Все лица Перси Джексона

Курить я себе позволяла редко, только по особым случаям. Курение вредно и убивает – вроде так говорят? Но насколько значим вред, принесённый табаком и смолой, если ты скрываешься от своих потенциальных убийц и преследователей в самом преступном районе Нью-Йорка? Было почти смешно размышлять об этом, докуривая третью сигарету, сидя на парапете со свешенными ногами. Перси любил до смешного крепкие «Капитан Блэк», и я страшно закашлялась, затянувшись в первый раз, но потом почти привыкла, и привкус рома даже начал нравиться. Я с улыбкой вспоминала, как мы с ребятами курили за трибунами в школе после победы в «Интеллектуальном турнире» штата. Это была моя первая сигарета, и я слабо понимала, что делаю. Запах мне тогда настолько не понравился, что я засунула в рот чуть ли не десяток пластинок жвачки. Помню, как я потом всё же купила свою первую пачку лёгеньких «Парламент Аква Блю», которой мне хватило чуть ли не на полгода. Хорошее было время. Казалось, что поступление в колледж – событие мирового значения, не меньше, некий поворотный момент. Сейчас всё это казалось мне настолько глупым и смешным, что было почти стыдно перед самой собой. Могла ли я тогда предположить, что через каких-то пару лет буду сидеть и с удовольствием выкуривать сигарету за сигаретой, сидя чёрт знает где на крыше, тонущая в кожаной куртке парня, который был мне вроде как лучшим другом, но которого хотелось при этом целовать до потери пульса? Боже, нет. Тогда мне казалось, что я слишком умна и исключительна, чтобы мне хоть кто-то понравился. Казалось, вся эта мура с безумными поступками и влюблёнными улыбками обойдёт меня за сотню миль, и что лет в тридцать я, может, расчётливо выйду замуж за кого-нибудь богатого, и заживу, не зная бед, нелюбимая и всё такая же одинокая в единовластном царстве своего ума. Хотелось засмеяться шестнадцатилетней Чейз в лицо. Я перевела взгляд на Перси. Боже, как он был хорош сейчас, с этим его рассеянным взглядом, скользящим по верхушкам зданий, мятой футболкой и красиво оттенённой рассветным солнцем линией челюсти. Сигарета в его пальцах смотрелась так естественно, словно иначе быть и не должно, и я не могла представить Перси Джексона отдельно от густого сигаретного дыма и наоборот. Думать о том, что сама я, когда курю, выгляжу как малолетка, стащившая у отца сигареты, не хотелось. - Фамилия ведь у тебя тоже не настоящая, да? – повернув голову к нему, поинтересовалась я, нарушая молчание, до этого прерывавшееся только гомоном просыпающегося мегаполиса. Он усмехнулся и покачал головой, стряхивая пепел. - Джексон – фамилия матери, - проговорил он, подтверждая мои старые догадки. – Я внеурочно побывал Уайтхиллом, Блэком, Алленом и Дэйном. «Джексон» имеет хотя бы какой-то смысл, поэтому я надеюсь Джексоном и остаться. А настоящая фамилия слишком броская и у всех на слуху, что плохо сочетается с тем, чтобы не высовываться, поэтому пёс с ней. Я поплотнее запахнула куртку и поджала под себя ноги. Утренний ветер пронизывал до костей, заставляя ёжиться. - Ну, назовись Персеем, и тобой заинтересуются не только те ублюдки, жадные до денег, но ещё и психиатрические клиники, - сообщила ему я. - Так что это даже хорошо, что ты скрываешься. - Я всё детство провёл в спорах за то, чтобы изменить имя на «Джеймс», а ты тут начинаешь ворошить детские травмы, - он весело ткнул меня в плечо. Я приподняла бровь: - Сменил столько фамилий, а всё равно далеко от «Перси» не ушёл? - Отец знаешь, как говорил? Никогда не забывай, кто ты — даже когда весь мир забыл. Своё имя надо носить, как броню, Чейз. Но это я сейчас так говорю, - хохотнул он. – Было мне шестнадцать, так почти назвался Патчем. Хорошо, что мама закатила скандал. Я тоже улыбнулась, представив малолетнего Перси, спорящего с мамой за право сменить имя. Хоть что-то нормальное было у него в прошлом, и это не могло не вызывать тёплых чувств. В конце концов, он ведь в результате всего того, что на него свалилось, не обозлился на мир и не стал психопатом-мизантропом, и за это, пожалуй, стоило благодарить его мать и брата с сестрой. Я их не знала, но мечтала узнать. - Ты говорил, что познакомился с мамой только в шестнадцать, - нахмурила лоб я, припоминая давнишний разговор. – Почему так? Он вздохнул и улёгся на парапет, опасно свесив руки по обе его стороны. Взгляд упёрся в перистые облака, окрашенные в рассветный розово-лиловый цвет. - Она не хотела иметь дело с отцом, учитывая то, ну, кем он был. Ей было двадцать шесть лет, она жила обычной жизнью, и она боялась иметь хотя бы какое-то отношение ко всему этому миру, - он пожал плечами. – Просто испугалась и сбежала. И я её понимаю, это нормальная реакция. Отец всегда говорил про неё только хорошее, Чейз. Наверное, он её любил, хотя чёрт знает. Я её не виню. Из того, что говорил Перси, я поняла вот что: его мать была куда умнее меня, и поэтому нашла в себе силы уйти. Дойду ли я до этого решения когда-нибудь? Думать об этом не хотелось, слишком хорош был момент. - Но вы нашли друг друга? – уточнила я. - Она вытащила меня из порядочного дерьма, - с улыбкой проговорил он. – Внесла залог в полицейском участке до того, как меня нашли. Потом привела в подсобку пекарни, где она работала, и накормила нарочно испорченными синим красителем оладьями. Клянусь, я тогда восстановил веру в этот прогнивший мир. Я просто кивнула, пропуская его тёмные пряди между пальцев. Должно быть, у миссис Джексон доброе сердце. И она храбрая – невероятно храбрая. Я задумалась, была ли такой моя мать. Я знала наверняка только то, что она была умной настолько, что даже мой отец её не до конца понимал. Она ушла слишком рано, чтобы оставить в моей памяти что-то кроме обрывков воспоминаний и смутного образа мудрой направляющей силы. Мне нравилось думать, что я хоть чем-то похожа на неё. - Ты похожа на свою мать или на отца? – вдруг спросил Перси, словно прочитав мои мысли. - Все говорят, что у меня мамины глаза, - проговорила я. – Ещё характер её, но не мне судить. - Я, знаешь, раньше не верил в то, что по наследству передаётся что-то, кроме внешности, и, боже, я никогда так не ошибался. Против крови не попрёшь. Взрослея, ловлю себя на том, что даже говорю как отец, хотя он давно мёртв. Вижу, как брат с сестрой ссорятся точно так же, как делали их отцы, - он ненадолго замолчал, медленно выпуская изо рта дым. – Ты можешь считать себя кем угодно, но у ДНК на тебя свои планы. Так мы и сидели, думая каждый о своём, и было тихо и спокойно. Просто хорошо, и всё. Я смотрела на крыши Нью-Йорка, провожая взглядом стайки голубей. С этой стороны я видела город первый раз, и так он мне нравился куда больше. Может дело было в компании – тут сложно сказать. Жизнь текла по жилам мегаполиса мерно и неспешно, словно набирая обороты перед долгим днём. Через какое-то время мне удалось упросить Перси сделать вылазку на завтрак. Сначала парень был непреклонен и даже слушать не хотел, кинув мне пачку хлебцев с отрубями, но когда в ход пошёл мой жалобный рассказ о том, как я вчера осталась без ужина третий день подряд – сдался. Я уже довольно давно выяснила, что им довольно легко манипулировать, если пускать в ход чисто женское нытьё, и умело пользовалась этим. Чувствовала себя при этом кем-то вроде дрессировщика тигров и каждый раз рассчитывала получить отказ, хотя поводов сомневаться в себе Перси никогда не давал. В итоге на завтрак я отправилась, утопающая в его огромной толстовке, с надвинутым на глаза капюшоном. Конспирация так себе, но хотя бы что-то. Мы в это утро субботы стали первыми посетителями кафе «У Джоди». Заспанная официантка странно на нас глянула, но ничего не сказала. Её можно было понять – видок у Перси и меня был тот ещё. Я так и не смогла заснуть этой ночью, и дело тут не в каких бы то не было романтических, кхм, причинах, а в банальной бессоннице на почве стресса. Поспать не удалось и Перси – я то и дело крутилась на скрипучем старом матрасе, и теперь мы на пару отчаянно зевали, вливая в себя кофе по второму кругу. Когда принесли ароматные вафли, залитые кленовым сиропом, я уже почти заснула у парня на плече, и тому пришлось меня расталкивать. Сам он тоже нуждался в отдыхе, но всё равно каким-то образом оставался начеку, готовый отразить атаку в любой момент. Мне оставалось только молчать и есть свой завтрак. Перси ограничился унылого вида пончиком, чем тут же вызвал мою небольшую лекцию о полноценных завтраках. Он терпеливо выслушал, улыбаясь, потом вытер пальцы салфеткой, зачем-то чмокнул меня в макушку и отправился к стойке, чтобы заплатить. Теперь, когда я осталась сидеть за столиком в одиночестве, на меня наконец свалилось то, что, видимо, преследовало Перси, державшего ухо в остро, всё утро: ощущение того, что за мной кто-то следит. Я то и дело опасливо оглядывалась, кидая обеспокоенные взгляды на стекло витрины. В ушах далёким эхом раздавался звук отрываемого выстрелом бокового зеркала камаро. Прикрыв на секунду глаза, я призвала себя сосредоточиться на бесконечном спокойствии, которое царило у меня в голове, пока мы сидели на крыше. И когда Перси снова подсел ко мне, так и не закончившей свои вафли, я тут же ухватилась за его плечо и притянула поближе к себе. - Холодно, - тут же солгала я, отвечая на его вопросительный взгляд. Мой липкий страх никуда не ушёл, но когда я чувствовала дыхание Перси, шевелящее волосы на моём затылке, легче было верить в то, что беда обойдёт стороной. Парень покачал головой, но руки не отнял. Наверное, страшно эгоистично видеть в нём стену, способную защитить меня от всего этого мира за окном кафе, где в каждом теперь чудился враг, где каждый представлял потенциальную угрозу, но я ничего не могла поделать. Ситуация с опасностью, нависшей над Перси - а теперь и надо мной – не поддавалась моему хвалёному аналитическому уму, с какой стороны к ней не подступайся. Можно было предложить ему плюнуть на гордость и сдать все карты в руки чужакам, но он уже это сделал. Он не боролся за то, что было по праву его, обеспечивая хоть какую-то безопасность близким. Переписать наследство на тех, кто за ним охотится – ещё большая глупость, ведь тогда им незачем будет сохранять ему жизнь. Нам оставалось только ждать следующего хода по шахматной доске и быть готовыми. Именно «готовыми», именно «нам». Я теперь никуда не денусь, скованная фантомной цепью, и я, к собственному удивлению, не была так уж против быть скованной. Путь обратно в здание, где находилась комната Перси, мы преодолели как могли быстро, не особо глядя по сторонам. Теперь сомнительного вида холл освещался утренним солнцем и выглядел куда менее устрашающе, но я всё равно была напряжена, не в силах перестать хмуро оглядываться. Перси смотрел на меня чуть ли не с болью, и, поддавшись порыву, сжал в объятиях, как только дверь за нашими спинами захлопнулась. - Ты всё ещё можешь сбежать с тонущего корабля, Юнга, - выдохнул мне куда-то в шею он, вжимая в облупившуюся стену маленькой комнаты. – Я всё пойму. Я усмехнулась, холодными пальцами очерчивая линию его челюсти. Он хмурился, пытаясь разгадать эмоции, написанные у меня на лице, и шрам, пересекающий его бровь, изогнулся. - Не брошу я тебя. Поздно уже… - Никогда не поздно отойти в сторону. Ради твоей безопасности. - …да и не особо хочется, - закончила я, перебивая его. – Ты уже который раз предлагаешь, и я начинаю думать, что ты пытаешься меня прогнать, - я дразняще-медленно прокладывала дорожку поцелуев от его ключицы вверх, к сонной артерии. Из его горла донёсся не то стон, не то рык, когда я прикусила нежную кожу ровно над тем местом, где так уверенно колотился его пульс. Руки на моей талии сжались в кулаки, и он мученически прикрыл глаза, на шаг отступая от меня. - Ты бы тщательнее следила за своей девственностью, Чейз. Я тут же почувствовала, как к щекам приливает кровь, и воздала хвалу высшим силам за то, что в комнате было всё ещё темно. Наверное, я и правда слишком увлеклась исследованием новой территории, задвинув все эти женские принципы «поцелуя-на-пятидесятом-свидании», но мне было плевать. В общем говоря, я была чертовски плоха в соблюдении женской тактики игнорирования и вынимания души из парней, потому что попросту не видела в этом смысла. Если хочется сделать что-то прямо здесь и прямо сейчас – зачем усложнять? Я никогда не верила людям, которые говорят, что торопиться некуда, ведь впереди целая жизнь. В пекло эту далёкую жизнь, если есть настоящее, в котором я могу получить, что хочу, прямо сейчас. Момент я всегда ценила больше возможного будущего. - Ну тогда лучше бы тебе контролировать себя, раз я так плоха в оберегании своей девственности, - просто сообщила ему я. Перси, усмехаясь, покачал головой и сложил руки на груди, весело на меня глядя. - Так вот ты какая, застёгивающая рубашки на все пуговицы умница Аннабет Чейз с архитектурного. Мне никогда не понять, почему тебя никто не замечал толком. - Томас Майн… - начала было я высказываться в свою защиту, но оказалась безжалостно прерванной. - Томас Майн – жалкий идиот, не видящий дальше бронированного окна отцовского крайслера. - Справедливо, - пожала плечами я, заставляя его улыбнуться. Нас обоих порядком клонило в сон, выходить наружу было всё ещё боязно, и я не видела более очевидного решения, чем попросту завалиться спать. Мысли в моей голове едва шевелились, и я не сомневалась, что провалюсь в забытье как только голова коснётся подушки – не было сил уже даже на страх. Перси, видимо, полностью разделял мои мысли, и поэтому молча достал для меня чистую футболку из комода. Потом расстелил плед на полу и улёгся на него, игнорируя слишком узкую для нас двоих койку у стены точно так же, как сделал это и прошлой ночью. - Сладких снов, Чейз, - сонно проговорил он, когда я наконец устроилась на жёстком матрасе, укрывшись одеялом чуть ли не с головой. Холод в плохо отапливаемом помещении пробирал до костей. Где-то с полчаса я отчаянно пыталась заставить себя игнорировать окоченевшие ноги и провалиться в желанный сон, но выходило из рук вон плохо. Комнатка эта явно была рассчитана на одного жителя, потому что второго пледа или одеяла в ней не нашлось. Я не сомневалась, что заболею, если пролежу так ещё хотя бы минуту, а это невиданная роскошь. Сначала я натянула на себя свою толстовку, потом толстовку Перси, но всё равно продолжала трястись от холода. Когда я потянулась к своим джинсам, Перси приоткрыл один глаз и ухватился за мою ледяную руку своей горячей ладонью. Парень спал на полу безо всякого одеяла и явно не мёрз. - Не возьму в толк, как ты вообще жива до сих пор при такой терморегуляции, - сиплым ото сна голосом проговорил он. – Иди греться. Я резво соскочила с койки, которая, клянусь, была не теплее морозилки, и прижалась к его тёплой груди. Перси усмехнулся и, дотянувшись до одеяла, завернул меня в него, потом обхватил руками и, как ни в чём ни бывало, провалился в сон. Первое время я лежала, просто наслаждаясь ощущением желанного тепла. Лицо Перси было всего в паре сантиметров от моего, и я могла разглядеть чуть заметные веснушки у него на носу. Их было всего штуки четыре, и, клянусь, каждая из них надёжно врезалась в мою память, словно важнее ничего и не было. Улыбаясь, я медленно проваливалась в сон.