Все лица Перси Джексона

Мне, как всегда, хотелось всего и сразу. Не то чтобы это выходило за мои привычные рамки, где моя любимая погода – солнце в шторм, но в этот раз я прямо чувствовала, как меня буквально разрывает на части. Сегодня были оглашены фамилии тех, кто выиграл в конкурсе на стажировку в ведущих архитектурных бюро страны. Я подала заявку в «DNS & Partners» ещё в июне, и мне на почту спустя пару недель пришла коротенькая просьба. В течение двадцати минут я должна была изобразить, как я вижу «дом ветра». На седьмую минуту я прислала им на почту первую пришедшую в голову мысль и благополучно забыла о конкурсе на целых полгода. Сейчас я держала в руках приглашение присоединиться к их команде в Лос Анджелесе, и понятия не имела, что делать. Летящим почерком на скане моего смешного эскиза было начертано всего два слова: «вы приняты». Врать не буду, меня прямо таки распирала гордость, ведь впервые мой талант был признан не просто преподавателем в институте или профаном-заказчиком, но действующими мастерами архитектуры. От почтового офиса до квартиры я, окрылённая, добралась за рекордное время, то и дело переходя на бег. Было до смешного рано – часов семь утра, и Перси наверняка еще видел девятый сон. Квартира была залита тёплыми утренними лучами. Сбросив кеды и ветровку, я как заправский индеец с улюлюканьем влетела в спальню; радостно оглашая свой успех, с разбега плюхнулась на кровать и тут же начала тормошить сонного Перси, всё ещё сжимая в руке бумагу. Тот улыбнулся, притянул меня к себе, такому тёплому после сна, и я дала ему поблажку, обняв в ответ, но восхвалять себя не перестала. - Арка, понимаешь!? Арка! Они поняли, они оценили! Дом ветра – арка, самая простая, самая… Борей, Аквилон, Эол, Зефир – называй как хочешь! Арка-а! Он сонно засмеялся, и вместе с ним засмеялись и зелёные глаза, и взъерошенные волосы на затылке, и даже все морщинки и веснушки. Голос у него с утра был маняще – хриплым, и от его звуков что-то внутри затрепетало. - Ты умница. Правда. Я на радостях поцеловала его в самый синяк под глазом. Потом сбросила джинсы, оставшись в одной футболке, и улеглась рядом, скользнув руками по горячей коже его груди. Он поцеловал меня, но далеко заходить не стал, прекрасно понимая, чем всё закончится, учитывая наготу нас обоих. Я ценила это, но порой уже начинала задаваться вопросом, когда же буду готова сделать «тот самый» следующий шаг, и неизменно приходила к выводу, что если не сегодня, так завтра. Такое случается даже с самыми правильными заучками, когда их парень источает секс при каждом движении. Перси же, вопреки ожиданиям, придерживался условной целомудренности, жестко обрывая все наши с ним поцелуи, вот-вот готовые перейти в потерю мной девственности, которую он, судя по всему, ценил чуть ли не больше меня самой. Мне было почти обидно, а он всё смеялся. Мы лежали, улыбаясь, но постепенно мои мысли возвращались с небес на землю. Я ведь знала, что, несмотря на всю эйфорию, уехать не смогу. Не сейчас, просто не выдержу. Я ведь и четырёх часов не могу продержаться в разлуке, так о каком месяце может идти речь? Если я уеду, он тут же начнёт что-то предпринимать, чтобы выбраться из колеи, в которой погряз. Я ведь прекрасно понимала, что сейчас его сдерживает только мое присутствие, и поэтому не отходила ни на шаг, иллюзорно отодвигая перемены, на сколько могла. Меня пугало всё это, и шрам от пули на его груди не мог не порождать дурных мыслей. - Всего месяц, Юнга, - тихо проговорил он. Я непроизвольно вздрогнула; Перси будто знал, о чём я думаю. Я приподнялась на локтях и посмотрела ему в глаза. - Никуда я не поеду, - я постаралась заставить свой голос звучать насколько можно убедительно. – Не бросать же тебя одного. Особенно теперь, когда Гроувер съехал. Это кто же будет пресекать попытки алкогольного отравления? Ты ведь сопьёшься здесь в одиночестве. Перси усмехнулся, но я видела, что улыбка даётся ему тяжело. - Я серьёзно. Ты не можешь не поехать, - он нахмурился. – И я говорю это не потому, что я хочу, чтобы ты на месяц уехала на другой конец страны, а потому что слишком люблю тебя, чтобы позволить упустить такой шанс, и… - он запнулся, озадаченно на меня взглянув. Этим коротким «люблю тебя», брошенным мимоходом и как-то невзначай, он ввёл меня в состояние, находящееся где-то между истерикой и остановкой сердца. Наверное, люди вообще не предназначены для того, чтобы испытывать такое количество эмоций одновременно. На глаза зачем-то навернулись слёзы, и я принялась их стирать, но, Перси меня опередил. Он, хмурясь, заглянул мне в глаза. Могу предположить, что с рыдающими ни с того ни с сего девушками он сталкивался нечасто. Я улыбнулась и оперлась головой о его плечо. - Я что, не говорил этого прежде? – наконец прервал тишину он. – Я люблю тебя, Аннабет Чейз. Я только всхлипывала. Не знаю почему, но сказать очевидное «я тоже» сил не нашлось. И не потому, что чувства были не взаимными – я ведь была помешана на нём настолько, что периодически начинала сомневаться в чистоте своего разума. Я просто не смогла выдавить из себя слова и верила, что он понимал, сколько он для меня значит. Вместо этого я поцеловала его. Медленно, нежно и с придыханием. Пальцы мои неспешно очерчивали неровный контур шрама, который я пару месяцев назад собственноручно зашивала. Грудь Перси тяжело поднималась и опускалась, и я испытывала извращённое удовольствие от того, что мои простенькие действия могут привести его в такое состояние. Я старательно строила из себя наивную невинность, делая вид, что мне невдомёк, насколько он возбуждён. Пожалуй, впервые за всё время в поцелуе вела я, и не могу сказать, что ощущение мне не нравилось. - Ты… с ума меня сведешь, - хрипло проговорил он, когда я стала прокладывать дорожку поцелуев вдоль его ключицы. Я растворялась в нём; впервые за всю свою жизнь чувствовала себя не просто подростком с тараканами в головах – чувствовала себя женщиной. Все переживания и сомнения сами собой отодвигались в сторону; реальными были только его руки на моих бёдрах и мои губы над бьющейся жилкой его шеи. Мне хотелось запомнить этот момент во всех подробностях, хотелось сохранить в памяти каждый луч света, заставлявший жмуриться и каждый шорох льняной простыни. Он любит меня. Для меня, человека, так сильно страшащегося не взаимности, чувства всегда были чем-то вроде бриллиантового колье за прилавком: вроде и руки дрожат от желания примерить, но страх выглядеть в нём нелепо пересиливает и заставляет развернуться и уйти. Так что чем больше я осознавала наши отношения, тем больше хотелось глупо и бесцельно улыбаться, но запрещать себе это делать я не собиралась. Метафорическое колье красуется у меня на шее, и блестит оно, надо сказать, ослепительно. Порой казалось, что всё происходящее – наваждение, и совершенно точно не со мной. Приходилось почти уговаривать себя, что вокруг – не больной сон. Прервалась я только тогда, когда поняла, что стоны у него вырываются порой не от удовольствия, а от боли в повреждённом во вчерашнем бою плече. Я тут же отодвинулась, виновато на него взглянув. - Чёрт, не останавливайся, Чейз. От его грудного голоса в голове сразу мутнело, но я сделала усилие, возвращая себя в реальность. Честно говоря, мне и самой не хотелось останавливаться, но с плечом надо было что-то делать. Он мог сколько угодно наплевательски относиться к своему телу, но мне уж точно не было без разницы. Пока я клеила лидокаиновый пластырь, от старания высунув кончик языка, он без конца пытался поцеловать меня, но я стойко отмахивалась. После завтрака Перси велел мне собираться для поездки за неким сюрпризом. Ничего конкретнее, чем «тебе должно понравиться» он не изрёк, так что оделась я в рекордное время, мучимая любопытством. В мыслях периодически всплывала стажировка, но я старательно игнорировала это, решив все обсуждения и споры отложить хотя бы до завтрашнего дня. Мне как воздух требовался совет мудрой Селены, и я ждала вечера, чтобы с ней посоветоваться. Я знала, что Перси даже рассматривать не будет тот вариант, где я просто отказываюсь и остаюсь с ним в Нью-Йорке, но для меня он был самым очевидным. Я не оставлю его, не сейчас, когда я чувствую, что он вот-вот решится действовать, чтобы вернуть себе имя. Да, пойдёт он на это не исключительно из-за меня, но подсознательно я осознавала, что сыграла в этом всём значительную роль. Мы летели сквозь солнечный город на чёрном камаро последней модели, в весь голос крича песни «Крэнберриз», и мне было радостно. Окна были открыты, поэтому некоторые прохожие, когда мы останавливались на светофорах, нам подпевали, и в такие моменты я и правда понимала, что любила этого город. Нью-Йорку удавалось быть чем-то большим; здесь было то, что давало проспектам и подворотням характер. Здесь были люди. Когда я поняла, что Перси остановил машину у Картье на Пятой Авеню, испытала, наверное, миллион эмоций, но внешне ограничилась только тем, чтобы приподнять бровь. - Вылезай, - довольно улыбаясь, поторопил меня он. - Ты с ума сошёл? Я рассчитывала, ну, на пиццу и кино. - Может и сошёл, но вылезти тебе стоит. Давай. Покачав головой, я послушно вылезла из автомобиля. Портье с сомнением на меня глянул, растерянно озирающуюся и одетую в драные джинсы, и я тут же одёрнула себя. Не пристало неуверенно мяться. Я тут же расправила плечи. Перси же, вылезающий из камаро, выглядел как актёр голливудского кино, и я понятия не имела, как ему это удавалось, особенно если учесть побитости на его лице. Высокий, широкоплечий, с уверенной линией подбородка и пронизывающим взглядом, он был… наверное, был тем, кем должен быть по праву рождения. Я так и не выяснила подробности относительно его настоящей фамилии, да и вообще прошлого, и я верила, что рано или поздно он расскажет сам. Как только за моей спиной выросла фигура Перси, портье тут же опустил голову и почтительно распахнул перед нами дверь. Не могу сказать, что мне не нравилась эта фальшивая услужливость. Я впервые на своей шкуре осознала, как меняет отношение к тебе наличие представительного мужчины. Чем это было – проявлением шовинизма, сексизма или просто стереотипом – чёрт знает, но я пала жертвой этого, и мне нравилось. - Я хочу… хочу, чтобы у тебя была какая-то память обо мне, понимаешь?, - проговорил он, пока мы шли в кабинет, где консультант ожидал с заранее заказанными украшениями. Я только взяла его под руку, ничего не отвечая. Он сжал мои пальцы в своих, длинных и мозолистых. Я так и не нашла храбрости сказать ему, насколько он мне дорог, и именно сейчас эта мысль отбойным молотком звенела в черепной коробке. Я струсила перед большими словами, и всё; теперь было невыносимо стыдно перед собой и перед ним. Меня усадили в бархатное кресло и вложили в руку бокал «Moët & Chandon». Перси рядом со мной то и дело усмехался и подзуживал, но делал это так по-доброму и с уважением, что у меня и в мыслях не было обижаться. Когда я увидела, ради чего мы пришли, сердце сделало кульбит. Наверное, сердце любой девушки сделало бы, но обычно меня не удивить дорогими украшениями. Браслет был очень простой и совершенно не вычурный: простая полоска белого золота с узором из винтов. Четыре из них были заменены на бриллианты по половине карата каждый, и выглядел этот шедевр лаконично и элегантно, но вместе с тем ненавязчиво. Страшно было думать о том, сколько эта вещица может стоить. Я подняла глаза на Перси, который довольно улыбался, глядя на моё потрясённое выражение лица. Седой консультант переводил взгляд с меня на него и то и дело посмеивался. - Уверен? – только и спросила я его. - Спрашиваешь, - усмехнулся он и обернулся к консультанту. – Помнится, я договаривался о парном..? Старичок всплеснул руками и поторопился в зал. Как только дверь за ним закрылась, я повернулась к Перси. - Ты ведь понимаешь, что совершенно не обязан… - Угомонись уже, - закатил глаза он. – Я делаю нам с тобой подарок, потому что я так хочу. Не всё же откладывать на чёрный день. Когда консультант вернулся с мужским вариантом моего браслета для Перси, чуть грубее и без камней, я постаралась скрыть улыбку и поспешно отпила шампанское. После того, как определились с размером, он уговорил нас проделать целую процедуру с надеванием браслетов друг на друга. Мы много смеялись и шутили, всеми силами пытаясь разрядить ситуацию и избавить её от налёта серьёзности, но всё равно что-то во мне защёлкнулось в тот момент, когда Перси закончил вворачивать тот винтик на застёжке. Больше всего на свете мне не хотелось воспринимать это как прощальный подарок. ▼▼▼ Вечером, когда Перси в очередной раз отлучился по делам в неизвестном направлении, я решила наведаться к Селене. О том, куда и зачем он все время исчезает, я предпочитала не спрашивать. На встречи с друзьями в баре он меня всегда приглашал, так что эти его отлучки были, видимо, делового характера – в этом я себя старательно убеждала. Да, именно делового. Если начну строить теории и предположения – просто сойду с ума от постоянного беспокойства, а мы и так живём на пороховой бочке. Селена встречала меня крепкими объятиями и цветочным запахом дорогих духов. Мы решили посидеть в ресторане, куда раньше, ещё до появления Чарли, часто ходили. Я только сейчас научилась ценить то время, которое у нас было на такую размеренную жизнь, когда в кофейню в обед выходного дня идешь почитать Хэмингуэя, а вечером – в ресторан – затем, чтобы просто поболтать. Пока мы ждали водителя, стоя у подъезда, Селена вдруг так неожиданно заверещала от восторга, что я, право слово, чуть не выскочила на проезжую часть от испуга. - Это же Картье! Любовная линейка, четыре бриллианта в белом золоте? – я так и читала восторг в её глазах. Она вертела моё запястье перед глазами с видом знатока. – Да у него есть вкус. Неплохая партия, Аннабет. Она заговорщически толкнула меня под рёбра, и я рассмеялась, тут же залившись краской. - Ты ведь понимаешь, что у меня и в мыслях не было? Особенно если учесть его способ зарабатывания денег. - Да ясное дело, - кивнула она. – Чарли говорит, Стоуллы как с цепи сорвались последнее время, но Перси держит позиции. Ну, да он всегда держал. Я насторожилась. Перси ничего не рассказывал мне о последнем бое, а я и не удосужилась спросить. Хотелось верить, что прессинг организаторов Эдема зависел только от их желания срубить денег, а не от неких «внешних факторов», о которых думать было просто страшно, учитывая обстоятельства. Когда разговор зашёл о Чарли, Селена заметно напряглась. Видимо, он продолжал общаться с той сомнительной компанией, а его бедная девушка продолжала молча переживать. Я знала, как непросто ей это даётся – не закатывать истерик и держать себя в руках. Селена была из тех людей, которые для тех, кого любят, горы свернут, причём голыми руками, и теперь, когда ей приходилось смотреть на то, как Чарли, возможно, гробит свою жизнь, она места себе не находила. - Ты, пожалуйста, не думай, - говорила она мне, - что я не размышляла о том, чтобы просто уйти от него. Я почти решилась на это, но потом… Потом просто поняла, что от этого любить и переживать за него я не перестану, и расставание не решит ровным счётом ничего. Я вздохнула. Она говорила правду, больную правду, которая преследовала и меня тоже. Бывают ведь точки невозврата, это как данное. - А когда я пригрозила ему расставанием, - продолжила она, - ну, знаешь, чисто по-женски пригрозила, то он стал таким грустным, что я просто не смогла дальше продолжать тот разговор. Он ещё сказал, что всё понимает, но не все обстоятельства зависят от него и всё такое… Короче говоря, я застряла в порочном кругу, не иначе. Мне оставалось только вещать ей о том, во что я сама не верила ни на грамм: о том, что стакан наполовину полон, и о том, что за чёрной полосой белая, и ещё о целой куче такой стереотипной ерунды. Селена была слишком умной, чтобы верить этим позитивным лозунгам, но это было лучшим, что я могла для неё сделать. Да и для себя самой тоже, если говорить честно. Бывает, что наступает такой момент, когда изменить ничего не возможно, и умом понимаешь, что в происходящем ничего радужного совсем и нет, но сказать это вслух обозначало бы притянуть беду. Так вот сейчас был именно такой момент, и поэтому я плела всякую позитивную чушь, просто чтобы хоть как-то разрядить обстановку. Мы ещё много говорили о том, стоит ли мне уезжать в Калифорнию, и так и не пришли к единому решению. Может, Селена посоветовала бы что-то дельное, знай она всю ситуацию, но я рассказала ей только те части, которые не затрагивали прошлого Перси. В конце концов, это не мои секреты, чтобы ими делиться, да и не надо Селене этой истории знать. Так попросту безопаснее. - Мне тревожно, - проговорила она, когда мы садились в автомобиль, чтобы ехать домой. – Как будто случилось что-то страшное. - Брось. Всё в порядке, - соврала ей я. – Он вот-вот позвонит, вот увидишь. По моему позвоночнику пробежала дрожь. Я и сама дёргалась от любого шороха, то и дело проверяла телефон и вообще вела себя как последний параноик. Липкое чувство надвигающейся беды не отпускало, но я старательно делала вид, что всё как надо. В полумраке салона Мерседеса я видела, как дрожат её пальцы, которыми она теребила край шёлкового платка. Я сжала её ладонь в своей, и так мы доехали почти до самого дома. Когда в тишине раздался телефонный звонок, Селена стала бледнее бумаги. На экране моего смартфона высветилось, что звонил Чарли, и это не могло быть хорошим знаком. Что-то явно было не так. Когда я протянула руку, чтобы ответить на вызов, я поняла, что и меня саму потряхивает. Экран разблокировался со второго раза. - Да, слушаю, - голос мой звучал довольно жалко и сорвался чуть ли не на фальцет. - Аннабет, слава богу, - в трубке раздался запыхавшийся голос Перси. - Селена рядом? Я кивнула и только через несколько секунд поняла, что не издала ни звука. - Рядом. Всё нормально? Где Чарли? - Да, но вам нужно забрать его, и как можно скорее. Он назвал адрес, и я вслух повторила его, чтобы Селена могла записать. Мне вдруг стало так невыносимо страшно, что хотелось разрыдаться, но слёзы не шли. - Вам нужно отвезти его в больницу, но ты там долго не задерживайся, поняла? Как только попадёшь в квартиру – собирай вещи и бери такси в Лос Анджелес. Самолёт – плохая идея. Денег возьми за фальш-стенкой в гардеробной. Я приеду сразу, как улажу здесь всё. Люблю тебя. Берегите себя. Когда он отключился, закончив свои короткие указания, мне показалось, что часть меня отрезали, но я заставила себя взять себя в руки. Сейчас Перси рядом нет, и от нас зависит жизнь Бекендорфа. Секунду мы с Селеной смотрели друг другу в глаза, безмолвно уговаривая друг друга собраться. - Нам нужно забрать Чарли по адресу, который я назвала, и быстро. Не знаю, как… - пустилась было я в объяснения, но она меня уже не слушала. - Вылезайте из машины! – велела она водителю. Тот оторопело глянул на мою подругу, начав что-то мямлить, но продолжил движение. - Я сказала – ВЫМЕТАЙТЕСЬ! – рявкнула она, и он спешно припарковал автомобиль. Селена быстро забралась на водительское сидение, и я села на переднее пассажирское. Времени она явно терять не собиралась, и поэтому когда она вдавила в пол педаль газа, мне оставалось только держаться за первое, что попалось под руку. Ночь обещала быть длинной.