Tears Into Wine

Просыпаясь, Гаррус уверен, что если бы здесь, в отсеке главной батареи, был иллюминатор, то сейчас бы в него светили оба солнца этой планеты и виднелся кусочек безоблачного зеленоватого неба. Утро, следующее за таким хорошим вечером, просто обязано быть солнечным. Спать на полу и впрямь оказалось удобнее, чем в капсуле. Жестковато, конечно, но это решается парой дополнительных одеял в качестве матраса. Зато можно как следует вытянуть ноги, раскинуть руки и сладко заснуть под мерное гудение батареи. Красота. Приподнявшись, Гаррус машинально кидает взгляд на консоль, потягивается и снова опускается на спину, закидывая руки за голову. Он никогда не имел привычки нежиться в постели, предпочитая подниматься сразу, как открывает глаза, но сейчас… Сейчас, думает он, у него есть полное право немного поваляться, изучая потолок и лениво перебирая в памяти минувший вечер. В конце концов, ему определённо есть, что вспомнить. Прохладные ладони. Смешливый взгляд. И, определённо, слишком много пальцев. Тонкие, раза в два тоньше, чем его собственные. Короче, чем у него. Вместо когтей — аккуратные ногти, округлые и совсем не острые. — Меня смущает такой пристальный интерес, — прервала Шепард его мысли. — Я просто… Она запрокинула голову, вглядываясь в беззвёздное, подсвеченное фонарями небо, и Гаррус закрыл рот. Искоса рассматривая её профиль, он не мог отделаться от мысли, что ему необходимо что-то сказать или сделать, но придумать, что именно, совершенно не получалось. Наконец, он придвинулся ближе и, помедлив, опустил руку на спинку качелей. Он бы не удивился, пересядь Шепард подальше, но она, на мгновение напрягшись, лишь прижалась к его боку своим. Уже не колеблясь, Гаррус положил ладонь ей на плечо. Его нос тотчас уловил запах её волос. Очень необычный, очень… человеческий? Немного завораживающий, вызывающий желание прижаться лицом к затылку и сделать глубокий вдох. Гаррусу вдруг очень захотелось снять перчатки и потрогать тёмные пряди. Ничего подобного у турианок не было. — Уже поздно, — напомнила Шепард парой минут спустя. — Думаю, самое время возвращаться. Она отстранилась, ища взглядом ботинки. Гаррус среагировал быстрее, чем осознал: придержал её за локоть, а потом — опустился на колени. — Ты не против, если… — начал он, пододвигая обувь к себе. Несколько мгновений Шепард смотрела на него озадаченным взглядом, но в итоге кивнула. Гаррус пожалел о том, что нельзя просто сбросить дрожь, встряхнув руками, или снять её, как перчатки — он бы не отказался. Взяв её ступни в ладони, он некоторое время просто рассматривал их — снова пять пальцев, да ещё таких маленьких, на ногах-то зачем? — а потом помог Шепард обуться. Сделать это оказалось не так-то просто, но он справился, и был немного горд собой. Совсем чуть-чуть. Они покинули парк уже за полночь. В баре их клятвенно заверили в том, что Тали была благополучно доставлена на «Нормандию» одним из охранников. — Нам повезло, — сказал Гаррус, занимая водительское место. — Мигрирующий Флот может спать спокойно. — Думаю, они раскусили бы тебя в первую же минуту. — Я могу быть очень убедительным. Усмехнувшись, Шепард отвернулась к окну, рассматривая проносящиеся внизу улицы. Время от времени Гаррус чувствовал на себе её взгляд и тогда коротко косился в ответ. …А потом, уже на «Нормандии», они, дурачась, добирались от стыковочного шлюза до лифта. Шепард, снова разувшись, вела себя так, будто их окружили враги: кралась, прижимаясь к стене, и выглядывала из-за угла, выставляя перед собой ботинок. Гаррус не отставал. От прежней неловкости не осталось и воспоминания — на её место пришло желание вести себя как ребёнок, пихать друг друга и щекотаться, с трудом сдерживая хохот. И, в общем-то, было глубоко плевать на возможных свидетелей. Достигнув, наконец, цели, Шепард с нарочито серьёзным видом похлопала его по плечу. — Отлично, офицер Вакариан. Мы справились. Ни единой потери среди боевого состава и гражданского населения. — Если не считать бедняги Кирстена, которому не повезло оказаться на прицеле вашего ботинка, — усмехнулся Гаррус. — Что поделать, в тот момент он был не штатным механиком, а нашим врагом, — отозвалась Шепард с улыбкой и коротко обернулась на лифт. — Спасибо за вечер, Гаррус, — добавила она, но с места не сдвинулась. В книгах и фильмах, мелькнуло в его голове, за этими словами должен следовать поцелуй. Но он просто пожал плечами и дёрнул жвалами. — В следующий раз ты обязана быть в платье. — В следующий раз? — переспросила она, прищурившись, а затем скрылась в кабине. Гаррус с наслаждением потягивается. Своё настроение он может охарактеризовать как «превосходное» и «решительное». Это, наверное, и называется — дозреть. Дозреть и… начать бороться за Шепард? О'кей, Гаррус, а с кем? Ладно — ухаживать за ней. Хватит ходить вокруг да около: Шепард ему нравится, шаг к ней он уже сделал, она, кажется, поняла его правильно и ничего не имеет против… И на этом можно поставить точку и перестать изъясняться намёками. Если мужчине нравится женщина, он не бегает кругами, а демонстрирует это. Хвалит её воротник, или жвалы, или… Кстати, у Шепард нет ни того, ни другого. Пусть ехидный внутренний голос и хочется придушить, не признать его правоту нельзя: Гаррус не имеет ни малейшего понятия о том, как проявляют романтический интерес люди. Никогда этим не интересовался, да и зачем бы. Что он может предложить Шепард? Вряд ли она обрадуется щётке для чистки гребня. В подобные моменты Гаррус начинает жалеть о том, что ушёл в армию. Иного выбора у него не было, но на гражданке он наверняка бы получил больше опыта в неформальном общении с девушками. Глядишь, и знал бы, от какого камня плясать ритуальные танцы. Впрочем, она ведь такая же военная косточка, как и он сам, так что… Так что поднимись уже для начала и пожелай ей доброго утра. Гаррус совершенно не удивляется, когда во время уборки нового спального места дверь отсека открывается, и его приветствует голос той, что занимала его думы с самого пробуждения. — Опять потащишь меня на героические свершения с утра пораньше? — интересуется он, не оглядываясь, и сворачивает одеяло валиком. — Ты спал здесь? — спрашивает Шепард с лёгким удивлением в голосе. — А что с капсулами? — Ничего, — отзывается Гаррус, укладывая постельные принадлежности аккуратной стопкой на ящик. — Просто они меня достали. — С этим надо что-то сделать. — Распорядись, чтобы мне выдали ещё пару одеял и подушек. — Я что-нибудь придумаю, — кивает она и неожиданно хмурится. — Я пришла к тебе с новостями. — Весь внимание. — Дело в Гранте. — Шепард вздыхает. — Келли сообщила, что наш сын полка подозрительно взволнован. Узнать о причинах самостоятельно ей не удалось — отвечать на вопросы он попросту отказался. Когда я пришла, Грант метался по отсеку, а потом протаранил головой стекло. Он говорит, что хочет убивать, но это не его желание, оно… неестественно, и откуда взялось, он не понимает. Мне кажется, он напуган. СУЗИ не нашла никакой информации по этому поводу, поэтому мы решили… — Найти другого крогана, — подхватывает Гаррус. — Жаль, с нами нет старины Рэкса. — Грант считает, что болен. Пока он себя более-менее контролирует, но… — Шепард разводит руками. — Думаю, не стоит надеяться, что проблема исчезнет сама собой, поэтому я предложила взять курс на Тучанку. К слову, это не единственная причина для визита туда. По пути к Гранту я столкнулась с Мордином… — Дай угадаю: у него тоже нашлись неотложные дела. — Вроде того. Вчера вечером он получил весьма тревожное письмо. Один из его учеников, Мэлон, находится в плену у «Кровавой стаи». Самое щекотливое здесь то, что Мэлон был вовлечён в работу по модификации генофага. Уверена, ты понимаешь, какие могут быть последствия, если эта информация станет публичной. — Не хочется расстраивать нашего доброго доктора, но я бы не слишком надеялся получить парня не то что живым, но хотя бы без переломов. Особенно, если кроганы знают о его связи с генофагом. — Неизвестно. Она приваливается спиной к стене. Гаррус чувствует её усталость — не физическую, но моральную, накапливающуюся с каждым прожитым днём, наполненным борьбой, открытой и не очень. Несколько минут он, внутренне решаясь, смотрит на Шепард, а затем опускает ладонь ей на плечо. — Ты стала говорить, как Мордин, — замечает он, осторожно сжимая пальцы. — Выдохни. Это всего лишь очередная безумная авантюра, из которых ты всегда с честью находишь выход. — Вход туда мне найти гораздо проще, — усмехается она. — Но ты умеешь обнадёжить. — Должен же быть от меня хоть какой-нибудь прок, верно? — отзывается Гаррус, а потом вдруг касается пальцами её волос и, едва ощутимо задев когтями щёку, отводит их в сторону. На мгновение у него перехватывает дыхание — всего на мгновение, достаточное для того, чтобы решить, что жест немного поспешен… и передумать. — У тебя сошли шрамы. — Они… Да, — запнувшись, кивает Шепард. Она не пытается уйти от прикосновения, не отводит взгляда, и в её глазах Гаррусу видится… что? Поощрение? Предложение? Вызов? Он не знает, но это и не имеет значения. Главное, что она не против. — Ни следа не осталось, — говорит он, проводя пальцем по скуле. У Шепард нежная кожа, гораздо нежнее, чем лицевые пластины у любой турианки, а он не надел перчаток и, кажется, его руки слишком грубы, чтобы трогать её, да ещё так фривольно. Но, судя по тому, что она до сих пор его не оттолкнула, он как минимум не перешёл человеческих границ приличия. Как максимум — ей приятно. А в голове его, тем временем, форменный бардак, а не стройные, логичные, спокойные, чёрт их побери, мысли. Что ни говори, а Шепард определённо влияет на него странным образом, заставляя тушеваться от невинных прикосновений так, словно он — юная девица на первом свидании. Впрочем, юной девицей он, может, и не стал, а вот опыт романтического общения с людьми у него действительно первый. — Они казались очень глубокими, — добавляет он. — Они и были, — подтверждает Шепард и поворачивается, почти неощутимо прижимаясь щекой к его пальцам. Её голос, негромкий и мягкий, завораживает его, почти физически обволакивая, укутывая в слова. — Если честно, я не хотела от них избавляться. Сначала не было времени, а потом… — Она дёргает плечом. — Я и шрам, полученный во время Скиллианского блица, не сводила намеренно. Решила оставить и эти, но я им не приглянулась. — И хорошо, — говорит Гаррус и, помедлив, убирает руку. С языка так и рвётся что-то вроде «У тебя красивая нижняя челюсть», раз жвал у неё нет. — Я бы не пережил такой серьёзной конкуренции. Шепард смеётся, и он улыбается в ответ. Так, спокойно. Разговор шёл о делах. Грант, Мордин, Тучанка. — Ну, так… — тянет Гаррус, кашлянув. — Джокер уже проложил курс? — Я отдала распоряжение перед тем, как прийти сюда, — отвечает Шепард. — Идёшь завтракать? — Да, — кивает он и, на ходу обуваясь, покидает отсек вслед за ней. В столовой его не покидает ощущение, что все смотрят только на них. Оно и неудивительно: едва ли Кирстен не рассказал друзьям о том, как накануне ему довелось наткнуться на коммандера и её верного офицера, крадущихся по коридору и попытавшихся расстрелять его из ботинка. Неловко вышло. Если говорить откровенно, Гаррус не испытывает сожалений по этому поводу, а Шепард, похоже, и вовсе не волнуют взгляды в их сторону. Привыкла. Да и что тут такого особенного — не любовью же они занимались на мостике. Просто дурачились, хоть и посреди ночи. — Я смотрю, мы побили все рекорды по привлечению внимания общественности, — замечает Шепард, словно читая его мысли. — Тебе не нравится? — Мне не нравится, что я по рассеянности взяла персиковый сок вместо апельсинового, — хмурится она и поднимает глаза. — Это же «Нормандия». Здесь от пересудов не скроешься. — Значит, пусть судачат, — легкомысленно отзывается Гаррус. — Принести тебе другой сок? — переводит он тему, но Шепард качает головой. — Как-нибудь переживу. Волей-неволей, но от размышлений о предстоящем визите на Тучанку она переходит ко вчерашнему вечеру. Она ждала намёка, сигнала, первого шага — и дождалась. Что теперь? О, да просто запрыгни к нему на руки и потребуй отнести тебя… куда-нибудь. Поцелуй при всех. Или тащи к главной батарее и займись разнузданным сексом прямо на консоли, что ты как маленькая? До чего же невовремя всё это произошло. Похоже, военным строго противопоказана романтика, даже невинного плана, потому что военные начинают паниковать и общаться с внутренним голосом, который и рад нести феерическую чушь. Память вдруг подкидывает ей воспоминания о родителях: спокойствие и сдержанность, забота, больше похожая на обязательство, редкие совместные вечера, целомудренные поцелуи… Никакого томления, никакой страсти — такой пример был у неё перед глазами. Сейчас-то она понимает, что пример был далеко не эталонным, но отпечаток… да, отпечаток остался. Что-то внутри неё всегда протестовало против такого развития событий, против того, чтобы «быть как мама». Наверное, нужно просто плыть по течению. Отодвинув опустевшую тарелку, Шепард косится на Гарруса. Поймав её взгляд, он вопросительно дёргает подбородком. Плыть по течению?.. Улыбнувшись, она качает головой, мол, всё в порядке. — У тебя такое выражение лица, словно… Он умолкает, не окончив фразы, глядя на кого-то позади неё. Обернувшись, Шепард видит приближающуюся к ним Келли и с досадой вспоминает, что так и не извинилась перед ней. — Доброе утро, — приветствует их йомен. — Так и знала, что найду вас здесь. — Доброе утро, Келли, — отзывается Шепард и кивает на кресло рядом с собой: — Присоединитесь? — Спасибо, коммандер, но сегодня я завтракаю с Тэйном. Мне кажется, он испытывает некоторые проблемы с вливанием в коллектив. Я просто хотела передать, что с вами желает побеседовать Призрак. — Давненько тебя не дёргал Большой Босс, — замечает Гаррус, провожая Келли взглядом. — Я почти поверил, что он забыл о нашем существовании. — Скорее Коллекционеры принесут публичные извинения, вернут похищенных и улетят восвояси, прихватив с собой хозяев. Разговоры с Призраком никогда не доставляли ей удовольствия, и чем дальше, тем больше она задумывается, нельзя ли ограничить их общение краткими отчётами о миссиях. — Могу я попросить тебя об одолжении? — спрашивает Шепард. — Разумеется. — Загляни к Гранту, проверь, как он там. — Конечно, — кивает Гаррус. — Будет нужно — спою колыбельную. Улыбнувшись, Шепард встаёт из-за стола и, выбросив одноразовую посуду, направляется к лифту. По «Нормандии» пробегает лёгкая, почти неощутимая дрожь — корабль проходит через ретранслятор.

***

Покидая зал для брифинга, Шепард чувствует острое раздражение. Нынешний разговор с Призраком мало чем отличался от разговора после Горизонта: в тот раз он тоже начал с вопросов личного характера. А сегодня — только ими и ограничился. «Вы сблизились с командой. Это хорошо. Однако не стоит забывать о том, что ждёт вас в будущем. Ваше задание сопряжено с колоссальным риском. Я уверен, вы понимаете необходимость быть максимально сосредоточенной на работе. Любое отклонение от курса может стоить вам жизни…» И прочее, прочее, прочее. Не нужно ломать голову, чтобы расшифровать намёк, и этот намёк едва не вывел её из себя: и потому, что она не давала повода для беспокойства, и потому, что у Призрака нет никакого права лезть в её личную жизнь. Очевидно, ему было бы гораздо удобнее, будь она неким подобием очеловеченной машины, идущей к цели, не замечая препятствий и забывая обо всём, включая еду и сон. Прирождённый лидер без чувств и желаний, в идеале — без собственных мыслей, настроенный исключительно на результат. В таком случае, он явно промахнулся с выбором. Слушая его монолог, Шепард очень хотелось спросить, не планирует ли Призрак каждое утро указывать ей предпочтительный цвет нижнего белья, но сдержалась. «Мои отношения с командой — не ваше дело», — лаконично ответила она и, сухо попрощавшись, отключила коммуникатор. Заглянув к Джокеру, Шепард узнаёт, что у неё в запасе ещё полтора часа свободного времени. Поблагодарив пилота, она направляется к Гранту — кто знает, не пора ли спасать Гарруса от… чего-то. Раздражение, несколько приутихшее после общения с почётным юмористом корабля, улетучивается без следа, поэтому она искренне улыбается Тали, встреченной ей по пути. — Я искала тебя всё утро, — сообщает Шепард, когда кварианка, едва не врезавшись в неё, сдаёт назад. — Надо обязательно взять у тебя пару уроков по теме «Как спрятаться на "Нормандии"». Судя по тому, как Тали выпрямляет спину, шутка отправляется прямиком в открытый космос. — Здравствуй, Шепард, — произносит она. — Просто проверяла… то одно, то другое. Оценивала фронт работ. Не думала, что могу тебе понадобиться. В поведении и голосе Тали чувствуется лёгкий холодок, и она испытывает раскаяние за то, что вчера поддалась уговорам Гарруса. Он-то, наверное, и в ус не дует. — Нормально добралась? — не может не спросить Шепард. — Вполне, — отзывается Тали, и она в сотый раз за время их знакомства жалеет, что не может видеть её лица. — А теперь извини, у меня много дел. Сама себе «Нормандия» многоядерные щиты не поставит. Кивнув, Шепард сторонится. — Извини, — бросает она вдогонку, но момент оказывается безнадёжно упущен. Отсек Гранта внезапно оглашается двухголосым хохотом, слышным даже в коридоре. Заинтересованно прислушавшись, Шепард направляется прямиком туда. — Я кроган, — доносится до неё. — Я всегда действую прямо. — Ну, знаешь… Это больше похоже на провокацию. Дверь открывается, и увиденное вызывает у Шепард смешанные чувства. Плакать или смеяться при виде того, как кроган и турианец играют в карты, расположившись прямо на полу? Судя по тому, как самовольно растягиваются в улыбке губы — точно смеяться. Увидев гостью, Грант прижимает карты к груди, а Гаррус, обернувшись, тотчас хлопает ладонью рядом с собой. Шепард не торопится принимать приглашение — приподняв брови и уперев руки в бока, она переводит взгляд с одного игрока на другого. — Развлекаемся, как можем, — отвечает Гаррус на незаданный вопрос. — Он сказал, что так отдыхают настоящие воины, — добавляет Грант. — Я не верю, но это интересно. — Только так они и отдыхают, — уверяет Гаррус и поясняет: — Я решил, что нехорошо приходить в гости с пустыми руками, а у Донелли очень удачно нашлась колода карт. И вот мы… играем. Вернее, сражаемся. Давай карты, боец, — окликает крогана он. — Начнём заново, вместе с коммандером. — Но тогда твоё желание становится недействительным. Я не успел… это… отыграться. — Ну, раз ты настаиваешь… Коммандер, сплясать вам в качестве приглашения? Хмыкнув, Шепард опускается на пол между ними, краем глаза наблюдая за тем, как Гаррус перемешивает колоду. Справа от неё что-то бухает. Повернув голову, она видит ящик с патронами. — Эти… Ставки, — поясняет Грант, косясь на Гарруса. — Верно, ставки, — кивает тот и начинает сдавать.

***

— Я ненавижу тебя, — произносит Шепард тридцать минут спустя. Гаррус самодовольно ухмыляется в ответ — при всей нечитаемости турианских эмоций она просто уверена, кожей чувствует, что этот засранец ухмыляется именно самодовольно. — Ладно тебе, — примирительным тоном говорит он. — Где бы ещё ты увидела крогана, стоящего на голове? Шепард невольно улыбается, вспоминая, как Грант, проиграв, пытался принять загаданную позу. Это было круто. Иди к чёрту, Призрак. Им так и не удалось обыграть Гарруса, а если говорить лично о ней, то — стыдно признать — она умудрилась разок продуть Гранту. И если его желания были довольно детскими — попрыгать на одной ноге или пожонглировать патронами, — то Гаррус, хитро блестя глазами, сказал, что свои желания загадает Шепард наедине. — Предпочитаю высказывать их тет-а-тет, — с усмешкой заявил он, заново тасуя карты. Внимательно наблюдая за процессом, Шепард не сразу уловила двусмысленность фразы. Чутьё подсказывало ей, что Гаррус попросту жульничает — не может же он играть настолько мастерски! Или может?.. Но когда он начал сдавать карты — чуть быстрее, чуть резче обычного, — она подняла взгляд и наконец осознала услышанное. — Я хочу посмотреть, — встрял Грант. — Нет, парень, — покачал головой Гаррус. — Когда взрослые хотят побыть вдвоём, детям лучше не вмешиваться. Шепард напрочь пропустила мимо ушей дальнейшее ворчание Гранта по поводу того, что никакой он не ребёнок. Вздрогнувшие жвалы Гарруса доказали ей, что не она одна растерялась от фривольности сказанного. — Ну вот, мы одни, — говорит Шепард, скрещивая руки на груди. — Загадывай. — Не сейчас, — отзывается Гаррус. — Тут… Недостаточно спокойно. — В пустом коридоре? — скептично приподнимает брови она. — Это же «Нормандия». Коридоры здесь только кажутся пустыми. — Мне же любопытно! Даже не представляю, что ты задумал. — По всем правилам, сейчас я должен томно прошептать, что тебе понравится. — Не могу понять, интригуешь ты меня или пугаешь. — Наверное, мне должно быть стыдно. Если честно… — медленно произносит Гаррус и делает шаг ближе, — я просто не могу придумать, что загадать. Вот и весь секрет. Шепард чувствует странную смесь разочарования и… надежды? На что, чёрт её побери? — Но знаешь… — задумчиво продолжает он, делая ещё один шаг и не отводя глаз от её лица. — Пожалуй, я… — Коммандер? — раздаётся под потолком голос Джокера, и Шепард выходит из оцепенения. Гаррус мгновенно отступает назад и разводит руками, мол, я же говорил — только кажутся. Как вовремя, Джокер. Явный талант. — Коммандер? — повторяет он. — Да, Джокер, — устало отзывается Шепард. — Один час до прибытия. — Спасибо, Джокер, — вздыхает она и переводит взгляд на Гарруса. Тот приоткрывает рот и заламывает руки в показном страдании. — Да иди ты, — невольно смеётся она и пихает его в бок. — Герой-любовник. — Да, я такой, — самодовольно отзывается Гаррус. Шепард испытывает почти непреодолимое желание закатить глаза.

***

Едва «Кадьяк» покидает грузовой отсек «Нормандии», как Грант, беспокойно ёрзающий на месте от желания поскорее увидеть «великую родину Кредака, Шиагур и Виолла», прилипает к иллюминатору. Разглядеть ему удаётся мало: пыль, поднятая ветром, открывает взору только силуэты разрушенных зданий и тёмные провалы на месте кратеров, оставшихся от бомбардировок. Выжженная земля, камни и песок — кругом песок, даже в воздухе. Можно было бы подивиться тому, как здесь вообще зародилась жизнь, но Шепард знает, что когда-то Тучанка была покрыта густыми лесами. Это жутко — видеть, во что превратилось былое зелёное великолепие. Путь до лагеря клана Урднот занимает немного времени: по прошествии двадцати минут «Кадьяк» ныряет в бункер. Дверь шаттла отъезжает в сторону, однако никто из пассажиров не торопится выходить наружу. — Интересно, они пристрелят нас сразу или сначала дадут посмотреть на достопримечательности? — вполголоса бормочет Гаррус. — На твоём месте я бы спрятала чувство юмора куда подальше. Пока мы здесь, — так же негромко отзывается Шепард и поднимается с места. — На моём месте я и сам бы куда-нибудь спрятался, — вздыхает он и покидает «Кадьяк» следом за ней. Посещение Тучанки вызывает у Гарруса неприятный холодок внутри: отношения между кроганами и турианцами далеки от совместных походов в кино и ежевечерних дружеских чаепитий. Это чувство не похоже на страх, но его всё равно нельзя назвать приятным. Вопреки опасениям, разговор с охранниками не вызывает проблем или какой-либо агрессии — если не считать предложения «сделать свои дела и катиться к чёрту», что, в общем-то, является верхом кроганской дипломатичности. — Не хватает только криво нарисованной вывески «Добро пожаловать на Тучанку!», — снова подаёт голос Гаррус. — Теперь я понимаю, почему сюда отказывалась идти Миранда: вся эта пыль просто набилась бы ей в… А, забудь. Пристальные взгляды кроганов вынуждают их сбавить темп ходьбы, а древние развалины, именуемые лагерем, вызывают тоску и желание подольше поплескаться в душе, вернувшись на «Нормандию». Что ни говори — не самое живописное место из посещенных ими. — По этой каменюге даже ходить стыдно. Как они могут здесь жить? — слышит Шепард негромкий, разочарованный голос Гранта, но не торопится с ответом. Как? Так. Больше негде. Она вновь вспоминает свою прошлую жизнь, долгие разговоры с Рэксом в синем свете грузового отсека, рассказы о том, каково живётся его народу, и почему среди них так много наёмников. Рэкс, старый приятель. Познакомившись с ним, Шепард на своей шкуре ощутила крушение стереотипов: мрачный неразговорчивый кроган, а по совместительству — охотник за головами, оказался не только выносливым солдатом, но и умным, приятным собеседником. Одним из тех, кого Шепард не хватало сильнее всего. Сейчас, когда на Тучанке правит клан Урднот, велика вероятность, что они увидятся снова: по словам Призрака, Рэкс решил вернуться на родину. Конечно, не стоит питать особых надежд и всё же — надеяться хочется. Не проходит и десяти минут, как она убеждается в том, что это было не зря. Место, где можно встретиться с вождём — небольшое плато на возвышении — находится на виду, и заплутать практически невозможно. По мере приближения до Шепард начинают доноситься обрывки не самой тихой и вежливой беседы, и в голосе одного из говорящих она слышит знакомые рокочущие ноты. — Уж не Рэкса ли я слышу? — подтверждает Гаррус её догадку, и она ускоряет шаг. — Кто такой Рэкс? — спрашивает Грант. — Сейчас узнаешь, приятель. Разумеется, пройти без проблем не выходит: на пути тут же вырастают два крогана — куда более крупных, чем те, что допрашивали их на входе. — Дальше нельзя, — беспрекословно заявляет один из них. — Жди, пока тебя не вызовет глава клана. Он… — Шепард? — раздаётся позади него, и мгновением спустя она видит, как в её сторону спешит никто иной, как Урднот, разрази её гром, Рэкс. — Так сойдёт? — иронично интересуется Шепард, проскальзывая мимо охранников. — Шепард! — повторяет Рэкс, распахивая объятия, и гулко смеётся. — Боевая подруга! Неплохо выглядишь для мертвеца. Кто бы сомневался, что смерть тебя не удержит. Он с широкой ухмылкой пожимает ей руку и треплет по плечу, заставляя немного пошатнуться — всё такой же огромный и почти родной. — Похоже, охота на Сарена пошла тебе на пользу, — влезает в разговор Гаррус. — Даже троном обзавёлся. — Шепард, ты слышишь этот странный писк? — хмыкает Рэкс. — Смотри-ка, Вакариан, всё такой же турианский зануда. — Старина Рэкс, — кивает тот. — Всё такой же кроганский… шкаф. — У тебя всегда были проблемы с чувством юмора, — усмехается Рэкс, пожимая ему руку. — Как и у тебя — с тем, чтобы рассчитывать силу, — парирует Гаррус, разминая пальцы. Он не раз слышал, что если во время рукопожатия вложить между ладонями кроганов стальной шарик, от него останется лишь тонкая пластинка. Сейчас он почти готов в это поверить. — Шепард, почему ты до сих пор не выставила этого нытика вон? — Потому что он — второй по красоте мужчина на «Нормандии», — отзывается она, улыбаясь. — После тебя, конечно. Сам понимаешь — моей команде необходима эстетически приятная составляющая. — Даже не знаю, порадоваться мне или оскорбиться, — смеётся Гаррус. Некоторое время они молча рассматривают друг друга, откровенно радуясь встрече, пока Рэкс не озвучивает то, что так или иначе вертится на языках всех троих: — Прямо как в старые добрые времена.

***

Думала ли Шепард, что когда-нибудь ей придётся помогать достигшему пубертата крогану в прохождении обряда посвящения? Или что она умудрится влюбить в себя варрена — да так сильно, что окажется непросто убедить его не бежать за ней следом? Или что им доведётся драться практически голыми руками с Молотильщиком — пешком, а не на «Мако»? Определённо нет. Тем не менее, именно это сегодня и случилось. Она так вымоталась, что единственное, чего ей хочется, это крепко и без сновидений заснуть — прямо здесь, в кресле шаттла. Шепард не сдерживает зевка и, потерев переносицу, улыбается Гранту. Тот молча кивает в ответ. Кажется, он так и не осознал, что стал полноправным взрослым. Так, в тишине, они и добираются до «Нормандии». Грант откалывается от команды первым, сворачивая к левому грузовому трюму. — Кто бы мог подумать, что я буду помогать искусственно выращенному крогану стать полноценным членом кроганского общества, — говорит Шепард, провожая его взглядом. — Смею заметить, коммандер, вы достойно с этим справились, — уверяет её Гаррус нарочито официальным тоном. — И были просто великолепны. — Да ладно? — Точно вам говорю, — кивает он и продолжает уже в привычной манере: — Сколько там на тебя глаз положило? Четверо? — Один, — смеётся она. — Всего один. Не так уж и хороша я для кроганов. — Ну, если запрос на спаривание был всего один, мне можно не волноваться. С одним кроганом я ещё могу соперничать. Вот с четырьмя было бы сложнее. — И что, ты бы стал… соперничать? — интересуется Шепард, склоняя голову к плечу. — С кроганом-то? Зависит от приза. Помедлив, Гаррус добавляет, доверительно понижая голос: — К счастью, мой приз — закачаешься. Он чувствует, что его… подхватывает и несёт? Наверное, именно это описание лучше всего подходит к его ощущениям в моменты, когда разговоры с Шепард начинают неуклонно скатываться во флирт. Подхватывает и несёт, а он — будто смотрит со стороны и не может (не хочет?) препятствовать этому. Да и к чёрту. Свободнее, приятель, свободнее. — Даже не знаю, что на это ответить, — тушуется Шепард. — Поздравить меня? — предполагает Гаррус. — Если ты считаешь, что это уместнее всего… то поздравляю, — улыбается она и тотчас переводит тему: — Я, пожалуй, пойду, иначе свалюсь прямо тут, и даже вторжение Жнецов не сможет меня разбудить. И шею ломит — хоть вой. — Пойдём, разомну. Шепард медлит с ответом. — Пожалуй, я не готова сделать такой длинный крюк до своей каюты. К тому же, я планировала помыться. — А… Ну, приходи потом, если немного взбодришься, — говорит Гаррус и нерешительно добавляет: — Даже если пройдёт шея. Просто… поговорим. — Хорошо, — соглашается Шепард и уходит, оставляя его с привычным ощущением собственной нелепости. Интересно, оно когда-нибудь его покинет?..

***

Ждать Шепард почему-то оказывается весьма… волнительно. Он успевает ополоснуться, переодеться, поесть, пройтись по отсеку, посидеть в экстранете и решить, что это бессмысленно. Она наверняка уже спит. Мысленно посетовав на самого себя, Гаррус принимается обустраивать спальное место, однако звук открывающейся двери заставляет его замереть. — Кажется, ты просил немножко тебе подсобить, — говорит Шепард, прижимая к груди одеяло и подушку. Гаррус не сразу понимает, о чём она. — А я-то обрадовался, что ты тоже захотела познать, как прекрасно спать на полу в отсеке главной батареи, — картинно вздыхает он. Скривившись в попытке сдержать зевок, Шепард садится на ящик. — Это… интересное предложение. Гаррус медлит — да что там, откровенно тормозит, — а затем, забрав у неё постельные принадлежности, разворачивает спиной к себе. Шепард молча опускает голову. Как ей удаётся быть такой сильной при этой человеческой хрупкости? Именно об этом думает Гаррус, осторожно массируя её шею. Он может прощупать каждый выступающий под кожей позвонок; сожмёшь чуть сильнее — и… Гаррус искренне благодарит технический прогресс за то, что в современной броне можно упасть с высоты двадцати метров и, благодаря амортизаторам, отделаться лишь синяками. Когда Шепард в очередной раз прикрывает ладонью рот, ему становится стыдно за желание отправить её спать — сам ведь и пригласил. С другой стороны, решение было за ней, так что объективно вины на нём нет. Тем не менее, наблюдать за её мучениями становится выше его сил. — Давай я тебя провожу, — предлагает Гаррус, заканчивая короткий сеанс массажа лёгким поглаживанием. — Д-да, — запинается Шепард. — Сейчас. Она отчаянно трёт руками лицо, будто пытаясь стереть с себя само желание спать. Усталость проложила под её глазами синяки, прибавив ей возраста, и, преисполнившись жалости, Гаррус вдруг говорит, удивляя самого себя: — Если хочешь, можешь остаться тут. Хорошо, что она не слышит, как заколотилось его сердце. Шепард смотрит на него так, словно он предложил ей взорвать «Нормандию» и выйти замуж за Призрака. — Не пойми меня неправильно, — начинает оправдываться он. — Я не имел в виду ничего такого. Я просто… Шепард, не смотри на меня так, пожалуйста. — Извини, — машет рукой она, и Гаррус замечает, что на губах её играет улыбка. — Спасибо за предложение… но мне не хочется тебя стеснять. Звучит как отговорка. — Но я ведь сам предложил. Нет, серьёзно, если ты не чувствуешь в себе сил подняться в каюту — оставайся. Только представь: вставать на ноги, идти до лифта, ехать до верхней палубы… И кровать стоит у дальней стены — добраться до неё будет тем ещё испытанием. А тут упал, где стоял — и дело с концом. Не проходит и мгновения, как Гаррусу становится неловко за свои слова — уж очень настойчиво он предлагает ей остаться. Практически навязывает. На её месте он бы давно взял курс в сторону двери, прижимаясь спиной к стене и не сводя глаз с маньяка, в красках расписывающего преимущества ночёвки у него под боком. Шепард молчит, и Гаррус начинает подозревать, что она заснула, позабыв опустить веки. — Ты так убедительно говоришь, а мне так лениво спорить, — наконец отзывается она. — Твоя взяла. Но потом не жалуйся! — Обещаю: не буду, — усмехается он и принимается обустраивать второе спальное место. Взбив подушки — гораздо старательнее, чем для себя, — Гаррус сторонится. Шепард скидывает ботинки, медлит, поочерёдно касаясь ступнями пола, а затем, не раздеваясь, ныряет под одеяло. Снимая обувь, Гаррус слышит, как она возится позади него, устраиваясь поудобнее. На каком расстоянии лечь, чтобы это не показалось неприличным? Повернуться лицом или спиной? А что, если она ждёт от него чего-то? Что, если её согласие спать здесь, рядом с ним, это намёк на… что-то? Что, если… Хочется разбежаться и врезаться головой в стену. — Ты так и уснул сидя? — интересуется Шепард, выключая царящий в его мыслях хаос. — Я… Нет, — отзывается он, немного растерявшись, и, погасив свет, ложится рядом, старательно следя за тем, чтобы ни одно его движение не выдало… Чего не выдало? Чёрт тебя подери, Гаррус, ты даже на Омеге не был таким параноиком. Поправив подушку под шеей, он вытягивает руки поверх одеяла и смотрит в потолок. Обычно полумрак навевает сонливость, однако сейчас на неё нет и намёка, хотя вымотался он немногим меньше, чем Шепард. Ему кажется, будто он одеревенел — лежит эдаким бревном с глазами, слушая звук чужого дыхания. В ровный гул батареи вплетается шелест одеяла. Скосив глаза, Гаррус видит, как Шепард поворачивается к нему лицом и подкладывает ладонь под щёку. Её глаза закрыты, но он знает, что она — при всей своей усталости — ещё не уснула. — Гаррус? Он никогда не замечал, что в отсеке душновато. — Да?.. — Ты думал? Обо всём этом? Не нужно быть гением, чтобы понять: речь не о Жнецах и «Цербере». — А ты? — отвечает он вопросом на вопрос. — Думала. И надеялась, что думал и ты. — Я… Да, думал. — Это что-нибудь значит для тебя? — Да. — Я не представляю, куда это нас заведёт, — говорит Шепард после длинной паузы. Гаррус чувствует почти жизненно важную необходимость срочно, сию же секунду дотронуться до неё, погладить, притянуть к себе… Но неловкость, сгущаясь, ощутимо придавливает его к импровизированной постели. — Туда, куда мы захотим, — говорит он, сжимая пальцами одеяло. Она не отвечает, лишь немного меняет позу. И молчит, не то уснув, не то обдумывая его слова. — Почему ты не свела тот шрам? — спрашивает Гаррус и тут же прикусывает язык. Браво. Просто — браво. Из всех способов дать девушке понять, что ты рад переменам в ваших отношениях, ты определённо выбрал наилучший. Смерив его удивлённым взглядом, Шепард переворачивается на спину и касается пальцами скулы. — Чтобы… помнить. Победа не всегда даётся легко. Об этом быстро забываешь. — Понятно, — отзывается Гаррус, не придумав ничего лучше. Какое-то время они молчат. — Спокойной ночи, — наконец, тихо желает Шепард и, закутавшись в одеяло, вновь закрывает глаза. — Спокойной ночи. …Кажется, это был не самый романтичный разговор из всех, что могли между ними случиться. Стойкое ощущение собственной глупости окончательно отбивает желание спать — впору потихоньку выскользнуть из отсека и до утра шататься по «Нормандии». В горле сухо. Гаррус гулко сглатывает и тут же косится на Шепард — ему кажется, что получилось слишком громко, — но она, разумеется, не реагирует. Он осторожно приподнимается на локте. Что-то в его груди скручивается тугим жгутом, но сообразить, что именно и почему, не получается. С ним никогда не было подобного — не было этой выматывающей неловкости, незнакомой нежности, дрожи в пальцах от желания дотронуться и иррационального страха решиться. Эти странные, непривычные ощущения принесла ему Шепард. Но, к сожалению, она едва ли объяснит, что с ними делать. Гаррус всматривается в её спокойное, умиротворённое лицо. Шепард вдруг шевелится, и он давит в себе желание срочно прикинуться спящим. Вместо этого, он тихо окликает её — и тут же мысленно бьёт себя по лбу. К счастью или нет, она не отвечает. Помедлив, Гаррус осторожно касается её волос. Они такие же мягкие, как она сама, и гладкие, словно пластик. В конкурсе идиотских комплиментов ты занял бы первое место, дружище. Гаррус предельно аккуратно перебирает рассыпавшиеся по подушке пряди. Ощущение из детства: на одном из платьев матери были маленькие кисточки из нитей, шелковистых на ощупь. Будучи ребёнком, он мог часами сидеть и пропускать их сквозь пальцы. Когда одна из кисточек не выдержала постоянного дёрганья и оторвалась, Гаррус стал хранить её под подушкой — заснуть, теребя её, было гораздо проще. И приятнее. А теперь… Вздрогнув, он сбивается с мысли, потому как замечает, что Шепард смотрит прямо на него. Наверное, нужно что-то сказать, объясниться, но Гаррусу только и удаётся что открыть и закрыть рот, будто вытащенной из воды рыбе. Шепард улыбается — и вдруг подаётся вперёд, мягко прижимаясь губами к его собственным. Сердце ухает куда-то вниз, мешая сделать нормальный вдох — что уж говорить о том, чтобы как-то среагировать. Но ей, кажется, и не нужно никакой реакции. Отвернувшись, Шепард подтягивает одеяло повыше и прижимается спиной к груди Гарруса. Этот совершенно человеческий поступок — турианцы не спят так, неудобно — заставляет его широко развести жвалы в стороны. Опустив голову на подушку, он обнимает Шепард поперёк живота и замирает, ожидая, не попросит ли она убрать руку. Но она только придвигается чуть ближе, и Гаррус наконец смыкает веки, остро чувствуя запах её волос. Пожалуй, самый приятный запах в его жизни.