Все лица Перси Джексона

Нико самозабвенно ругался с кем-то по-итальянски уже на протяжении часа. Мы с ним выехали в город за продуктами, и он просто сунул мне деньги, а сам остался в машине, продолжая яростно спорить. Должна признать, что итальянец из него вполне себе соответствующий стереотипам, разве что кожа была бледнее, чем у кого-либо, кого я знала. Город был будто вымершим и походил на сцену из самого махрового вестерна, какой только можно было себе представить. Облупившиеся вывески и дороги, покрытые рыжеватой пылью из близлежащего каньона, у кого угодно вызвали бы депрессию и подавленность, но не у меня. Тишина здешних мест рождала спокойствие и сонную неторопливость, и это действовало на меня сродни терапии. Настроение не испортила даже продавщица с золотым зубом, прошептавшая мне в след что-то о том, что я проститутка или вроде того. Я старалась не думать особо о том, до чего же будет замечательно, если Перси приедет в ближайшие пару дней и мы сможем пожить здесь хотя бы неделю — боялась спугнуть фортуну. С Нико и Талией я ощущала себя в безопасности (конечно, в нашем положении вообще было едва ли уместно употреблять такое слово, но тем не менее). В брате и сестре Перси отчётливо чувствовался он сам — может, поэтому мы так быстро нашли общий язык. С ними совсем не было неловко, и лишней я себя не чувствовала; они воспринимали меня всерьёз, а не как «девушку брата». Нико казался мне той самой стороной Перси, с которой я была так мало знакома, и которую он так старательно от меня скрывал. Он не лицемерил и не пытался выставить себя в хорошем свете — ему попросту было плевать, и это интриговало и притягивало. Он, казалось, всё время курил тяжёлые сигареты и много хмурился, что было парадоксально, учитывая, что смех его слышался почти постоянно. Ругань от него я слышала уже на четырёх разных языках, а знакомы мы были меньше суток. От него веяло каким-то замогильным холодом, и он, вероятно, был последним, кого хотелось бы видеть в числе врагов. Человек — оксюморон, человек с весёлыми искрами в ледяных чёрных глазах. Талия была совсем другая. Улыбка у неё была открытая и честная, под стать ей самой. Когда она злилась, злилось в ней всё, от наэлектризованных кончиков волос до ладоней, упрямо сжимающихся в кулаки, когда смеялась — голубые глаза искрились неподдельной радостью, а веснушки будто бы становились ярче. Талия источала уверенность в себе, но я видела, что это всего лишь фасад — да, добротный и ладно собранный, но фасад. Из-за него изредка — моргни, и пропустишь — выглядывала голубоглазая девочка, которой нужна была опора. С приездом Нико она словно бы стала мягче, и улыбалась легче и чаще. Я видела, с какой горечью она смотрит на его ожоги, и как улыбается уголком губ от одного его вида. Понятно, что не виделись они девять долгих лет, но дело было лишь отчасти в этом. Она никогда не призналась бы — это я по себе знаю -, но в братьях был весь её мир, и с их возвращением ей дышалось вольнее. Не нужно было быть психологом, чтобы это понять. Мне нравились они оба — правда, нравились. Было в этой их семейной оглушающей честности перед миром и перед самими собой что-то, вызывающее чувство сродни прозрению. Люди копошатся, лукавя, обманывая, лицемеря, и всё ради того, чтобы поудачнее солгать ближнему о собственной сущности, чтобы не — что? Чтобы не быть отвергнутыми? Чтобы не отвернулись люди, которым на самом деле плевать? Я, стоя посреди главной площади Санта Клары в разгар рабочего дня в полном одиночестве, отчего-то слабо видела смысл во всех этих ужимках. Здесь, казалось, даже время текло по иным законам. Нью-Йорк учит жить на два шага вперёд, спеша, перепрыгивая через ступеньку, и когда оказываешься выдернутым из этого ритма — гляди, не споткнись. Я же катилась кубарем, собирая все шишки и ссадины, какие могла, но было в этом странное удовольствие. Кто-то сказал бы, что гордиться особо нечем, я бы сказала, что-то, что происходило в моей жизни, многому учило. Продукты я закупала в несколько заходов: супермаркетов здесь не было, так что, ощущая себя заблудшей в вестерн, я бродила по бакалее, видавшей виды пекарне, после даже зашла в лавку мясника. Нико, следивший за моими перемещениями с парковки, всё ещё говорил по телефону, так что я не торопилась. Когда я, спустя добрых сорок минут скитаний в поисках яиц, свежих хотя бы настолько, чтобы от них не несло тухлым, села в салон, на часах была половина второго. Нико, наконец отбросив телефон в сторону, откинулся на кожаном сиденье, запрокинув голову. — Перси звонил, — проговорил он. Радостным тон не был, так что я насторожилась. — Он в порядке и движется в нашу сторону. Сердце радостно застучало, и губы сами собой сложились в улыбку. Нико, однако, оставался довольно мрачным, так что радость моя была осторожной. — Ты не рад? — коротко поинтересовалась я. — Рад больше, чем ты можешь представить, — отмахнулся тот. — Дело не в этом. Я просто надеюсь, что он не наделал глупостей. — Глупостей? — меня вдруг осенила догадка. Стоило сложить два и два, и разум услужливо дорисовывал картинку. На меня совершают покушение с целью убить или захватить для шантажа, Перси что-то задерживает. Неужели… — Нико, — ледяным тоном сказала я. — Почему Перси задержался? Он устало потёр глаза и как-то невесело усмехнулся. — По тебе и так видно, что ты догадалась. И не говори, что удивлена, едва ли ты оказалась бы в этом дерьме с нами, не знай ты его достаточно хорошо, Аннабет. Он был прав. Я знала своего взрывного, упрямого и до зубного скрежета гордого парня достаточно хорошо, чтобы предположить, на что он окажется способен после того, как на меня будет совершено вооружённое нападение. Страшно подумать, насколько он был зол, когда узнал. — Он сказал… — проговорил Нико, доставая сигарету из пачки, — Сказал, что встретит нас в старой каменоломне на три мили на восток отсюда. Кажется, он решил, что нашу небольшую шахматную партию стоит начать всерьёз. — В каком смысле? И даже не думай начинать утаивать или недоговаривать, — предупредила я, смерив его хмурым взглядом, на что тот только усмехнулся. — Ну, я так понимаю, он взбесился и рассудил, что может позволить себе небольшую месть, и знаешь, не то, чтобы я его не понимал. Вся ситуация с тобой это настолько низко и вульгарно, что скулы сводит. Он назначил встречу в каменоломне, потому что не один, Аннабет. — Думаешь, он тащит с собой кого-то из тех придурков? — вскричала я. — В каком месте это хорошая идея? Он пожал плечами и затянулся, после задумчиво глядя на завитки дыма. Я покачала головой. Стоит Перси вернуться, и будет разговор. За это время на ум успели прийти пару-тройку вещей, которые не мешало бы с ним обсудить. Кто-то ведь должен вправлять мозги даже Перси Джексону, так? — Это идиотизм. — Согласен. Проще было просто пристрелить и оставить помирать как собаку. — Господи, — раздражённо выдохнула я, в свою очередь откидываясь на сиденье. Нико завёл мотор. — Ты скоро поймёшь это, — негромко проговорил он в тишину салона. — Здесь нет решений верных и неверных. Истина — такой же бред, как демократия или система летоисчисления. Верно то, что кажется верным в момент действия. Слова его заставили задуматься о нескольких вещах сразу. Во-первых, кто вообще изъясняется, таким образом в двадцать с небольшим? Во-вторых, возможно, он был прав, но не до конца. А как же мораль? Как же природные филантропные задатки, которые есть у любого, сколько не открещивайся? Мне очень не хотелось пускаться в размышления о том, что привело Нико к таким умозаключениям. То, что жизнь не была милостива ни к кому из них, было очевидно как и то, что она едва ли готовила белую полосу теперь. Может, отрицать истину проще, чем бороться за неё, решила я. Однако, в выводе этом была значительная прореха: я и сама понятия не имела о том, что такое истина. — Ты что, только что назвал систему летоисчисления бредом? — приподняла бровь я, решив отвести от себя спор на тему философии, который заведомо ощущался проигрышным. Нико рассмеялся, но глаза его остались холодными. — То есть претензии к демократии праведного возмущения не вызывают, — в притворном возмущении сказал он. — Ты вообще американка? — И всё же? — не сдержав улыбки, поинтересовалась я. — Ты не имеешь права говорить такие вещи между делом и рассчитывать, что я проигнорирую. — Разъясню, как не буду так трезв. Но жду твоих догадок. — Договорились тогда. — Да, договорились. Остаток пути мы проделали молча. Талия восприняла новости не то, чтобы на «ура». Я видела, как глаза её разве только молнии не пускают, и была рада этому, потому что это значило, что я здесь — не единственный человек при здравом рассудке. Какая к чертям месть, когда речь идёт о выживании? Перси взял в заложники убийцу, умеющего орудовать стволом, и теперь вёз его сюда для свершения акта отмщения, и это попахивало, ну, средневековьем и рыцарями, по меньшей мере. — Ощущение, будто мне снова тринадцать и я уговариваю их не связываться с продавцами наркоты, ей-богу, — сквозь зубы проговорила Талия, когда Нико вышел из столовой. — С силой ответственности не пришло. Я сосредоточенно считала выцветшие рейки на прогнувшемся потолке. Местами они были подпалены — видимо, был пожар. Лампа, свисавшая на покрытой ржавчиной цепочке, была покрыта таким слоем пыли, что я удивлялась, как она не опадает шматами нам на головы при малейшем движении воздуха. — Но на него нет смысла злиться, знаешь, — продолжала Талия, будто не замечая моего молчания. — Решение, может, не слишком продуманное, но, по крайней мере, так за нами последнее слово. Я вздохнула, наконец переводя на неё взгляд. — Я не злюсь. Знаю, что это всё, — я неопределённо повела рукой в воздухе, — неизбежно, и что просто надо пережить, переждать, пере… Господи! Я просто переживаю за него. Не помню ни недели, чтобы не закончилось попойкой в избитом виде, и больно просто стоять и смотреть. Талия поджала губы и выдавила грустную улыбку. — Вы лучшего достойны, — продолжила я. — Ты мне жизнь спасла, Нико позаботился о моём отце, когда сама я даже не подумала о его безопасности, и всё это — даже не будучи со мной знакомыми. О Перси даже начинать не буду. — Аннабет… — Я просто переживаю за него. Но также я доверяю ему больше, чем себе, так что пускай делает, как знает. Я устало потёрла лоб. Талия положила голову мне на плечо, и так мы сидели долго, пока не стемнело. Молчать казалось правильным. Цикады снова начинали свою режущую уши трескотню, которая едва доносилась до нас сквозь приоткрытую дверь. Из приоткрытого окна тянуло холодом, и кожа покрылась мурашками, но двигаться желания не было, так что я просто сидела и мёрзла, поглощённая попытками не начать прокручивать в голове все варианты событий, где всё идёт не так. Время тянулось как расплавленная карамель. — Я рада, что вы с ним встретились. Что ты здесь. Талия сказала это тихо и сонно, но я вздрогнула всем телом, широко распахнув глаза. Это было важно для меня — правда, важно. Она, может, и не знала, насколько. На моём лице появилась одна из тех редких улыбок, которые случаются в одиночестве, когда улыбаешься сначала только уголком губ, а потом как-то сразу так, что мышцы сводит, и внутри тогда разливается что-то тёплое, а сердце начинает стучать чуть чаще. ▼▼▼ — Пора, — голос Нико вырвал меня из дрёмы. Талия подскочила. — Возьмите вещи на всякий случай. Я кивнула и спешно стала подниматься по скрипучей лестнице наверх. В голове — ни одной мысли. На автомате пригладила кудри, бросив взгляд на треснутое зеркало, на автомате сложила пижамную футболку в рюкзак. Логикой нахлынувшую апатию было не объяснить — я ведь вот-вот увижу Перси. На этот раз я не отпущу его, никто меня не заставит. Цены за разлуку последнее время слишком подскочили. Снизу послышалось, как зарычал двигатель «Гелендвагена», заводясь, и я поторопилась к выходу. Первый этаж снова принял необжитый вид, разве что слой пыли на кухне был потревожен. Я тоскливо оглядела столовую, надеясь, что всё пройдёт как надо, ведь тогда мы вернёмся сюда, в тихое спокойствие. В дверях меня ждала Талия. Взгляд её источал спокойную уверенность, и она ободряюще улыбнулась мне, затворяя за нами дверь. Когда я заметила ствол пистолета, на мгновение блеснувший из-под её кожаной куртки, меня охватили смешанные чувства, но я промолчала. Ещё одна вещь, к которой мне предстоит привыкнуть. Вид оружия всё ещё вызывал оцепенение и непонятную дрожь, пусть даже в руках человека, которому я доверяю. Снова мне чудилась чернь пистолетного дула, но я быстро стряхнула с себя оцепенение. Сейчас было не время и не место, чтобы жалеть себя. Я забралась на заднее сиденье автомобиля, чувствуя, как в очередной раз ступаю на запретную доселе территорию. Мы встретимся с Перси, и всё в очередной раз изменится. Я никогда не призналась бы сама себе в том, что чувствовала на задворках сознания по мере приближения к каменоломне. Основной объем мыслей, конечно, занимал страх будущего, неуверенность, мандраж и вообще весь этот кислотный коктейль чувств, от которого меня мутило, но там, из дальнего угла воспалённого рассудка, выглядывало нечто иное. Самодовольство ли, злорадство ли — определение дать было тяжело, но я точно чувствовала что-то… новое. Теперь я совершенно точно знала, что нахожусь среди людей, которые меня защитят. Я больше не была одна; более того, мои надуманные, пустые угрозы оказались реальностью — Перси ведь и правда его нашёл, как я и говорила тогда, в слепом запале. Страстно хотелось взглянуть в лицо мужчине, направившему на меня пистолет, теперь. Увидеть страх в его глазах. Во мне говорила гордыня подобно змею-искусителю, но она же и не позволяла раскисать. Может, стоит просто примириться с этой своей стороной? Может, то тёмное, что есть в каждом из нас — в ком-то больше, в ком-то меньше — не так дурно, как рисуется? Я взглянула на Нико, уверенно сжимавшего руль. Подбородок его был вздёрнут даже сейчас, когда никто не смотрел; ему удавалось вальяжность сочетать с сосредоточенностью и саркастичной серьёзностью. Хорош ли он как человек? Вне всякого сомнения, даже после тех его слов о том, как обидчиков легче стрелять, чем искать извращённой мести. Его тёмная сторона неведомым образом сотрудничала со светлой, и это делало его тем, кем он являлся, делало его целым. Помню, всё начиналось с того, что я хотела увидеть все лица Перси Джексона. Так вот теперь я, видимо, открою для себя ещё одно. Было боязно, но любопытно. Это как глядеть на огонь завороженным долгим взглядом и отговаривать себя протянуть пальцы к опасным всполохам — разве что мне хотелось сунуть в костёр целую руку по локоть или по плечо. Нико припарковался почти у самого прохода в каменоломню. Когда мотор затих, я поёжилась. Тьма стояла кромешная. В придорожной осоке периодически виднелись светлячки, и я бы сочла зрелище завораживающим, не будь мои нервы натянуты как струна. Трескотня насекомых оглушала, и шорох гравия под нашими ботинками доносился до меня словно бы через толстое стекло. Талия сжала моё плечо. — Расслабься, как бы глупо не звучало, — едва слышно проговорила она. — Тебе не обязательно выходить из тени. Я не знаю, зачем он развёл цирк, и… — Но я хочу, — неожиданно даже для самой себя возразила я. — Хочу посмотреть ему в глаза. Его черёд просить за свою жизнь. В этой темноте мне могло показаться, но губы Талии сложились в кривую улыбку. — Ты учишься быстро. Я пожала плечами и просто пошла за ней. Нико вскоре поравнялся со мной, и мы стали двигаться на слабый свет, видневшийся из карьера. Там была ветхая деревянная постройка, вся изъеденная насекомыми. Сквозь прогалы меж досками виднелся свалявшийся утеплитель, стены держали крышу на честном слове. Значит, вот как выглядит место, где всё решится. Перед тем, как мы зашли, я набрала воздуха в лёгкие, будто перед заплывом, словно это хоть как-то могло утихомирить сердце, готовое пробить дыру в рёбрах. Чувства притупились, между мной и внешним миром — клянусь — воздух был словно сжиженный. Когда я шагнула внутрь, зажмурилась от света лампочки так сильно, что закружилась голова. Следующее, что я почувствовала — как нас втроём стискивают в объятьях. Именно тогда я позволила себе выдохнуть. Уголки губ поползли вверх ещё до того, как я умом осознала, что именно означали эти объятия. Так мы и стояли, непонятной мешаниной тел, и молча облегчённо улыбались. Глаз я так и не открывала, но было и так ясно, что всё кончилось — одиночество, неопределённость… Единство было восстановлено, и мой страх будто кто-то нахально стёр ластиком. Перси выглядел откровенно паршиво, хотя заметно было, что он предпринимал попытку привести себя в порядок перед этой встречей. Под глазом опасно синела гематома, окрасившая белок кровью, скула и бровь рассечены, из-под рукава чёрной водолазки виднелся толстый слой бинта, оборачивавший его предплечье… Но всё это будто бы не волновало его, счастливо, но как-то устало улыбавшегося нам. — Я думала, что хоть ты не растерял подростковой свежести, — насмешливо протянула Талия. — Стоило мне вас оставить, как превратились непонятно во что… господи, и у этого татуировки! — Зато ты всё такая же, — парировал Нико, поддевая пальцем воротник её кожаной куртки. Они затеяли веселую возню, которая не особо-то вязалась со случаем, по которому мы, собственно, собрались, но это дало мне минутку, чтобы отвлечься на Перси. Быстро преодолев расстояние между нами, я потянулась к нему, чтобы обнять, но у него явно были другие планы. Он склонился ко мне и требовательно притянул к себе для поцелуя, а я, как последняя слабачка, сдалась, забыв про Нико, про Талию, про человека, который пытался меня убить, и который был сейчас с нами под одной крышей… Мне было побоку решительно всё; мир сузился до его ладоней, сжимавших мои плечи, до горячих обветренных губ, властно и так желанно прижавшихся к моим. Когда я нашла в себе силы оттолкнуть его, взгляд был затуманен, перед глазами плясали пятна света. Щёки залились краской. На моё счастье, его брат с сестрой тактично сделали вид, что ничего не заметили, и я была несказанно благодарна им за это. — Так где виновник торжества? — поинтересовался Нико, нарушив молчание. — Мне думалось, ты притащил его сюда. — Я запер его в кладовке позади тех ящиков, — спокойно сообщил Перси, потягиваясь. — Он отказывался сотрудничать. Талия фыркнула. Мне оставалось только гадать, что подразумевал упомянутый им «отказ сотрудничать». — Предлагаю покончить уже с этим. Мы и так задерживаемся. Перси кивнул, и направился было к дверце в кладовку, но обернулся в последний момент. На лице его была написана такая мертвецкая усталость, что внутри у меня всё болезненно сжалось. — Я планирую отпустить этого неудачника в качестве послания его боссу. Нико вздёрнул тёмную бровь. — Чувак слился так быстро? И с чего ты взял, что его наводка на контору не ложная? Перси вздохнул и опёрся о деревянный ящик, всем своим видом источая усталость. — Потому что владелец конторы — Накамура — подтвердил, — отрезал он. Талия резко распахнула глаза, втянув воздух через зубы. Я поёжилась в ожидании удара. Она бы не отреагировала так, не будь всплывшая новость чем-то фатально-важным. — Ты связался с Накамурой? Блядь. Это просто грандиозно, Перси. Тебе напомнить, чем закончилось в последний раз, когда ты поверил его мамаше? — Остынь, — осадил её Перси сквозь смешок. — В этот раз я поверил не ей, а списку транзакций за заказы, который тот любезно предоставил. Словами не передать, как удачно то, что Немезиду, наконец, похоронили. Ей хватило мозгов завещать две сотни головорезов бедняжке-Итану. Да, — кивнул он, поймав озадаченный взгляд Талии, — или её кто убрал, или она сама откинулась… я не выяснял. Если убийство — ну, найду киллера и пожму руку, ей-богу. Старая дура достаточно выпила крови. Нико резко и отрывисто расхохотался, заставив меня вздрогнуть. — Сильно. То есть ты хочешь сказать, что Накамура безвреден? — Я хочу сказать, что после нашей с ним, хм, беседы он станет сообщать, когда на нас будет оформляться заказ через его контору. -Так заставил бы его вообще не браться за эти заказы, раз уж сунулся к нему, — сухо бросила Талия, хотя видно было, что она сдерживается от того, чтобы не надавать брату тумаков. — Так он хотя бы дал обещание, которое сможет сдержать, — парировал Перси. — Справедливо. Но тогда зачем театрально отпускать того, кто получил заказ на Аннабет, если ты уже решил все с Накамурой? Перси не ответил. Вопрос был, в целом, риторический. Ясно как день было то, что он времени напрасно не терял и каким-то образом выбил из главы группы наёмников, фактически, гарант лояльности, и теперь, когда с этим было кончено, он чисто по-человечески хотел мести. Мелочной, нерациональной — мести. Хотел, чтобы последнее слово было за ним, и винить Перси в этом едва ли было можно. Он пересёк комнату, приблизившись к двери в кладовку. Сердце забилось где-то в горле, и я сжала пальцы в кулак. Из распахнутой двери вывалился человек, который не так давно смотрел мне в лицо, сжимая в руке пистолет. Такая знакомая зелень глаз Перси как-то вмиг стала отливать сталью. Лицо его стало нечитаемым; губы кривились в злой ухмылке-оскале. Я судорожно выдохнула, глядя на то, как Перси рывком поднял мужчину на ноги только для того, чтобы спустя секунду ударить его в челюсть настолько сильно, что тот снова повалился на пол. Сплюнув, он повторил это ещё и ещё. Хладнокровно, с удовольствием. Я молча наблюдала, не смея пошевелиться. Зрелище было… впечатляющее. Впервые Перси не пытался строить из себя «хорошего парня» в моих глазах. Я спрашивала себя, было ли в этом методично избивающем моего киллера мужчине хоть что-то от того Перси, каким он позволял мне себя считать. Остановился он только для того, чтобы спокойно отереть кровь с разбитых костяшек. Не было во мне омерзения, страха или ещё чего, только непонятная удовлетворённость. Я ступила вперёд перед тем, как Перси снова поднял наёмника на ноги. Тот глянул на меня и осоловевши шевельнул разбитыми губами. — А ты, знать, хорошая шлюха, — он сглотнул собственную кровь, — раз о тебе так пекутся. И страшно улыбнулся, обнажая окрашенные кровью зубы. Из груди Перси раздался рык, и он, наверное, убил бы этого идиота, просто переломив ему хребет, но я аккуратно сжала его плечо пальцами перед тем, как он успел что-то сделать. Он повернул ко мне голову и чуть кивнул, рвано выдыхая. Что-то глубоко внутри шевельнулось в ответ на его мгновенную реакцию на мой простой жест. Я сделала ещё один шаг вперёд. — Знать, хорошая, — процедила я, глядя прямо в налитые кровью глаза моего убийцы. В черепной коробке было звеняще-пусто. — Но, кажется, ты не в том положении, чтобы открывать свой рот, не так ли? Позади меня Нико усмехнулся. Они с Талией стояли в тени, накинув на головы капюшоны, чтобы не быть узнанными. Наёмник стал высматривать их лица, щуря заплывшие отёками веки, и Талия тут же натянула шарф до самых глаз, но это, кажется, уже не имело значения — глаза мужчины расширились от осознания. Перси нахмурился и достал мятую пачку сигарет, намереваясь закурить. Мысли в моей голове начали бешеный бег. Он ведь не узнал их, просто не мог. Так что вызвало интерес? Если человек перед нами раньше был просто не в себе, то теперь он приблизился к состоянию истерики, и я подавливала желание брезгливо поморщиться. По его виску, покрытому запекшейся кровью, стекали капли пота, водянистые глазки бегали из одного угла помещения в другой. — Жалкое зрелище, — только и смогла проговорить я. После перевела пустой взгляд на Перси. — Мне нечего ему сказать. Тот кивнул, стряхнув пепел с дымящейся сигареты. Я отошла в тень к Нико и Талии. Я могла бы закатить сцену, влепить ему пощёчину и прочесть впечатляющую речь о мести, но не хотелось, не нужно было. Хватило уже осознания ничтожности этого человека. На задворках сознания я поняла, что Талия чуть сжала мои пальцы и тут же отпустила, мол, всё хорошо, скоро с этой историей будет кончено. Перси резко ударил наёмника по коленям, и тот рухнул на пол как марионетка, которой подрезали ниточки. — На меня смотри, — металлическим голосом велел он. — Узнал их? — Перси кивнул в темноту комнаты. Тот трясущейся рукой потёр опухшую переносицу, взвешивая слова. Перси раздражённо скрестил руки на груди, привалившись к ящику. Когда молчание слишком уж затянулось — с абсолютно пустым выражением лица затушил окурок о голую шею пленника. Раздался вопль. Я втянула воздух сквозь зубы и на секунду зажмурилась. — ТЫ СДОХНЕШЬ! — заорал мужчина, заходясь в дрожи. — Ты и твоя девка! Перси сначала просто смотрел на него, чуть хмурясь, а потом молча достал вторую сигарету и стал лениво перекатывать её между длинными пальцами. Суставы рук были опухшими, и кожа на них была вся рассечена, так что неестественная белизна фильтра ярко выделялась. — Непременно, — наконец изрёк он, поведя бровью. После затяжки чему-то усмехнулся и потёр рассечённую скулу. — Ну так? Пленник зашёлся в кашле, отхаркивая сгустки крови. — Если вы те, о ком все говорят — проще вам просто по-тихому вскрыть вены в ванной, — с хриплым смешком проговорил он. — Легендарное семейство, за которым гонятся все демоны преисподней. — Конкретнее. — Тендер был. На вас. Босс ездил. Нам досталась только девчонка. Перси прикрыл глаза и пару раз глубоко вдохнул и выдохнул. Нико за моей спиной весь подобрался, я это чувствовала. Талия сквозь зубы выругалась. Сама я до конца не осознавала смысла сказанного. Тендер? Я знала о тендерах на проекты торговых центров или тендеры на поставки электрооборудования, но тендеры на убийство? Что-то новенькое. — Ещё. Мужчина затрясся ещё сильнее, чем прежде. Лицо посерело. У меня проскочила мысль о том, что трупы, которые я видела когда-то давно в морге, выглядели куда лучше, чем он. Он всё ещё стоял на коленях, но будто не осознавал этого. Глаза бегали, из груди доносились то ли стоны, то ли бессвязный лепет. И это тот, кто угрожал мне? Страх ушёл окончательно; осталось только омерзение. Перси продолжал курить с убийственным спокойствием, методично стряхивая пепел с сигареты этим его так любимым мной вальяжно-грациозным движением. Казалось, происходящее порядком ему наскучило. Наконец он смахнул несуществующую пылинку с плеча и расправил плечи. — Ну, пора и честь знать, — он перевёл взгляд на меня, и на мгновение — лишь мгновение — его взгляд потеплел. — Подожди в машине. Он кинул ключи Талии, и та, кивнув, утянула меня за собой прочь из этой прокажённой комнаты. Нико, когда мы покинули помещение, вышел на свет. Губы сжаты в плотную линию, мешки под глазами темнее обычного. Трескотня цикад снова ударила по ушам. Я механически шагала по гравийной подъездной дорожке, мало что разбирая. Талия, зачем-то торопясь, провела меня мимо знакомого «Гелендвагена» в «камаро» Перси. Салон пах чёрным кофе, табаком и ментолом, всё как я помнила. Хмурая морщинка на лбу сама собой расправилась, уголок губ дёрнуло вверх. За этот запах я готова была ухватиться, как утопающий за соломинку. Талия поспешно стала захлопывать за мной дверь автомобиля, но не успела. Огромные голубые глаза были в темноте почти чёрными, и казалось, что за последний час они состарились на пару лет. Звукоизоляция в том деревянном домике была ни к чёрту. Сквозь душный ночной воздух до меня донёсся глухой металлический стук, будто что-то упало. Спустя пару секунд я догадалась, и внутри всё замерло. Я остановилась на полувздохе. Именно такой звук у выстрела из пистолета с глушителем.