Куклы

Он не любил сына. Он вообще не понимал, зачем любить детей, ведь это просто чужие люди, пришедшие ненадолго в твой дом. Но у него были обязанности, и он их исполнял — скучно и скрупулёзно. Когда сын уставился с горящими глазами на этого жирафа, он купил игрушку не раздумывая. На следующий день он сломал ногу. В двух местах, со смещением. Это было очень, очень больно — пока он не добрался до Мунго, отчаянно ругаясь и кусая губы. Рядом был сын, и пугать его было нельзя. В руках у сына глупо улыбался жираф. В Мунго посочувствовали, наложили лечебные чары, оставили его на ночь. Милая сестричка отвела домой ребёнка и осталась с ним на ночь — до того он никогда не ночевал один. Наутро, вернувшись домой и раздражённо хромая к своему кабинету, он неудачно упал и сломал руку. Это повторялось, как дурной сон. Перелом за переломом. Руки, ноги, рёбра. Десять переломов за две недели. Ему казалось, что он сходит с ума. Он проверял свой дом на проклятия, себя самого на сглаз — ничего. Сын плакал и жалел его, а когда отца снова забирали в Мунго, накладывал жирафу шины на мягкие лапы и размахивал игрушечной палочкой, залечивая его воображаемые травмы. Жираф улыбался. Однажды перед рассветом ребёнка разбудил безумный смех. Испугавшись, что папа совсем сошёл с ума, малыш схватил жирафа, с которым не расставался, и побежал в родительскую спальню. Отец лежал на полу и всё ещё пытался смеяться, хотя у него уже не получалось. Глаза его были совершенно безумны. — Папа, что с тобой? — настороженно спросил ребёнок. Он не ответил. Медленно разгладились мышцы лица. Игрушечный жираф улыбался, глядя, как умирает сумасшедший, вставший среди ночи, чтобы сходить в туалет, и сломавший себе шею. *** — Бывший сотрудник госпиталя святого Мунго... Ты думаешь о том же, о чём я, Рон? — Наверняка. Чарогрёзы и колдомедики часто ходят рядом, вспомнить хотя бы прошлогоднее дело. Но знаешь, что меня удивляет, старик? Вот человек, твой бывший коллега, раз за разом обращается к тебе из-за странных переломов. Очень похоже, что на него наложено проклятье. Почему ты не обращаешься в аврорат? Почему не привлекаешь специалистов по проклятьям? Просто лечишь, гладишь по голове и отправляешь домой, и так десять раз! За что этого типа так не любили? — Хороший вопрос... — Гарри почесал нос пером. — Пошли расспрашивать. — Долиш просил выяснить про чарогрёзы... — Вот и выясним заодно. В госпитале святого Мунго было людно, как обычно. На аврорские мантии здесь особого внимания не обращали: работа аврора травмоопасна, кого-то из их ведомства всегда можно встретить в больничных коридорах. — Ваш цвет лица, юноша, внушает опасения, — заявил Рону с портрета средневековый целитель, тот самый, которому несколько лет назад не понравились его веснушки. — У вас, похоже, разлитие желчи. — Просто не выспался, — отмахнулся Рон. — А вот Клифтон Сэмюэльс, у него же, насколько я понял, какой-то серьёзный диагноз, да? Вы же видели его, правда? — О, да, конечно, видел! — оживился целитель. — Его кто-то проклял, это несомненно. Никаких диагнозов, его случай вообще не по нашей части, здесь нужны разрушители проклятий. Он жив ещё? Гарри с интересом посмотрел на Рона. Тот, не отвлекаясь, продолжал допрос портрета. — Увы, нет. А напомните, пожалуйста, разве сотрудники госпиталя не обязаны сообщать о проклятых пациентах в аврорат? Целитель набычился. — Я точно не обязан, я давно умер. — Вы, разумеется, не обязаны. А что за человек был Сэмюэльс? Вы же знали его, не так ли? Вы знаете всех, кто работает выше первого этажа. — Ну, положим, знаю. Только на нём не было написано, кто и когда решит его проклясть. Впрочем, я не удивлён, нет. Горевестникам не везёт. — Горевестникам? — переспросил Рон. — Кто-то должен сообщать людям, что они неизлечимы, — пояснил целитель. — Кто-то должен говорить родственникам, что пациенту нельзя помочь. Это никому не нравится делать, и стоит один раз согласиться, как на тебя начинают сыпаться просьбы сделать это ещё раз, и ещё, и ещё. Потом ты становишься горевестником, сам того не заметив. А пациенты не понимают. Им кажется, что именно ты записал их в безнадёжные, именно ты решил прекратить лечение, именно ты отказался снова и снова пробовать что-то новое. — Сэмюэльс поэтому ушёл из Мунго? — И поэтому тоже. Знаете ли, бессилие угнетает. — Разве колдомедики так уж часто не могут помочь больным? — Редко. Очень редко. Но некоторым и этого хватает. — Хватает, чтобы что? — Не кажитесь глупее, чем вы есть, молодой человек, — целитель опёрся о раму. — Чтобы сломаться. Перегореть. Устать. Чтобы уйти, что непонятного? — Скажите, а в лечении же до сих пор используют чарогрёзы, правда? Бывает, что они, ну, выходят за пределы госпиталя? Целитель недовольно поморщился. — Молодой человек, я не обязан отвечать на ваши вопросы, я давно умер. Расспрашивайте тех, кто по долгу службы обо всём этом осведомлён. Я ничего не знаю ни о каких нарушениях, меня это не интересует. — Хорошо, хорошо, — торопливо прервал оскорблённый монолог Рон, — я понял. Спасибо, что прояснили для меня кое-что. — А о разлитии желчи вы всё-таки подумайте, молодой человек. Я могу быть прав, знаете ли, и тогда вам может стать худо даже... сегодня, допустим. Часам к двум ночи. Желчь частенько даёт о себе знать в такое время. — Я обязательно подумаю, сэр. Они с Гарри пошли дальше по лестнице, так ничего и не сказав друг другу. Со взаимопониманием у них всегда был порядок. «Не всегда», — подумалось Рону. Он невольно улыбнулся. Ну, хорошо, не всегда. Неважно. Сейчас — так. Итак, портрет что-то знает, но сказать не может. Интересно, их как-то зачаровывают, чтобы не могли причинить вред сотрудникам, или просто подслушивают? Как мало, по сути, волшебники знают о госпитале святого Мунго, надо бы разобраться. Как мало, по сути, волшебники знают. *** — Я не знаю, о чём вам рассказывать, — низкорослая, пухленькая медсестра настроена довольно воинственно. Она гремит фиалами с зельями, ставя их в шкаф с таким видом, чтобы каждому идиоту стало ясно: её отвлекают какой-то несусветной ерундой от очень, очень важного дела. — Я понятия не имею, были ли у него враги. Понимаете, я здесь занимаюсь работой. У меня множество обязанностей, весь день расписан по минутам. Да, я работала с мистером Сэмюэльсом. Я могу вам рассказать, какие способы лечения он предпочитал, каких больных консультировал, но кто был ему другом, а кто врагом — за этим не ко мне. — Друзей у него не было, точно вам говорю, — мрачный целитель взмахом палочки отгоняет от себя платок, пытающийся заботливо вытереть ему лоб. — Он был очень категоричен, таких не любят. «Я сказал, этот метод лечения не подействует», и всё тут, ничего не докажешь. Если хотите знать, после его ухода нескольких больных, которых Сэмюэльс припечатал безнадёжными, вылечили, так-то. — К чарогрёзам у него доступ, конечно, был, — завотделением говорит степенно, спокойно, вся его поза показывает, как он уверен в собственной безопасности. Стол, за которым он сидит, кажется непомерно большим. — Но целитель Сэмюэльс не любил ими пользоваться. Говорил, иллюзия и лечит иллюзорно. — А кто вам сказал, что мы не обратили внимания на его переломы? — сухонькая старушка глядит на авроров с откровенной неприязнью. — Он заявил, чтобы мы занимались своим делом и не выдумывали ерунды. И много чего ещё сказал о нашей компетентности и о том, что с такой фантазией надо работать писателями детских сказок, а не целителями. Да, вот лично мне и целителю Айронс сказал. А Мэгги Айронс, скажу я вам, вылечила тех больных, которых он записал в неизлечимые. — Это не проклятие, — припечатывает Мэгги Айронс, высокая блондинка с большой родинкой на левой щеке, присаживаясь прямо на подоконник. — Я что, проклятий не видела? Это что-то другое. Я говорила ему, но он запретил мне сообщать аврорам. Заявил, что я не имею права разглашать информацию о его здоровье, если он прямо против. Нёс какую-то чепуху о нехватке кальция в организме. Забыл, с кем имеет дело, видимо. Это в Департаменте магических игр и спорта можно всё что угодно уверенным тоном сказать, и тебе поверят. — Мне надо выпить кофе. — Глаза Гарри за стёклами очков и сами уже стеклянные. Рон молча кивает, и они выходят из госпиталя. Средневековый целитель провожает их взглядом, когда они спускаются по лестнице. — Что здесь вообще происходит? — Гарри смотрит в кружку, зажатую в руках, и разговаривает, кажется, с ней. — У меня аврорская паранойя или что-то действительно не так? Рон отмалчивается. Когда перед глазами крутится калейдоскоп людей, лучше помалкивать и глядеть в оба. Калейдоскоп — такая особенная штука: вроде бы всё мелькает и ничего не разобрать, но если что-то не так, это даже в мелькании видно. Если все говорят правду, а один врёт, его враньё выделяется. А если врут все, но каждый — по-своему? Тогда-то что делать? Крутится калейдоскоп. *** Гарри уже довольно давно напрямую не нарушал правила — как-то не нужно было. А ещё он давно не брал в руки свой плащ-невидимку. Аврорская мантия куда лучше помогала проникать в разные таинственные помещения и скрытые коридоры. Они с Роном едва помещались под плащом, рассчитанным на одного взрослого. Пришлось идти обнявшись, и Рон шумно дышал Гарри в ухо. К счастью, ночью в госпиталь тоже заходят люди, хотя и реже, чем днём, и двое авроров незаметно проскользнули следом за дамой с огромным животом, которую бережно вёл под руку взволнованный супруг. Застыв в углу приёмного покоя, Гарри с Роном подождали, пока беременная пройдёт дальше, постоянно жалуясь на отвратительное самочувствие. Чуть позже, когда в наступившей тишине дежурный колдомедик отвлёкся, чтобы налить себе чай, они, стараясь двигаться максимально бесшумно, прошли мимо него к лестнице. Здесь было тихо и темно. Свечи вспыхивали, стоило кому-нибудь из персонала оказаться в коридоре, а на посторонних, ещё и скрытых под волшебным плащом, местная магия не реагировала. Прислушавшись к тишине, Гарри кивнул. Рон выскользнул из-под мантии, приложил палец к губам, чтобы средневековый целитель, перед которым он возник, не начал шумно возмущаться, и торопливо снял портрет со стены. — Да что вы делаете?! — шёпотом спросил целитель, немедленно получил прямо в лоб Силенцио и затих. Рон уменьшил его заклинанием и нырнул с ним вместе обратно под мантию. — Это произвол, — заявил целитель, когда его вытащили на свет в ближайшей подворотне. — Вы обязательно ответите за это. — Хотите сказать, что вы не это имели в виду, назначая мне встречу в два часа ночи? — невинным тоном спросил Рон. — Нет, конечно, — прошипел целитель, и Гарри невольно вздрогнул, уловив знакомые интонации. — Я имел в виду, что появлюсь на другом портрете, поближе к вам. — В моей коллекции карточек из шоколадных лягушек вас нет, — огрызнулся Рон. — Я в аврорате есть! — завопил целитель, воздев руки к небу. — Там, где вы храните улики, в галерее судебных экспертов! — Ну, извините, — ехидно сказал Гарри. — Предупреждать надо. Так что там с чарогрёзами? Целитель закрыл лицо рукой. — Как вы собираетесь что-то расследовать, если ничего не знаете? — Расследование в том и заключается, чтобы что-то узнать, — любезно пояснил Гарри. — Так всё же? — Чарогрёзы действительно продают. Сэмюэльс тоже был в деле, он считал, что иллюзиями лечить нельзя, как он говорил, получается иллюзия лечения. Он спорил по этому поводу с Морганом, который разрабатывал именно исцеление при помощи чарогрёз. А потом они вдруг стали работать вместе, все страшно удивлялись. Кроме меня, я-то думал, Морган просто растолковал Сэмюэльсу, зачем на самом деле нужны подобные исследования. — В смысле, львиную долю чарогрёз продают? — уточнил Гарри. — Ну конечно! Но я оказался неправ. Они действительно работали над чем-то новым, и как только закончили, Сэмюэльс ушёл из Мунго. Он давно хотел уйти, всё ворчал, что колдомедицина изучена вдоль и поперёк, чтобы исцелять, не нужен даже мозг, бери себе проверенные зелья и чары да лечи... Что всё на самом деле интересное и неизученное неизлечимо. Его угнетала невозможность создать что-то новое, спасти тех, кого спасти нельзя. Он ушёл, и я думал, он никогда больше не переступит порог госпиталя, но я ошибся. Морган стал передавать ему... что-то. Я так понял, это такая штука, я слышал слово... сейчас... Вспомнил, допинг! Допинг для спортсменов. — На основе чарогрёз? — Гарри не верил своим ушам. — Спортсменам же такое нельзя, разве нет? — Спросите Моргана, я давно умер, — проворчал целитель, явно уязвленный тем, что не мог ответить на вопрос. Гарри задумчиво побарабанил пальцами по раме, вспоминая Моргана. Завотделением, массивный стол, спокойный взгляд... Зачем ему было убивать Сэмюэльса, если они вместе делали бизнес? Нашёл более выгодного партнёра? — Вы долго будете терзать мою раму? — прошипел портрет. — Верните меня на место! — Послушайте, вам Северус Снейп случайно не родственник? — не выдержал Гарри. — Да как вы могли подумать?! — возмутился целитель. — Этот... этот... Нет, конечно. Рон криво усмехнулся.