Все лица Перси Джексона

Джон – так звали моего водителя – согласился ехать без остановок от Нью-Йорка до Лос Анжелеса за три тысячи долларов, и я сунула ему пачку купюр сразу же, даже не думая о том, чтобы начать торговаться. Ему можно было доверять, а из Манхэттена мне нужно было выбраться любой ценой. Мы ехали уже часов восемь, и впереди оставалось столько же, если не больше. Времени всё обдумать было предостаточно, и постепенно у меня в голове вырисовывалась всё более и более чёткая картина происходящего. Стало понятно, почему Перси именно сейчас решил сделать мне подарок, и почему был сам не свой после последнего своего боя. Он ведь знал, знал, что вот-вот спокойная жизнь полетит к чертям. Мне бы, по сценарию, закатить истерику и кричать исступленно из-за того, что оставил меня в неведении, но я была ему даже благодарна. Солнечные лучи весёлыми бликами плясали по полированной поверхности браслета «Картье», и я глядела на него, с каждой минутой больше осознавая весь смысл, который Перси вложил в этот подарок. Он прощался. Ставил точку спокойным студенческим будням, полным походов за кофе и завтраков босиком на кухне. Я успела по нему соскучиться куда больше, чем могла себе признаться, хотя времени прошло – всего ничего. Почему-то в памяти всплыл случай из дней, когда мы только начинали общаться. Он тогда помог мне донести папку с подрамником, пытаясь хоть как-то меня – растрёпанную и раздражённую на весь мир – развеселить. Помню, что в тот момент он был для меня воплощением всего самого отвратительного, что есть в парнях, и сейчас это казалось почти смешным. Сейчас он стал тем, за кем я пойду без оглядки куда угодно. Я гадала, чем он сейчас занят, и всякий раз в своих размышлениях заходила в тупик. Связался ли он с братом и сестрой? Отправился ли на поиски того, кто давал Нейту приказы? Скрывается в Адской кухне или вообще покинул пределы Соединённых Штатов? Я всё пыталась поставить себя на его место, чтобы прикинуть реальные варианты, но выходило из рук вон плохо – все мои знания сводились к боевикам и детективам, а это просто смешно. По мере приближения к Калифорнии я становилась всё мрачнее, хотя это было странным, если задуматься, дом ведь, как-никак. Я там выросла, но почти всё плохое, что случилось в моей жизни, случилось здесь. Жаловаться на тяжёлое детство в типичном понимании его было бы почти богохульством – у меня был большой светлый дом, любящие родители и всё, о чём можно было пожелать. Мы часто ездили отдыхать за границу, и мои интеллигентные мать с отцом давали мне прекрасное воспитание, поощряя стремление познать мир. Всё пошло под откос как-то разом; ощущение полной потерянности и беспомощности стало для меня новым «ну как там твое ничего». Я уже не могу с точностью восстановить всю последовательность событий, по кирпичику разрушивших мое детство. Всё как-то смазалось, и воспоминания потеряли чёткость. Вот я вылетела из школы за низкую посещаемость, вот потом наш дом поджигали раза два или три, а вот уже смерть матери и комья земли, летящие на гроб. Потом отец долго лежал в больнице, восстанавливаюсь после менингита, но на самом деле – нервного срыва. Я хотела верить, что теперь всё будет иначе, и что в этот раз Лос Анжелес явит мне другое лицо, но пока верилось в это с трудом, хотя впереди меня и ждала стажировка в одном из лучших мест, о приеме в которые можно было мечтать. Отца о визите я пока не стала предупреждать, и чувствовала из-за этого некое подобие угрызений совести, но я уже так давно не посвящала его в свою жизнь, что, честно говоря, проскальзывала мысль вообще не сообщать ему, что я не в Нью-Йорке. Сводных братьев я видела в последний раз совсем ещё малышами, поэтому об особой любви к ближним говорить не приходилось. С новой женой отца мы сосуществовали, не конфликтуя, но и не предпринимая попыток наладить отношения. Это не нужно было ни ей, ни мне, и отца, вроде как, такое положение дел вполне устраивало. В Колорадо Джон сообщил, что нам стоит сменить автомобиль для, как он выразился, «сохранения дискретности». Я без вопросов вылезла из «Лексуса», прижимая к себе рюкзак, и именно в этот момент я поняла, что всё же боюсь происходящего до дрожи в коленях. Остановились мы на большой подземной парковке, где аккуратными рядами стояли чёрные седаны люксовых автомобильных марок, и были мы там с Джоном, которому я волей-неволей стала доверять после десяти часов, проведённых в дороге, совсем одни. Но стоило мне ступить за пределы салона, как все мои мысли и страхи стали реальностью. Да, за нами мог следовать автомобиль из самого Нью-Йорка. Да, я была в опасности. Я слабо понимала, как вообще смогу успокоиться хотя бы на минуту, и была потрясена тем, как легко к своей жизни относился сам Перси всё то время, что мы знакомы. Джон вернулся из рубки с ключами от «Ауди» и двумя стаканчиками кофе, и уже через несколько минут мы продолжали путь. Я невольно задалась вопросом, часто ли ему доводится совершать такие переезды, и кто те люди, которые для вышеупомянутой «дискретности» путешествуют по стране, меняя автомобили. Раньше я бы сказала, что такого не бывает, и что всё это выдумки, основанные на голливудских блокбастерах, но вот она я, сижу в салоне, как я позже поняла, бронированного автомобиля. Я также задумалась о мистере Богарде и о том, кем он на самом деле работает. Нет, я слышала официальную версию о шоколадных конфетах, но стал бы добрый бизнесмен давать своей дочери телефоны водителей, готовых перевезти её в любом направлении на бронированном автомобиле? Помнится, Селена говорила, что Джон выполняет мелкие поручения? Так вот едва ли. Я почти не сомневалась в том, что в бардачке у него лежит пистолет. Я много думала о Селене с Чарли. Было ли у них будущее? Мистер Богард парня дочери не одобрял, хотя и понимал прекрасно, что человек тот неплохой. Его можно было понять – она была единственным его ребёнком. Вообще он потакал Селене во всём, нисколько не ограничивая её в средствах, но в некоторых вопросах, однако, держался особняком, и я полагала, что это как раз тот случай. В каком-то плане я понимала его – ведь именно Чарли привёл Селену на подпольные бои; познакомил с изнанкой Эстейта. Мне нравился Бекендорф как человек, но это мало что значило, учитывая, чьей девушкой я была. Мне не свойственно испытывать симпатию к «правильным» людям. - Через час будем в окрестностях Калабасаса, - объявил мне Джон, когда мы съехали с шоссе на дорогу, по обеим сторонам которой зеленели кипарисы. Я рассеянно кивнула. Природа за окном окончательно изменилась, и теперь раскидистые клёны и дубы сменили кактусы, акации и пальмы. Детские воспоминания оживали от километра к километру по мере приближения к цели. На баннерах пестрели рекламы риэлтерских агентств, приглашающих потратить пару-тройку десятков миллионов долларов на виллу в месте, где твоими соседями станут какие-нибудь знаменитости. Я помнила, как в школе девчонки только и мечтали, чтобы прославиться. Грезили тем, как станут моделями, актрисами или поп-звёздами, и почти никогда – физиками, хирургами или инженерами. Может поэтому я и уехала так скоро. Оставлять позади себя близких друзей тяжело, но я так ни за кого и не зацепилась, чтобы в полной мере испытывать переживания по поводу переезда. Автомобиль ровно скользил по шоссе, по обе стороны которого стали выситься заборы частных домов, больше похожих на дворцы. Ясно было, что хозяева таких особняков – люди до смешного обеспеченные. Почему-то удивительно живо представлялся Перси, выезжающий из-за кованых ворот с монограммой. Готова спорить, что у его семьи был прежде дом в этом районе. Я пообещала себе поинтересоваться при встрече. Я нашарила в рюкзаке угол конверта с приглашением на стажировку и стала рассеянно его трепать. Было бы враньём сказать, что я не думала о том, что приглашение сфабриковано, и вся затея с Лос Анжелесом добром не кончится, но я гнала от себя эти мысли как только могла. Становиться параноиком в двадцать с небольшим лет я не собиралась, но тревожно было всё равно. Я настолько свыклась с тем, что моя жизнь похожа на плохо финансируемый сериал, что уже ничему не удивилась бы. По сути, сейчас исполнялась одна из моих детских мечт, но мне было побоку. Вот она я – успешная и двадцатидвухлетняя - еду, возможно, на встречу своему будущему, и не чувствую ничего. Хотелось хорошенько дать себе по голове чем-то тяжёлым: просыпайся, Аннабет Чейз! Брось ты уже своего непонятного парня с тёмным прошлым, раз фортуна соизволила улыбнуться! Так вот какое там. Впереди ждала неразбериха, в результате которой кто-нибудь мог погибнуть, но мой блестящий разум предпочитал это игнорировать, угодливо нашёптывая, что «зато вместе». ▼▼▼ Я сняла комнату в Хилтоне на вымышленное имя. На стойке ресепшена я уже почти что отдала свои документы в руки администратору, когда под конец спохватилась и вместо Ай-Ди сунула милому парнишке сотни четыре долларов. Тот принял взятку со спокойной деловитостью, будто проворачивал такое пару раз в день, что немало меня удивило, и уже через четверть часа я сидела, запертая в небольшом номере отеля, и понятия не имела, что дальше делать со своей жизнью. Номер был небольшой, и единственное его окно выходило на сад. Я недолго постояла, глядя на зелёные кроны, но когда заметила, как портье долгим взглядом смотрит на моё окно, резко отошла и плотно задёрнула шторы. Наверняка это было усталой шуткой моего воображения, но шуткой гнусной. Шелестел кондиционер, периодически постукивая, и я то и дело вздрагивала. Вещи раскладывать толку не было – их и был-то всего рюкзак. Я тихонько включила музыку, которую транслировали по внутреннему каналу Хилтона, рассчитывая отвлечься, но от неё стало только хуже. За последние двое суток я впервые осталась одна. В бюро меня ждали завтрашним утром, и время до этого мне нужно было куда-то деть, так что, недолго думая, я сбросила одежду и забралась под тяжёлое одеяло. Сон не шёл, конечно же. Мысли были за сотни миль отсюда, в Нью Йорке, где сейчас, наверное, был Перси. Хотелось верить, что он не один, и что за ним нет погони. Я знала, что отбиться он сможет практически от кого угодно, но какой ценой? Перед внутренним взором вставали картины его многочисленных шрамов, и что-то в горле болезненно сжималось, мешая вдохнуть. Я надеялась, что он не переживает за меня, и что хотя бы это не занимает его мысли. Теперь я знала, какого это – волноваться за кого-то больше, чем волнуешься за себя, и могу сказать точно: это в сто крат страшнее природного страха за собственную шкуру. Я хотела верить, что ему не придётся в очередной раз спасать меня, взваливая на плечи ещё и мою безопасность, и поэтому собиралась по возможности не высовываться. Непонятно только, как научиться этому образу жизни, когда угрожает что-то посерьёзнее контрольной по конструкциям или сопромату. Брошюры или пособия вряд ли составлены, а учиться на своих ошибках – такая себе перспектива. Я пришла к выводу, что единственный способ для меня помочь Перси – просто быть осторожной. Так я смогу защитить его от ситуации, где его станут шантажировать моей жизнью или вроде того – я не знала, как это работает в его странном мире. Его сестра с братом наверняка могут за себя постоять, о протекции матери, думаю, он позаботился, если обещал приехать сюда, в Калифорнию. Тревожным сном я забылась уже под утро, когда на горизонте уже рассвело. Без четверти десять меня разбудил интеллигентный стук в дверь, и я спросонья накинула на себя халат, торопясь открыть. Я проспала! Единственный раз, когда моё умение просыпаться без будильника меня подвело, был разом, когда меня ждали на первый день стажировки в «DNS & Partners». Хотелось провалиться сквозь землю. На пороге меня встречал передвижной столик с завтраком под металлическим колпаком и букет пионов с запиской. Я, чуть не споткнувшись, вкатила его в номер и спешно захлопнула дверь. Сердце колотилось, норовя выскочить из груди прямо сквозь рёбра. Только один человек дарил мне пионы. «На обратном пути садись в чёрный «Гелендваген» и ничего не бойся. Скоро встретимся». Умом я понимала, что может, написал мне это и не Перси, но нутром я чувствовала, что рискну я всё равно. Не смогу не рискнуть. Быстро же иссякла моя осторожность, конечно. Как он вообще узнал, где я? Мне казалось, что я соблюла все правила конспирации, а он не казался агентом ФБР с кучей связей, чтобы следить за каждой заезжающей в гостиницу испуганной блондинкой. На данном этапе мой план узнать все лица Перси Джексона казался донельзя провальным – я уже понятия не имела о том, кто на самом деле этот человек. Разделавшись с завтраком, я торопливо привела себя в порядок (насколько это было возможно в моём положении) и позвонила администратору, запросив машину. Мне нужно было как можно скорее прочистить голову, чтобы не предстать перед бюро последней идиоткой с комплексом преследования, но надежды на это не было. Я совру, если скажу, что у меня в голове не мелькало желания никуда не ходить и просто тихонько дождаться Гелендвагена. Мне было настолько плевать на стажировку в этот момент, что и словами не передать. Казалось, все смотрят на меня излишне внимательно. Казалось, портье с прищуром сверлил мою спину долгим взглядом. Я понимала, что во всём виновен стресс и недостаток сна, но также и одиночество. Мне срочно нужен кто-то рядом, и речи о бесстрашной Аннабет Чейз, которая сквозь жизнь храбро шагает одна, даже не шло. Не знаю, винить в этом Перси, приучившего меня с момента нашего знакомства к постоянному ощущению защищённости и спокойствия, или саму себя, дающую слабину, но в одиночестве под грузом невесёлых мыслей я становилась настоящим параноиком. В машине я в который раз убедилась в том, что Лос Анджелес – не мой город, пусть я здесь и родилась. Дороги были грязными, а сами улицы казались приземистыми, что вразлёт различалось с Нью-Йоркскими каменными джунглями, к которым я привыкла. Солнце нещадно жарило всё живое даже зимой, и трава обладала тусклым охристым оттенком. Я не видела ровным счётом никакой романтики в уличных музыкантах, смахивающих на бомжей, не привлекала меня ставшая легальной марихуана. Люди здесь были все до единого себе на уме, копошащиеся в грязи собственных амбиций в погоне за золотыми кусками, которые они не в силах проглотить. Деньги? Слава? Запакуйте, даже если за это надо заложить затхлую душонку. Вид Лос Анджелеса меня откровенно удручал, и в мыслях раз за разом оживал список причин, по которым я не принадлежала этому месту, ровно как и оно – мне. До чего же всё-таки чувствовалась разница между востоком и западом страны! Здесь не было шарма и привкуса интеллигентности, который я так любила в Нью-Йорке. Здесь – шоппинг в «Хоул фудс», который приравнивался почти что к покупке индульгенций. Бег по утрам и веганство. Я сдерживалась от того, чтобы не фыркать всякий раз, когда на глаза попадалась «зелёная» кафешка, и не от приступов нигилизма, отнюдь. Я просто лицемерие не переносила, вот и всё. Я поймала себя на мысли о том, что Перси наверняка было бы, что сказать на эту тему. Он вообще порой умел так сформулировать мысль, что невольно залюбуешься и остановишься, чтобы переварить. Он много видел и многое успел испытать за свою жизнь – уж точно больше моего, но так редко давал своей этой умудрённой опытом стороне хотя бы немного вылезти наружу, что было почти обидно. Это же и заставляло меня влюбляться в него все больше, если больше – вообще возможно. Водитель остановился у «Голд пик» - огромного бизнес-центра, раскинувшегося по долине наподобие офисного посёлка, если так можно выразиться. Несколько десятков гектар, выделенных под коворкинги, студии, офисы и залы для конференций. На баннере при входе я отыскала знакомый логотип «DNS & Partners», и сердце забилось чуть чаще. Вот он, мой Эльдорадо. На самом деле, всё сбывалось. Я здесь, рюкзак с лэптопом оттягивает мне плечи, и билет в будущее, где я могу сделать себе имя в архитектуре – вот он, рукой потянись да возьми. Ещё пару лет назад я бы душу продала ради такого шанса, и мне не хотелось хоть в этом подводить саму себя, так что я бодро зашагала к проходной. Пока охранник находил моё имя в списке и выписывал пропуск, я глаз не могла спустить с кобуры, повешенной на крючок позади стола. Воспоминания и мысли о тайнике в квартире Перси ворохом представали перед внутренним взором. Одёрнув себя, я вымученно улыбнулась дежурному и вылетела за дверь. Я никогда не была человеком суеверным или верящим в «шестое чувство» хотя бы потому, что являлась до зубного скрежета рациональной во всём, до чего могла дотянуться. Все рассказы про вещие сны и видения вызывали снисходительные улыбки и откровенные издёвки с моей стороны, но стоило подойти к двери бюро, как меня почти парализовало. Чёрт знает, чем это было – наваждением или внезапно открывшимся третьим глазом, но я вдруг отчётливо поняла, что инстинкт велит мне убираться отсюда. Уносить ноги, пока есть шанс. Кто знает, как дальнейшие события развивались бы, подчинись я ему, но я не подчинилась, делая уверенный шаг в пропасть; душа была не на месте. То, что я совершила ошибку, стало понятно почти сразу. Внутри офиса, который должно было, предположительно, занимать бюро, не было, как мне показалось на первый взгляд, ни души. Рамки на стенах были пустые и висели как-то криво, кабели из стен выдраны – бывшие владельцы этого места собирались явно в спешке. В углу под столом я разглядела помятый макет проекта, на который смотрела с экрана лэптопа ещё на той неделе. Сердце сжалось в тугой комок и словно бы отказывалось биться. Я была одна. Я была одна, и мне надо было уходить. Со свистом выпустив воздух из лёгких, я уже схватилась за дверную ручку, чтобы скорее покинуть брошенное бюро, как раздался характерный металлический щелчок и смешок вслед за ним. Я похолодела и замерла, зажмурившись. Вот он, тот момент, к которому не можешь подготовиться, сколько не убеждай себя, что паника бесполезна. - Спокойно, без лишних движений. Как будто я вообще могла двигаться в этот момент, пригвождённая к полу и неспособная ни на что против вооружённого мужчины. Лихорадочно соображая, как бы не сглупить и не сделать хуже, я уговорила себя приоткрыть глаза. Оказалось, что пушку на меня направлял не киллер в бронежилете, а средних лет мужчина с сединой на висках. Он выглядел, как профессор какого-нибудь колледжа, одетый в бежевые слаксы и ветровку «Поль энд Шарк». Позади него стоял, видимо, его напарник, такой же неприметной внешности, но с каким-то опасным холодом в глазах. Я сглотнула, переводя взгляд с одного на другого. Главное было не выглядеть испуганной, давая им ещё большую власть. «Решайся», - сказала я себе, «жертва ты или стоишь чего-то». Настал момент, когда нужно было применить блестящий разум, которым я так кичилась, в чём-то действительно стоящем, и немедля. Вздохнув, я постаралась успокоить трясущиеся руки. Блеф не удастся, если я буду напоминать оленя под светом фар внедорожника. - А вы, ребята, совсем бесстрашные, - с наглой ухмылкой заявила я, глядя в глаза мужчине, который направлял на меня пистолет. – Неужели думаете, что я здесь одна? Что ОН отпустил меня одну? Сначала мне показалось, что моя плохенькая актёрская игра привела только к тому, что меня застрелят прямо здесь, не вывозя за черту города. Наёмник стоял твёрдо, и по нему тяжело было сказать, обдумывает он мои слова или просто тянет время перед тем, как завершить работу. Наконец, когда он явно нервно перехватил пистолет, я поняла, что у меня есть шанс. Я уже открыла было рот, чтобы посулить ему золотые горы взамен свободы, как его напарник сам задал вопрос. - Кто это – он? Чья ты шлюха, что за тебя столько выложили? Вопрос прекрасный, учитывая, что настоящего ответа на него я не знала. Перси – Персей – кто? Какая у него фамилия? Я так и не узнала. Фраза «я и сама без понятия, мужик, но лучше нам обоим не выяснять» звучала бы, мягко сказать, слабовато, но хоть правдиво. - Я заплачу вам вдвое больше предложенного вашим нанимателем, если отпустите. Откажетесь – он придёт за вами. Это честная сделка. Я сжала кулаки в кармане толстовки, чувствуя, как пальцы заходятся крупной дрожью. Мужчины напротив меня колебались – по крайней мере, мне нравилось так думать. Я старалась смотреть поверх их голов, чтобы не видеть дула пистолета, направленного прямо мне промеж глаз. Всё не должно так закончиться. Это не то, что не честно, просто… не правильно. На задворках сознания я радовалась, что Перси нет со мной в комнате, и что он не видит ужас на моём лице. Может, эти мужчины и не видят его, но он бы точно разглядел. - Дайте мне уйти, и – обещаю – он не станет мстить, - продолжала блефовать я. – Ребята, поверьте, это того не стоит. Не связывайтесь, идите своей дорогой. Он… - Молчать! – лающе рявкнул наёмник, наотмашь ударив меня по лицу стволом. – Ещё слово, и я скажу, что нашёл тебя уже обкончанной. Я чувствовала, как из разбитой губы вниз по подбородку стекает кровь, но после последних его слов меня захлестнула волна слепой ярости. Я, как не в себе, холодно усмехнулась ему в лицо. - Ну тогда давай, спускай курок, ежели хочешь сдохнуть сам, - и сплюнула кровь под ноги, расправив плечи. Он почти выстрелил – я видела это в его глазах. Видела, как он кривит рот и тяжело дышит, и почти успела смириться, как вдруг произошло сразу несколько вещей. Подорвалась дымовая шашка, уши заложило от многих выстрелов, прогремевших сразу. Я рухнула на колени, оглушённая и сбитая с толку, но меня грубым рывком поставили на ноги и вытолкнули за дверь. Глаза слезились от дыма, и я едва могла открыть их, чтобы разглядеть своего спасителя. Наружу я пробиралась наощупь, потерянная в пространстве и ослеплённая, и смогла разглядеть того, кто меня вытащил, только в салоне автомобиля, куда оказалась довольно грубо запихнутой. На руле поблёскивал значок «Мерседеса». Гелендваген! Водителем оказалась девушка в кожаной байкерской куртке, поверх которой был намотан платок, скрывающий лицо и волосы. Минуту я сидела молча, переваривая, слишком испуганная, чтобы задавать вопросы. Автомобиль нёсся прочь из ненавистного мне города, взвизгивая покрышками на поворотах. Я дотронулась до браслета у себя на запястье и откинулась на сиденье, словно бы сдаваясь в руки судьбы. Всё, кончено с прошлой жизнью. Это была моя точка. Девушка за рулём воровато сверкнула на меня голубыми глазами. Видно было, что она тоже в растерянности, хотя вида старается не подавать. В этом странном молчании мы гнали по шоссе еще с четверть часа, пока не выехали на просёлочную ухабистую дорожку, ведущую, казалось бы, в никуда. Погони не было. - Прости, что нормального знакомства не вышло, - сказала наконец девушка, стягивая с лица маску, - Я Талия. Сестра Перси.