Все лица Перси Джексона

Я заметила, что стала слишком часто сомневаться в своих действиях, и чёрт меня дери, если я знала, как это исправить. Мысли над чувствами – вроде так я решила для себя, как только была сознательной настолько, чтобы вообще что-то решать. Так вот сейчас я сидела за столиком напротив Томаса Майна, что было стратегически верно во всех отношениях, и между нами горела свеча, и в бокалах тонкого стекла плескался ароматный брют, но при этом чувствовала себя так, что рушу свою жизнь. Ну, то есть понятно было, что это всего лишь первая встреча, которую и свиданием-то не назовёшь, но моё воображение так живо изображало перед внутренним взором картины нашего совместного будущего, что мне хотелось беспричинно вмазать ему по лицу и сбежать. Он был богат. Его никто не назвал бы красивым при всём желании, но он был привлекателен. Томас Майн, несомненно, был не глуп, и даже поддержал разговор о Сартре, который я начала, пробуя почву, как сапёр, но его очевидность и прямота перечёркивали всё то, что, по идее, должно было быть привлекательным. Это как играть в покер на большие деньги с соперником, который всё время светит карты. Бессмысленно и до зубного скрежета, непреодолимо, беспросветно скучно. Он всё смеялся над моими шутками, казавшимися мне самой грубоватыми, и без конца предлагал позвать официанта, чтобы я смогла заказать десерт. Я улыбалась, пила вино и поглядывала на хранящий молчание телефон. - Так ты из общежития, да? – доброжелательно поинтересовался Томас, хотя мне всегда казалось, что подобные ему сыновья богатых родителей с пренебрежением относятся ко всем приезжим. – Слышал, там затопило всё. Я встрепенулась. Он опасно близко подошёл к теме, которую я в разговоре с ним старалась не затрагивать. - Да, - осторожно сказала я. – К счастью, я успела вынести всё раньше, чем случилось непоправимое. Томас засмеялся, будто я сказала что-то хоть сколько-то забавное, и принялся привычным ему жестом крутить браслет явно дорогих швейцарских часов. - Нелегко, наверное, жить вдали от дома, да ещё и остаться без комнаты. Временно переехала в отель? Напрягшись, я медленно подняла на него глаза, решая, сказать ему или нет. Вид у него был самый невинный, но мне показалось, что за будничностью его вопроса кроется нечто большее, чем просто вежливый интерес. - Я остановилась у друга, - наконец проговорила я. – У него большая квартира. Он приподнял брови, продолжая улыбаться: - Перси… м-м… Джексон? Джонсон? Его попытки скрыть свой интерес и то, что он прекрасно знал, у кого из своих друзей я живу, вызвали у меня пренебрежение. - Джексон, - коротко поправила я, довольно громко ставя бокал на стол перед собой. - Я слышал про него много неоднозначных вещей, - поджав губы, начал Томас. – Общаясь с тобой, никогда бы не сказал, что вы общаетесь. Он довольно… сомнителен. Взгляд мой вмиг стал жёстким, скулы заострились против воли. Я выразительно приподняла бровь. Слова слетели с моих губ до того, как я оценила их вес. - Сомнителен и неоднозначен, но, тем не менее, прекрасный собеседник и исключительно хороший человек, которого я счастлива называть другом. Встретив такую защиту, Томас вновь засмеялся, сдаваясь. На его мягких щеках появились круглые, ровные ямочки. Больше он этой темы за вечер не касался, но моя холодность никуда не делась. Тронь тех, кто мне дорог, и не оберёшься последствий. Круг общения я всегда расширяла медленно и нехотя, но зато верно, и я умела это ценить. Томас Майн для меня всё ещё был никем. Я поднялась со своего места ровно в восемь вечера, вежливо распрощалась, на просьбы о будущей встречи ответив максимально неопределённо, и ушла. Он даже не успел предложить подвезти меня, да и я всё равно отказалась бы. Я клятвенно обещала Гроверу заехать в «Воккер» за его любимой лапшой, так что метро мне было только на руку. Был вечер понедельника, но, несмотря на это, я никуда не спешила. Чудесным образом вся необходимая работа была уже сделана, а за ту, что терпела откладывания, садиться откровенно не хотелось. Мысли впервые за много дней были в порядке, и на душе было легко, словно и не было никакого ужина с Томасом Майном. Квартира была ещё пустая, и я с удовольствием завалилась на диван с тоненькой книжечкой «Заратустры» Ницше, пользуясь возможностью. Я потихоньку начинала влюбляться в это холостяцкое жилище, корнями врастая в атмосферу пахнущей пивом и сигаретным дымом свободы. Никто никому не был должен, и никто не ругался на неубранную посуду, бардак в ванной или ранний подъём. Я с тоской подумала о времени, когда придётся снова делить пятнадцать жалких квадратных метров с соседкой. Вообще всё с того безумного вечера, когда мы вернулись с боя, текло тегуче-медленно и именно так, как мне того и хотелось бы. Перси сбавил обороты и жил, как нормальный человек. Я наслаждалась этим временным затишьем, срок которому, ясно дело – тот момент, когда он решит, что чувствует себя достаточно хорошо. А учитывая то, что уже сегодня он раздумывал пойти на тренировку с Джейсоном (от чего я его отговаривала чуть ли не с воплями о швах, которые разойдутся в первые минут пять), счастье моё продлится недолго. О Томасе Майне я ему не рассказывала просто потому, что хотела избежать неловкости. Я сама толком не могла объяснить себе, с чего бы ей возникнуть – мы ведь просто друзья. Я уверяла себя, что это потому, что я и сама не была уверена, как относиться к нашей с ним встрече (свиданию?), поэтому и смолчала. В непрекращающихся попытках узнать что-то о прошлом Перси я начинала подмечать всякие мелочи, не имеющие значения. Он обладал способностью проспать все возможные будильники, но, когда надо, умел проснуться без него минута в минуту. Он всегда варил по утрам кофе такой чёрный, что мне, привыкшей к латте и американо, невозможно было пить это гадкое варево, но он не клал туда ни сахара, ни сливок. Он участвовал в тренировках сборной «Эстейта» по плаванию, но при этом не состоял в ней. В общем, целая куча ненужной информации, которая заставляла меня всё больше и больше привязываться к нему против воли, но оставляла меня ни с чем в плане фактов. Спальня его была безликой настолько, насколько это возможно. Рамка с фотографией его и матери - и та рождала больше вопросов, чем ответов. Где миссис Джексон? Почему он никогда не говорит о ней? Что с его братом и сестрой? Почему ему пришлось жить у Джейсона и как тот связан с его семьёй? Вопросы сыпались без конца, а я никак не могла собраться с духом и в лоб спросить у него. И откуда, чёрт его дери, у него в груди и плече дыры от пуль? Теперь я была уверена в происхождении этих странных круглых шрамов, успев их как следует разглядеть, пока зашивала порез на его груди в тот вечер. Причём в Перси стреляли в разное время, судя по виду шрамов. Тот, что на плече, выглядел подозрительно свежим, будто ему от силы месяцев пять-шесть. Значило ли это, что находиться рядом с Джексоном потенциально опасно? Скорее всего, но то лишь разжигало интерес. Насчёт Перси я была уверена в одном: каким бы ни было его прошлое, оно наступало ему на пятки, и, скорее всего, так будет продолжаться всю его жизнь, учитывая то, с какой готовностью этот дурень лез на рожон. И зачем ему столько денег? Я не гордилась этим, но от нечего делать вычислила его приблизительный доход за бой – выходило так много, что мне хватило бы на месяца четыре безбедного существования. На ринг он выходил примерно раз в две недели, и, даже при учёте платы за большую квартиру в центре города, оставалось столько, что он мог бы снимать ещё пять таких. Я всюду утыкалась в вопросы. Я раздражённо откинула книжку в сторону. Невозможно сосредоточиться на философии, когда голова под завязку в мыслях о Перси Джексоне, чёрт бы его драл. Будь я умнее – не лезла бы во всё это, но сейчас уже поздно спасаться бегством, потому что оно было бы связано с разлукой, а это слишком больно. Теперь – слишком больно. Я не знала, что стало моей точкой невозврата: его поцелуй в «Брайтмуре», тот эпизод затопленном общежитии или вечер после ринга, но одно знала точно: правды я добьюсь. В очередной раз преодолевая путь из гостиной в его спальню, я чувствовала себя загнанной в тупик. Вот кровать, а вот шкаф и письменный стол. В шкафу – только его одежда и моё пальто, а ещё небольшой сейф, куда я видела, как он кладёт выигрыш, полученный за бой. Картами Перси почти не пользовался – только для хранения стипендии, которую он не тратил. Я могла придумать этому очень простое, но порождающее целый рой вопросов объяснение: наличные попросту невозможно отследить. От кого он скрывался? На его столе день ото дня прибавлялось брошюр с хосписами для неизлечимо больных, но он не был похож на умирающего. Значит, кто-то из семьи. Мать? Сестра или брат? Я тяжело вздохнула. Рано или поздно моё любопытство вынудит меня спросить у него напрямую, и тогда он или пинком вышвырнет меня из своей жизни, в которую он никого не пускал, или же я узнаю хотя бы часть. Было темно, но свет я включила только на кухне, и поэтому когда раздался скрежет ключа в замочной скважине, я вздрогнула, как от удара. - Юнга? – позвал голос. – Ты здесь? Я нахмурилась, неуверенно шагая Перси навстречу. Что-то в том, как он говорил, заставило меня занервничать. Хотелось верить, что ноты обеспокоенности и напряжение мне просто почудились. Он настолько редко позволял себе эти эмоции в разговоре, что сейчас это казалось недобрым знаком. Увидев меня, Перси облегчённо выдохнул и улыбнулся, хотя складка между его бровями никуда не делась. Выглядел он уже куда лучше, и теперь смотреть на него было проще, если забыть о чёрно-фиолетовых рёбрах, скрытых свитером. - Давай поужинаем где-нибудь? Есть разговор. Я быстро кивнула и отправилась за пальто, гадая, что происходит. Говорить о том, что я уже ужинала, казалось абсурдом. Да и кусок тогда в горло не лез. Меня ещё больше насторожило то, как он огляделся по сторонам, когда мы вышли из подъезда. Так, будто он кого-то ждал. Я быстрее пошла в сторону его машины, стараясь не думать о причинах такого поведения. Всю дорогу до ресторана я старательно выуживала из себя болтовню, заполняя напряжённую атмосферу салона. Перси вроде даже немного отошёл и начал улыбаться. Но, зная его и его сумасшедшую жизнь, походящую на какую-то поломанную версию боевика, я готовила себя к худшему. - Ну? – я выжидающе сверлила его взглядом. Официантка принесла нам «Перье» с лимоном и скрылась, испугавшись моего грозного вида. – Ты заставляешь меня думать, что мы, по меньшей мере, сидим на бомбе и взлетим на воздух. Он всё смотрел на свои побитые руки, местами чёрные от синяков, потом поднял на меня виноватый взгляд. - Я просто хочу попросить тебя быть осторожной, - сказал он так, будто на его плечах лежала тяжесть всего мира. Я возвела глаза к потолку, вопрошая у всех богов мира, за что мне это. - Говори конкретнее. Ты о чём? Тебя снова нашли те люди, которые хотели денег? Он мотнул головой, запуская пальцы в и без того растрёпанные волосы. Перси словно постарел на пять лет. Наконец он встрепенулся и расправил плечи. - В общем, так. Придётся тебе всё объяснить, - решительно начал парень. – Понимаешь, за мной сегодня кто-то следил, а этого давно не было. Я даже начал думать, что всё улеглось, с тобой вот, идиот, начал общаться. Но хорошо, что ты живёшь пока у меня, так безопаснее. - Перси, - как-то отстранённо прервала его я. – Я ничерта не понимаю. В смысле – всё улеглось? - Если ты у подъезда заметишь незнакомого человека, который кого-то ждёт – проходи мимо двери и сразу же звони мне, - игнорируя мои вопросы, проговорил он. - Я заберу тебя в любой момент, поняла? Знаю, что звучит, как паранойя, но лучше перестраховаться. Я почувствовала, как внутри всё словно осело. Нижняя губа затряслась, как в детстве, когда я чего-то боялась. - Перси… - начала было я слабым голосом. Он грубо прервал меня, сверля серьёзным взглядом: - Поняла? Нахмурившись, я поджала губы. На нас начинали поглядывать остальные посетители, и я недовольно забарабанила пальцами по столу. Во мне поднялась волна негодования. Я набралась храбрости. Пора мне было встать во весь рост и поговорить с ним, наконец. Я имела право понимать, что происходит. - Нет, Перси, я не понимаю абсолютно ничерта, - я сухо и как-то истерично рассмеялась. – И теперь ты объяснишь, ясно? Хотя бы что-то. Потому что я живу у тебя дома, сплю в твоей кровати, но при этом понятия не имею, кто ты такой. Кто, к чёрту, следит за тобой? Зачем им это делать, и при чём тут я? Он довольно долго молчал, словно подбирая слова, но под конец плюнул и заговорил как есть, так, словно каждое слово причиняет ему мучительную боль. – Ты же умная, Аннабет Чейз. Почему не ушла после того случая с подставой Стоуллов? Нет, не так. Почему не ушла, как только получила первый тревожный звоночек? Их было столько, что на колокольню хватило бы. Упорно остаёшься, хотя вижу же, что понимаешь, что я – плохая компания. И теперь из-за меня ты можешь быть в опасности. Как твой гениальный ум мог это допустить, скажи мне? Я, фыркнув, закатила глаза. - Допустим, я не умная. И ещё думаю, что ты преувеличиваешь. Какой опасности, Перси? Едва ли те парни, которым просто нужны деньги, стали бы что-то предпринимать, - до меня вдруг дошёл смысл его слов, и я на пару секунд замолкла, осмысливая. – Но ты говоришь не о них, да? Он вздохнул и потёр небритый подбородок. Потом достал сигареты, но пока курить не стал, просто покручивая пачку «Капитана Блэка» в длинных пальцах. - Чейз, если бы это были те идиоты с ножами, нашего разговора не состоялось бы, - Перси невесело усмехнулся. – Боюсь, про конфликт с ними просто узнали ребята посерьёзнее. У меня в голове бешено заскакали мысли. Значит, это кто-то из его прошлого. Кто-то, кто мог бы ударить по нему через близких. - Расскажешь? – поинтересовалась я, особо ни на что не надеясь. Конечно, не расскажет. Перси покачал головой, подтверждая мои мысли. - Сейчас – нет. Я просто надеюсь, что всё может обойтись. Поймут, что всё по-старому, и успокоятся. Но если нет… - он замялся. – Чейз, бояться пока ничего. Я втянул тебя в это, и я с уверенностью заявляю: я тебя и вытащу, в случае чего. Всё будет хорошо, поняла? Верь мне. Минуту мы просто смотрели друг другу в глаза. Я всё размышляла, как так могло получиться, что всего за каких-то полтора месяца можно так к кому-то привязаться, что не уйдёшь и не убежишь, даже несмотря на психов с ножом, которые могут поджидать у входа в квартиру. - Юнга, - хрипло протянул он. – Бежала бы ты, пока не поздно. Мы сидели за столиком, склонившись друг к другу. Я чувствовала на своей щеке его дыхание, которое пахло табаком и ментолом, смотрела на заживающий порез на высокой скуле. Играла приглушённая музыка, слышался тихий гомон с улицы, и я чувствовала себя совсем не так, как пару часов назад, когда сидела напротив Томаса Майна. Сейчас всё было иначе. Вроде бы по-настоящему, но вместе с тем так, словно я смотрю на нас со стороны. В голове роились сотни вопросов, больших и маленьких, но я знала, что даже если Перси окажется каким-нибудь наёмным убийцей, я всё равно останусь. Мне было плевать. Я не знала, кто мы друг другу. Я бы соврала, если бы сказала, что мне не снился тот его быстрый поцелуй в клубе; соврала бы, если бы сказала, что мне не снилось, что мы зашли дальше. Он стал моим лучшим другом, о котором я толком ничего не знала, болезненной привязанностью, которую так просто не отпустить. Ощущение, будто стоишь перед обрывом, и размышляешь, прыгать или нет. И тут не спасёт ни теория вероятности, ни аккуратно выстроенный график. Наверное, мы бы поцеловались, не отвлеки нас официантка. Перси разочарованно поднял на неё глаза и поблагодарил за принесённую ей хлебную тарелку. Я откинулась на спинке и стала вертеть в руках салфетку. Момент был потерян. - Расскажи мне о семье, - вдруг попросил он, неспешно доставая сигарету и серебряную зажигалку. Я уже почти смирилась с тем, что в ресторанах мы всегда сидим в «курящей» зоне. Готова дать сотню баксов на то, что лёгкие у меня скоро станут не менее чёрными и прокуренными, чем у Перси, а я ведь даже ни разу не притрагивалась к сигаретам. - О семье? Честное слово, интересного мало, - проговорила я, пристально глядя, как пузырьки поднимаются со дна стакана и облепляют дольку лимона. – Папа с близнецами и Сью сейчас в Лос Анджелесе. Мама… Мама погибла, когда мне было пять, и помню я её не очень хорошо. Папа весь в работе, защитил докторскую. Мне правда было не о чем рассказывать, и я быстро замолчала. Перси, подперев подбородок, продолжал вопросительно смотреть на меня. - Что? – приподняла бровь я. – Это всё, честное слово. У меня обычная скучная семья. - Судя по тому, какой ты выросла, у тебя чудесная семья, - покачал головой он. – Я верю, что семья делает нас теми, кто мы есть. Я, копируя жест Перси, тоже поставила подбородок на переплетение ладоней. Он зачем-то улыбнулся, и вокруг его глаз брызнули морщины. - Тогда у тебя явно очень интересная семья, - сообщила ему я. - Интересная, - хохотнул он. – Ну, можно и так сказать. - Расскажи, - попросила я, надеясь, что мой тон звучит не слишком умоляюще. - Хотя бы что-то. Он, вздохнув, взял из хлебной корзинки фокаччу и стал с хрустом отламывать от неё маленькие кусочки. - Я рос с отцом, но семья у нас была довольно большая. У него и двух его братьев был общий… - он замялся, - бизнес. Поэтому мы все общались довольно тесно, и воспитывали нас вместе с моими двоюродным братом и сестрой. Мы всюду ходили вместе. Чудесное было время. - А потом? – спросила я, когда он замолк. - А потом они умерли, и началось, - он широким жестом указал на себя, - это. - Умерли? - Их убили. - Ясно. «Нет, ничерта на самом деле не ясно!» - хотелось закричать мне. Обычно никто ни на кого не нападает после смерти родителей. Дети не пускаются в бега, не начинают участвовать в подпольных боях в шестнадцать лет, в конце концов! Я ела свои равиоли с грибами и размышляла о том, что рано или поздно он мне расскажет. Перси, кажется, доверял мне, раз вообще поддержал разговор на эту тему. Понятно было, что за историей убийства его отца стояло что-то большее, чем просто семейные драмы. Но пока лезть я не стала. В этот вечер мы опять заснули вместе. Теперь на диване, отключившись посередине фильма про цунами в Таиланде. Пару раз я просыпалась и пыталась подняться и уйти на кровать, но Перси во сне то и дело прижимал меня к себе, и в конце я сдалась, уснув у него на груди, не имея возможности сдвинуться под его тяжёлой рукой. Засыпала я, чувствуя себя в полной безопасности, несмотря на наш с ним разговор. Мне снова снился «Брайтмур».