жизни — Шепард повидала немало удивительного, сколь захватывающего, столь и опасного, но юстицар… юстицара она видела впервые. Чётко регламентируемый кодекс, не имеющий полутонов, лишь разделение на чёрное и белое; аскетичный образ жизни; отказ от прошлого, какую бы ценность оно не представляло; защита невинных и наказание виноватых… Всё это было знакомым только на слух — в случае же Самары оно возводилось в абсолют. Она была сильна, сдержана и красива — холодной, завораживающей красотой. А ещё Самара была принципиальна, и, пожалуй, это было единственной причиной, помешавшей Шепард выдохнуть и порадоваться окончанию поисков. Она ясно осознавала, что заявление юстицара о сроках действия клятвы — не пустой звук, и реши та, что Шепард перегибает палку, быть ей атакованной сразу после победы над Коллекционерами. Если те, конечно, не прикончат её раньше. Шепард понимала преданность Самары Кодексу, однако это понимание отнюдь не способствовало доверию — скорее наоборот. Размышляя об этом, она даже не догадывалась, что на следующий день её мысли отзовутся рефреном — в чужих словах. Шепард напряжённо смотрела на дверь в отсек главной батареи. Каких-то пара метров. Зайти внутрь, спросить, что интересного случилось за день, аккуратно перевести разговор на события прошедшего вечера. Как и собиралась. Как и обещала себе. Как и… — Ну что же вы стесняетесь, — пожурил её Гарднер. — Ступайте. Он о вас справлялся. — Ага, — пробормотала Шепард. Неужели она не догадывалась, что Гаррус ждал её? Неужели, памятуя о его заботе, не знала, что волновался? Неужели не понимала, что его наверняка терзали те же мысли, что и её саму? Знала и понимала, разворачиваясь к лифту, злясь на саму себя. Словно наваждение какое-то, словно что-то гнало её прочь, мутило мысли, не давая сосредоточиться и прикинуть, как лучше повести разговор — заставляя уйти. Стоит ли удивляться тому, что эта трусость вылилась в некрасивую ссору? Пожалуй, нет, но легче от этого осознания, увы, не становится. Брошенные Гаррусом слова не обретают нового смысла, не начинают звучать приятнее, вновь и вновь прокручиваясь в памяти Шепард, словно заевшие на повторе. Постукивая ботинком по полу, она сплетает пальцы в замок, безотчётно касаясь губами костяшек. То ли она недостаточно остыла, чтобы отстранённо проанализировать их разговор и понять, что делать дальше… то ли анализировать попросту нечего. Слово за словом пытаясь разобрать его на части, Шепард чувствует всё большую растерянность. Она ни с кем не ругалась так… глупо. Ни разу. И уж тем более — с Гаррусом. А ещё — совершенно точно не слышала от него столь обидных слов раньше. Наивная? Пытающаяся понравиться? Желающая насадить своё мнение? Серьёзно? Сняв обувь и отодвинув её к тумбочке, Шепард с ногами забирается на кровать. Ей явно нужно хорошенько отдохнуть — без рефлексий, снов, идиотских ссор, недомолвок и пьяных поцелуев. Утро принесёт с собой трезвость разума — в этом она не сомневается. Хотела бы она быть уверенной и в том, что случившаяся ссора не была первым тревожным звоночком.***
Огни Нос Астра остались позади, как и повторный визит к Лиаре, который Шепард приберегла для более подходящего настроения — и который прошёл не в пример приятнее, чем предыдущий. Впереди лежала целая куча не требующих отлагательств дел, и далеко не все из них касались непосредственно Коллекционеров. Шепард ни на мгновение не забывала, в чём заключалась её главная цель, однако на периферии то и дело возникали задачи менее глобального плана. Призрак, словно заведённый, не уставал повторять, что для максимальной эффективности команде необходимо быть полностью сосредоточенной на задании, и она не пыталась возражать. Сомневалась она лишь в том, будет ли смысл во всех этих маневрах, вздумай им отвлекаться на личное. «Жнецы, — гнула свою линию Шепард, — не будут ждать, пока я наболтаюсь с родителями». Призрак был непоколебим. Отчасти она соглашалась с тем, что перед прыжком в ретранслятор Омега-4 будет нелишним разрешить старые конфликты, но прагматист в ней не желал распыляться на посторонние дела — до определённой поры. В какой-то момент сдавшись, Шепард полностью погрузилась в решение чужих проблем, медленно, но верно сближаясь с теми, кто взялся прикрывать её спину. Единственным, кто никак не посягал на её личное время, был Гаррус. С момента их ссоры прошло две недели, и Шепард казалось, что это достаточный срок, чтобы махнуть на всё рукой и начать вести себя как взрослые люди — ну, или человек и турианец. Они не избегали общества друг друга, не покидали стол, оказавшись вместе за обедом, и не бросали косых взглядов, однако в их отношениях явственно поселился холодок. «Доброе утро, Шепард», «И тебе, Гаррус» — вот и все разговоры. Она по-прежнему брала его с собой на высадки, он по-прежнему соглашался, пока это дурацкое ощущение «всё хорошо, но, на самом деле, не очень» не начало порядком её раздражать. В какой-то момент ей даже захотелось проучить Гарруса, подержав на скамье запасных подольше, но Шепард быстро отмела этот вариант. Хочешь нормального отношения — веди себя соответственно. Шли дни, и она всё чаще ловила себя на мысли, что тоскует по их шутливым перепалкам и долгим разговорам у главной батареи. Вечерами ей хотелось приходить к нему и, по привычке устроившись с лэптопом на ящике, запускать зонды, слушать его бормотание, молчать — с Гаррусом даже молчание было по-своему комфортным. Шепард никогда не считала себя трусихой и не могла пожаловаться на излишнюю горделивость, но, возвращаясь в конце дня в каюту, она оставалась там, ожидая… Чего? Знать бы ответ. Как бы то ни было, жизнь не стояла на месте, и в один прекрасный день дело, наконец, сдвинулось с мёртвой точки.***
— Ардат-Якши, — повторила Шепард, сощурив глаза. — Вы хотите, чтобы я стала приманкой для ардат-якши. Наверное, будь на её месте кто-то другой, и он бы прибавил что-то вроде «Вы с ума сошли?» — Я бы не стала просить вас об этом, будь это неважно, — отозвалась Самара. — Она очень опасна, Шепард. Мне никогда не удавалось подобраться к ней так близко, и сейчас… — Я понимаю. — Одного понимания мало. На её руках кровь сотен жертв. Она веками множила свою силу. Я поклялась остановить её и сделаю это даже ценой собственной жизни. Я была бы признательна получить вашу помощь, но если вы хотите отказаться, я не буду настаивать. — Не хочу, — заверила её Шепард, делая шаг ближе. — Что от меня требуется? Ночная Омега ничем не отличается от Омеги дневной — всё те же бездомные, всё те же снующие по улицам ворча, всё те же очереди к дверям «Загробной жизни», даже освещение — кроваво-красное, как и подноготная города — ничуть не меняется. Единственное отличие состоит в том, что ночью гораздо проще поймать шальную пулю. В глобальном же смысле — разницы никакой. Обернувшись на закрывшиеся за спиной двери, Шепард оправляет подол платья и некоторое время стоит в темноте коридора. VIP-зона «Загробной жизни» оказывается ещё одним залом с барной стойкой, танцполом, стриптизёршами и парой закрытых комнат. Музыка почти оглушает, но для посетителей это ещё один плюс — можно обсуждать планы хоть по захвату мира, не боясь быть услышанными. На мгновение Шепард теряется, не понимая, как в этой суматохе света и музыки найти Моринт, более того — как убедить её в том, что она заслуживает больше, чем любопытный взгляд мельком? Однако стоит ей перешагнуть порог VIP-зоны, и остаётся только отстранённо удивляться тому, как легко план воплощается в действие. С кем-то поговорить, кому-то банально дать в морду, убедить бармена как следует проставиться за счёт заведения… В общем, всё так, как и советовала Самара. Пожалуй, Шепард даже получала бы своеобразное удовольствие, если бы не незримое присутствие юстицара, напоминающее о том, что перегибать палку не стоит, и не подленький внутренний голосок, шепчущий: «А не слишком ли просто? Может, ловят — тебя?..» Оглядевшись, Шепард не замечает особого интереса к своей персоне — только несколько человек жестами выражают ей благодарность за выпивку. Нарочито безразлично кивнув, она неторопливо проходится по залу, не глядя по сторонам — и едва не отшатывается, когда слышит справа от себя бархатистый голос. — Похоже, сегодня ты в центре внимания. Я наблюдала за тобой. Выйдя из полумрака, его обладательница прислоняется к стене и осматривает Шепард с головы до ног. Что бы она не искала, она это нашла, потому что её губы сразу растягиваются в улыбке — сладкой как патока. — Мой столик неподалёку. Может, присоединишься? Со спины Моринт сложно отличить от Самары — та же прямая спина, та же уверенная походка… Шепард становится тошно от мысли, что она подвизалась помочь матери убить собственную дочь. Всего имеющегося у неё воображения не хватит на то, чтобы представить, каково быть пленницей подобной ситуации. И нет, сейчас явно не время размышлять о том, что испытывает Самара, знающая, что ей предстоит уничтожить родную кровь. Общение с Моринт оказывается на удивление коротким. И странным. Иные реплики кажутся Шепард содранными из книг штампами, оставляя за собой смесь из разочарования («А она не так уж и сообразительна») и облегчения («В противном случае было бы сложнее»), иные — попадание пальцем в небо, и попадание предельно удачное. На месте Моринт Шепард бы не поверила, что случайная незнакомка может оказаться такой, без ложной скромности, прекрасной собеседницей и разделять, до кучи, каждый её интерес. Но ардат-якши уверена в себе, своей безнаказанности и безопасности. Увлекая Шепард в свои апартаменты, она позволяет ей осматривать обстановку, охотно рассказывает о происхождении того, что её заинтересует, подсаживается ближе, касается пальцами бедра… Её голос мягко обволакивает сознание, вплетается в мысли, вливаясь в них тонким аккуратным ручейком, который невозможно выделить в общем течении. Её глаза завораживают, удерживая взгляд будто магнитом. Её тело обещает, что все блага мира, которые могут прийти на ум, будут пылью в сравнении с её предложением. Идеальный хищник. В какой-то момент Шепард, несмотря на весь свой самоконтроль, почти поддаётся ей. Отчасти её поддерживает напоминание о Самаре — Моринт слишком похожа на мать, отчасти — её собственное имя, небрежно слетевшее с губ ардат-якши. Шепард не представлялась ей, и осознание того, что Моринт прекрасно знает, с кем вознамерилась позабавиться, отрезвляет. Решила пополнить коллекцию особо редким экземпляром? Чёрта с два. …Моринт всё-таки догадывается, для чего она оказалась в «Загробной жизни». Сложно не догадаться, когда твоя жертва в ответ на гипнотизирующее «Скажи, что сделаешь для меня всё» отвечает отказом. Но происходит это слишком поздно — за ничтожные секунды до того, как на пороге появляется Самара. — Моринт, — цедит юстицар и, не теряя времени, выбрасывает вперёд руку. Биотика ударяет в грудь ардат-якши, заставляя её удариться спиной об окно. Сыплется на пол стеклянная крошка. — Мама, — выплёвывает Моринт. — Не называй меня так! Слова сопровождаются ещё одним ударом, направленным в живот, и Шепард знает: это больно. Потасовка оказывается короткой — она только и успевает, что шагнуть в сторону, дабы не попасть под раздачу. Ни Самаре, ни Моринт не удаётся одержать верх или хотя бы добиться преимущества, и они замирают друг напротив друга, окутанные биотическим сиянием. — Шепард! — окликает её Моринт. — Я так же сильна, как и она. Позволь мне присоединиться к вам! — Ты чудовище, — в сердцах бросает Самара, не отводя глаз от лица дочери. — Я уже поклялась служить вам, Шепард. Мы должны довести дело до конца! Шепард переводит взгляд с одной асари на другую. Лёгкая растерянность, вызванная развернувшейся у неё под носом дракой, покидает её, и она яснее ясного видит, что Самара и Моринт оказались во взаимной ловушке. Стоит одной из них пошевелиться — и вторая сможет атаковать. Поэтому она делает то, что от неё требуется — шагнув к Моринт, Шепард заламывает руку ей за спину. — Конец истории, Моринт. — И это меня вы называете убийцей? — выдыхает ардат-якши, тщётно пытаясь вырваться. — Вы… Самара не даёт ей договорить. Сбитая чужой силой с ног, Моринт отлетает к стене и неуклюже падает на бок — чтобы тут же приподняться. Не отводя взгляда от приближающейся к ней матери, она пытается отползти, всё ещё надеясь покинуть поле битвы. На лице её отчетливо написан страх. Первобытный, животный страх. — Да найдёшь ты мир в объятиях Богини, — произносит Самара практически шёпотом. Шепард отворачивается. За спиной раздаётся удар — едва ли она может спутать звук проломленной головы с каким-нибудь другим, — и по коже бегут мурашки. Перед внутренним взором вдруг встают картины будущего: Коллекционеры разбиты, и она устало утирает лоб, улыбаясь команде. «Шепард, — поворачивается к ней Самара. — Ваша миссия увенчалась успехом, следовательно, я свободна от данной мной клятвы». Взгляд её темнеет, и последнее, что видит Шепард — ослепительная голубая вспышка. Она передёргивает плечами. Что-то явно не в порядке с её нервами. — Я готова покинуть это место, — слышит она отстранённый голос Самары. — Вы… хотите поговорить об этом? — осторожно спрашивает Шепард, делая шаг в её сторону. Юстицар неуловимо меняется в лице, и на мгновение становится видно, что ей действительно много лет. — Я только что убила самую отважную и умную из моих дочерей, — говорит она не знающим дрожи голосом и расправляет на миг ссутуленные плечи. — Что вы хотите услышать, Шепард? Позже, возможно, я найду, что сказать, но сейчас… Давайте просто уйдём отсюда. Проявите милосердие к старому сломленному воину. Последняя фраза могла бы прозвучать иронично, но только не из уст Самары. Не сейчас, когда позади них, полускрытое опрокинутой мебелью, остывает тело её родного ребёнка. Шепард порывается попросить прощения, но вовремя прикусывает язык. Это лишнее. Она не может представить, каково это — убить дитя, которое растила собственными руками, и остаться при этом в здравом рассудке. В последний раз оглядев разгромленную квартиру, Шепард одёргивает платье. Как ни крути, но это ещё одна — пусть и глупая — причина испытывать дискомфорт: майка и штаны, не говоря уж о полной боевой выкладке, куда более привычны. Не то, чтобы она имела что-то против платьев и юбок — в конце концов, в подростковом возрасте она из них почти не вылезала, — скорее, безнадёжно забыла, как их носить. Самара, тем временем, устало направляется к выходу и, коротко кивнув Гаррусу… Стоп. Шепард вскидывает голову. Едва ли не впервые в жизни она испытывает при виде приятеля не спокойствие или радость, а зарождающееся в груди раздражение. — Что ты здесь делаешь? — спрашивает она, подходя к нему. — Я же сказала, что… — Следил, чтобы всё прошло гладко, — отвечает Гаррус. Спокоен, как буддистский монах. Будто так и должно быть. Шепард чувствует смутное желание врезать ему чем-нибудь тяжёлым. — Со мной была Самара. — Она не всесильна. — Ты тоже. — Я не подставлю тебя, — говорит Гаррус. — Даже если это понадобится для достижения цели. В противном случае… я сменю цель. — Да чтоб тебя… — выдыхает Шепард, яснее ясного слыша в его словах намёк на то, что, будь в этом необходимость, юстицар без зазрений совести отдала бы её на растерзание Моринт. Не сдержавшись, она толкает его в грудь. Деликатно ушедшая в конец коридора Самара оборачивается на звук удара о стену, оценивает обстановку и отводит глаза. Это не её дело. — Что с тобой творится? — тихо говорит Шепард, но Гаррусу кажется, будто она вот-вот закричит. — Что с тобой, мать твою, творится? Я не ребёнок, нуждающийся в непрестанной опеке. Я могу справиться с делом без твоего надзора, хватит следить за каждым моим шагом! Какого чёрта ты во всё лезешь? Гаррус молчит. Слова не складываются нужными фразами, и то, что в мыслях кажется единственно верным, невозможно превратить в толковое объяснение — потому что он и себе-то объяснить ничего не может. «Так — правильно» — это всё, что он мог бы сказать, но чутьё подсказывает, что Шепард вряд ли удовлетворит подобный ответ. — Я не понимаю, что случилось, — говорит она, поостыв, и делает шаг назад. — Раньше всё было иначе. Ты никогда не нарушал моих приказов, ты доверял мне и… — Я и сейчас доверяю, — отзывается он. — О каком доверии ты можешь говорить, если… — Если отказываюсь брататься с каждым новым членом экипажа? Гаррус испытывает пугающее дежавю. Сейчас, как и две недели назад, ему стоило бы как следует прикусить язык, но он предпочёл, как говорится, влезть в бутылку. — Ты издеваешься? — тихо и устало спрашивает Шепард. — Я бы поняла, если бы это сказал мне Заид. Если бы Джек упрекала меня в том, что мне нужно только безоговорочное подчинение и следование моему примеру. Они едва знают меня. Но ты? Поджав губы, она проходится по коридору. Шепард не любит, когда произнесённые слова запоздало обдумываются. Это сродни удару пыльным мешком по затылку — сперва ляпнул, потом закрыл рот, прокрутил сказанное в голове и понял, что именно это, озвученное, тебя и мучает, именно это и отказывалось до сих пор толково оформляться — даже в мыслях. Особенно в мыслях. — Я перестала понимать тебя, Гаррус, — медленно произносит она. — Ты никогда не боялся высказывать собственное мнение, но поддерживал меня, потому что понимал как много значит вовремя подставленное плечо. Я знала, что всегда могу прийти к тебе за советом. Ты деликатно указывал мне на ошибки, и у меня открывался взгляд со стороны. С тобой можно было просто поговорить — о чём угодно, — не опасаясь поспешных суждений. А сейчас ты критикуешь всё, что я делаю, ты всем недоволен. И знаешь, почему меня это раздражает? Не потому, что наше мнение не совпало. Потому что ты, чёрт тебя побери, — говорит она, в такт каждому слову толкая его в грудь, — ничего мне не объясняешь! Меня не обижает твоё несогласие, я просто хочу… Молчи, — вскидывает она руку. — Я… Осёкшись, Шепард смотрит на свои запястья, обхваченные пальцами Гарруса, а затем медленно поднимает взгляд к его лицу. — Что с тобой случилось? — спрашивает она, не пытаясь вырваться. — Если бы я не знала тебя… Хотя мне всё чаще кажется, что не знаю. Ты всё тот же Гаррус, которого я называла своим другом — и, вместе с тем, кто-то совершенно мне незнакомый. Может, так и должно быть, ведь для тебя прошло целых два года. Значит, что-то не так со мной? Молчание. Решив, что ответа ждать бессмысленно, Шепард пытается освободить руки из хватки, но Гаррус только сильнее сжимает пальцы. — С тобой всё в порядке, — говорит, наконец, он. Его слова звучат отрывисто; он подбирает их на ходу, словно детали конструктора. — Просто… Не знаю. В последнее время я сам не свой. То злюсь без веской на то причины, то… ещё что-то. Мы ссоримся. Ты воспринимаешь мои действия в штыки. Ты говоришь, что не нуждаешься в моей заботе, но я не могу иначе. Я просто… не могу. — Гаррус, — тихо зовёт его Шепард. — Я никогда не говорила, что мне неприятна твоя забота, потому что это не так. Но сейчас, особенно на контрасте с нашими ссорами… Она душит меня, ты перегибаешь… — Я не согласен, — перебивает он. — Ты должна понимать. Ты погибла, спасая Джокера. — Я понимаю. Но… — Ты хочешь, чтобы я в сотый раз повторил, как дорога и важна ты для меня? — …но дело не только в этом, — упрямо продолжает она. Каждый раз, когда Гаррус указывает на её место в своей жизни, ей становится неловко. Он так легко произносит подобные фразы, что она всегда теряется. Как бы она ни сердилась, все отрицательные эмоции вмиг исчезают, равно как и всё её красноречие. «Я знаю»? «Спасибо»? «Большое спасибо»? Боже. — Это не главное, — говорит Шепард, наконец найдя нужные слова. — Дело не только в твоей гиперопеке, но и в том… скорее даже в том, что ты не говоришь мне, о чём думаешь. Ты считаешь меня наивной, но когда я узнаю об этом? Когда мы ссоримся? Некоторое время Гаррус молчит. — Я не считаю тебя наивной. Это… вырвалось. Я сказал много такого, чего не должен был. — Это было обидно. — Знаю. Мне стыдно об этом говорить, но я потерял контроль над собой. Мне надо было извиниться, но я не смог. Каждый вечер косился на дверь, как идиот. — Ждал меня? — спрашивает Шепард. Глупый вопрос, из тех, на которые заранее знаешь ответ, но она чувствует, что сейчас Гарруса нужно подталкивать к тому, что он хочет сказать сам. В иных обстоятельствах, будь на его месте кто-то другой, Шепард бы рано или поздно разочаровалась. За примером далеко ходить не нужно: всё тот же Кайдан (когда он наконец отпустит её?), его туманные фразы, всегда оставляющие пути для отступления — «Эй, меня просто неправильно поняли», — та проклятая ночь перед Илосом… Тогда она попросту не выдержала, спросив, какого чёрта он до сих пор колеблется, хотя на языке вертелось что-то гораздо более едкое. Она сдержалась, потому что это было бы довольно оскорбительно, а обижать Кайдана, несмотря ни на что, ей не хотелось. Быть может, зря? Быть может, тогда не было бы этого паршивого послевкусия, словно на язык попала какая-то терпко-горькая дрянь, ни сплюнуть, ни проглотить; не было бы желания отмотать всё назад и переиграть. Кто знает. В случае с Гаррусом все сомнения, возникавшие у него, неуверенность в каких-то вопросах — это не раздражало. Ну… Обычно не раздражало. В большинстве случаев. Она поняла это не сразу, но от этого негласно принятая на себя роль наставника казалась только органичнее. Может, так вышло потому, что она с самого начала их дружбы уловила: он обдумывает сказанные ей слова, даже когда не согласен. Он сделает выводы и придёт с ними к ней, и проговорит их, и попросит совета, и с радостью даст его сам. Они всегда отлично дополняли друг друга. «Великолепный симбиоз, — сказал бы, наверное, Мордин. — Весьма взаимовыгодно». — Может, и ждал, — прерывает Гаррус затянувшееся молчание. — Ты всегда приходила ко мне. Не наоборот. — Тебе не кажется, что в этот раз нужно было что-то изменить? Какое-то время они стоят в тишине. — Мы оба озвучили больше, чем собирались, — говорит Шепард, опустив ресницы. — Но я всё равно не понимаю, что между нами творится. Всегда есть причина, но я не могу её найти. Дело в стрессе, сопряжённом с миссией? Давлении? Или… не знаю… в команде? В том, что тогда случилось? — неловко спрашивает она. Не совсем так и не в такой ситуации ей хотелось бы обсуждать давешний пьяный поцелуй. Но выбирать не приходиться — слова срываются с губ быстрее, чем ей удаётся их удержать. — Нет, — торопливо отвечает Гаррус, и, дёрнув жвалами, умолкает. — Да. И в этом тоже, — признаётся он, помолчав, совсем тихо. — Я не хочу, чтобы это разрушило нашу дружбу, — озвучивает Шепард то, что мучило их обоих. Опустив голову, Гаррус молча смотрит на её руки, будто только сейчас заметив, что продолжает удерживать их. Кажется, в наступившей тишине он не только чувствует, но и слышит биение пульса под кожей и, едва ли осознавая, что делает, оглаживает её запястья пальцами. — Не разрушит, — уверяет он. Абсурдное желание продолжить фразу почти физически обжигает губы, но он совершенно не знает, как сформулировать желаемое. Не понимает и не может проговорить — даже мысленно. — Ты… хочешь чего-нибудь? — спрашивает Шепард после долгой паузы. Её голос такой же тихий и хриплый, как и тогда, в тот поздний час в отсеке главной батареи. Медленно подняв голову, Гаррус всматривается в её глаза, будто в них можно найти подсказку для ответа или разъяснение её вопроса. Чего он хочет — сейчас или вообще? Мира во всем мире и атомный заряд себе в голову. — Не знаю, — отвечает он, слыша, как садится его голос. Перед внутренним взором выскакивает ярко-красный флажок, как в старых игровых автоматах, и надпись «Поздравляем! Ты только что упустил отличный момент для ещё одного поцелуя, неудачник!» Во рту становится сухо от простого осознания своих желаний в данный конкретный момент. И что могло бы быть проще? Притянуть её чуть ближе, опустить голову, прижаться к губам… О, Духи. — Отпусти меня, — просит Шепард, на миг сомкнув веки, и он покорно разжимает пальцы. — Пора идти. Мы и так изрядно задержались. Ощущая себя последним идиотом в Галактике, Гаррус послушно направляется за ней к выходу. Оглядываясь на прошедший вечер, ему определенно есть, о чём задуматься по возвращении на корабль. Например, о том, как удивительно хороша Шепард в этом коротком чёрном платье.