Куклы

Она строчила очередной репортаж. Точнее, она сама, как обычно, удобно устроилась в кресле и диктовала, а верное перо записывало, изрядно приукрашая её слова. Кролик сидел напротив неё и внимательно слушал. Она сама сшила его, вложив в мягкое тельце чары вдохновения, и рядом с ним ей действительно работалось быстрее. Модное увлечение оказалось ещё и полезным — хотя ей было достаточно того, что оно модное. У неё не было ребёнка, и рядом с ней не было никого, кому она могла бы подарить игрушку. Она шила этого кролика для себя с самого начала. Подумаешь, нарушение правил! Журналисты должны нарушать правила, иначе они плохие журналисты. Кролик был согласен с ней. Иногда правила надо нарушать. Поэтому, когда репортаж уже был дописан и сова унесла его в редакцию, кролик встал со своего места и, переваливаясь на слишком мягких лапах, пошёл к ней. Она заметила его слишком поздно — даже самые прозорливые люди часто замечают важные вещи слишком поздно. Она изумлённо посмотрела на него, не понимая, что происходит. Ведь она сама накладывала на него все чары, и ничего подобного там не было! Но кролику было всё равно. Он шёл нарушать правила. Подойдя к ней вплотную, он поднял свои маленькие передние лапки, словно хотел обнять её, и сжал её горло. Она не успела ничего сделать, прежде чем почувствовала на шее крепкие пальцы — которых, конечно, не было у кролика. Умирающим людям, особенно если они умирают от удушья, часто кажется какая-то ерунда. Особенно если перед этим они долго нарушали правила. *** — Я переберу все её бумаги, — решительно сказал Гарри. — Думаешь, она что-то тебе оставила? — Долиш старательно замерял следы на шее Риты Скитер. — Должна была! Мы договорились встретиться... — Гарри поднял глаза на массивные часы. — Вот как раз сейчас. Рита не могла встретить меня без ничего. Я найду. — Хорошо, только не сиди здесь слишком долго. Почувствуешь, что начал тупить — сделай перерыв. Сэвидж! — Так точно, сэр, я здесь, сэр, что прикажете, сэр? — Иди сюда и заткнись, пока я тебя не покалечил. Чем её душили, как ты думаешь? — Пальцами? Ну, судя по следам? Вместо ответа Долиш положил руку на шею убитой, обхватил пальцами. — Мда, — Сэвидж почесал затылок. — Или у этого типа не было ладоней, или... Или я не знаю. — Значит, так и записываем: убийство совершено лицом без ладоней, но с длинными пальцами... Что, Поттер? Гарри молча протягивал Долишу милого кролика. — Где взял? — На полу лежал, вот здесь. Долиш застонал. — Вот что, — сказал Гарри, — давайте я зайду к миссис Лонгботтом. У нас с ней неплохие отношения, поговорим об этих игрушках и их... скрытых возможностях. Мистер Долиш, она вам рассказывала, как они работают? — Да. Обычная светлая магия, чары накладываются во время сшивания деталей. Но в подробности технологии она не вдавалась, наверное, действительно стоит поговорить с ней ещё раз. Где перо покойницы? — Самописка? Хм. Вот, — Рон поднял перо с пола. Оно было заляпано чернилами и переломано в трёх местах. Глаза Долиша расширились. — Экспертам, немедленно! Сейчас же, слышишь! Уизли кивнул и шагнул в камин, разблокировав его взмахом палочки. — Сэр? — переспросил Гарри. — Её перо — особенный артефакт. Оно не просто пишет под диктовку, оно трансформирует события, которым становится свидетелем, в буквы. — Вы думаете, оно могло... дать показания? — Или уже дало их, живописав сцену убийства. Итак, что мы имеем? Убийца, тип без ладоней, пришёл к Рите домой, в отличие от всех других убитых, задушил её лично и сломал перо, которое могло вывести его на чистую воду. Почему именно Скитер оказана такая честь? Знаешь, Поттер, мнится мне, ничего ты не найдёшь. Ай, я дурак, надо было зайца тоже с Уизли экспертам передать. — Да ладно, я занесу, как с бумагами закончу. — Я там раньше буду. Где он, заяц-то? — На столе лежи... Что это?! Гарри шарахнулся от бюро, набитого бумагами Риты Скитер: оттуда вырывались языки пламени. — Агуаменти! Ого, не работает! Сэр, как остановить Адское пламя? Долиш моргнул и медленно выпрямился. Слишком медленно, по мнению Гарри — впрочем, неугасимый огонь действительно производил незабываемое впечатление, кому как не ему было знать. — Адеско финита, нет ничего проще, — ответил Долиш, и Гарри готов был поклясться, что в момент произнесения заклинания вокруг палочки старшего аврора клубилась тьма. — Только, боюсь... — Я знаю, — Гарри тяжело опустился в кресло. — Он сжирает бумаги мгновенно. Деревянное бюро чуть скрипнуло и, словно дожидалось тишины для драматичной сцены, картинно осыпалось прахом. Маленький плюшевый кролик лежал на столе и гордо указывал лапкой на то место, где минуту назад вспыхнул пожар. *** Августа Лонгботтом производила всё то же впечатление чудаковатой, но несгибаемой леди. Она приняла Гарри при полном параде — в тёмно-синем платье, с тщательно уложенными в сложную причёску волосами. На шее у неё было скромное жемчужное ожерелье. Чай разливал приветливый Невилл. — Здравствуй, Гарри, я очень рада тебя видеть, — сказала Августа, крепко пожимая гостю руку. — Всё не налюбуюсь на тебя, мой мальчик. Так приятно видеть, как вырастает достойный человек. — Простите, что побеспокоил вас, мэм, — Гарри уселся в предложенное кресло. — Невилл, я не знал, что ты покинул Хогвартс. — Бабушке стало нехорошо вчера ночью, она попросила меня приехать. Знаешь, всё это очень неприятно... Особенно теперь. — Теперь? — Ну, Долиш ведь не просто так спрашивал о бабушкином кружке, верно? У всех убитых нашли игрушки, это значит, что убийца может быть кем-то из... Ба, ты точно в порядке? — Я в порядке, Невилл, — Августа вздёрнула подбородок. — Если убийца действительно — одна из дам моего кружка, то я обязана сделать всё, что в моих силах, чтобы правосудие восторжествовало. Ведь тогда в этих убийствах в некотором роде есть и моя вина. — Ба, не говори так. — Невилл, погоди. Мы с Гарри должны поговорить, не мешай. Гарри, дорогой, я понимаю, что у тебя есть ко мне вопросы, но сначала позволь мне рассказать кое-что. Я долго думала и поняла, где слабое место... Видишь ли, мои игрушки создавались для того, чтобы приносить людям радость. Ты, должно быть, понимаешь, каково мне пришлось, когда я воспитывала Невилла, у тебя ведь есть Тедди. Вы с Андромедой и Джинни очень любите его, но, думаю, ему не хватает родительской любви. Гарри вздохнул и опустил голову. — Это так, мэм. Мы с Джинни всё время на работе, Андромеде одной тяжело... — Особенно тяжело, мой мальчик, дарить тепло. Ты любишь этого ребёнка, ты желаешь ему счастья, но каждый раз, обнимая его, думаешь о том, что это должен делать другой, тот, кого сейчас нет рядом и больше никогда не будет, что ты всего лишь замена человека, которого заменить невозможно. И вместо того, чтобы просто дать ребёнку тепло и любовь, щедрой рукой отсыпаешь горечи и тоски. А дети чувствуют это, детям плохо без материнской ласки, без отцовского тепла. Мои игрушки должны были дарить радость, они напоены светлой магией. — Наши эксперты не смогли найти ничего, кроме приносящих радость чар. Но ведь этими чарами нельзя убить, верно, мэм? — Конечно, мой мальчик. Светлой магией невозможно убить. Но есть один важный момент... Знаешь, светлая магия, так же как и тёмная, не даётся в руки просто так. Её надо уметь высвобождать в себе. И главное — чтобы работать, она должна быть направлена на других. Чтобы сработала авада, надо всем сердцем желать смерти. Чтобы сработала светлая передача радости, надо так же искренне желать подарить часть своего света другому. Мы начинаем занятия с того, что учимся этому. Каждая ведьма, пришедшая в мой кружок, должна суметь открыть своё сердце и отдать кукле маленькую частицу любви. Это непросто, некоторым приходится учиться этому долго. Но наконец рано или поздно каждая делает свою куклу, настоящую светлую игрушку, закладывая туда истинный свет. Эти куклы хранятся у нас, есть большой шкаф, в котором все они сидят. Иногда случается, что у дам не хватает сил дарить свет дальше, и тогда они берут свои куклы в руки, и те делятся с ними. Это бесконечная, неиссякаемая магия, она помогает помнить о свете в каждой из нас. — А что происходит потом? Ну, когда эту кукла готова и сидит в шкафу? — Потом ведьма готова шить куклы другим. Это очень важное правило: куклы не должны быть предназначены самой себе, только другим. Обычно детям. Мы продаём и дарим их, чтобы как можно больше людей прикоснулись к свету и получили ту любовь, которой им так не хватает. Я горжусь тем, что наши куклы смогли помочь Пегги и другим детям. Но я всё не дойду до главного, о чём хотела сказать тебе, мой мальчик. Я недавно перебрала весь шкаф. Кукла Клотильды пропала. — Клотильды? Клотильда Ванспун тоже посещала ваш кружок? — Недолго. Гарри, понимаешь, светлая магия не может причинить вред. Но кукла, в которую ведьма изо всех сил старалась вложить свет своей души, маленький кусочек себя, становится чем-то вроде... Чем-то вроде магического портрета, только не зачарованного должным образом, понимаешь? Я подозреваю, что эта кукла имеет какую-то связь с человеком. И возможно, воздействуя на эту связь, можно и... убить. — Ба, ты поэтому сделала... их куклы? — голос Невилла дрогнул. — Да. Я исследую вопрос. Я должна... знать. Может, я смогу даже идею убийцы использовать во благо. Магия должна использоваться во благо, мальчики. Гарри проследил взгляд Невилла. На каминной полке сидели обнявшись две куклы: вихрастый мальчик и коротковолосая девочка в опрятном платьице. Фрэнк и Алиса. *** — То есть она утверждает, больше ни одна игрушка не пропала? — Ни одна, мы сверили по имеющемуся у неё списку. Только кукла Клотильды. — Как всё это... забавно. Ты знаешь, в этот кружок ходит жена Робардса. — Знаю. Туда половина магической Британии ходит или ходила. — Кроме тёмных магов, верно? — Что вы пытаетесь сказать, сэр? — Адское пламя — тёмная магия, ты сам знаешь. В квартире Риты не было больше никого, но кто-то же устроил пожар. Кто? — Интересно, можно ли наложить тёмные чары на светлый артефакт? — Правильно мыслишь, аврор. Я задал вопрос невыразимцам. — И что они? — Послали меня в такие места, в которые я даже Робардса не посылал никогда. Говорят, однозначного ответа нет, и экспериментировать они не будут. Наэкспериментировались уже, пять человек пропали бесследно, а трое умерли на месте. Всё, что я смог из них вытрясти, звучит так: иногда получается, иногда нет. Только вот на тех игрушках, которые исследовали эксперты, следов наложения тёмных чар, как ты помнишь, нет. — А следов опосредованных связей? — Говорят, ничего нет, да ты же сам видел результаты. — Сэр, а насколько наши эксперты заслуживают доверия? Долиш прищурился. — Соображаешь, аврор. Никому нельзя доверять, знаешь ли. Я вот сейчас проверяю один момент... Кстати, я же не рассказал тебе! В тюрьме Амбридж давали чарогрёзы. — Зачем?! — Их, оказывается, много кому давали. Правительственная программа, представь себе. Там остаточные явления после многолетнего присутствия дементоров, очень сложно не повредиться в уме. Чарогрёзы уменьшали эффект. Был, правда, один человек, который выступал резко против... — Сэмюэльс? — Именно. Но его не послушали, он к этому времени уже не работал в Мунго, а кому какое дело, что думает о научном исследовании клерк из Департамента магических игр и спорта? — Каком ещё... исследовании? Они что, на заключённых опыты ставили? — Вроде того. Разные дозировки, всё такое. Поттер, слушай, я приготовлю сегодня копии всех материалов по этому делу и отдам тебе, ладно? — Мне? Зачем? — В этом деле слишком много чарогрёз и слишком много трупов, а от тебя даже авады отскакивают. Гарри серьёзно посмотрел на Долиша. Какой идиот называл его самым осторожным аврором в истории? Если бы Гарри спросили, он бы сказал, что Долиш лезет без мыла во все дырки, которые видит. — Сэр, мы же без вас пропадём. — Вы пропадёте, если аврорат вместо расследований станет торговать чарогрёзами, а остальные департаменты — покрывать это безобразие. Спрячь бумаги хорошенько, пожалуйста. Если для этого тебе надо пораньше уйти с работы — уходи. — Хорошо, сэр. — Вот и умничка.