***
Мои записи не представляют ничего сверхъестественного или столь интеллектуального, чтобы забивать свою голову вопросами и рассуждениями. Мои записи - это просто мои записи. Эдакий диалог с самим собой, дабы окончательно не сойти с ума. Этот способ мне никто не рекомендовал. Я его вычитал на тривиальном сайте для девочек, коих очень и очень много в сети. Да, звучит смешно, но это так. И я надеюсь, что вы не воспримите мои слова близко к сердцу. По крайней мере, мне бы так хотелось. Сейчас без пятнадцати двенадцать. На улице жара, а в комнате душно до ужаса. До того самого ужаса. Вы меня поняли. Когда не только одежду хочется снять, но и кожу вместе с ней. Ты словно пластиковая кукла в жаровне, быстро таешь и становишься до безобразия уродливым. Так я себя чувствую сейчас. Такая чувствительность у меня была не всегда. Все началось пару лет назад, после одного несчастного случая. Стояла такая же погода, возможно, даже хуже. Я ехал по трассе вдоль лесополосы, где обычно осенью отстреливают дичь. В пачке была предпоследняя сигарета, а злосчастная зажигалка щелкала десять раз, прежде чем дать крохотный огонь. Я ехал, рассуждая на обычную для человека тему. Не вслух, но маты, конечно же, вырывались изо рта на весь салон. - Сука. Шлюха подзаборная. Думала я не узнаю? - я все же смог подкурить сигарету. Тогда я только расстался с девушкой. На Хансоль, так вроде её звали? Точно не помню. Помню только, что её любил, верил и доверял. А ещё помню, что она была редкостной тварью и давала за моей спиной чуть ли не каждой дворовой псине. Это я так, утрирую, не беспокойтесь. Хотя, кто знает? Я ехал и с каждым километром становился все злее и злее. До тех пор, пока не выехал на перекресток на полной скорости, совершенно не замечая грузовика. В итоге, меня протаранили со стороны водительского сидения прямо перпендикулярно обрыву. Я выжил. А вот часть головы пострадала. Очнулся я уже в больнице. Классика жанра. Кардиомонитор, наклейки на груди, запах кварцовки, размытая картинка перед глазами, главная тема - писк аппаратуры, а лейтмотив - рыдания матери. Мать вскоре успокоилась, а вот у меня началась паника. Её я узнал по морщинистым рукам, потертому золотому кольцу на безымянном пальце и старенькому темно-красному кардигану до колен. - Сын, я так рада, что ты очнулся! О Боже, как же я рада! - мама стояла на коленях передо мной, но я не мог сфокусировать взгляд. Перед глазами все плыло и бликовало. Так, что беспокойство матери я мог ощутить только по голосу и дрожащим рукам. - Мам? - я моргнул пару раз, но глаза безбожно болели. - Да, это я сынок! Позовите врача! Мой сын очнулся! - Сколько я был без сознания? - мой голос был больше похож на хрип умирающего тюленя, чем на голос человека пострадавшего в автомобильной аварии. - Неделю, сынок. Господь услышал мои молитвы! Ах, я так рада... Она тепло сжала мою руку и продолжила плакать. Но тон уже был другим. Людей из мед-персонала было не много. Лишь две медсестры и глав врач. Я обратил внимание на бейджи у них на груди и только. Больше на глаза, что могло бы выделить их из группы людей в комнате, ничего не попадалось. Спустя пару дней меня выписали, не сказав ни слова. Выдали на руки вещи, которые нашли в машине, и которые были на мне, и пакет документов. Я же в свою очередь умолчал о том, что не мог различать людей в толпе. Тогда я ссылался на усталость и побочные эффекты анестезии. Даже мой астигматизм можно было сюда приписать. Но не сейчас... Сейчас стало намного хуже... - Эй! Дон-Дигидон! Проснись! Солнце уже в зените! - Отстань, холоп. Царь ещё спит. - Я тебе зря такояки тащил с другого конца города?! - Ладно. Все. Встаю. Бен Бекхён никогда не отличался соблюдением субординации и наличием своего личного пространства, не говоря уже о чужом. Бекхён не следил за словами, из-за чего не раз получал по голове и другим не нужным частям тела. Я помню, что он каждый раз приходил ко мне побитый, но с гордо поднятой головой и выпяченной грудью. В итоге кости вправлял я, а синяки наспех мазал он. Еще я помню, что он чесал затылок каждый раз, когда врал, и натирал запястье, когда волновался. От него пахло осенью. Мертвыми опавшими листьями, мокрой дорогой и приятной, теплой вечерней свежестью. - Вкусно? - тыкнул в мою щеку пальцем. - Вкусно, - но я лишь увернулся и опустил глаза, просто не мог смотреть на его лицо. - Не отвечай фразочками от Джона Грина! - Не попрекай меня новой прочитанной книгой. Умней тебя она все равно не сделает, - вилка противно проехалась по тарелке. Я поежился от этого ужасного скрипа металла по керамике. - Но это ШЕДЕВР! - Шедевр - это Гюго и Достоевский. А это - роман для мягкотелых идиотов, как ты. - Ах...ты..кусок...заткнись и жри, пингвин хренов! - Ага-ага. Бекхен приходил раза два-три в неделю и беспардонно вырубал всю электрику дома. Настежь открывал окна, запуская ветер в комнату. Включал крайнюю левую конфорку, варил кофе. Ставил на максимум свой любимый The Red Hot Chili Peppers и, расположившись в мягком кресле, крутил минут десять в тонких пальцах толстую сигарету. Он их называл «бревна». Что ж, в его руках она выглядела именно так. Этот парень приносил с собой столько жизненной энергии, что я захлебывался. Мне становилась дурно и плохо. Я терпел. Стоически вынося все его выкрутасы и говеные на вкус котлеты по-домашнему. К слову, это единственное, что он умел готовить помимо макарон с сыром и кофе. Кофе же он варил, как Бог. От одного запаха меня можно было выносить из спальни прямо на кухню. - У тебя яичница подгорела. - Так я же попросил тебя присмотреть за ней! - Не надо было уходить в душ, не выключив при этом музыку. - Я крикнул тебе до того, как закрыл дверь в ванную! - Ой, да мне плевать. Иди готовь заново и отдирай пригар от моей любимой сковороды. "Хорошо быть тихоней". Вы смотрели этот фильм? Я не читал роман, честно признаюсь, но фильм отменный. Я пересматривал его много и много раз. Перекладывал на себя судьбы героев, как они переплетаются, часами сидел в догадках. Все казалось таким сложным, но в то же время простым. И я пытался понять того самого главного героя. Чарли, кажется? И только сейчас до меня доходит. Тише воды, ниже травы. Но часть чего-то огромного и необъятного. Сейчас я, как тот главный персонаж. Замкнутый интроверт, живущий недалеко от матери и почти захлебнувшийся в своих собственных страхах. Не знаю, что может выкинуть мой мозг в тот или иной момент.***
Следующие страницы немного потрепаны, словно автор думал, что написать, но так и не решился. Три страницы пустовали. На четвертой, в крайнем правом углу, выведено красивым и ровным почерком: «Если моим демонам придется покинуть меня, боюсь, с ними улетят и мои ангелы. Стивен Фрай»***