Логово Дракона

      От автора: Ох уж это женское непостоянство. Задумываешь, значит, одно, а потом вдруг смотришь — от оригинальной идеи даже скелета не осталось: всё ушло на удобрение почвы для капризного растения под названием «обоснуй».       К чему это я? Просто пытаюсь оправдаться перед читателями, наивно поверившими в обещания, которыми пестрила первоначальная шапка фанфика. Я честно хотела со второй же главы удариться в разврат и безнравственность, да так до победного конца и проплясать под аккомпанемент из стонов жаркой страсти. Вот только вместо пылкого танго оркестр в моей голове настойчиво заиграл вальс, закруживший текст вокруг да около, но только не в сам интим.       Хочу извиниться перед теми, кого обнадёжила, веселье опять откладывается, а объём фанфика, напротив, увеличивается. Этакими темпами я и до размера «макси» дойти могу *.*       «На языке цветов роза — символ истинной любви, маргаритка — любви преданной, незабудка — любви искренней, гвоздика — любви страстной. Вы спросите, откуда я всё это знаю, а я отвечу, что я циник и не верю в такую чушь как любовь, поэтому борюсь против любви, смеюсь над любовью и считаю любовь своим заклятым врагом. А врага надо знать в лицо.       Любовь… Возьмите с полки словарь и вырвете из него все страницы на букву “Л”, выдирая вместе с ними ядовитый сорняк любви из своего сердца. Я так и сделал, и, скажу вам по секрету, с тех пор имею отменный аппетит и почти не страдаю от запоров.       Однажды я пришёл на приём к терапевту, и врач сказал, что хочет послушать моё сердце. Я рассмеялся ему в лицо, ведь прекрасно знаю, что никакого сердца у меня нет. Как-то раз я пытался его отыскать, но тщетно. Тогда я понял, что по ошибке выдернул сердце вместе с ростками первой любви, и теперь я бессердечный человек!       Врача, однако, мои аргументы не убедили, что я счёл подозрительным. Но по-настоящему мои опасения оправдались лишь тогда, когда этот озабоченный шарлатан попросил меня снять мою рубашку! Лишь тогда я с ужасом разоблачил гнусную личину этого извращенца, выбежав из кабинета в слезах и стонах. О, други, будьте внимательны, прежде чем раскрывать свою душу незнакомцам, доверяя им самое дорогое, что лежит в глубине вашей истерзанной груди!       Отец говорил, что до тех пор, пока мужчина не встретил свою настоящую любовь, он может оседлать любую тёлочку из всего разношёрстного стада.       — Сынок, не позорь доброе имя Сильверов, не веди подсчёт женщинам, которых отодрал, — делился своей мудростью мой старик, затягиваясь косяком. — Ты ведь не станешь запоминать, сколько салфеток потратил, гоняясь за своими влажными мечтами? То-то и оно! Однако, — здесь он многозначительно причмокивал губами, с вызовом бросая взгляд утопающему в малиновых облаках солнцу, — всё изменится, когда ты встретишь свою единственную. Она обнулит твой счётчик и сотрёт все грехи, перезапустит твою жизнь, подарив тебе свой первый поцелуй и девственность.       Да. Звучит хорошо, но вот незадача: я эгоистичная сволочь и не хочу ничего менять в своей жизни, она мне и так нравится. Поэтому на входе своего дома я прибил табличку: “Любови сдеся ни места!!!” (а дом — это метафора моей души, если кто вдруг не воткнул… Да, я очень замороченный чел, уууу).       Но вчерашний день изменил всё. Утром мой астролог прислал смс: “Эдмунд, ты в большой опасности! Твоя Венера зашла в ПЯТЫЙ ДОМ!! Держись там, бро!”       Я ответил ему: “Чувак, ХЗ чё ты курнул, но я ща вабще не допёр, чё и по чём”. Тогда я ещё не понимал, в какое дерьмо влип, и только внутренний голос прошептал: “Это конец… Прощай, мой славный мир, прощайте, тихие вечера с Опрой Уинфри”. Ах, если бы я только прислушался к его зову!..       — Господин Сильвер, ваше расписание на день. — Личная помощница прерывает мою мысленную ретроспективу, с которой я начинаю каждый день. Это важная часть ритуала всякого успешного человека, наравне с завтраком, чисткой зубов и мытьём рук, когда заканчиваешь делать пи-пи. Я сурово хмурюсь, принимая папку, которую девица с глубоким поклоном передаёт мне. Похотливая сучка прервала мои мысли на кульминационном моменте, поэтому пусть не ждёт пощады!       — Отмените совещание в час, я буду занят.       — Но, господин Сильвер, — неуверенно лопочет эта самоуверенная дрянь, — президент Франции прибудет в Токио только ради встречи с вами…       — Вы не слышали, что я сказал? — От холодного взгляда, которым я прошиваю зарвавшуюся челядь, девка едва не падает в обморок, умолкая и опуская увлажнившиеся глаза в пол, с ужасом ожидая наказания за свою дерзость. Ну что за слабохарактерная дура, совсем не в моём вкусе. — Полагаю, мне следует поискать особу с более острым слухом на ваше место, мисс Джонс.       Как я её, а! Поставил стерву на место, нагнул её раком и заткнул везде, где подтекало! Ай да я, ай да мужик, настоящий молоток!       Мисс Джонс наконец-то исчезает из поля зрения, громко шмыгая мокрым носом, оставив меня один на один с моими серьёзными думами. Из панорамного окна моего кабинета, расположенного на вершине небоскрёба, открывается прекрасный вид на мегаполис. Благородный блеск титановых подпорок, врастающих в стены цвета слоновой кости, изысканно перекликается с урбанистическим пейзажем по ту сторону стёкол. Небрежно откинувшись на спинку чёрного кожаного кресла, я прикрываю глаза, чувствуя, как длинные серебристые локоны, волнами спадающие к глубокому проёму алой рубашки, щекотно щекочут шею. Прерванные мысли возвращают свою власть надо мной.       На чём я там остановился? Ах да, я рассказывал о том, что случилось вчера! Да, этот день перевернул весь мой мир! Да и не только мой: индейцы майя, безусловно, пророчили приход Армагеддона на эту же дату. Вообразите только: личный массажист английской королевской семьи и знаменитый французский кутюрье назначили мне встречу на один и тот же час! И, о мадонна, к пяти я должен был успеть на свидание к Розмари. Если это не предвестие конца света, то что?!       Но Эдмунд Сильвер это вам не какая-то сопля с ушами, нет, сэр! Эдмунд Сильвер не позволит человечеству исчезнуть, не тогда, когда он оформил предзаказ на IPhone 7! Эдмунд Сильвер — почти полубог, сияющий в лучах солнца, а предотвращение апокалипсиса входит в ряд его повседневных обязанностей, где-то между чисткой зубов и выбрасыванием мусора. Я играючи со всем разобрался, не требуя ни денег, ни славы! Вы спросите меня, как? Хмм… Не всё сразу, крошка, хочу оставить место для тайны между нами. А пока давай считать, что мне помогла Венера в пятом доме, идёт? ;)       И вот после всех неурядиц, после всех треволнений, что высыпал на меня вчерашний день, я встретил её… Мишель… Она была так прекрасна… Я даже позабыл о Саре, с которой пришёл на вечеринку. И о стриптизёрше, с которой замутил позавчера (она потрясающая, поверьте), и о продавщице цветов, с которой заигрывал по пути на работу (“о, милая, ваши глаза прекраснее этих васильков, а губы — роз!”), и даже о толстой усатой дочке многомиллионного дяди (представьте себе, мой бизнес оказался на грани краха!) Но разве это важно, когда я знаю, что сегодня вновь увижу Мишель?..       Но постойте… А как же Бонни? Ведь свидание с ней я планировал ещё до знакомства с Мишель!       Чёрт возьми, сколько проблем с этими женщинами! О, как я одинок и несчастен…       Тень омрачает мои тонкие и исполненные благородства черты лица.       — Ваш кофе, господин Сильвер, — чуть слышно произносит мисс Джонс.       И тут, словно вспышка грома среди ясного солнечного неба, меня осеняет догадка.       — Мисс Джонс! — вскрикиваю я. — Я знаю, все эти годы вы любили только меня! Молчите, не говорите ничего, мы оба понимаем, что вы стесняетесь сказать правду! Отныне мы вечно будем вместе!       Мои губы касаются её губ, и мы замираем в сладостном поцелуе, пока наши языки кружатся в танго влажной страсти…»       — Достаточно.       — Э? Но я ведь ещё не закончил.       — И не надо. — Цукуё с тоской смотрит на чёрный диктофон в своих руках, крутя его и так, и эдак, и думает о том, какое зло запечатано в этот маленький электронный коробок. — Я так и запишу в графе «хобби и интересы»: садизм, пытки, насилие над чужими мозгами.       — Ой, это что вообще должно значить?! — Разозлённый Гинтоки вскакивает с кресла, ударяя ладонями по письменному столу. — Такие, как ты, губят писательский талант!       — Такие, как ты, губят литературу.       — Много ты понимаешь, — презрительно фыркает мужчина, скрещивая руки на груди, и с глубоко оскорблённым видом отворачивается от собеседницы. — Я создал классическую историю любви плохого парня и скромницы, светлую романтическую сказку об исцелении человека силой чувств! Эта формула проверена временем и миллионами женщин, рыдающих над нежной страстью холодного и непреступного Эдмунда и робкой и беспомощной Белинды! Почему я не могу собрать свой денежный букет на этом цветочном поле?       — То, что ты называешь цветочным полем, давным-давно стало кладбищем хорошего вкуса. И это твоя цель? Завоевать мир бульварных романов? Дело, конечно, твоё, но другие герои «JUMP» будут смеяться над тобой.       — А-а-а, это всё в прошлом. — Гинтоки отмахивается, болезненно морщась. — После объявления о финальной арке я должен искать новую работу. Так почему бы не попробовать себя в написании девчачьих книжонок? Покорение женских сердец не выглядит такой уж сложной задачей. Просто добавь «сага» в название, и успех сам стучится в твои двери.       — Так вот оно что. — Цукуё закидывает ногу на ногу, пристально глядя на мужчину. — Переживаешь экзистенциальный кризис из-за конца манги? Хочешь поговорить об этом?       — О чём тут говорить? — Саката вздыхает, облокачиваясь на столешницу и размещая подбородок поверх сцепленных кистей. — Я знал, что когда-нибудь этот день придёт. Готов ли я к нему? Не особо. Но мы все знаем, что так будет лучше: гориллу наконец-то выпустят из клетки, переведя в естественную среду обитания, а я… Я возьму псевдоним Стефани Майо и начну клепать второсортные порно-романы.       — Звучит чудовищно, — честно признаётся Цукки, с сочувствием глядя на впавшего в уныние мужчину. — Но ведь всё ещё может обойтись. Возможно, горилла решит создать спин-офф о похождениях твоего сына, дав тебе необременительное камео изредка появляющегося отца? Ты сможешь повесить ответственность за сюжет на кого-то другого, тогда у тебя появится гораздо больше времени, чтобы делать… ммм… ничего. Что скажешь?       — Хмм, а ведь это может сработать. — Гинтоки оживляется, а в его взгляде мелькает свет надежды. — Нужно срочно завести ребёнка.       — Подожди… Я думала, у тебя уже есть один.       — Что?!       — Ну… — Цукки неловко поводит плечами, отводя взгляд в сторону и покусывая губы, — тот мальчик из 77-80 глав манги, 51-52 эпизодов аниме соответственно. Прости, меня тогда ещё не существовало, поэтому я мало что о нём знаю.       — Это не мой сын, чёрт возьми!       — Эмм, что ж, ясно. — Цукки поочерёдно нажимает все кнопки на диктофоне, часто моргая и безуспешно пытаясь придумать достойный способ избежать неловкой паузы. — Тогда удачи в его создании.       Браво. Лучше неловкой паузы бывает только нелепое окончание фразы. Теперь Гинтоки таращится на неё, как на Гандам в балетной пачке.       — Э, да. Знаешь, для зачатия нужна вовсе не Леди Удача, если это не название презервативов, рвущихся на середине процесса, ха-ха… э-э-э… Нет, со мной такого не случалось, так что… кхм… — Саката умолкает, и девушка чувствует, как по виску стекает холодная капля пота, несмотря на то, что в комнате до ужаса душно.       — Кажется, я понимаю, о чём ты, — мямлит Цукки, пока от давления сжигающего изнутри смущения лопается защитное стекло на приборной панели мозга, пропуская к озвучиванию следующее: — Тогда желаю тебе подвижных сперматозоидов и благоприятной внутренней среды.       И тишина.       Цукуё в ужасе таращится в пол, не смея даже вздохнуть, не говоря уже о чём-то более глобальном, вроде попыток пошевелиться или поднять голову, дабы удостовериться, не скончался ли Гинтоки прямо на месте. Потому что если жестокие слова могут ранить человека, то глупость, безусловно, способна его убить! Как, ну как она могла сказать что-то настолько тупое? И, чёрт возьми, он даже не рассмеялся над её бредовой репликой. Всё так плохо? Если спрашивать её, то да, хуже и не придумаешь.       — Знаешь, Цукки, — в его хамской манере растягивать слова слышится открытая издёвка, заставляющая девушку вздрогнуть, почувствовав бегущие вдоль позвоночника мурашки, — когда хорошие девочки намекают на свою развратность, это чертовски заводит.       Что-то она говорила про «хуже не придумаешь»? О, это она явно раньше времени. Вот теперь пора сделать официальное заявление: дамы и господа, она только что скатилась на самое дно.       — Ни на что я не намекала, озабоченный придурок! — возмущённо вскрикивает Цукуё, хотя и понимает, что злость — лишь способ скрыть жгучий стыд, о котором столь красноречиво свидетельствуют пунцовые щёки. Её негодующий взгляд скрещивается с вызывающей насмешкой, читающейся в его глазах вперемешку с удовольствием от разыгрывающейся сцены. — И раз уж собрался заводить детей, так вот и проси их будущую мать себя развлекать! Нечего домогаться до друзей!       Ухмылка тут же сходит с его лица вместе со всякими признаками веселья, сменяясь раздражением.       — Хмпф, будто бы мне что-то от тебя надо, — Гинтоки пренебрежительно машет рукой и морщится, отворачиваясь от неё, а в следующую минуту сладко вздыхает, елейно протягивая: — Всё моё счастье и надежды на светлое будущее в Кецуно Ане… Нет, не в том смысле… Но я всё равно уверен, что только она сумеет правильно позаботиться обо мне.       — …Гинтоки, — после короткой паузы Цукки неуверенно подаёт голос. — Ты правда думаешь, что Сорачи сведёт тебя с Кецуно Аной?       — Пффф, ну конечно! Кецуно Ана — мой главный любовный интерес на протяжении всей манги, — напыщенно провозглашает мужчина, гордо выпячивая грудь вперёд. — Она создана, чтобы освещать мой мир своей сказочной улыбкой! Ну кто подходит на роль моей жены лучше, чем она?       — Гедомару.       — Что?!       — Не нравится? — Цукуё хмурится, задумчиво барабаня пальчиком по пластиковой крышке диктофона. — А как насчёт Оцу-чан?       — С хрена ли?! Из всех женских персонажей ты выбрала тех, с которыми у меня нет даже намёка на романтическую линию или что?! Откуда вылезли эти крек-пейринги?!       — Ох, так ты не знаешь... — Цукки колеблется, не решаясь продолжить. Одно дело их обычные переругивания, но сейчас она фактически собирается уничтожить его надежду на «жили долго и счастливо». — Ты только не волнуйся и дыши глубже… хорошо?       — Что? Ты о чём вообще? — Гинтоки заметно напрягается, хотя в выражении его лица больше недоумения, чем готовности выстоять против суровых ударов судьбы.       Цукуё тяжело вздыхает и поднимается с дивана, медленно подходя ближе и присаживаясь на краешек стола напротив мужчины. Девушка осторожно кладёт руку ему на плечо и набирает побольше воздуха в лёгкие.       — Это произошло несколько лет назад, — тихо и серьёзно начинает Цукки. — Братство мангак из «JUMP» собралось на тайный совет, чтобы заключить великое соглашение. Авторы, поддержавшие этот эпохальный пакт, кровью поклялись слить центральную любовную линию, сведя главного героя хоть с куском картона, лишь бы не с основной претенденткой на роль романтического интереса. Первой ласточкой стал «Naruto», а теперь и Кубо-сенсей принёс в жертву «Bleach». «Gintama» следующая в списке, и, к сожалению, далеко не последняя…       — Нет… нет, не может быть, — неверяще повторяет Гинтоки, в его невидящих глазах зияют расширившиеся от ужаса и совершенно пустые зрачки. — Это ложь, всё не может закончиться вот так…       — Во всём есть свои плюсы. — Цукуё сама не замечает, в какой момент её ладонь начинает легонько поглаживать его предплечье. — Исходя из предыдущего опыта, мы хотя бы знаем, что это будет существо женского пола. Уже неплохо, так? Было бы хуже провести остаток дней в объятьях Хедоро или принца Хаты, правда?       — Цукуё! — В порыве чувств Саката обхватывает талию вскрикнувшей девушки и быстрым рывком привлекает к себе, устаиваясь лицом меж её грудей и растроганно бормоча: — Ты такая добрая! Я знаю, ты не откажешься утешить страдальца в час нужды…       — Камехамеха*! — неистово голосит Цукки, врезая мужчине по затылку увесистым бронзовым пресс-папье, так удачно попавшимся под руку.       — Ах ты ж!.. — остаток фразы Гинтоки заканчивает недостаточно литературно, и только недремлющее око цензуры помогает сберечь этот ценный кусок речи, обратив его музыкой для ушей. — Пони! Радужные пони приласкали меня копытом по голове, и, о, яблочный зефир, как сладостна их нежность! Больно, как больно думать, что впредь не испытать мне столь трепетных и пьянящих прикосновений…       — П-прости, — выдавливает Цукки, мигом отскочившая обратно к дивану, и теперь отчаянно комкающая слишком длинные рукава мужского кимоно, виновато склонив голову.       — Прости? Чёртова женщина, думаешь, «прости» поможет зарасти трещине в моём черепе?! И зачем мы придумывали стоп-слово, если ты предпочитаешь врезать по тормозам молотом Тора?!       — Я… я не думала, что будет так… трудно, — сдавленно произносит девушка.       — А ведь я говорил, что это плохая, плохая идея! — в голос причитает Гинтоки, потрясая руками над головой. — Ксо, да чтоб я ещё раз согласился участвовать в ролевых играх с тобой!       Цукуё пристыженно молчит, отводя взгляд в сторону. В поле зрения попадается кожаная диванная подушка, такая чистенькая и беленькая, что глаза режет. Не то, что её совесть.       Замалчивать часть правды — как светить тусклым фонариком в тёмной комнате, игнорируя возможность зажечь люстру. Недомолвки навсегда останутся самой распространённой формой договоров с совестью, ведь закрыть на них глаза куда проще, чем простить себе неприкрытую ложь. И хотя иной раз утаивание происходит неосознанно, Цукуё точно знает, что её решение не вдаваться в подробности, рассказывая Гинтоки о проведённых в заключении часах, было осмысленным выбором.       N-ое количество времени назад.       BDSM.       Четыре латинские буквы, будто бы выбранные из алфавита наугад, высветились поверх прозрачной стенки шара. Сморённая бездействием, Цукки долго смотрела на них, поворачивая голову то так, то этак, пока глаза не начали слипаться, давая волю проснувшемуся воображению.       B и D перекувырнулись так, что округлый бок D оказался внизу, а B улеглась сверху. Извивающаяся S стремительно юркнула следом за M, пока та отчаянно пыталась оторваться от погони, торопливо отскакивая в сторону. Заячьи уши, торчащие из кустов, — вот что напоминают её острые уголки. А S — это, разумеется, змея, преследующая добычу. B и D? Лицо человека, хохочущего над погоней, которую наблюдает в бинокль. Интересно, что же весёлого он находит в охоте хищника на жертву?       — О, какие интересы рыцарь славный разделяет.       — Что? — Цукуё перевернулась на живот, сонно хлопая глазами и непонимающе глядя на дракона.       — Знаете ли вы, принцесса, что за вязью букв сокрыто таинство любовных игр?       — Ну да, я, кажется, о чём-то таком слышала, — неразборчиво буркнула девушка, отводя взгляд.       — Будет вам тогда известно, что бесстрашный избавитель, жаждущий для вас спасенья, за награду почитает сладострастье и порок.       — Я тебя не понимаю. — Девушка уселась, подобрав под себя ноги, и сложила ладони на коленях, озадаченно вскинув бровь.       — Видите ли, чтобы дева знать могла, не сомневаясь, чем взрастить в своём герое нежный страсти терпкий плод, надобно у воина чести разузнать сперва пристрастья и диковинных фантазий удалые виражи. Рыцари иные вовсе не способны к упоению, если милая откажет в жизнь мечтанья воплотить. Вот поэтому подробно их на входе вопрошают о пристрастьях и утехах, что всего милее сердцу в час бесстыдного блуда.       — Подожди… — язык едва ворочался, но Цукуё продолжила, плохо различая собственный голос за оглушительными ударами сердца: — Ты хочешь сказать, что он… ему нравится… это… — Её растерянный взгляд вернулся к аббревиатуре, горевшей перед лицом, словно начертанный приговор.       — Вне сомнения, принцесса, стоит тщательней продумать, как вам вжиться в образ властной и жестокой госпожи. Впрочем, доблестный воитель может ждать не порки дикой, но слепого обожанья и послушности во всём. Но не стоит волноваться: что мерещится дилеммой, нынче вовсе непосильной, то в момент желанной встречи выдаст правильный ответ.       — Но ведь я… мы не… — бессвязно шептала Цукки, прижав сжатые кулаки в часто вздымавшейся груди. — Это не значит, что... Это вообще ничего не значит! — неожиданно даже для себя воскликнула девушка. — Я знаю, что он так не поступит. Мы друзья.       Вот именно. Друзья. Какое удобное и безопасное слово. Стоило почаще его вспоминать.       — Позвольте, как это возможно? — Драконова голова на длинной шее поднырнула вниз, как если бы лебедь, заметивший рыбёшку, ушёл под воду, оставив белое тельце поплавком раскачиваться на волнах. Золотистые глаза с прожилками цвета бронзы и ощетинившейся радужкой глубокого древесного цвета, окаймлявшей вытянутые зрачки, оказались так близко, что девушка без труда могла разглядеть в них собственное отражение. — Друзья, приемлющие цепи, ошейники, корсеты, латекс, шлепки, порезы и укусы, не могут путы чувств признать?       — Это смешно! — Хмурое лицо Цукуё опровергало сказанное, а скрещенные на груди руки выдавали явное желание закончить разговор как можно скорей. — Цепи, ошейники, укусы…Ты пытаешься свести меня с Гином из «Серебряного клыка»*? Во-первых, это «Гинтама», а не «Гинга», а во-вторых, не в чем здесь признаваться.       — Теперича я только понял, к чему вы мысль свою клонили. Опутывают вас не чувства, но страсти плотской вожделенье, инстинкта зов, грех первородный, животный, коль угодно, секс…       — Да нет же!!! Мы близки, но совсем, совсем не в этом смысле!       — Как нынче тягостно даётся поимка нити женской мысли. Вот дева в «Dora the Explorer»* умела ясно изъясняться; как жаль, что редкая особа берёт её себе в пример… — Усталое покачивание головой сопровождалось старческим кряхтением и охами. — Ужель принцесса разумеет, что ваша пара не включает интим в игру BDSM?       — О нет, меня не интересует BDSM в спальне. — Глаз задёргался от раздражения, однако Цукки сдержалась от перехода на повышенные тона. — Я завожусь только тогда, когда дело касается огромных рептилий и их жестокого расчленения с медленным поджариванием останков на костре.       — Боюсь, с подобным представленьем о жаре пламенной истомы, и вы, и ваш освободитель останутся в плену игры. Нужна разрядка посерьёзней, а нет её — так вас система к ней самолично подтолкнёт. — Дракон изнурённо вздохнул и снизил голос: — О, сколько же мороки лишней несёт с собой BDSM. Ввиду его несовершенства иной раз только остаётся, что выпустить двоих страдальцев через подпольный чёрный ход…       — Что?       Страж замка обомлел. Кажется, он не учёл, что чуть слышный чих вулкана в глазах людей подобен извержению, лёгкий озноб почвы — землетрясению, а шёпот чудища с габаритами протяжённой гористой местности — сирене противовоздушной обороны.       Поняв свою оплошность, дракон тут же потерял охоту до светских бесед и без дальнейших объяснений отправил Цукуё спать. Что, впрочем, не позволило избежать вопросов, последовавших по пробуждению девушки.       Что ещё за чёрный ход? Какая связь между ним и BDSM? Почему BDSM несовершенен, и как это использовать, чтобы покинуть игру? Разумеется, вместо ответов её голову осыпали новой порцией раздражающей блестящей пыльцы, погрузившей девушку в новое скитание по морям грёз. Очнувшись, Цукуё не обнаружила поблизости дракона, ввиду чего пришлось отложить попытки вытащить из него обрывки дополнительной информации.       Оставшись в уединении, девушка попыталась сопоставить имеющиеся факты, но как бы она ни старалась, предложенное уравнение пестрило слишком обширным числом неизвестных и не поддавалось разгадке. Стоило лишь понадеяться, что Гинтоки смыслит в вопросе больше и сможет внести пару дельных предложений…       Цукки резко выпрямилась, в ужасе распахнув глаза. Да ведь ей придётся говорить об этом с Гинтоки! От одной мысль об обсуждении интимных тем с ним нещадно кружило голову, а в лёгких кончался кислород. Но когда охваченный паникой рассудок припечатало следующим умозаключением, девушка потеряла всякое чувство реальности, и очнулась лишь от острой боли прокушенной до крови губы.       И как она раньше не заметила, что всё ведёт к их… их… Боги, да она даже про себя не может произнести, к чему именно! Хотя, возможно, им вовсе не обязательно заниматься тем самым, но что-то между ними происходить должно? И это что-то, включающее в себя элементы BDSM, вряд ли походит на типичные дружеские отношения.       Чудовищно. Разве она сможет вынести его близость? Так страшно представлять, как он обнимает её за талию. Как он касается её лица, нежно проводя по щеке, слегка приподнимает подбородок, встречая её взволнованный взгляд чуть заметной усмешкой, и наклоняется ниже, чтобы накрыть её губы своими…       Какое странное чувство. Сердце бешено колотится, дыхание сбито, но виной тому не страх. Какая-то часть её боится этого странного трепета, охватившего тело и душу, но за волнением едва проглядывается что-то другое, почти неосязаемое и призрачное, неуловимо напоминающее желание…       Цукуё обомлела. Отчаянно замотав головой, девушка постаралась отринуть случайное наваждения, которым, без сомнения, являлось сделанное открытие. Невозможно. Она слишком хорошо знает себя, чтобы предположить, будто бы её и правда может тянуть к нему так сильно.       В памяти всплыло признание, которое она сделала, стоя на балконе чайного домика Хиновы. Девушка не обманывала ни его, ни себя, когда говорила, что ей достаточно и редких встреч. Цукуё и теперь не испытывала обжигающего разочарования и ревности из-за того, что не владеет им единолично. Она не нуждалась в уплате дани за свою любовь, особенно в виде жертвоприношения из свободной воли. Неидеальная жизнь становилась прекрасной просто потому, что в ней навсегда оставалась время только для них двоих.       Кто бы что ни говорил и как бы сочувственно ни смотрел в её сторону, а ей нравилось такое будущее. В нём было место грусти, но она не тяготила сердца девушки. Ей всегда казалось, что светлой и нежной привязанности к Гинтоки более чем достаточно, и вовсе не обязательно ставить на кон их дружбу ради мимолётного каприза, сомнительного опыта, который ей, ко всему прочему, надлежало проводить с завязанными глазами. Ведь что-что, а статус куртизанки Цукуё носила номинально, и близко не представляя, что с ним делать на практике.       Цукки всегда удавалось избегать слишком откровенных разговоров с самой собой. Обязанности лидера Хьякка не давали расслабиться или отвлечься на посторонние мысли, включая те, что напрямую касались хозяина Ёродзуи. Так просто откладывать самоанализ на потом, когда перед тобой маячит перечень из сотни всевозможных дел, имеющий приятное свойство постоянно пополняться новыми пунктами. Когда же тут успеть поразмыслить о личной жизни? Но тем сложнее оказалось противиться наплыву чувств, когда Цукуё невольно потеряла свободу, а с ней и возможность делать хоть что-то.       А что если рискнуть? Что если это её единственный шанс зайти за черту, не выдав истинных мотивов? Так ли плохо предложить ему немного… поэкспериментировать, когда есть такой благозвучный предлог?       Стоило поставить вопрос ребром, и Цукуё тут же громко рассмеялась собственной глупости. Ну что за нелепость? Она такая идиотка, раз всерьёз задумывается над тем, будто сможет предложить Гинтоки близость. Она, которая и за руку его взять не может, вдруг поддастся нашёптываниям разбуженной чувственности и позволит себе перешагнуть через целомудрие, приступив к откровенному соблазнению?       Да она в жизни этого не сумеет. Одно дело быть смелой на поле боя, но для того, чтобы признаться небезразличному человеку во влечении нужна храбрость совсем другого рода. А что если Гинтоки сочтёт её распутной или легкодоступной? Судя по их отношениям с Сарутоби, не похоже, что его приводят в восторг женщины, вешающиеся мужчинам на шею. И как-то сомнительно, будто бы ради Цукуё самурай готов сделать исключение.       Новый разворот мысли придал им оттенок гнетущей безысходности. Девушка постаралась отвлечься за чтением «Nushi ni Todoke», но успех оказался более чем скромным. Смятение не оставляло её ни на минуту, заставляя возвращаться к одним и тем же вопросам, получать на них одни и те же ответы, на мгновенье забываться и вновь зажигаться неутешительно слабым огоньком надежды на взаимность. Цукуё долго терпела, но под конец не выдержала, и, обозлённая безостановочным соревнованием по перетягиванию канатов, творившемся в её голове, намеренно спровоцировала дракона усыпить её.       В конце концов, она так ничего ему и не сказала. Гинтоки столько раз рисковал ради неё жизнью, бросался на помощь, невзирая на тяжёлые раны, поддерживал в трудную минуту, а она не могла единственный раз перешагнуть через свою скромность! Это низко, трусливо и подло. Цукуё считала себя предательницей, но даже глубокое чувство вины не помогло совершить решительный шаг. Только не после того, как её спаситель сыпал сальными шуточками и заваливал её на постель, заставляя вконец запутавшуюся девушку думать чёрт знает о чём.       Сложно сказать, на что надеялась Цукки, недоговаривая всей правды. Привычки пускать дела на самотёк за ней не наблюдалось, и всё же девушке не оставалось ничего другого, как положиться на случай.       Случай тут же доказал девушке, что она не зря предпочитала не обращаться к нему за помощью. Слабая вера в безболезненное решение вопроса напоролась на суровую реальность, как беззащитная ступня на торчащий из половицы гвоздь.       Сюрпризы посыпались на них прямо по выходу из тронного зала. Стоило очутиться снаружи, как оторопевший Гинтоки сообщил, будто бы запомнил интерьеры замка несколько иными. Глядя на длинную вереницу бесхитростных деревянных дверей, вставших стройным рядом по обе стороны обклеенной бледно-розовыми обоями стен, Цукуё беспрекословно поверила в искренность слов спутника. Мягкий бархатистый ковёр под ногами и тёплый свет весёлых светильников с абажурами в цветочках и бабочках усиливали ощущение, будто бы с победой над грозным драконом его мрачное логово пало жертвой туристических нужд, преобразившись в уютный отель.       Но как только они стали заглядывать в комнаты, отель мгновенно вылетел из категории «уютных», угодив в секцию «любовных». «Специфически любовных», если уж совсем честно. За каждой из дверей скрывался потусторонний мир, ожидавший то ли массовых оргий, то съёмок порно-фильма. Они успели с особой тщательностью осмотреть несколько помещений, выискивая потайные ходы или подсказки, но все попытки оказались тщетными. С каждой новой неудачей Цукки испытывала всё больше угрызений совести, усугублявшихся невыносимой обстановкой.       На первый взгляд, ситуация казалась нейтральной и даже спокойной. Гинтоки почти не говорил, лишь изредка усмехаясь попавшимся на глаза предметам постыдных удовольствий. Поначалу тишина устраивала Цукуё, но время шло, и уже через десять минут молчание стало каким-то противоестественным и напряжённым. Девушка поймала себя на том, что прислушивалась к каждому шороху, доносившемуся из противоположного конца комнаты, вздрагивала всякий раз, когда твёрдый мужской шаг становился громче, приближаясь к ней, и боялась пошевелиться, если Гинтоки отпускал очередной саркастичный комментарий.       Цукуё зажмурилась, закусив губу. Невыносимо. Она одна достойна порицания за обман, но тогда почему же так спешно тает доверие к тому, в ком никогда всерьёз не сомневалась?       — Гинтоки… — сипло позвала девушка.       — Ммм?       — Помнишь ту комнату, напоминавшую кабинет? Ты ещё сказал, что она выглядит как декорации фильма про серую краску?       — Про серую краску? — В лице обернувшегося к ней мужчины не было и проблеска понимания, только лёгкая озадаченность.       — Да. — Цукки кивнула, почувствовав себя немного уверенней. — Ты также упоминал, что он провалился в японском прокате. Что совсем неудивительно: кто пойдёт в кино ради того, чтобы смотреть на серый экран?       — А, — Гинтоки ударил кулаком по ладони, — ты про «50 оттенков серого»? Вообще-то он не про серую краску… — он умолк, задумавшись, после чего вяло продолжил: — …впрочем, мне нравится твоё определение. Хотя смотреть на серый экран всё же интереснее. Не то чтобы я мог судить по личному опыту, ведь ни один уважающий себя мужчина не станет смотреть экранизации дурацких дамских романов, но…       — Давай вернёмся туда.       — Хочешь обыскать её? Может, сначала закончим здесь? Я только что открыл шкаф, а вместе с ним вход в Нарнию в версии для взрослых. Сколько здесь латекса…       — Почему бы нам не сыграть по ролям? — выпалила Цукуё. Охваченная ужасом от собственного предложения, она напряжённо следила за искажавшимся лицом самурая.       — Что?       — Я п-просто подумала, — девушка потупила взгляд, — что так мы ни к чему не придём. Сомневаюсь, что чёрный ход расположен в какой-то одной из комнат, в виртуальной реальности в этом попросту нет смысла. Возможно, он активизируется какими-то действиями… — она несмело подняла глаза, но лишь для того, чтобы встретить недоумение на лице Гинтоки. Вздохнув, она поспешила продолжить, но из-за волнения её речь так разогналась вперёд, что к концу напоминала сбивчивую скороговорку: — Наверное, ты заметил, что все комнаты обставлены очень похоже. Очевидно, этому есть вполне конкретное объяснение. Мне кажется, нам… нам надо попробовать поработать в этом направлении. Э-это не значит, что м-мы должны делать какие-то странные вещи, но если мы попробуем начать и посмотрим, что из этого может выйти... Я имею в виду, вдруг мы получим какую-то подсказку? Что ты думаешь? Нам всё равно нечего терять, так почему бы не попробовать?       Несколько минут он хранил молчание, глядя на неё с тем непередаваемым выражением, словно видит перед собой ожившие брокколи, читавшие рэп. Опомнившись, Саката резко тряхнул головой, заключив:       — Я знал, что это не могло пройти бесследно. Долгое безделье убило твой мозг трудоголика, и теперь ты едва ли понимаешь, какую чушь несёшь.       — Заткнись. Я всего лишь хочу избежать тупика, к которому всё и идёт.       — Почему ты так уверена, что мы выбрали неправильное направление? — Гинтоки скептически приподнял бровь. — Тебе не кажется, что ты торопишься с выводами? Серьёзно, что с тобой происходит? Так пригрело снять с меня штаны?       — Сдались мне твои штаны, идиот!       — Какая откровенность. Иными словами, ты признаёшь интерес к тому, что прячется под ними? — Ответом на вопрос стала приземлившаяся на Сакату кушетка, обитая чёрной кожей.       — Меня больше интересует содержимое твоей головы. — Цукки с невозмутимым видом присела на сиденье и наклонилась вниз, чтобы увидеть придавленного мебелью мужчину. — Почему бы не расколоть её как орех и не проверить, если ли в ней что-нибудь, кроме прошлогодних выпусков JUMP и использованных коробок из-под клубничного молока?       — Конечно, есть! Любой парень, достигнувший половозрелого возраста, обзаводится домашним кинотеатром, в котором круглосуточно крутят порно, и запасается пачками бумажных салфеток… — мысль Гинтоки прервал бесцеремонный удар по челюсти. — Бешеная баба! И больше не проси с тобою переспать, жизнь мне дороже!       — Я этого и не просила! — Цукуё вскочила на ноги, благодаря чему безрадостно кряхтящий самурай наконец-то смог выбраться из плена.       — Твоя дурная идея говорит сама за себя.       — Неужели? Тогда предложи что-нибудь получше, а то как будто не заметно, что пустые споры помогают нам сдвинуться с мёртвой точки!       Гинтоки умолк. Несколько минут он с сомнением рассматривал её. Цукуё старалась выглядеть решительной и спокойной, но чувствовала за блуждавшим по лицу взглядом недоверие. Внутреннее напряжение росло с каждой секундой, и она лишь надеялась, что достаточно хорошо спрятала волнение за сурово сведёнными бровями, а учащённое дыхание не так уж сильно бросается в глаза.       — Почему кабинет? — вдруг спросил Гинтоки.       Девушка осеклась, поначалу вовсе упустив суть вопроса, но быстро пришла в себя.       — Там спокойнее. Интерьер не так давит, — призналась Цукки, следя за его реакцией. Которой, к слову, не последовало.       — И как ты себе это представляешь? — лениво осведомился мужчина, укладываясь поверх кушетки, недавно покушавшейся на его жизнь.       — Не знаю… Может, нам просто начать играть по сценарию, а там как пойдёт?       — По сценарию? — сонно пробормотал Гинтоки.       — Да. Мы можем следовать сюжету фильма.       — Это не план, а катастрофа, — пробубнил самурай, насильно отрывая голову от мягкой кожи. — Знать бы ещё, почему ты так на нём настаиваешь.       Цукуё вздрогнула и поспешно спрятала взгляд. Сложно сказать, какое из двух зол меньше: когда он совсем ни о чём не догадывался, или когда начал подозревать за ней недомолвки.       — Имей в виду, я до сих пор против. Но ты ведь не отстанешь, пока мы не попробуем. Давай договоримся: захочешь остановить этот цирк — скажи Камэхамэха, и тут же прекращаем. Идёт?       Вот так Цукки и оказалась в роли робкой студентки, берущей интервью у миллиардера в исполнении Гинтоки. И если девушка хоть смутно, но представляла, в каком направлении стоит двигать постановку, то Саката едва ли воспринимал их игры серьёзнее возни в песочнице. Он быстро сложил с себя обязанности изображать унылого плейбоя с тёмным прошлым, и к моменту, когда Цукуё попросила рассказать его о своих увлечениях, Кристиан Грей окончательно уступил кресло хозяину Ёродзуи.       Итак, к какому итогу привело их маленькое выступление? Всё было не так страшно, как она предполагала, и это хорошо. Они поговорили по душам, а это очень хорошо. Гинтоки без лишних объяснений взял правильный курс, и это очень, очень хорошо. Цукуё оценила его догадливость ударом пресс-папье по затылку, а это очень, очень, очень плохо.       Три «за», один «против». Тройка больше единицы, из чего следует, что результатом можно гордиться. Её наблюдения наверняка помогут Гинтоки смириться с парой лишних сантиметров, добавленных к его росту солидно возвышающейся шишкой. Цукки кидает робкий взгляд на мужчину и разом забывает, чем собиралась его порадовать. Странно, что враждебный настрой, читающийся в прищуренных глазах, застывших чертах лица и напряжённой мускулатуре, не подверг деформации её саму, заставив сжаться до размера рисового зёрнышка.       — Ну? — с нажимом спрашивает Саката, ставя локоть на стол и подпирая рукой щёку, недобро усмехаясь. — Надеюсь, ты удовлетворила своё любопытство. Скажу честно: такие, как ты, не попадут в большое кино даже через режиссёрскую койку. Мечта засветиться на большом экране неосуществима, если не готова сама побыть чьей-то грязной мечтой.       — Но я не собираюсь…       — Ты чудовищная актриса! — Гинтоки морщится, осторожно дотрагиваясь до боевой раны. — Единственная подходящая тебе роль — Кратос* из «God of War», но экранизация игры давно заглохла, и я бы не возлагал на неё больших надежд.       — Но у меня и в мыслях не было…       — Цукки, Цукки, Цукки. — Саката снисходительно улыбается и звучно цокает языком, покачивая головой. — Все маленькие девочки мечтают стать кинозвёздами или певицами, но когда они вырастают, ты встречаешь их не на сцене и не на ковровой дорожке, а в проходе супермаркета, где они сортирует подгузники по полкам, или в хозяйственном отделе за выбором новой чудо-швабры. Такова жизнь, и тебе нужно стараться сильнее, чтобы выбраться за пределы порочного круга...       — Я не всё тебе рассказала, — как на духу выпаливает девушка, с волнением глядя ему в глаза.       — А?       — Помнишь, я говорила, что дракон упомянул чёрный ход? Есть ещё кое-что, о чём ты не знаешь. — Сердце колотится как заведённое, но Цукуё не смеет отвести взгляд от озадаченного самурая. — Он случайно сболтнул, что выход откроется, если… — Руки непроизвольно мнут отворот бело-голубого кимоно, запахивая его плотнее. Слова комком застревают в горле, и девушка, чувствуя сухость и неприятное жжение, откашливается и глухо заканчивает: — …если поучаствовать в… в сцене BDSM…       Кажется, что новая информация оставляет Гинтоки равнодушным. Он не только не торопится нарушить молчание, но даже в лице не меняется. Цукки же, напротив, успела пройти все стадии метаморфоз от стыда до ужаса и обратно. Когда цепь замыкается, она резко вздрагивает и без каких-либо просьб с его стороны продолжает говорить:       — Дракон жаловался на какие-то несовершенства BDSM, из-за которых игроки не могут воспользоваться нормальным выходом. Но я не представляю, что он имел в виду, так что… — Она смолкает, дёргано пожимая плечами, и нервно облизывает губы. — Вот. Больше мне ничего не известно. — Выждав несколько бесконечных секунд, но так и не дождавшись ответа, Цукуё опускает глаза, и, борясь с дрожью в голосе, тихо произносит: — Прости, что не сказала раньше.       Признание должно приносить облегчение, но она не чувствует ничего, кроме отвращения к себе. Девушка не видит его лица, но не сомневается, что нашла бы в нём злость и презрение к её обману. А она ещё смеет заикаться о какой-то дружбе и — подумать только! — любви.       — Ярэ-ярэ, — утомлённо вздыхает Гинтоки, — мне всё же придётся проходить игру заново.       Цукки поднимает к мужчине ошарашенный взгляд, заставая его посреди процесса шумной зевоты. Когда недуг отступает в сторону, в выражении Сакаты не остаётся ничего, кроме визитной карточки хозяина Ёродзуи — фирменной лени.       — Почему? — в замешательстве спрашивает Цукуё, и этот короткий вопрос охватывает целую армаду неясных мотивов: почему он совсем не злится? почему не считает её виноватой? почему совсем не интересуется подробностями? почему готов начать всё сначала? почему берёт вину за её ошибку на себя?       — Я думал, ты хочешь отсюда выбраться, — бесхитростно отвечает Гинтоки. Цукуё ждёт продолжения, но самурай считает вопрос решённым и не добавляет к сказанному ни слова.       — Это всё?       — А что тебе ещё нужно? — Мужчина хмурится, с подозрением косясь в её сторону. — Если ты хочешь увидеть моё резюме, прежде чем доверить работу, то давай в следующий раз. Моя секретарша вышлет его по электронной почте.       — Но ты не обязан этого делать.       — О, я польщён. Тогда она отправит тебе анимированную открытку или видео с поющими оленями.       — Не уходи. — Раньше она никогда не просила кого-то вот так, поэтому едва ли узнаёт собственный голос, мягко зовущий остаться. — Мы ещё не пробовали то, о чём говорил дракон.       — Нет-нет, спасибо, мне хватило и одного раза.       — Это не был BDSM.       — Для тебя, может, и нет, а вот для меня да, и ещё какой! — Гинтоки с негодованием указывает на валяющееся на полу орудие убийства, роль которого блестяще отыграло пресс-папье. — Брось эту идею, из неё не выйдет ничего хорошего.       — Я понимаю причину твоих сомнений. — Он недоверчиво вскидывает бровь, и Цукки поджимает губы, искренне надеясь, что в её взгляде больше решительности, чем беспокойства. — Ты думаешь, я снова всё испорчу. И раз я не могу гарантировать, что этого не случится, давай примем некоторые меры предосторожности… — Она набирает в грудь воздух и выпаливает: — Свяжи меня.       Рот Гинтоки медленно ползёт вниз, что, впрочем, не слишком способствует формулировке осмысленных изречений. Глядя на него, создавалось впечатление, что мужчина вряд ли знает о своевольном поведении собственной челюсти.       Не дожидаясь, когда потерянный дар речи найдёт путь домой, Цукуё продолжает:       — Я поступила с тобой нечестно. Можешь не верить мне после случившегося, но я сомневалась вовсе не в тебе. Я знаю, как ты дорожишь друзьями, и знаю, что ты не поступишь жестоко и не причинишь им боль. И хотя это отняло у нас слишком много времени, теперь я совершенно уверена в своём решении. — По лицу и шее скачут алые пятна, вряд ли добавляющие ей шарма. Цукки неловко заправляет прядь волос за ухо, осторожно косясь в сторону безмолвствующего Гинтоки. Не зная, как бы ещё разрядить обстановку, девушка несмело улыбается, стараясь игнорировать нарастающую неловкость.       — Кхм… — Саката прочищает горло, знаменуя возвращение утраченного контроля над речью. — Поправь меня, если ошибаюсь, но ты предлагаешь устроить BDSM-сессию со связыванием?       — Нет, мы будем притворяться, что проводим её, тем самым обманем виртуальную систему и найдём выход.       — Цукки, — он старается выдавить из себя любезную улыбку, но из-за дёргающегося глаза радость получается не слишком естественной, — ты же понимаешь, что когда человек, не состоящий в бейсбольной команде, притворяется одним из игроков и выходит на поле, он одевает форму, берёт в руки биту и отбивает чёртов мяч так далеко, как только может. — Должно быть, её озадаченное лицо подсказывает мужчине, что мысль проходит мимо девушки, и тогда он со вздохом поясняет: — Можно лишь притворяться участниками BDSM-сессии и считать, что она происходит не всерьёз, но даже после этого BDSM-сессия не перестанет быть BDSM-сессией.       После краткого мига раздумий, Цукуё кивает головой.       — Хорошо.       — А?       — Меня это устраивает.       — Ооо… — тягостно стонет мужчина, закрывая лицо, обращённое к потолку, руками. — Позовите врача, тут кто-то основательно повредился головой.       — Нечего отвлекать его по пустякам, твой случай безнадёжен, — парирует девушка. — В чём твоя проблема? Решил уйти в горный монастырь и остаток дней хранить целибат? Ты правда так сильно не хочешь этого? Или причина в том, что ты просто… не можешь?       Она бьёт наугад, едва ли ожидая, какую отдачу принесёт острый выпад, и вздрагивает, когда его лицо каменеет, а в глазах зажигается недобрый огонёк.       — Отлично, — холодно усмехается Гинтоки, меряя девушку надменным взглядом, в котором легко угадываются жажда отстоять задетое самолюбие. Цукуё ёжится, хотя к бегающим по коже мурашкам присоединяется нечто, напоминающее удовлетворение: как-никак, ей удалось его вовлечь. Уже кое-что. — Будет тебе BDSM. Только потом не жалуйся, будто Гин-сан ни о чём не предупреждал и не говорил держаться подальше от огня.       — Если под огнём ты подразумеваешь себя, то волноваться не о чем: судя по твоей голове, кто-то давно потушил пламя пеной из огнетушителя.       — Ха-ха, смешно. А знаешь, что ещё смешнее? — Его глаза хищно блестят, а ухмылка становится шире. — Подначивая, ты всё больше развязываешь мне руки, и будь уверена: уж я не побоюсь воспользоваться предоставленным преимуществом.       Цукки смотрит на него в лёгкой оторопи, толком не зная, шутит ли он, или всерьёз задумал демонстрировать ей свои деспотические замашки. Подзуживая над Гинтоки, она не преследует цели его распалить, но он как будто бы воспринимает происходящее серьёзнее, чем их обыкновенную словесную перепалку.       — Какие-нибудь пожелания? Говори сейчас, потом такой возможности не будет.       — Ммм, — неуверенно тянет Цукуё, — всё, что я знаю о BDSM, в основном рассказывала Сарутоби. У меня нет предпочтений, но мне не очень хочется обзаводиться ушибами и синяками, так что не бей слишком сильно...       — Подожди. — Гинтоки трясёт головой и неверяще смотрит на девушку. — Ты думаешь, я буду тебя бить?       — Ну… — Она неуверенно поводит плечами. — Сарутоби говорит, что вы постоянно так играете.       — О да, постоянно. Но эта игра называется «Отделайся от раздражающей шиноби-сталкерши» и имеет больше общего не с BDSM, а с травлей тараканов. — Саката закатывает глаза и вздыхает. После секундного промедления он добавляет, отводя взгляд в сторону. — Я не собирался тебя избивать.       Улыбка сама просится на лицо. Странно, но короткой фразы с лихвой хватает для того, чтобы успокоить Цукуё и придать ей уверенности. В этот раз они всё сделают правильно.       — И ещё кое-что, — вспоминает девушка. — Оставим Камехамеху за стоп-слово, с ней надёжнее. С ней и с лежащим под рукой пресс-папье.       Камехамеха — «Черепашья Волна Разрушения», одна из самых известных боевых техник Dragon Ball.       Гин из «Серебряного клыка» («Ginga») — главный герой манги и аниме про живущих на севере собак — http://i50.tinypic.com/15oz2aw.jpg       «Dora the Explorer» — в России известна как «Даша-путешественница» и, думаю, в особом представлении не нуждается.       Кратос — брутальный ГГ из серии игр «God of War» — http://vignette2.wikia.nocookie.net/godofwar/images/1/19/Kratos_rendering_concept.jpg/revision/latest?cb=20100727072252