Безумно даже для нас

      Василиса, ничего не спрашивая, поплелась за бабушкой на улицу. Сердце глухо стучало: неужели этот непростой разговор будет с отцом? Вдруг он после недавней ссоры решит отправить Василису обратно в поместье, как и хотел изначально? Почему-то другие версии в голову и не приходили.              Они молча шли по внутреннему двору Дома и в какой-то момент остановились в небольшой аллее, вдоль которой стояло несколько лавочек среди яблонь. Пахло здесь просто потрясающе: зеленью, цветением, летом. Солнце только поднималось к зениту, освещая все вокруг молочно-золотистым цветом, а погода была идеальной для прогулок. Атмосфера прямо таки не вязалась с трясущейся от страха Василисой. И какого же было ее облегчение, когда она увидела на одной из лавочек невысокого человека в темной одежде с широкополой шляпой на голове – подойдя ближе, она узнала Мандигора.              – Здравствуйте, маленькая госпожа, – он немного поклонился, снимая шляпу, и его лысина тут же заиграла солнечными зайчиками. – Снова здравствуйте, госпожа Нерейва.              – Здравствуйте, господин Мандигор, – сказали они с бабушкой почти одновременно.              – Вы не против, если я останусь сидеть под этой прекрасной яблоней? Надо сказать, дальняя дорога довольно утомительна, – Нерейва равнодушно кивнула и подтолкнула внучку поближе к Мандигору. Тот с любопытством оглядел Василису, будто видел ее впервые. – Как ваше здоровье?              – Уже лучше.              – Это замечательно. Я хотел поговорить с вами еще раньше, но госпожа Нерейва настаивала, что вам нужно еще время.              – Неужели настолько тяжелый разговор нам предстоит?              – Все зависит от вашей реакции, маленькая госпожа. Присаживайтесь, – он указал на противоположный конец лавки, Василиса села, а Нерейва осталась стоять, с наигранным интересом разглядывая яблоню, под которой они сидели.              – И так, Василиса, вы прекрасно знаете, какая у меня чуткая способность, я умею чувствовать способности мутантов, их возможности, уровни… и наличие флеров.              Василиса замерла, медленно поворачиваясь к бабушке. Та была очень заинтересована словами Мандигора:              – Так это правда? Моя внучка все же одарена, как и ее мать… И давно вы это в ней чувствуете?              – С самой первой встречи. Каждый урок в то время нашей относительно безмятежной жизни я чувствовал мерцание этого необычайного, даже для мутанта, дара, – Мандигор говорил одухотворенно, Нерейва с интересом качала головой, а вот Василиса сидела мрачнее тучи. Этого ей еще не хватало.              – Что-то во время нашей первой встречи вы не почувствовали моей способности, которая была со мной с 9 лет, – буркнула Василиса. Нерейва хмыкнула, а вот Мандигор побледнел.              – Видите ли, маленькая госпожа, перед вашим днем рождения ваш многоуважаемый отец просил ничего не говорить про ваши способности, что бы я не почувствовал.              – Но зачем? – Василиса чуть ли не вскочила. – Разве флер – это шутки?              – Нет, дорогая, – взяла слово Нерейва, – твой отец не хотел, чтобы Астрагор знал о тебе такую информацию, потому что сам предполагал, что в тебе может жить флер.              Сердце Василисы предательски закололо при упоминании об отце:              – Значит, он так пытался уберечь меня?..              – Видите ли, – вдруг снова взял слово Мандигор, – ни для кого не секрет, что вы представляете большой интерес для Астрагора. Раньше этот интерес ограничивался лишь в том, что вы были для него способом «доставки» Стального Зубка из прошлого в будущее. Теперь же… Астрагор что-то увидел во время ваших… испытаний в Змиулане. Если бы он узнал об этом – к примеру, о том же флере – раньше, то все могло бы сложиться по-другому.              Василиса чувствовала, как от волнения немеют руки, кажется, вот-вот она узнает нечто совсем страшное. И как только Нерейве удавалось оставаться такой спокойной?...              – Может, это все-таки темная сила его так спутала? И… разве вы ее не почувствовали? – задумчиво пробормотала она.              – Маленькая госпожа, темная сила – это болезнь, характерная, действительно, только для мутантов, но не связанная со способностями, поэтому ее очень сложно почувствовать. Она затрагивает самые тонкие струнки души, пробуждает много неизведанного в человеке, нашептывает ужасы и медленно сводит с ума… Темная сила – это врожденная болезнь, которая может появиться в любой момент. У вас она проявилась в окружении мутантов, в ситуациях, опасных для жизни, и, конечно, после такого сильного стресса, как прыжок в прошлое и пытки в Змиулане, у вас не было шансов на излечение, ни у кого с такой болезнью их нет. И да, маленькая госпожа, я все же почувствовал в вас это, но многим позже, где-то в начале апреля… Такой темный, забивающий мою способность, сгусток энергии… И, судя по всему, подписал вам приговор.              Василиса не дышала. Ее глаза округлились как два огромных блюдца, а ладошки вспотели. В голове зрела большая, страшная догадка.              – Я поймала господина Мандигора по счастливой случайности числа четвертого апреля около кабинета твоего отца, – твердым голосом взяла слово Нерейва, – говорил, что владеет важнейшей информацией. Мы с ним провели интересную беседу и сделали вывод, что в тебе действительно живет эта… болезненная сила. Предполагаю, потому, что у твоего деда, отца твоего отца, моего бывшего мужа, – Нерейва болезненно поморщилась, – наблюдался такой же весьма занятный феномен. А, как ты наверняка слышала, смертельные болезни любят кочевать через поколение. А Нортон наплодил много детей. Возможно, будь ты первым или вторым ребенком, тебя бы пронесло. Но будучи четвертым… шансов избежать наследственности было уже совсем мало. Тогда у меня и родился в голове экстренный план по отправке вас в прошлое. Иначе тебя было бы не спасти, дорогая. А господин Мандигор снова сохранил наш маленький секрет.              – Так… это все было затем, чтобы дать мне второй шанс? – у Василисы кружилась голова. Она, не давая никому ничего сказать, шагнула к бабушке и крепко ее обняла. Мандигор торопливо спрятал улыбку, а Нерейва, на секунду оторопев, обняла внучку в ответ. У Василисы было много вопросов, но одно она понимала четко – бабушка сделала все, чтобы ее спасти. И огромная благодарность стучала в сердце Василисы: все остальное казалось неважным сейчас. У Нерейвы были кисловато-терпкие духи, легкий и в то же время тягучий аромат, Василиса никогда таких не чувствовала. А ткань ее платья, в рукав которого она сейчас утыкалась, шелковая. Василиса никогда первая не обнимала бабушку и чувствовала себя сейчас очень уязвленной. Хотя бабушка крепко обнимала ее в ответ. Так вот что значило: «она моя внучка»…              – Наверное, у тебя сейчас много вопросов, например, почему больше никто об этом не знал, в том числе и ты, – Василиса мягко отстранилась, – ответ, дорогая моя, очень прост: паника с головой накрывает людей от такой информации, мешает здраво мыслить, а осознание бремени своей неизбежной смерти рождает в человеке желание всеми путями ее избежать. Со всеми подсказками ты все же сообразила сама. Собственно, на это я и рассчитывала.              Василиса смотрела на бабушку с благоговением. Хотя, это очень не похоже на девушку: узнав, что от нее опять все скрыли, она должна была злиться, как недавно злилась на отца. Но сейчас ей все казалось таким правильным, стройным и логичным. Ведь действительно: как бы вел себя Марк, если бы с самого начала знал, что у нее такая… сила? Наверняка совсем иначе. Или Фэш? Или отец… Нерейва словно прочитала ее мысли:              – Отец твой только недавно все узнал: страшно злился по началу, – она хмыкнула, – иногда мне кажется, что он совсем еще дитя. Правда, потом вдруг подошел и сказал: «спасибо». Признаю, для меня это было неожиданно.              – Да, госпожа Нерейва, очень рад, что сейчас к вам не возникает столько вопросов, – улыбнулся Мандигор.              – Пустяки, мне всегда было все равно на мнение большинства, если я уверена в своем решении, – она помолчала. – И так, перейдем, наконец, к флеру.              Василиса медленно вернулась на лавочку и задумчиво уставилась на Мандигора. Что ж, на самом деле, волноваться и не о чем: темная сила буквально осталась в прошлом, а флер, вроде как, называют «даром»…              – Начну, маленькая госпожа, с того, что же такое флер…              – Я знаю, – еле слышно перебила Василиса, – это как тысячи маленьких искр, показывающих душевную силу человека, позволяющих мутанту развивать несколько способностей до совершенства…              – Все верно, – довольно кивнул Мандигор, – если уровни способности – это показатель, которого можно достичь, то флер – данное с рождения преимущество в этом. Эдакий некий трамплин, пока все находятся на линии старта на земле. Это нечто нематериальное, неразрывно связанное с возможностями души человека – с силой его характера, с упорством и смелостью. До сих пор неизвестно, дает ли флер такое преимущество, либо же сам человек своими качествами этот флер и рождает… В любом случае, вы несомненно обладательница этого флера. Наверное, вам интересно, как взаимодействовали темная сила и флер в вас, – он дождался кивка Василисы. – Два этих разных по сути феномена никак не взаимосвязаны: они не могут подавить друг друга, но могут смешаться. Да, все это в вас – просто невероятное, невообразимое совпадение, известное нам в основном по книгам… Флер не был для вас заметным раннее, так как некому было направить вас в его развитии. Хотя, столь раннее проявление способности, конечно, есть влияние флера. Обычно способности проявляются у мутантов не раньше 12 лет… хотя, конечно, есть и исключения…              Мандигор говорил не спеша, немного заговорческим тоном и очень интересно. Василиса слушала его, затаив дыхание, на момент забыв, что сзади нее к словам Мандигора прислушивается и ее бабушка.              – Так получилось, что развитие вашей способности, маленькая госпожа, то есть и некоторые проявления флера, совпали и с симптомами темной силы… По великой случайности, все это смешалось, и теперь сложно установить, что из вашей силы в прошлом и немного в настоящем до этого проявление флера, а что – симптомы силы… Есть догадки, что флер, живший в вашей душе, оттягивал появление симптомов, а темная сила наоборот, ускорила развитие флера… Обычно темная сила влияет на степень самой силы способностей, а флер – на их проявления… – Мандигор посмотрел за спину Василисы. Слово взяла Нерейва.              – Поэтому, дорогая моя, прошу тебя вспомнить каждое необычное проявление своей способности, начиная даже от переезда в дом твоего непутевого отца, – она усмехнулась и заняла место Мандигора. Тот встал рядом со скамьей и открыл какой-то блокнот, видимо, приготовившись записывать. Василиса с подозрением глянула на Мандигора: на самом деле, ей хотелось поделиться со всем с бабушкой, даже рассказать про загадочного треугла, появляющегося в самые подходящие моменты. Так хотелось наконец разобраться во всем до конца… но совершенно не хотелось открывать душу человеку, которого она в жизни видела – по пальцам пересчитать. Бабушка верно почувствовала его настроение. – Не волнуйся за Мандигора, дорогая, – успокаивающе начала она, – без его тонкой способности и необходимых знаний нам никак не обойтись. Просто представь, что здесь только я, и ты вдруг решила обсудить со мной несколько волнующих тебя моментов в такую прекрасную погоду в этом милейшем месте.              Василиса хмыкнула. В прочем, примерно так она и планировала. Она неуверенно кивнула и начала свой рассказ, полностью доверяясь бабушке и стараясь не смотреть на Мандигора. В прочем тот за время ее рассказа и не издал и звука.              Она начала с того, как у нее получилось не пускать Фэша, а то и отца в свои мысли. Рассказала, что не поддалась влиянию Мэри и блоку Марго, слышала далекие разговоры… попыталась детально вспомнить все в прошлом, со скрипом впервые решилась рассказать про кота. Она упомянула даже ту часть пыток в Змиулане, когда камни вокруг падали. Об ауре, об этом ужасном голосе… Василиса старалась вспоминать, когда способности у нее появлялись совершенно случайно, когда намеренно, а когда тяжело, с огромным усилием воли. Нерейва внимательно смотрела на нее, изредка кивая или хмыкая. На ее удивление, когда Василиса закончила рассказ, бабушка оставалась абсолютно спокойной.              – Спасибо, дорогая Василиса. Полагаю, мне посчастливилось услышать то, о чем не знают даже самые близкие твои друзья… Господин Мандигор, думаю, сегодня у вас достаточно работы. В ближайшие дни нам нужен хороший такой структурированный список с рекомендациями. Теперь, Василиса, большая часто твоего дня будет занята индивидуальными занятиями. Ты продолжишь заниматься с Мираклом, будете дальше совершенствовать твою первую способность, но теперь к обучению присоединится и Бел… Лисса, научит тебя чувствовать и определять флер, и я, будем экспериментировать с целым веером твоих способностей, конечно, как только многоуважаемый Мандигор поможет нам в этом хоть немного разобраться… будем чередоваться или совмещать, все таки, чтобы противостоять такому сильному противнику, как Астрагор, нужно знать все свои сильные и слабые места. И другим детям, конечно, придется заняться тем же самым.              – Но ведь осталось так мало времени до конца ультиматума Астрагора! – ахнула Василиса. – 7 августа уже меньше, чем через два месяца! – седьмое августа для Василисы было не иначе как день X – день, когда кончается три месяца относительно спокойной жизни.              – Поэтому нельзя терять ни дня, – уверенно ответила Нерейва, – Мандигор, можете доложить о беседе Нортону, и, как правильно сказала Василиса, осталось мало времени.              Мандигор коротко попрощался и тут же спешно удалился к Дому, что-то бормоча себе под нос.              – И что-то же будет потом? – дрогнувшим голосом спросила Василиса. Нерейва, на ее удивление, вздохнула раздраженно и устало, словно этот вопрос задавали ей бесчисленное количество раз.              – Война, дорогая моя, война. Будем биться, – ее глаза пылали воинственным блеском и твердой уверенностью в своих словах. Василиса лишний раз подумала, что все это происходит из-за ее бесчисленных феноменов, болезней и «даров»….              Они не спеша двинулись к дому, и Василиса рискнула расспросить у бабушки про загадочного кота. Та подумала какое-то время и поделилась догадками:              – Насколько тебе известно, у хозяина с его оружием устанавливается прочная связь, влияющая на степень умения им владеть. Все оружия мутантов выкованы такими же мутантами, что сосредотачивает в оружии некую силу… иногда такая сила может проявляться в виде знаков, символов, подсказывающих нечто важное своему хозяину. Твой клинок оказался в том времени и в том месте, где был изготовлен. Видимо, это усилило его, и обычно редкие символы в твоем случае стали целой материей в виде молчаливого кота… Даже занятно, как твой клинок повлиял на ход событий.              – Но кота я впервые увидела даже раньше, еще в Змиулане, на Новый год…              Нерейва заинтересовано глянула на внучку и, вдоволь насладившись ее замешательством, продолжила.              – В таком случае с Иннисом у тебя изначально была нехилая связь, а такое интересное обличие силы оружия с легкостью может намекать на твой собственный флер. Полагаю, ты легко бы могла научиться перевоплощаться в треугла.              Василиса настолько удивилась этой мысли, что даже остановилась. Перевоплощаться в кота! Господи, сколько всего в ней крутится… Нерейва с усмешкой обернулась к внучке.              – Даже не представляю, почему ты так удивлена, – со смехом начала бабушка, – мне казалось, ты знала о возможности обладания флером еще с того момента, как будучи невидимой пряталась в кабинете своего папаши, – насладившись замешательством вмиг вспыхнувшей Василисой, которая пристыжено втянула голову в плечи, та хмыкнула и медленно двинулась дальше. Василисе стало ужасно стыдно, значит, бабушка знала, что они с Дейлой тогда подслушивали их разговор, как раз после битвы с купритами…              Василиса догнала Нерейву и попыталась объясниться, но та только смеялась, лишь заверив внучку, что Нортон-старший, «глупый Нортон», ни о чем не знает.       

            ***      

      Добравшись до комнаты, Василиса хотела хорошенько обдумать все сказанное и услышанное. Она уже даже нашла чистый блокнот, чтоб записать все, о чем думает, самой покапаться в своих способностях и флерах, как вдруг ее резко захлестнула забытая во всем этом мысль – они же должны были встретиться с Фэшем как… полчаса назад! Ужас! Как же она могла забыть!              Василиса в спешке пригладила волосы, не успевая больше никак прихорошиться, и тут же телепортировалась к той самой укромной скамейке. Она так испугалась, что Фэш уже давно ушел, но тот все сидел на этой лавочке, упорно смотрел в одну точку перед собой и, казалось, был очень, очень злым.              – Огнева! Где тебя, черт возьми, носит?! Меня в жизни никто так не заставлял ждать! И вообще, забудь. Я устал и хочу уйти.              Василиса еле успела придержать за руку почти убежавшего Фэша, который, казалось, так сильно оскорбился, что и слушать ее не хотел.              – Фэш! Меня без возражений перехватила Нерейва, и Мандигор рассказывал про мой флер!              Парень замер и очень медленно обернулся, словно Василиса представляла для него опасность:              – Так у тебя все же… флер?              – Да.              Она попыталась рассказать, как прошел разговор, но Фэш остановил ее, сказав, чтоб та потом рассказала всем друзьям сразу вместе, и обратно плюхнулся на лавочку, все еще выглядя очень пораженным.              – Поверить не могу… не устала быть такой особенной, а? – попытался пошутить он и случайно попал прямо в цель.              Василиса вмиг поникла, устало присев на край скамьи. Солнце уже поднялось, она издалека слышала шум окончательно проснувшегося Дома. Наверняка все уже успели позавтракать и сейчас планируют, как провести свой законный выходной…              – Знаешь, – медленно и очень тихо начала она, – иногда я так ненавижу свою жизнь. Мне кажется, что все судьбоносные задачи и феномены решили свалиться на мои плечи, как будто хотят меня поскорее задавить. Темная сила, интерес Астрагора, Стальной Зубок… честно, флер добил меня окончательно, – она глубоко вздохнула, сдерживая накатившие вдруг горькие, тяжелые слезы обиды на мир, – если сейчас вдруг объявится кто-то и заявит, что именно я должна спасти мир, я ни капельки даже и не удивлюсь. Только вот я не справлюсь. Давно уже не справляюсь.              Она тихо всхлипнула и тут же поспешно принялась вытирать слезы. Впрочем, от сидевшего рядом Фэша это не укрылось.              – Так вот почему ты всегда так тянешься где-нибудь самоубийться… Ладно-ладно, не смотри так, неудачная шутка, – он подвинулся ближе, приобнимя Василису за плечи. – Я давно заметил, как ты устала от всего этого. Но, к сожалению, многие вещи нам просто не по силам. Все, что с нами происходит, просто случайности, стечения обстоятельств, от нас часто не зависящие. А ты просто вот такая везучая… или наоборот. Но если сидеть и постоянно жалеть себя, можно пропустить момент, когда придется действовать решительно и делать правильный выбор, даже не смотря на груз возложенной ответственности.              Василиса притихла: тирада Фэша сильно подействовала на нее.              – Я не жалею себя, – хмыкнула она и словно в опровержение своих слов снова украдкой утерла выступившие слезы.              – И правда, с этим прекрасно справляются остальные, – хмыкнул Фэш, продолжая придерживать ее за плечи. – И прекрати ты говорить, что сама не справляешься со своими… э-э-э, силами. Ты очень смелая и бескорыстная: все готова поставить на карту ради близких. Уверен, многие на твоем месте сдались бы еще на этапе проникновения этой дуры Мэри в Дом. А ты вон, смотри, уже до этапа с флером добралась, – он мягко улыбнулся, и на его щеках заиграли очаровательные ямочки. Наверняка именно в его улыбку влюбилось столько девушек…              Василиса едва улыбнулась. Ей было очень приятно слышать такие слова от Фэша, приятнее, чем от кого-либо другого… Да и в чем-то он был несомненно прав: что случилось, то случилось, нужно просто не переставать действовать, сколько бы ответственности на тебя не свалила судьба. Эти мысли придали Василисе уверенности.              – Послушай, а зачем ты меня позвал? – она совершенно не знала, как реагировать на его, вроде как, комплимент.              Фэш вдруг сильно засмущался и тут же перестал ее обнимать:              – Да так… посидеть, воздухом подышать… поговорить. Наедине, – он хмыкнул, увидев алеющие щеки Василисы, – но кто-то очень долго возился со своими родственниками, и весь Дом успел проснуться. Впрочем, надо выбирать время еще раньше…              Василиса проследила за его взглядом и увидела машущих им Захарру и Ника.       

***

             Будни Василисы резко и сильно изменились.              С уроков ее сняли окончательно: больше ни секунды она не тратила на изучение чего-то теоретического, а с самого утра по несколько часов совершенствовала боевые искусства и владение мечом – Диего как-никак вернулся. Они тренировались все вместе, делясь на пары, тройки, разные группы, пока Диего гонял их по сотому кругу ада своими тренировками. Дальше ребята уходили на занятия с Еленой, а Василиса занималась с матерью. Ей было жалко ребят, у которых осталась одна Мортинова на уроках, но была несказанно счастлива каждый день проводить с матерью как минимум час. Ничего сложного они не делали: Лисса учила дочь чувствовать флер, направлять энергию и полностью уходить в себя. По началу Василисе казалось, что она проходит странные курсы медитации, да такие, словно ее собирались принять в секту.              – Понимаешь, Василиса, флер – это про чувства. Чувствовать флер значит чувствовать в принципе. Свое тело, свои мысли, свои эмоции. Кончиками пальцев замечать изменения температуры. Понимать, в какой части тела скопились эмоции. Флер не про контроль. Флер – про ощущения, – говорила ей мать на очередном занятии.              Василиса, сидя в позе лотоса, пыталась чувствовать тепло жаркого июньского солнца, дуновения легкого ветра…. Но слишком жаркое солнце и слишком теплый ветер сегодня только мешали сосредоточиться.              Прямо говоря – у Василисы не получалось. После каждой подобной медитации Лисса показывала, как вызывает флер. Это простое упражнение не требовало показать способности, оно в пике какого-то эфемерного самообладания оказывалось снопом ярких голубых искр, рассыпающихся от ладошек. Лисса говорила, что когда без труда научишься вызывать эти искры и управлять ими, тогда и с легкостью сможешь наконец выбрать какую-то способность, задатки которой должны уже иметься, и развивать ее. Чуть совладав с одной можно пробовать и следующую – и так сколько хочешь.              Но для этого нужно было научиться чувствовать мир, погоду, температуру, ветер, поток своих мыслей, искренних эмоций и так далее и так далее. А Василиса не могла – на нее ужасно давил тот факт, что до 7 августа – конца «договора» с Астрагором – оставалось все меньше и меньше времени, а она и кучку искр не могла вызвать. Еще ужасно бесил то, что мать о своих способностях говорить категорически отказывалась, а на вопрос «у тебя же явно из больше трех, какие?», она вообще отвечала молчанием. Не хотела, мол, сбивать Василису, но Василиса и сама с этим справлялась.              Потом Лиссу, сочувствующе улыбающуюся, много раз повторяющую: «Ничего, ты только начала», сменял Миракл и гонял ее телепортацией по всем углам дома. Один раз она случайно наткнулась на отца на крыше и, не сказав ни слова, смоталась обратно. Когда Миракл убедился, что телепортация получается замечательно, они стали учиться телепортировать предметы – получалось хуже, но успехи были. Это очень увлекало Василису, и Миракл, хитро улыбаясь, говорил: «Еще какое-то количество успехов, будем пробовать телепортировать вещества – воду, ветер… а там и до людей дойдем». С его занятий Василиса уходила в полном восторге.              Бывало Миракла заменяла Нерейва – а оттуда никто не уходил живым. Иногда Нерейва могла поднять Василису с утра в воскресенье – законный выходной для всех – иногда забирала ее под ночь с посиделки с друзьями. Раз она застала их с Фэшем около пруда – они даже обняться не успели, только встретились, а бабушка уже была тут как тут. Как чувствовала. От ее занятий никогда нельзя было отказаться и никогда нельзя было их предугадать. Уже на этом этапе было тяжело.              Да и на самих тренировках было не лучше – иногда она могла заставить Василису телепортироваться на верхушку дерева так, чтоб у нее получилось зацепиться только руками за ветку, да и висеть так минут пять. Или нарезать круги вокруг дома по темноте, пока дыхание не собьется окончательно. Или телепортировать какой-нибудь предмет из ее комнаты. Комнаты бабушки. Которой Василиса в жизни не видела. Стоило ей замешкаться или провалиться в чем-то, Василиса видела неодобрительное покачивание головой, слышала хмыканье и фразу типа: «Быть готовой нужно ко всему». И заставляла совершать две или три моментальные телепортации подряд без конкретного места назначения, основываясь только на одном желании. Иногда вела ее играть, внимание, в настольный теннис, который был где-то на цокольном этаже. Играли, пока Василиса не забьет хотя бы три мяча подряд, что было практически невозможно: Нерейва в совершенстве владела игрой, говорит, что когда-то это было ее главным подростковым хобби.              Первые несколько таких занятия Василиса была возмущена и боялась очередного внезапного появления бабушки, но потом решила смериться – у Нерейвы свой план, как и всегда, четкий и не понятный для других, и оспаривать его – себе дороже. И она начала замечать огромный выхлоп с таких занятий. Раз – Василиса около пола словила упавший стакан Захарры, два – она продержалась в планке больше Маара, три – телепортировалась к Диане, лишь только успев подумать о том, что подругу надо срочно найти, и вот уже Василиса стоит около бассейна, где методично болтала ногами Диана, наблюдая за плавающим Ником. Обо всех своих успехах и провалах типа: «я хотела переместиться в место, где можно было выпить воды, и оказалась в фонтане», она рассказывала Мираклу. Он помогал ей корректировать такие ошибки – рассказывал, что желание, даже без знания места, должно быть максимально четким: не просто думать «хочется выпить воды», а представлять вкус воды, какая она прохладная, как освежает. И в такие моменты Василиса начинала понимать, зачем они уже который день с матерью пытаются «почувствовать» флер.              И вот однажды у Василисы получилось.              Это было на занятии с бабушкой, которое проходило после занятий с Мираклом – она тогда с ног валилась от усталости. Нерейва, на огромное удивление Василисы, молча повела внучку за пределы Дома: они вышли за ворота, перешли дорогу и вошли в дремучий лес: деревья стояли там так плотно, что даже пробираться сквозь них становилось тяжело. Но Василиса просто молча следовала за бабушкой, понимая, что расспросами она не добьется ничего.              Спустя достаточно долгое количество времени их «прогулки», пока Василиса дергалась от каждого шороха в кустах и один раз даже увидела зайца, они вышли на широкую опушку: Василиса обрадовалась, что может нормально видеть – ведь сквозь густые кроны солнце пробиралось с трудом. Хотя оно уже почти зашло и тучи все увеличивались в размерах, а в воздухе чувствовался запах дождя, выйти на открытое пространство было все же лучше бесконечного перепрыгивания через огромные корни деревьев. Василиса почувствовала ноющую усталость в ногах и, не спрашивая у бабушки, просто легла на мягкую и немного влажную траву, запрокинув голову к небу. На ее удивление, Нерейва сделала тоже самое – молча легла рядом. Так они и лежали, наслаждаясь меняющимся фиолетово-синим небом и криками птиц где-то из глубины леса.              – Эта тренировка тоже из разряда: «нужно быть готовым ко всему»? – наконец спросила Василиса.              – Не думай, что я просто ищу новые способы тебя помучить, дорогая.              – Бабушка, твои пути неисповедимы, я уже давно готова ко всему.              – Уверена?              – После внезапного тенниса ночью – абсолютно.              – Согласись, это очень хорошо развивает реакцию, а? Лучше расскажи мне про все твои успехи: в жизни вне тренировок, у Миракла, у Белки, только не скрывай. Я и так все знаю.              – Тогда в чем резон мне рассказывать?              – Хочу послушать тебя.              – А почему маму иногда называют Белкой?              – А вот ты у нее и спроси.              Василиса не спеша поведала ей обо всех мелочах, которые стали лучше получаться после разговора с Мандигором о флере. Она довольно улыбалась, слушая, как бабушка смеется каждый раз, когда Василиса в разговоре уходит в какие-либо нелепые действия Маара или Захарры. Василиса чувствовала, как мягко щекочет шею трава. Чувствовала холод от земли, но была несказанно этому рада – погода в последнее время не скупилась на градусы.              – Видела то дерево, которое полностью облепили божьи коровки? – неожиданно спросила Нерейва.              – Да! А ты заметила того зайца?              – Да, за ним гнался еще один. Хорошая вышла лесная прогулочка.              – Ага, – хмыкнула Василиса, – только я жутко устала перебираться через эти огромные корни… один раз даже перелазить пришлось…              Где-то вдалеке ударил гром, а на небе, уже полностью в тучах, сверкнула молния. Василисе казалось, что она находится в другой вселенной, полной звуков природы, туч, смешков рядом лежащей бабушки, где от способностей остались только разговоры. Все стало таким необычным и почему-то очень правильным, словно этот лесной квест должен был случиться уже давно… Ее пальцы что-то защекотало: наверняка трава зашевелилась из-за ветра.              – Говорила я Белке, что тебя просто стоит немного утомить. А она тебя не то, что перегрузить боится, пальцем ей страшно прикоснуться, будто ты чуть что рассыпишься.              Василиса замерла, пытаясь осмыслить все сказанное бабушкой. Она медленно подняла руки, за которыми остался яркий мерцающий след мелких голубых искр. Стоило пошевелить пальцами – искр становилось еще больше: такие щекотные и яркие-яркие. Провела рукой – искр стало еще больше. Они сели. Василиса сжимала кулаки, махала руками, щелкала пальцами, наблюдая за спешащими за ее руками крошками голубого цвета. Сердце глухо застучало – Василиса не могла поверить, что это все таки случилось. Даже вздохнуть было страшно – вдруг все исчезнет…              – Первый этап пройден. Что ж, дорогая, погода уже портится, а нам нужно к Лиссе, – она встала и протянула руку.              – Как? А вдруг я больше не смогу их вызвать? – испугалась она.              – Теперь сможешь, – улыбнулась бабушка.              Телепортация далась проще некуда, а Лиссу они нашли внизу. Та была рада больше Василисы: крепко обняла дочь и потрепала по голове. Василисе стало так приятно от теплоты и радости матери, что, кажется, количество искр увеличилось.              – А как их… ну… убрать? – нехотя спросила она у матери, понимая, что постоянно хождение с мерцающими голубыми руками доставит дискомфорт.              – Просто захоти.              Получилось не с первого раза.              Лисса повела ее к себе в комнату, где они еще с час пытались вызывать и убирать эти искры, пока не стало получаться быстрее и проще, пока не подустали и не сели пить чай. Василиса подумала, что надо обязательно поблагодарить бабушку. Все-то эта женщина может и знает.              Нерейва, стоило ее внучке телепортироваться, круто обернулась – и встретилась взглядом со своим сыном. Он молча наблюдал за разговором о флере, стоя немного поодаль. Внимание матери его немного обескуражило.              – Ты на всех уроках своей дочери стоишь истуканом, наблюдая за ее успехами?              – А ты всегда такая язвительная, а, матушка?              Они устало упали на диван, словно сегодня им обоим пришлось сделать слишком много дел. Нерейва действительно устала, но она давно хотела вывести внучку в незнакомое место, где она сможет отвлечься от атмосферы постоянного давления, а заодно и найти уголок, в котором можно отдохнуть от вечной суматохи Дома. А Нортон был слишком задумчив, молчал, хоть уходить и не собирался.              – И что у вас случилось с Василисой?              – Ничего не случилось.              – Матери не ври.              Нортон смерил матушку непонимающим и раздраженным взглядом, словно та пыталась залезть ему в душу. Хотя именно это она и пыталась сделать. Постоянно.              – Ты думаешь, я не вижу, как она от тебя шорохается? Или как ты, чуть завидев дочь, стараешься слиться с пространством? Мне кажется, даже эта дура Мортинова догадывается, что что-то не так.              – Матушка… – устало вздохнул Нортон, закрывая лицо руками, словно больше видеть ее не мог.              – Не матушкай! – вдруг разозлилась она. – Что ты ей наговорил? Не скажешь ты, скажет Василиса. Или юнец Драгоций...              – Матушка! – он аж вскочил от возмущения. – Ты совсем про границы забыла? Я ей наговорил?! Это твоя дрожайшая внучка ох как остра на язык! Есть в кого.              Нерейва сидела очень довольная. Стоило ей в диалоге с сыном упомянуть имена Василисы и Фэша рядом, Нортон на эмоциях рассказывал ей абсолютно все. Но тот, видимо, по-своему расценил ее донельзя довольное выражение лица:              – Что ж, тебе всегда нравилось, когда кто-то со мной ссорился. Не знаю, кстати, почему это доставляет тебе такое удовольствие…              – Ага, значит, ссора была.              Нортон Огнев, совершенно измученный допросом, вернулся с виду в расслабленную позу, стараясь игнорировать удивленные взгляды, которые на него кидали другие обитатели Дома, пришедшие в столовую.              Мать с сыном помолчали достаточно долгое время, словно диалогу и не суждено было продолжиться. Но Нерейва очень хорошо и очень долго знала своего сына. И тот, наконец, не выдержал.              – Мало того, что она ведет себя совсем неуважительно по отношению ко мне, так еще и вдруг решила, что я ею пользуюсь и собираюсь отдать Астрагору… а кроме того – я холодный лжец с перепадами настроения.              – Ну вот, сам признался.              – По словам твоей любимой внучки, – сквозь зубы проскрипел Нортон. Нерейва была совершенно не удивлена его словам.              – И ты сейчас серьезно обижен на свою младшую дочь за это? Нортон, тебе что, тоже шестнадцать?              Тот лишь послал матери донельзя недовольный и злой взгляд, но ничего не ответил. Но Нерейва и сама понимала, что ответить он ничего и не сможет.              – А что ты хотел от Василисы? В ее глазах, даже если она хотела тебя просто позлить, все выглядит именно так: тебя не было пятнадцать лет, потом, словно снег на голову, ты объявляешься и забираешь к себе, говоришь, что у нее есть брат и сестры, потом открываешь целую школу, происходит вся эта лабуда с Астрагором, а ты и ни разу не повел себя как любящий отец. Нортон! – Нерейва неодобрительно покачала головой. – Просто подумай, что Василисе пришлось пережить за последний год. Помнишь свою первую войну? Хочешь для своего ребенка того же?              У Нортона ходили жевалки, побелели губы и сжались кулаки. Он был очень зол: хотел ответить матери, что во многом и нет его вины, но все-таки она попала в цель – чтобы не происходило, он действительно не вел себя как любящий отец. Именно тогда, когда его дочери это было просто необходимо.              – Матушка, – попытался начать он спокойно, – такого я действительно не ожидал от нее услышать. Мы совсем недавно абсолютно спокойно с ней поговорили, казалось, и в мыслях у нее подобного не должно было возникнуть. Потом эта ночная вылазка, и этот треклятый Драгоций… – он замолчал, мысленно без остановки ругая Фэша, будто это он настраивал Василису против отца. Ну, может быть, отчасти.              – Я поняла, к чему ты клонишь. Нет, юнец не знает ничего о ее рождении и о вмешательстве Астрагора. Если Василисе кто-то что-то и сказал, то точно не он. И нет, не смотри на меня так, точно не Белка.              – Знаешь, казалось бы, в сложившейся ситуации, большинство возникающих у нее вопросов должны относиться именно к Белке.              – Вы посмотрите, как он пытается скинуть ответственность и скрыть свою родительскую ревность! – Нерейва аж всплеснула руками. – Понимаешь, Лисса хоть пытается вести себя как любящий родитель, а к тебе, как к человеку, ее забравшему, еще и планка повышается.              А проницательная Нерейва, на самом деле, даже и не понимала, как четко она бьет в цель, говоря о том, каким Нортон должен быть родителем. Особенно на сравнении с его бывшей женой, которая для дочери сделала в несколько раз меньше, чем он сам. Нортон очень старался не распыляться, осознавая, что они в достаточно людном месте, поэтому просто молчал.              – Знаешь, – продолжила Нерейва, – если ты так боишься, что кто-то ей взболтнет о том, что из-за интереса Астрагора ей пришлось расти без семьи, то лучше расскажи ей сам. И скажи, что забрав Василису к себе, ты рискнул своей жизнью, пытаясь ее спасти. Если уж даже улыбнуться ей лишний раз, почему-то, не можешь.              Еще секунда – и Нортону станет все равно, что вокруг куча людей, которым будет интересно послушать его крики.              – А еще лучше покажи ей тот альбом, который хранишь за тремя замками, – беспощадно продолжала Нерейва, – скажи, что знал о каждом этапе ее жизни и так скучал, что только для нее сделал отдельный фотоальбом…              Он понимал, что ему стоило как-то ответить матери – что угодно, да хотя бы попросить не рассказывать Василисе самой ничего, да – но его хватило лишь на полный злости взгляд и на стремительный уход к себе в кабинет, сопровождающийся тяжелым дыханием и громким стуком каблуков. А Нерейве уже было плевать, как он отреагирует, не маленький уже; сейчас она лишь твердо убедилась в одном – ее сын просто боится. Боится, что чтобы он не сделал – его дочь его просто не простит. А он бы опять открылся зазря.              

***

                    Василиса понятия не имела, где Ник с Дианой раздобыли не просто ноутбук, но еще и хорошо работающие колонки. И уже тем более не понимала, к какому интернету они пытались подключиться. И откуда он тут вообще.              – Забавно, что в доме управлять стихиями умеем только мы с Дианой, и нас по очереди суют то к Резниковой, то к Лазареву, хотя те все равно далеки от наших способностей… Хотя у Лазарева отлично получается объяснять, в отличии от этой Фариэ-элы, надменная она такая… А как теперь проходят ваши занятия? – рассказывала ей о своих индивидуальных занятиях Захарра, без остановки крутясь вокруг ноутбука и Ника с Дианой, успевая толкаться и ругаться с Мааром.              Фэш, лениво валяющийся на траве рядом, пытался делать вид, что ему абсолютно все равно на все происходящее, ведь «по воскресеньям его ничего не волнует». Но тут он даже приоткрыл глаз, наблюдая за Василисой. Она рассказала друзьям обо всем недавно произошедшем с Нерейвой, и теперь все были в предвкушении дальнейшего развития флера.              – Ну-у… – внезапно замялась Василиса, – теперь мы пытаемся научиться чтению мыслей… Судя по бумажке, которую составил Мандигор, именно эту способность у меня сейчас получится развить лучше всего.              Ей удивленно-восхищенная реакция друзей была даже приятна, один Фэш недовольно фыркнул и снова закрыл глаза, всем своим видом давая понять, что мысли тут умеет читать только он.              – А твоя мама разве умеет?... – ошарашено спросил Ник.              – Представляете? Да. И телепортироваться тоже. Понятия не имею, почему это все было секретом.              – Понятно почему, – вскрикнул Маар, заслужив легкий пинок от Захарры, ногу которой он не успел за это схватить, – такая информация пусть лучше остается в секрете. Мало ли, какие тут могут быть недоброжелатели. Хотя та же Мортинова ох бы как обзавидовалась.              – Уверен, эта змеюка осведомлена побольше нашего, – хмыкнул Фэш, и, решив почтить всех своих вниманием, даже поднялся на локтях, рассматривая бегающих друг за другом Захарру и Мараа, которые так и норовили сбить ноутбук, за что им раздавали затрещины Ник и Диана. – Но таким вещам так просто не научишься. Ну-ка, Огнева, а прочти мои мысли.              – Легко! Ты думаешь, хм… а! «Сегодня снова веду себя, как заносчивый идиот, интересно, все понимают, насколько я крутой»?              Захарру, Ника и Маара аж согнуло пополам от хохота, Диана очень старалась сдерживать смех, как и Василиса, внимательно наблюдая за краснеющим Фэшем.              – Неправда! Вот, ничего ты не прочитала!              – Ну конечно не прочитала, – сказал Ник в перерывах между приступами смеха, – хотя уверен, как-то так ты и думаешь, – они обменялись не совсем приличными жестами, после чего Ник продолжил, – сам-то спустя сколько занятий смог прочесть мысли?              – У меня нет флера, – обиженно хмыкнул Фэш, снова ложась на траву.              – Как будто флер это волшебная палочка, – вставила свои пять копеек Диана, – о, заработало!              Фэш и Василиса, тут же забыв о перепалке, рванулись к Диане, бесконечно тыкавшей в ноутбук. Ник радостно захлопал в ладоши и спросил:              – И так, что будем делать?              – Может, фильм посмотрим? – оглядела всех Захарра.              – Ну да, разместимся на мягкой траве, вместо попкорна будем есть проползающих мимо божьих коровок, – съязвил Фэш, и Василиса легонько толкнула его локтем. Тот оглядел ее с ног до головы и почему-то усмехнулся. Василиса терпеть не могла такой взгляд – ей всегда начинало казаться, что выглядит она как-то не так.              – Я тебе этих коровок сама в рот насыплю, – вставила Захарра.              – Мы в этом не сомневаемся, – хмыкнула Диана, – вообще, Василиса мне тут пару танцевальных движений показывала, и я подумала, что в такой прекрасный вечер в уединенном уголке двора, мы можем позволить себе включить что-нибудь не очень громко…              Ребята весело переглянулись, а у Василисы глаза на лоб полезли: вот же… Диана! Она так давно не танцевала, что уже совсем забыла, как это делается. Ну, если не считать вальсов с Фэшем…              – О, Василиса! А научи меня парочке движений! – Маар отбежал от ребят и с гордо поднятой головой задвигал бедрами, видимо, имитировал танец. Захарра передразнила его потрясающие умения.              Пока к их баловству присоединялся Ник, а Фэш снова демонстративно лег на траву, за что получил пару пинков от Ника и Захарры, Василиса с Дианой искали какую-нибудь танцевальную музыку. В итоге они нашли ритмичную песню, под которую василисин бывший танцевальный коллектив поставил последнее свое выступление (последнее с Василисой). Она повела Диану дальше от компьютера, намереваясь потанцевать с ней и стараясь игнорировать вездесущий внимательный взгляд Фэша.              На свое удивление, этот танец под очень уж динамичную и жизнерадостную песню, Василиса помнила отлично – он танцевался без партнера, в нем не так уж была важна массовка, в общем – проще некуда. Она снова почувствовала легкий мандраж, будто за ней наблюдала целая толпа, и – совсем погрузилась в танец.              Захарра с Дианой восхищенно наблюдали за подругой, а Маар, недолго выдержав, встал напротив Василисы и попытался повторять за ней. Сначала он искренне пытался копировать движения подруги, которая старалась делать все по возможности медленнее, но быстро сдался и стал откровенно ее передразнивать. Василиса так расхохоталась, что сбилась и не смогла дотанцевать.              – Маар, – задыхалась от смеха она, – где же такой самородок был раньше…              – Слава богу, усиленно прятался от всего, что называется танцами, – поддела его Диана, но Маар слишком вошел во вкус, и его ничего не волновало: он попросил Василису без музыки показать некоторые движения. Скоро к нему присоединилась Захарра, и Василиса поняла, почему их хореограф всегда была такая нервная: объяснять что-то не самой талантливой публике словно вталкивать первоклашке формулу дискриминанта. Но если учесть, что ребята параллельно чуть не дрались, схватывали они достаточно неплохо. Диана с Ником и Фэшем о чем-то переговаривались и время от времени посмеивались над неуклюжими друзьями – в общем, тишь да гладь.              – Я все-таки тоже хочу чему-нибудь научиться, – подошла к ним Диана.              – Эй, малышня, развлекаетесь?              … Тишь да гладь. И Маркус Ляхтич.              Марк, засунув руки в карманы джинс, в развалочку подошел к ноутбуку. Василиса напряглась, краем глаза вылавливая поднявшихся Фэша с Ником. С момента возвращения из прошлого, они с Марком разговаривали от силы раза полтора и то, ничего приятного в этих разговорах не было. Маар мучительно вздохнул и тыкнул куда-то в сторону: Василиса увидела наблюдавших со стороны Маришку и Дейлу. Вот этого еще не хватало!              – Что тебе нужно, Ляхтич? – прервал напряженное молчание Ник. Марк, уже было тыкнув на какую-то кнопку, кинул на Лазарева презрительный взгляд.              – Как что? – наигранно удивился Марк. – Пришел навестить старых друзей, узнать, как у них успехи…              – Здесь нет твоих друзей, – бросила ему Диана, подлетев к компьютеру, но Марк схватил ее за локоть. Этого никто стерпеть не смог.              – Отойди от нее, – одновременно сказали Василиса, Захарра и Маар. Ник, быстрым шагом преодолев расстояние до обнаглевшего Ляхтича, толкнул его и встал перед Дианой. Марк недовольно шикнул, но, быстро оценив численное преимущество противников, отступил на шаг назад и выбрал другую тактику атаки: словесную.              – Да больно мне нужна твоя Фрезер, силы еще на вас, несчастных голубков, тратить, – Василиса спрятала усмешку: все прекрасно знали, что Ник – один из лучших молодых бойцов Дома, а Ляхтич просто слишком боялся жертвовать своими костями. – Я вообще тут по другому вопросу, – вмиг посерьезнел Марк, и Василиса поняла, что разговор пойдет сейчас, конечно же, о ней. – Почему Огнева все еще здесь?              Василиса находилась в каком-то тумане: она не испытала ровно ничего от слов Ляхтича, просто наблюдала за сжавшимися кулаками Фэша, медленно обернувшейся Дианой, скрестившим руки на груди Ником…              – Ох, Ляхтич, Василисе здесь рады гораздо больше, чем тебе, – приторно улыбнулась Захарра.              – Ах, да-да, – вторил Марк, копируя ее улыбку, – вот все бегают вокруг нее, флер помогают развивать, кстати, как успехи, малышка?              – Смотри не лопни от зависти, – хмыкнул Маар.              – А чему завидовать? – вмиг посерьезнел Марк. Было видно, как его задевает наличие флера у Василисы – что бы он ни сказал, флер – это дар, о котором мечтает каждый второй мутант. По крайней мере, Василиса думала только об этом. – Тому, что не я главная мишень Астрагора? Ты тупой, Броннер, если считаешь, что я завидую ей, – и Марк так зыркнул на Василису, что та, наконец, почувствовала, что разговор идет – о ней. И не самый веселый. К Марку подошла почему-то очень бледная Дейла. Маришка оставалась стоять немного поодаль, словно ждала своей очереди.              – Маркус Ляхтич делает замечания по поводу степени ума, надо же, до чего мы докатились, – фыркнула Диана              – Заткнись, Фрезер. Неужели не вдупляешь, зачем ее во всю тренируют? – он подошел ближе к Диане, которая оставалась абсолютно спокойной. За ее спиной тут же возник Ник. – Ну, во-первых, Огнева не способна сама хоть чему-то научится, даже когда ей все приносят на блюдечке с голубой каемочкой, а во-вторых, чем лучше она покажет свой флер, тем охотнее Астрагор заберет ее себе, ему же не нужна бездарная девчонка…              – Да пошел ты, придурок, – вспыхнул Фэш, стремительно подходя к Ляхтичу. Но перед ним неожиданно возникла Дейла. Фэш оторопел от такого поворота событий и внимательно осмотрел ее. Дейла начала стремительно краснеть и, выглянув из-за плеча Фэша, обратилась к Василисе.              – Чего молчишь, рыжая? Дар речи от страха потеряла? Думаешь, отец возится с тобой просто так, после того, как по твоей вине в плен взяли его сына?              Василиса вздрогнула и словно очнулась. Ее не особо трогали слова Марка, который все время пытается просто ее задеть, но когда Дейла сказала то, что Василиса больше всего боялась услышать от кого-то вслух – ее словно окатили ушатом холодной воды. Сердце бешеным гулом отозвалось в ушах, а колени затряслись от напряжения. Она подошла к Дейле, и, находясь под тяжелыми взглядами стольких пар глаз, смогла произнести лишь хриплым шепотом:              – Что ты сейчас сказала?              – Ты слышишь плохо, малышка? – отозвался Ляхтич. Дейлу так затрясло, что вряд ли бы она смогла связать хоть два слова. – Тебя лелеют только чтобы отдать Астрагору и вернуть Норта и Яриса в целости и сохранности, что, не догадалась еще?              Одновременно с места сорвались Ник и Фэш, но Диана успела схватить Ника за локоть, а Василиса твердо встала перед Драгоцием: они и так все втянуты не в свою разборку.              – Боже, какой же ты идиот, Ляхтич, – чуть ли не плюнула ему в лицо Захарра.              – Твоя любимая госпожа Мортинова на ушко напела такое? Все не может смириться с тем, что Огневу она и рядом не упала? – слова Маара подействовали на «собеседников» достаточно сильно: Марк сжал кулаки так крепко, что по лицу у него заходили жевалки, а Дейла раскраснелась еще сильнее. Василиса даже удивилась, что кожа человека может принимать настолько томатные оттенки. Марк подошел вплотную к Маару, и, казалось, еще секунда и вспыхнет драка. Но Василиса не могла ее остановить никак: на нее стала истерично орать сестра.              – Ты приносишь столько проблем, рыжая! Только ты появилась, как все пошло не так! Вечно во что-то вляпешься, вечно где-то облажаешься, а теперь мой брат страдает там из-за тебя, идиотка! Из-за тебя! Не понимаю, чем отец думает, когда продолжает держать тебя здесь!              Внутри Василисы что-то щелкнуло: словно буря, которую давно держали в клетке, вырвалась наружу. Она была готова размазать Дейле нос – но в то же время Василиса чувствовала ужасное бессилие, словно была парализована, ведь несносная сестра говорила те вещи, которые давно жрут Василису изнутри. Те вещи, которые казались абсолютно логичными и правильными.              – Скорее бы тебя выкинули к Астрагору, – отозвался Ляхтич, – и пускай делает с тобой все, что душе его угодно…              Василиса, погруженная в контроль над собственными эмоциями, совсем забыла о Фэше: тот в один момент преодолел расстояние из-за ее спины до Ляхтича и, коротко размахнувшись, ударил Марка по носу так сильно, что тот потерял равновесие и опасно покачнулся. К ним тут же подбежали Маришка, Ник, Маар, Диана и Захарра, но Василиса перестала отслеживать происходящее: она лишь видела переполненные злостью глаза Дейлы и слышала рокот собственного сердца.              – Драгоций, Ляхтич, быстро прекратили это детское безобразие, – услышала она громкий голос отца, но не смогла поднять на него взгляд – глаза Дейлы волновали ее куда больше. В прочем, всеобщее внимание тут же переключилось на Нортона Огнева, и внимание Дейлы в том числе. – Что у вас здесь происходит?              – Ничего, господин Огнев, мальчишки просто повздорили из-за глупости, – пропела Маришка.              – Не надо врать мне, госпожа Резникова, – осадил ее Нортон-старший. Василиса чувствовала на себе его взгляд, но не могла сама посмотреть на отца, – я услышал достаточно, чтобы не верить вашим словам. Маркус, когда у вас будут собственные дети, вы поймете, насколько возмутительными являлись ваши слова в сторону моей дочери. Я обязательно передам о вашем поведении вашим родителям – пускай они занимаются воспитанием. А вам, господин Драгоций, советую научиться держать себя в руках, или вы все пытаетесь нарваться на обещанное наказание? – голос отца был строгим, холодным и властным. Василиса оглядела всех рядом стоящих: ребята тревожно переглядывались между собой, Фэш зло оглядывал Нортона-старшего, а Марк словно сжался в размерах от испуга и кидал презрительные взгляды то на Василису, то на ее отца. – А теперь быстро разошлись по комнатам, пока я не передумал.              – Но, отец, они… – жалобно начала Дейла, но отец был достаточно зол, чтобы продолжать это все.              – И да, Дейла, – начал он спокойно, поворачиваясь к дочери. – В своей семье я не потреплю две вещи: ложь и клевету. Рекомендую тебе перестать делать обе, если не хочешь выслушивать лекции о подобающем поведении. А теперь, повторюсь: по своим комнатам. Ты, Василиса, останься.              Маришка с Дейлой быстро повели несчастного Ляхтича, зажимающего нос рукой, в сторону Дома, а друзья пошли медленнее, кидая тревожные взгляды в сторону подруги.              Отец, заведя руки за спину, ждал, пока все исчезнут за входными дверями, и обратился к дочери, не смотря на нее:              – Если ты считаешь меня монстром, способным отдать родного ребенка в руки злейшего врага, то глубоко ошибаешься.              Василиса прикусила язык, чуть не сказав про Норта – и снова почувствовала то бессилие, что ощутила несколькими минутами раннее.              – Я даже ответить ничего не успела…              – И правильно: нечего портить и так шаткие отношения с сестрой.              – Она ненавидит меня…              – Она просто скучает по брату.              Отец замолчал, и Василиса, наконец, осмелилась заглянуть в его глаза впервые за долгое время: она не увидела в них ни злости, ни грусти. Лишь безграничную усталость. И что-то еще.              Сожаление.              Он не спеша пошел в другую от Дома сторону, и Василиса поняла, что упустить момент сейчас она никак не может.              – Отец, – тот обернулся к ней, и на секунду Василиса потеряла уверенность, но все же продолжила, – я знаю, как вам не хватает Норта, и мне очень жаль…              – Василиса.              – Нет, послушай. Мне правда, ужасно, ужасно жаль, что все так сложилось. Я не меньше других хочу, чтобы с ним все было в порядке, правда. И что бы я не думала, то есть, я… в общем, я знаю, что здесь я в полной безопасности благодаря тебе. Знаю, что ты хороший человек и ни за что не… не предашь меня, что ли. Все, что я наговорила тебе тогда – это неправда. Я не считаю тебя лжецом. И я не хотела обидеть тебя. Я просто боюсь. И многого не понимаю. Но мои страхи не должны никого касаться, и уж точно не должны делать никому больно, – Василиса остановилась и, наткнувшись на заинтересованный и даже растерянный взгляд отца, продолжила, – прости меня.              Отец молча наблюдал за тяжело дышавшей Василисой: в глазах скапливались слезы, а щеки покраснели. Ей с большим трудом дались эти слова, но еще большим трудом ей далось напряженное ожидание ответа. И он последовал не сразу.              – Я очень ценю то, что ты веришь мне.              И именно в этот момент Василиса поняла: все слова Марка и Дейлы – вранье, все, что она наговорила отцу в кабинете – неправда. Она видела его глубокие морщины в уголках глаз, видела его чуть сгорбленную спину, видела, как война и ответственность оседает на его плечах. В своей несовершенности и надломленности отец казался таким искренним. Его, пусть и не всегда заметная, забота о младшей дочери – это не игра. Василиса все еще не понимала многих вещей, но одно она знала точно – отец сделает все, чтобы спасти каждого своего ребенка. В каких бы сложных отношениях они не были.              Они смотрели друг на друга в выжидании, словно каждый ждал от другого следующего шага. Василиса знала, что ничего больше она не услышит – этих слов от отца и так было слишком много.              – Так у нас… мир?              Нортон-старший хмыкнул.              – А мы с тобой когда-то воевали?              – Когда-то да.              – Что ж, – он пожал плечами, – возможно, мы по-разному понимаем некоторые… вещи. Но учти: тех слов я в свою сторону слышать не намерен.              – Что ж, – повторила его жест Василиса, – такое будет не сложно усвоить.              Отец хмыкнул и еле заметно улыбнулся.              – А теперь пойдем – следующее занятие по флеру проведу я.       

***

             Отец рассказывал ей много странных и интересных вещей: Василиса мысли то чужие прочитать не может, а до подобного она точно не доросла. Он говорил о том, что возможность слышать чужие мысли может превратиться в способность ими управлять. Вслушиваться в сознание, нашептывать ему приказы, и сосредоточиться на потоке мыслей – так можно приказать сознанию сделать что угодно, погрузить его в воспоминания, пусть даже ложные, или же – свести с ума. «Мысли сильного мутанта подслушивать нет смысла – а вот научиться ими управлять… Это именно то, что пригождается в бою. И здесь, как и во флере, очень важная эмоциональная составляющая: чем сильнее ты хочешь насолить человеку так – тем с большей вероятностью у тебя получится». Василиса слушала, раскрыв рот. До этого способность читать мысли ее мало интересовала: кому в голову лезть? Марку? Себе дороже. А то, что рассказывал отец, очень сильно могло пригодиться в борьбе с Астрагором. И было чертовски интересным. В конце их долгого занятия, отец позволил Василисе залезть в его голову и попробовать изменить его восприятие температуры: вместо тепла он должен был почувствовать холод. Василиса долго и методично пыталась следовать всем советам, но все, чего получилось добиться – легкого покалывания на кончиках пальцев отца, как от прикосновения к чему-то холодному. Решили, что результат для первого раза неплох, и не хватает практики и самоконтроля.              – И помни, Василиса, – сказал ей отец напоследок, – что сознание, способное управлять другим сознанием, становится очень гибким, и легче других само становится падким на любое подобное воздействие. Искусные чтецы мыслей легко поддаются влиянию тумана или любого псионического воздействия. Будь на чеку и никогда, слышишь, никогда, не выпускай из-под контроля свои мысли.              Над словами отца она раздумывала еще несколько часов, пропустив ужин. Так вот почему они с Фэшем были так поглощены влиянием Марго… Интересно, а Фэш умеет проделывать все эти страшные вещи с чужими сознаниями? Именно эту мысль она выбрала как оправдание, стучась в дверь комнаты друга. На самом деле, ей просто хотелось увидеть его, узнать, как он после инцидента с Марком. Да и вообще – вдвоем надолго они перестали оставаться, всегда кто-то возникал рядом. Может, хоть сейчас повезет.              Фэш выглядел слишком уставшим и слишком удивленным. Василиса заметила ссадину на его скуле.              – Это я с Диего тренировался, – проследив за ее взглядом, хмыкнул Фэш, – пошел к нему сразу после этого придурка Ляхтича. Вот только вернулся. Думаю, ты заметила, что меня не было на ужине.              – Да меня там тоже не было.              – Что ж, теперь все будут думать что мы пропустили ужин вдвоем, – он хитро оскалился. – Зачем же обманывать чужие ожидания, проходи.              В комнате Фэша Василиса бывала не часто, но ощущала себя всегда очень по-другому, словно лицезрела что-то личное, хотя ничего особенного в темно-синих тонах комнаты не наблюдалось. Разве что присутствие метательных ножей и картины корабля на полстены.              – Как ты? – обернулась она к нему. – Сильно вымотан? Что делали? И откуда царапина?              – Да ничего особенного, – опешил Фэш от ее внимания, – просто дрались с Диего, он ссадину и оставил, не смотри так, это даже не больно… Какая-то ты заботливая сегодня.              – Какой-то ты язвительный сегодня, – поддела его Василиса, присаживаясь на кресло у стола.              – Слишком много с дураками общался. Ляхтич ко мне, кстати, один на один подходил.              – Снова?              – Ага, стоял со сломанным носом и продолжал говорить всякую грязь, – Фэш уселся напротив Василисы на кровать и болезненно поморщился.              – Надо обработать царапину. Есть аптечка? Что сказал?              – Да не, нормально все, – отнекивался он, но Василиса упрямо замотала головой. – В нижнем ящике комода, – и пока Василиса искала и раскладывала аптечку, он продолжил. – Много чего. Если бы не вездесущая Резникова, то идиот ходил бы и со сломанной челюстью.              Василиса раздумывала над тем, какие гадости Ляхтич выбрал наговорить в этот раз. Она упрямо прикладывала смоченную перекисью ватку к достаточно глубокой царапине на его скуле. Фэш мотал головой, отнекиваясь от помощи, но Василиса-то знала, что ему приятна такая забота. В конце концов он перестал сопротивляться, и она, аккуратно придерживая его подбородок, методично и, если честно, даже слишком долго водила ваткой по его лицу. Фэш морщился, но упрямо глядел прямо в глаза Василисе. В какой-то момент такое внимание и тишина смутили ее.              – Про тебя что-то наговорил, да? – аккуратно спросила Василиса, надеясь услышать хоть какой-то ответ.              Фэш снова очень внимательно осмотрел ее с ног до головы, словно не видел давно. И тут она смутилась совсем: быстро сложила аптечку, нарочно долго убирала ее обратно, и лишь когда она снова вернулась в кресло, Драгоций заговорил поучительным тоном:              – Понимаешь, Василиса, нормальные парни вроде меня не лезут в драку из-за личных оскорблений. Тогда бы ни на одном Драгоцие и места живого не осталось бы. В основном из-за нападок на семью, друзей. За Захарру и Ника от меня многие получали. Но чаще всего, конечно же, драки у всех происходят из-за девчонок. Думаю, ты успела заметить.              Василиса густо покраснела. Конечно, она прекрасно все заметила, но услышать в лоб такое от Фэша…              – Твой отец может наказывать меня как угодно и сколько угодно. Но если у Ляхтича хоть еще раз язык повернется сказать про тебя… что-нибудь, я за себя не отвечаю.              – Мне, конечно, очень приятна твоя забота, – Василиса попыталась спрятать краснеющие щеки за волосами, – но все же будь аккуратен. Он хоть и пустослов, но тоже не пальцем деланный. Да и слова его все яйца выеденного не стоят.              – Как с отцом? – верно уловил ее уверенное настроение Фэш.              – Мы, вроде как, снова помирились. Даже как-то быстро и достаточно… тепло, что ли.              – Ну, то, как он отчитывал Дейлу, Ляхтича и Резникову за тебя, ясно дает понять – он любому глаза выдерет за свою младшую дочь. И тот альбом…              – Да, Фэш, я знаю. Просто это… не просто.              Она замолчала. Слова кончились.              «Не просто». Не сама ситуация. А то, что никто из ее друзей не испытывал подобное. И никто бы не смог ее понять. Даже Фэш.              Он тоже молчал – конечно, что тут можно сказать? Банальные «все наладится» или «я рядом» – это та истина, которую они уже успели друг для друга усвоить. Да, все налаживается, да, Фэш рядом. Но это все еще не просто.              – Кстати, у нас потом было занятие, представляешь? Он рассказал много интересных вещей, – подала голос Василиса, не выдерживая давления этого «не просто».              – Да? – приободрился Фэш. – Удиви меня.              Она вкратце рассказала ему о тех вещах, в которые посвящал ее отец. Фэш слушал абсолютно спокойно, конечно, для него чтение мыслей – не открытая недавно наука, а дар с рождения. Но все же удивлению нашлось место в конце ее рассказа.              – Признаться, я поразился еще когда услышал, что тебя резко стали учить чтению мыслей. Ну а такие вещи мне Астрагор рассказал только когда мне было… шестнадцать? В общем, это очень сложная наука. Особенно для тебя сейчас.              – А ты пробовал… подобное?              – Да, – с усмешкой ответил Фэш, будто давно ждал этого вопроса, – на братьях постоянно. Конечно, пару раз мне здорово прилетало… Но однажды у меня получилось убедить Дира, что почти никого из Змиулана он не знает, а сам он вообще девчонка Изольда, влюбленная в Феликса. Он еще неделю ходил в платьях и подкидывал любовные записки Феликсу. Астрагор не сразу понял, что это я. Вот суматохи было…              Ребятам стало сложно сдерживать смех. И только когда Василисе пришлось утирать выступившие от хохота слезы, она, наконец, сказала то, что очень долго не говорила Фэшу.              – Ты очень, очень сильный, Фэш. Я редко об этом думаю, но каждый раз… восхищаюсь. А сколько тебе было, когда получилось такое провернуть?              – Спасибо. Пятнадцать. Я додумался до подобного использования способности еще до рассказов Астрагора.              В его голосе промелькнули очень самовлюбленные нотки, но Василиса уже была в абсолютном восхищении… и в шоке. Фэш, вдоволь насладившись оторопевшим выражением лица подруги, продолжил:              – Я просто очень редко пользуюсь способностями. Честно, не люблю их растрачивать зазря, особенно в последние месяцы, такая вот у меня философия. Конечно, если очень лень вставать с кровати, что-нибудь я притяну, ну а если злоупотреблять, я ж вообще двигаться перестану.              – И станешь толстым и страшным.              – А когда танцы бросаешь, тоже толстеешь? – хмыкнул Фэш и тут же пожалел об этом.              Василиса кинулась на него и после пары затрещин приняла стратегическое решение защекотать наглеца. Оказалось, Фэш боялся щекотки так сильно, что еле смог говорить.              – Ладно… ладно!... ХВАТИТ! – у него получилось схватить расслабившуюся от смеха Василису за запястья. И его глаза вдруг оказались так близко, что она увидела в них каждый лучик заходящего солнца и отблески розового неба. Она так заворожено рассматривала игру розового и голубого в его глазах, что совсем позабыла о своем достаточно наседающем положении. Фэш порозовел, но не стал ее отталкивать.              Розового-голубые блики в момент стали еще ближе – и Василиса почувствовала вес Фэша на своей ноге. Она ойкнула и быстро отстранилась. Фэш хмыкнул и незаметно отодвинулся.              Момент был безнадежно испорчен.              – Слушай, – бросила Василиса, испугавшись, что Фэш попросит ее уйти, – а что, если попробовать…              – Я знаю, что ты хочешь сказать, нет, на Астрагора это не подействует. Он не вчера родился. Лишь у твоего отца однажды получилось залезть в сознание самому Астрагору. И то, когда тот был его близким учеником и сам ему позволил.              – Как?! – оторопела Василиса. – Он был учеником Астрагора?              – А ты думала, – рассмеялся Фэш, – твой отец, при всем моем неуважении, очень силен. Во многом благодаря Астрагору.              – Благодаря… – фыркнула Василиса.              – Никто толком не знает, что удалось ему поменять в сознании Астрагора, – продолжил Фэш, проигнорировав реакцию Василисы, – самая популярная версия: Огнев заставил учителя погрузиться в своим самые страшные воспоминания и, возможно, доставил тому ощутимую физическую боль силой мысли. Но точно, как я и сказал, никто не знает. Скорее всего такое было в рамках какого-то урока.              – Да уж… Мне кажется, сейчас он точно способен провернуть подобное снова, – задумчиво пробормотала Василиса.              – Да, таких сильных мутантов следует держать в союзниках. Огнев почти всегда был званым гостем в Змиулане, но в какой-то момент их отношения стали ухудшаться. Ну а потом эта школа, а там и открытое противостояние.              – Не кажется, что это из-за того, что ты оказался тут? – продолжала задумчиво бормотать Василиса              – Нет, даже раньше, – неуверенно отозвался Фэш, – Огнев стал сильно реже появляться в Змиулане, и как-то уж совсем не надолго. Да и резон был Астрагору отдавать меня в ученики? – Василиса в недоумении и насмешке приподняла брови. – А, точно…       – Вот именно. Ну, произойти могло все, что угодно, а точной причины мы никогда не узнаем, – попыталась увести тему Василиса: неприятная догадка промелькнула в ее голове.              – Если только их отношения не стали ухудшаться из-за твоего появления в доме Огнева, – тут же озвучил эту догадку Фэш.              – Ты что, научился абсолютно незаметно для меня читать мои же мысли? – возмутилась его подозрительной проницательности Василиса.              – Нет, – хохотнул Фэш, – мне нет смысла напрягаться. Я просто часто знаю, что ты скажешь.              Василиса не могла выдержать этой надменной и хитрой улыбки.              – Ну да, или у тебя просто не получается залезть ко мне в голову, – Фэш активно замотал головой. – Слу-ушай, – вдруг встрепенулась Василиса, – а можно вопрос?              – Смотря какой, – насторожился Фэш.              – Насчет твоих способностей.              – Смотря какой.              – Ты когда-нибудь менял мое сознание?              Фэш нахмурился и отвернулся от Василисы, внимательным взглядом испепеляя ковер.              – Твой отец строго-настрого запретил проделывать такое с кем-то из обитателей или гостей Дома. Да он и узнал бы. Да и мотива у меня не было.              – То, что запретил, я догадалась, – протянула Василиса, облокачиваясь на изголовье кровати и приготовившись внимательно слушать, – но мы с тобой не всегда были в Доме. Понимаешь же, о чем я.              Фэш прикусил губу и прикрыл глаза, а в василисиной голове громко звонкнуло «бинго». Но тут же и она посерьезнела, осознав, что речь идет про совсем не смешные вещи.              – Так ты…              – Я делал так лишь дважды, – быстро перебил ее Фэш, не поднимая взгляда, – я хоть и болван, но не мог бы поступать так низко.              – И… когда же? – Василиса подобралась и отодвинулась от него еще дальше, совсем вжимаясь в изголовье кровати. Для Фэша этот красноречивый жест не остался не замеченным.              – Крайний раз когда тебе было плохо от того голоса, когда мы только сбежали из Змиулана, помнишь? – тихо заговорил он. – Незадолго до окончания всего того ужаса. Ты тогда еще выбежала из трактира, сказав, что тебе жарко. Я пытался понять, что происходит у тебя в голове, чтобы облегчить твою боль: то есть либо прогнать твое наваждение, либо попробовать обмануть твое сознание, чтоб ты просто не чувствовала этой боли. Не знаю, получилось ли у меня тогда. Возможно, поэтому ты быстро уснула.              Василиса напряженно ожидала.              – Второй раз прямо перед этим, в Змиулане. Во время нашей, э-э, совместной пытки. Когда обваливался потолок и… Астрагор нагнал на тебя плохие воспоминания. Опять же, возможно, именно у меня получилось вызывать хорошие. Не знаю, это было очень трудно. Но это все. Клянусь.              Василиса не могла предъявить ему за молчание, потому что сама замалчивала слишком много вещей. Она не могла и возмутиться особо, потому что оба раза он пытался ей помочь. Но и в «клянусь» – не особо верила. Любые другие вмешательства она так же просто могла не чувствовать. И он все же залез ей в голову, да что там в голову, в сознание… Да и достаточно часто Фэш говорил не то, что думал или делал. Их совместная пытка в Змиулане не появилась из неоткуда.              Она заметила, как Фэш внимательно наблюдал за изменениями на ее лице. И понимала, что он догадывается, о чем она думает. Он же такой… проницательный вдруг стал.              Василиса почувствовала ком в горле – нет, она не собиралась плакать или обижаться. Наверное. Она испытывала такое огромное… непонимание. Фэш был таким противоречивым по отношению к ней. Она часто ошибалась в истинных мотивах его поступков, путалась, и не могла понять – чего он от нее хочет-то? Василиса действительно ему нравится? Или он просто такой… непонятный человек? Нет, ну он же… Да, какая разница, что он же. Яснее от этого не становится. И от этого становилось обидно. И слезы скапливались в глазах – почему-то, неосознанно.              – Слушай, – мягко спросил он, не сводя глаз с немного отвернувшейся Василисы, которая жутко боялась, что он вдруг заметит ее блестящие глаза, – а… можно теперь я задам вопрос?              – Задавай, – не думая, бросила Василиса охрипшим вдруг голосом.              – Ты… – голос Фэша почему-то тоже надломился. Он словно смаковал слова, которые хотел произнести. И давалось ему это не просто. – Почему ты… сводишь на нет? То есть почему ты ни капли не злишься на меня, на своего отца? Ты подошла к нему и извинилась, ты продолжаешь сидеть со мной, хотя услышала неприятные для себя вещи, и такое уже не в первый раз. Почему ты… терпишь?              Глаза Фэша лихорадочно блестели – блики почти ушедшего солнца и розовеющего неба терялись в этом бешеном плясе искреннего непонимания. Иногда у Василисы получалось смело смотреть в чужие глаза рядом – и получалось видеть. Он не хотел спрашивать, он даже боялся спросить. Но их отношения подошли к тому моменту, когда даже вещи, которые не хочется произнести вслух, приходится произносить. Этого он действительно не понимал, но, как бы не боялся, хотел понять, понять ее до конца. Он выглядел так, будто долго разгадывал сложную загадку, и вот, почти полностью решив ее, остановился, побоявшись узнать правильный ответ.              «Почему ты терпишь?». Но разве это вопрос терпения? Разве она терпит холодного отца и противоречивого Фэша? Разве ей приходится? Неужели она не может просто закатить истерику непонимания, как недавно закатила отцу, не сожалея о ней после? Разве Василиса имеет право судить кого-то, не зная до конца практически ничего?              Но сколько бы она вопросов себе не задавала, пытаясь найти ответ на вопрос Фэша, она уже знала. Василиса прекрасно осознавала, насколько неидеальна сама, она могла по пунктам перечислить все, что когда-либо делала и говорила не так. Да, она могла быть крайне не терпима к недостаткам других. Но Фэша и отца… она просто любит. Она корит себя, когда делает им больно каждый раз. Она любит холодного и далекого отца, который дал ей Дом, обучил ее, и защищает несмотря ни на что. Василиса смотрит на него и видит что-то бесконечно свое и родное, то, от чего она не сможет отказаться. Она не «терпит» все недостатки отца. Василиса просто ждет, когда он сам ей откроется. Когда он ей доверится и позволит этой любви быть.              А Фэш… она часто обижалась на него, возмущалась его поведением и недоверием, много плакала и терялась в догадках, но никогда не хотела отдалиться от него. Она многое позволяла себе и многое позволяет ему. Не просто в сделке недостаток на недостаток, а потому что влюблена.               Нет, влюблена она была в полунезнакомого талантливого и харизматичного парня-загадку. Этого искреннего и выжидающего Фэша рядом на кровати, который сам запутался в своем непонимании, она уже любит.              Вот и весь ответ. Она любит отца, она любит Фэша. И сама себе не позволит обидеть их, и не позволит это сделать другим.              Но озвучивать не хотелось. Не так, нет. Она никогда первая не признается в своих чувствах, это все же очень опасно. Но Фэш ждал, ждал напряженно и видел поток мысли на лице Василисы. Поэтому она попробовала зайти с другой стороны. Медленно, поэтапно, вкрадчиво и ни в коем случае не напролом.              – Я терплю, пока считаю это необходимым. Я буду прощать, пока считаю это допустимым. Я буду прощать поведение отца, потому что… кто я такая, чтобы судить его? Его не было рядом со мной столько лет, уже не важно, по какой причине, это уже случилось. И, раз он не знал меня, то почему вдруг должен стать любящим и теплым отцом? Он не знает меня, он не обязан мне довериться, – Василиса остановилась, стараясь перевести сбившееся от волнения дыхание. Фэш молчал, и она рискнула продолжить. – И я им просто… дорожу. И тобой дорожу. Я не могу раскидываться близкими людьми, я не могу судить их, потому что я сама не идеальна. И пока меня могут прощать – я тоже могу прощать. Не терпеть, Фэш. Принимать.              Фэш все еще молчал. Он будто старался слиться с пространством, Василиса даже дыхание его не слышала, даже взгляд его в наступающей темноте не улавливала. Она обернулась к окну – небо стало грязно голубым – наступили сумерки и расползлись по всей комнате. Было так тихо, что Василиса слышала только стук своего сердца. Солнце ушло, как высохли ее слезы – медленно и не заметно. Она завела разговор в совершенно неожиданное русло и теперь ей придется выкручивать, выруливать в поисках солнца в этих обволакивающих сумеречных облаках. Фэш молчал. Он прекрасно знал, что Василиса – это не стандартный набор «хочет – терпит».              Загорелась первая, тусклая звезда.              И наступило время говорить искренне. Все равно никто не увидит, не узнает, потому что ушло солнце. Теперь не видно. А он ждал, когда она ответит до конца.              – И… все же, дело еще в том, что я… многое не воспринимаю серьезно. Не воспринимаю за чистую монету. Как я могу… злиться на то, что не считаю по-настоящему правдивым? – и тут Фэш вздохнул, глубоко и прерывисто, как будто испугался направления услышанной мысли. – Я не могу злиться на отца, потому что… не верю, что все, что он для меня делает, он делает просто… из любви. Я ищу причины, почему он старается заботиться, и прихожу к выводу, что ему просто выгодно. А как я могу обижаться на людей, которые просто стараются выбрать верный путь, без эмоций? И… все, что делаешь ты – для меня тоже часто просто «он так считает правильным», даже если я не понимаю логики. Ты это ты, я это я. Зачем тебе стараться делать что-то правильно для нас двоих сразу, да? – в горле встал ком. Она не могла облечь ворох мыслей в правильные и понятные слова, но, кажется, это было и не нужно, кажется, он понял, о чем она. – То есть, возможно, я просто отрицаю или не могу принять… Мне просто… сложно, сложно поверить в то, что ты… ты…              – Влюблен в тебя.              –…да.              Облака за окном всей своей многотонной тяжестью навались на комнату. Это точно они заставляют дышать так часто, это просто вдалеке стук двери заставил вздрогнуть, а не слова Фэша. Стало страшно из-за темноты и чьих-то тихих разговоров где-то под окном, а не от слов, которые Фэш мог сейчас сказать. Обязан сказать.              Он снова отвернулся от Василисы: осмотрел потолок комнаты, который разглядывал уже тысячу раз, картину корябля, которую знал до штришка, написанную талантливой рукой Захарры, вид за окном, который стал настолько привычным, что уже не понятно, где его настоящий дом – тут или в Змиулане, в котором он успел вырасти. Но не Василису, которая будучи даже до боли искренней и настоящей, оставалась сложной, загадкой. Это ее он должен был разглядывать сотни раз по новой, стараясь понять, узнать, запомнить всю. Но было страшно видеть ее реакцию – он знал, что вид за окном, потолок и картина не изменяться от его слов, а Василиса может поменяться в любую секунду – и совсем непонятно, как она это сделает.              – Кажется, – начал он очень, очень тихо, но она слышала, – я перестал быть влюбленным в тебя, когда мы вернулись из прошлого.              Василиса вспомнила, как вчера ела мороженное – оно стремительно таяло под знойным солнцем и утекало с рожка. Таяло-таяло и не могло собраться обратно. Потому что солнце – оно было, оно железно есть, и спрячешься от него только ночью. Но и ночью будет жарко.              То, что она спрыгнула с обрыва, не рассказав никому, – такой же нерушимый факт, как и наличие солнца. А она – такое же растаявшее мороженое, как и Фэш, и ничего они с этим сделать не могут.              – Я не знаю точно, когда это случилось, – заговорил он быстро, стараясь игнорировать сбившееся дыхание Василисы, – но примерно тогда я это осознал. Когда мы приехали в поместье Огневых, я ушел гулять вокруг Дома, я не мог видеть никого, потому что осознание начинало душить меня, – Василиса утерла первую слезу. – Влюбленность – это тяга к придуманному образу, идеалу, это бесконтрольный выброс гормонов, который дурит тебя. Влюбленность идеализирует человека, и в попытках прогнать ее, ты ищешь недостатки – и сам же злишься, когда их находишь, потому что не веришь. Когда ты спрыгнула – я видел это. И тогда мне впервые стало так больно быть влюбленным в тебя. Все эти стыки, склоки, крики, несогласия – попытка перестать. Пытался злиться – влюблялся еще больше, потому что отрицая какие-то факты, ты себя еще больше в них загоняешь. Но тогда злился по-настоящему, было больно по-настоящему, – утерла вторую, третью, пятую, – тогда ты перестала быть идеальной. Ты стала той, которая способна претворяться, лгать, хитрить, игнорировать, не слышать. Нет, ты не стала, ты всегда была неидеальной. Но только тогда я это принял, – он помолчал, переводя дыхание, снова уперся взглядом в окно. – Не то, чтобы я раньше не замечал тягу к жертвенности или что-то подобное, но очень просто сводил на нет и романтизировал, – он посмеялся. Но Василисе было не смешно. – А знаешь, что еще я тогда увидел и понял?              Он повернулся к ней так неожиданно, что Василиса вздрогнула. Его глаза блестели, ее тоже – его от переполнявших его слов, ее от слез горечи. Она видела его, он видел ее – и никогда они еще не были такими настоящими друг перед другом.              – Я увидел не просто очаровательную своенравную девчонку, которая притягивала своей красотой и вздорным характером. Я осознал, что все это время рядом была сильная, храбрая и несчастная девушка, которая способна пожервовать всем ради всеобщего блага. Я увидел такую искренность, я наконец увидел тебя настоящей, увидел тебя, а не приятный образ. И к этой девушке… к этой девушке все еще тянуло. Не так эмоционально, не так сильно и не так не здорово. Тянуло мягко, осознанно, без этой бури чувств, без розовых очков. Тянуло не просто испытать яркие эмоции, тянуло помочь, вытащить, узнать, быть рядом.              Она не поняла, что случилось. К чему Фэш в итоге пришел? Что он хотел сказать? Она ждала, но он закончил. Василиса постаралась выровнять дыхание, чтобы спросить хоть что-то и услышать четко и понятно, что ему нужно.              – То есть… просто… привычка?              Василиса словно попыталась поставить точку, но капающие слезы размыли ее и превратили в длинную запятую – Фэш за нее ухватился, и, усмехнувшись, продолжил предложение:              – Кажется, – протянул он, снова отворачиваясь, – так думают и говорят, когда любят человека.              Поток ветра ударил в окно, закружился по комнате так же, как закружилась голова Василисы. Все мысли смешались, дыхание сбилось, а сердце встало на паузу. А эта точка уже не размывалась в запятую.              И снова «плэй» – сердце бешено забилось, когда почувствовало пытливый взгляд.              – Ты, – прерывистый вдох, – сейчас ты… л-любишь меня?              – Точно. Люблю.              И он так легко об этом сказал! Так просто, словно рассказывал, как прошел его день! «Точно. Люблю». Как? Как такое могло быть?              Василиса от шока, хотя последние минуты ее явно готовили к этому признанию, прикрыла рот рукой. Она вхлипнула, и слезы накатили с новой силой, но слезы не от горечи – а от шока, от того урагана, что она старалась держать внутри, от непонятного, огромного… счастья?              Но как – так просто? Люблю? Вот взял и произнес?              – Василиса, пожалуйста, не пытайся сказать то, что тебе тяжело говорить, – мягко произнес он, – я сказал это не чтобы услышать признание в ответ, а потому что хотел прояснить твое непонимание, потому что смог сказать. Мне не нужно слышать то, что я и так могу понять. Просто я понял, а ты нет. Вот и сказал.              Кажется, ее глаза стали такими же огромными, как и уровень шока в крови. Последние несколько минут он не просто удивлял ее, он сражал на повал. Василиса еще от «влюблялся еще больше» не отошла, а тут… а тут… это просто невозможно! Все невозможно! То, как он тут сидит, изливает душу… Фэш любит ее! И это не догадка – это его слова! А что он не ждет ответного признания… нет, это какой-то огромный иррациональный и очень реальный сон.              Она вся подобралась, потерла виски, попыталась остановить эти бесконечные и непрошенные слезы. Что ответить? Как перебороть буквально всю себя и сказать? Это же правда, она же тоже любит его. Но слова не шли, останавливались где-то на уровне легких, не хотели быть произнесенными вслух, но ужасно мешали дышать. Боже, он любит ее… Любит!              Но как сказать в ответ? Это же могло быть так просто – «я тоже тебя люблю». Это правда, чистая правда. Но почему она не может?              Потому что это Василиса. А Василисе нужно снова умереть, чтобы признаться.              – Я…              – Василиса, все в порядке, – он снова обратился к ней по имени, уже в который раз за диалог, и ее имя зазвучало вдруг так приятно, словно было самым красивым на свете, – не мучайся. Если честно, я и сам от себя не ожидал, – он снова посмеялся и снова оставался таким спокойным… – Но, не пойми меня неправильно, мне не нужно слышать это от тебя. Я просто хотел сказать, что чувствую сам, и мне этого достаточно.              «Он прекрасен», – закрутилось в голове у Василисы.              Если б она когда-то кому-то осмелилась признаться в любви, то с ума сошла бы, не услышав такого в ответ. Но Фэшу хватало того, что он любит сам. Хватало! Хва-та-ло.              Василисе захотелось коснуться его – понять, что он настоящий. Не во сне, не под каким-нибудь воздействием, не шутит. Она коснулась его руки. А он взял ее ладонь в свою и совсем немного потянул на себя. И Василиса, как будто не весила ни грамма, поддалась и так крепко обняла его, будто видит в последний раз. Она зарылась в его шею, покрываясь мурашками от ответного объятья, захотела спрятаться, зажмуриться, законсервировать этот момент навсегда. Отпечатать в памяти как можно больше из этого диалога и прокручивать, прокручивать в голове. Сердце все еще колотилось. Кажется, у нее началась тахикардия.              Она вслушивалась в его дыхание, ощущала движение его пальцев, плавно скользящих по спине, чувствовала легкий аромат чего-то цветочного и свежего. Она никогда не задумывалась раньше, что это за запах, и сейчас никак не могла понять, потому что мысли «он меня любит и он прекрасен» не оставляли места другим размышлениям.              Они сидели так долго, что Василиса успела прилипнуть. Темнота за окном не давила, а обволакивала, успокаивая. Бесконечное молчание сейчас казалось лучше любых разговоров – успеть успокоиться, обдумать и насладиться моментом.              Так Василиса медленно засыпала и упустила момент, когда ее о чем-то спросил Фэш.              – …ты уснула?              – Не-ет, ну, немножко…              Фэш тихо рассмеялся. Василиса потянулась, думая, что ей все же пора уходить, но Фэш решил по-другому: он подхватил ее и пересадил по другую сторону от себя так, чтобы Василиса полулежала на его плече.              – Плечо затекло, – хмыкнул Фэш. Он медленно перебирал ее волосы, и Василиса совсем перестала соображать.               Василиса лежала в полудреме, витая в облаках собственных чувств. Ей стало так приятно, что он молчит, продолжая перебирать ее волосы. И вдруг свободной рукой он нашел ее ладонь и мягко накрыл своей. Она вспомнила, что примерно также они сидели еще в прошлом, когда только выбрались из Змиулана, на крыльце Астариуса. Тогда ранним утром было также спокойно и близко друг к другу, и Фэш впервые заговорил о своих чувствах.              – Фэш, у меня будет странная просьба, – все же рискнула она спросить, не поднимая головы, – а что ты обо мне подумал при первой встрече?              – При первой встрече? – удивленно переспросил он. – Мне сложно сказать, потому что я все ждал подвоха от тебя, и, честно, вообще не хотел знакомиться.              – Из-за отца?              – Да, – вздохнул Фэш, – но ты была абсолютно новым лицом в кругу – ведь проживающие рядом мутанты знают друг друга чуть ли не с рождения. А тут из неоткуда ты, да еще и дочь того самого Огнева, представляешь всеобщее удивление?              – Да это-то понятно, – буркнула Василиса. Ее романтический и расслабленный настрой ожидал другого ответа. Но Фэш очень хотел от него уйти.              – Да не бурчи, редко же ты испытываешь резко положительные или резко отрицательные эмоции при первой встрече.              – Я помню, что мне сразу очень понравились Диана и Ник.              – Они всем сразу нравятся, – хмыкнул Фэш.              – А тебя я считала очень надменным, – продолжила Василиса, решив, что подобными искренностями они не всегда смогут обменяться.              – А я тебя, – хмыкнул Фэш, – вышла вся такая напыщенная и гордая, с Марком как-то коммунницировала, около отца постоянно крутилась, – Василиса ущипнула его за ладонь, – эй! Огнева!              – Вот! Ты постоянно поддевал меня! Почему-то! – она ущипнула его снова и отстранилась, опасаясь ответного щипка. Но Фэш расхохотался.              – Да ты всегда та-ак смешно возмущаешься, – он хохотал и дальше, пока Василиса с недовольным лицом пыталась ущипнуть его снова, – зато я еще издалека тогда заметил, какие у тебя глаза. До сих пор поражаюсь иногда: такие синющие, взгляд кажется очень пронзительным.              Фэш своего добился: она смутилась и решила аккуратно вернуться к нему поближе, облокотившись на стену и соприкасаясь плечами. Казалось, Фэш смутился тоже, резко перестал смеяться и касаться Василисы как-то еще.              – Забавно, – протянула она, – ведь про твои глаза я тогда подумала: «прям ангельские». И тогда же подметила, какой ты красивый.              – Действительно забавно, – улыбнулся он очаровательно и без насмешки, – я тоже посчитал тебя красивой сразу же, – он улыбнулся еще шире, замечая, как неловко Василисе слышать подобные вещи, – выходит, наши первые впечатления друг о друге абсолютно совпали.              – И следующие тоже. Ты все такой же красивый, с очаровательными глазами и надменным характером.              – Ну-ну, кто бы говорил. Надменности тебе не отбавлять.              Она в шутку ткнула ее локтем, тот попыталась сделать тоже самое. После нескольких минут непрерывной возьни и легких затрещин Фэш снова притянул Василису к себе на плечо. Она прямо таки физически ощущала уверенность в каждом его действии, и все больше убеждалась в том, что все сказанное и все сделанное в этот вечер он делал и говорил не просто из хорошего настроения, а абсолютно серьезно и намеренно.              – Знаешь, – продолжила Василиса спустя какое-то время молчания, – ты казался мне таким загадочным. Я всегда знала о тебе очень мало, потому что ты умудрялся поддерживать любой разговор без глубоко личных историй. Ты раскрывался так медленно и постепенно, а меня цепляла и цепляла твоя необычная для меня манера. Я считала тебя заносчивым и нелюдимым долгое время, но случалось столько ситуаций, когда ты показывал себя с совершенно другой стороны. Мы постоянно были в одной компании и много общались, ты помог мне с уроками, потом общение перешло на какой-то другой лад, ты бросился разнимать меня и Бена, обещал защищать в том первом нападении, всегда беспокоился о моем состоянии, а на любой военной вылазке постоянно был где-то рядом. Вечно ты мне рассказывал что-то новое и вечно подмечал то, что не замечали другие, – Василиса встретилась глазами с Фэшем, – сначала думала, что просто прониклась к тебе с симпатией. И совсем не поняла, как влюбилась. Знаешь, это похоже на то, когда долго засыпаешь. Ты в каком-то полусознании долгое время, не осознавая этого. А потом, совершенно логично, засыпаешь. И лишь проснувшись, все понимаешь. Вот и я не понимала очень долго: все встало на свои места, когда мы попали в прошлое. Та ночь без тебя… я осознала, что уже когда-то в тебя влюбилась. И не разверну назад.              Василиса смело смотрела на него: то, что она сейчас сказала, было меньшим, что можно было дать в ответ на признание в любви. Все слова так органично вписались в обстановку, казались такими нужными и логичными сейчас, что смущению и долгим раздумьям не осталось места.              – Забавно, – в который раз заметил Фэш, – примерно тогда же и я понял, что ты что-то чувствуешь. Когда ты рассказала, как сильно боялась не найти меня в прошлом.              Губы Василисы тронула легкая улыбка: действительно, тогда все могли заметить, как она относится к Фэшу. Такое на флирт не спишешь точно. Она положила голову ему на плечо, продолжая улыбаться. И, погруженная в воспоминания, не сразу поняла, что Фэш тоже заговорил.              – Я, знаешь, никогда не понимал, что влюбленность может проходить так неосознанно.              – Почему же? Разве можно отследить какой-то конкретный момент, когда думаешь: «да, сейчас я влюбился»?              – Конечно, – хмыкнул Фэш. Василиса уставилась на него в немом ожидании. Если она сейчас услышит, когда он в нее влюбился, то от мира Василисе в принципе ничего уже и не надо будет. Фэш понял, что вряд ли она отстанет. Неужели кто-то, кроме Ника, услышит, что он думал о Василисе и чувствовал к ней в самые непонятные первые полгода знакомства? Но она смотрела так пронзительно… свет сменившей солнце полной луны падал прямо на ее лицо, а все вокруг было таким кромешно темным… казалось, только и существуют эти выжидающие глубочайшие синие глаза. А он давно уже разучился их игнорировать. И только недавно перестал им сопротивляться.              – Напоминаю, к тебе тогда было очень много интереса, потому что ты была абсолютно новым лицом в нашем закрытом мире. Ну, еще потому, что ты красивая молодая девушка, ладно. Хотелось узнать кто ты, как и зачем сюда попала. Хотелось банально зацепить тебя, новенькую и симпатичную, признаю. Не только я, Маар и Марк, и даже мои братья пытались стать для тебя кем-то отличающимся от остальных здесь. Только не смотри на меня так, и так стараюсь говорить очень честно. Маар вообще не отлипал от тебя по началу, – лицо Фэша приобрело какой-то недобрый оттенок, но Василиса очень старалась игнорировать все эти слова про Маара и Марка, – по началу ничего не было особенного. Но тебя оказалось не так просто завлечь. Василиса Огнева, оказывается, сильный мутант и совсем не глупая девчонка. С ней есть о чем поговорить, и она, похоже, знает себе цену. Она старательно учится, бескорыстно добрая и почему-то вечно задумчивая. Не похожа на Норта и Дейлу, даже на Николь не похожа, слишком характерная. Ты оказалась просто хорошим и уверенным на вид человеком, Василиса. Это и привлекало. Я плохо помню, как на свой день рождения пьяный потом подошел к тебе и поцеловал. Пьяные люди просто так ничего не будут делать. И я проснулся у тебя тогда, ты мне все это рассказала и ушла в ванную. И пока ты там была, у меня и мелькнула мысль: «похоже, я влюблен». И вот ты выходишь, а я уже и по-другому тебя воспринимаю. А потом мы спускаемся на завтрак, а я только об этом и думал. Точнее, старался не думать. Но факт фактом. Считай, конкретный час тебе назвал.              И вот, она все узнала. Наверное, если бы не появление Мэри, все сложилось бы между ними по-другому. Даже больно стало от этих мыслей: возможно, и Фэш, и Василиса перед прыжком в прошлое были бы в гораздо более доверительных отношениях, и этот разговор случился бы раньше… А может, оно и хорошо, что так сложилось. Может, они бы и не зацепились так друг за друга потом. Главное, что есть сейчас. Рано или поздно, Василиса все же услышала то, что так желала услышать от Фэша. Рано или поздно, но они сидят здесь, вдвоем, в абсолютном доверии друг к другу. Он влюбился в нее, несмотря ни на что, как и она. Фэш, черт возьми, признался ей в любви! По-настоящему! Остальное уже было абсолютно не важно.              – Я очень ценю то, что ты смог со мной поделиться, ценю твою искренность. Спасибо тебе большое, правда.              – И тебе, Василиса.              Она прижалась к нему еще сильнее, а он обнял ее и уткнулся носом в ее макушку. Так они и сидели, среди всей этой благодарности и чувственности. А луна, казалось, светила все ярче и ярче, и освещала только их двоих, пряча все остальное под густой тенью. Ведь все остальное сейчас – такое неважное.       

      ***

             Василиса проснулась не на своей кровати. Утреннее солнце расползалось по комнате, под окном уже кто-то бормотал, щебетали птицы, рядом мирно посапывал Фэш… она уснула с ним. Кровать оставалась не расстелена, а сама Василиса была накрыта пледом, видимо, вырубилась до того, как уснул сам Фэш. Она практически инстинктивно попыталась встать и быстро уйти в свою комнату, но что-то внутри осадило пыл: «Опять? Еще и после вчерашнего?»              Наверное, пора прекращать убегать от Фэша с утра практически каждый божий раз. Он-то явно помнит, что уснул рядом с ней. Но время, как показали часы, поджимало: стрелка часов подползала к девяти, через пятнадцать минут завтрак, а там и круговорот понедельничных занятий, которые нельзя пропускать даже под предлогом смерти. Но Василиса решила ждать Фэша, ведь и ему скоро вставать. Опоздать не так страшно, как вновь обмануть ожидания человека, который вчера признался в любви… Василису с головой накрыл вчерашний разговор, который сейчас еще больше походил на сон.              Она разглядывала игру теней на потолке и подвергала критическому анализу каждое слово, сказанное здесь вчера вечером, казалось, так долго, что Фэш успел проснуться.              – Доброе утро, – прохрипел он, еще не успев повернуться к Василисе, – разбудить тебя вчера вот было нереально.              – А ты сильно пытался?              – Ну я пару раз спросил, спишь ли ты, ты что-то промямлила, и я сделал вывод, что тебя лучше оставить.              – И на этом спасибо, – хмыкнула она, поворачиваясь к Фэшу.              Тот, как и всегда, выглядел свежо, словно давно проснулся: никакой заспанности на лице, никаких отеков и кругов под глазами… Правда, вставать он явно не собирался и, видимо, не давал вставать Василисе: он обхватил ее талию рукой и снова закрыл глаза.              – Фэш, сегодня понедельник.              – И что? – пробубнил он. – Тебе мало этих понедельников, что ли? Вон они, каждую неделю…              – Скажи об этом Мираклу, Диего и Нерейве.              – О боже, мне что, тоже надо вставать?              Какой же он красивый, думала Василиса, смеясь. Такой лохматый, недовольный и спокойный… она смотрела на Фэша в открытую и ничего ему не отвечала. Тот, как и всегда, почувствовал ее взгляд на себе и недоуменно уставился в ответ. «И все же, – думала она, – чтобы не было сказано, эту неловкость я никогда не смогу побороть». Уши и щеки предательски покраснели, догнали вчерашние признания в влюбленности, и его взгляд вдруг стал для Василисы прожигающим. До Фэша, видимо, тоже дошли воспоминания и, о боже, он тоже смутился.              – Наверное, все же не стоит нам обоим опаздывать на завтрак, – вдруг согласился Фэш, быстро соскакивая с кровати.              – Да, – кивнула Василиса, поднимаясь за ним. Сонливость быстро уступила место смущению: Василиса даже не знала, как попрощаться, снова не знала, как себя вести… все по новой. Фэш топтался рядом, кидая быстрые взгляды на кровать. – Я пойду, в общем, тоже собраться надо. Спасибо за одеяло.              – Ага, давай, – пробубнил он, не смотря на Василису.              Она махнула рукой и быстро вышла из комнаты, насквозь пропитанной атмосферой романтики, которая никак не вязалась с утром понедельника. Василиса задумчиво побрела к соседней, своей, двери, размышляя: неужели все их чувства могут существовать только в атмосфере полного уединения от остального мира?              Черт, да они вчера рассказывали, как влюблялись друг в друга, а сегодня: «я пойду – ага, давай»? Если они поженятся, так же скомкано будут по утрам прощаться?              Этот замкнутый круг вдруг так надоел Василисе, и голову захватили какие-то очень решительные импульсы. Она круто развернулась и громко постучала в дверь Фэша. Он открыл в ту же секунду, словно сам собирался выйти. От него так и сквозило напряжение.              – Ты…              – Я кое-что забыла, – протараторила она, по хозяйски заходя в комнату и закрывая за собой дверь.              – Забыла? Так ты вроде и ничего не…              Василиса рывком поддалась, обхватывая его шею. Она подарила ему короткий, уверенный взгляд и поцеловала.              «Вот оно, вот то, чего так не хватало».              Казалось, поцелуй стал последним ровным пазлом, чтобы сложилась картинка без неловкости, смущения и мыслей «и как себя вести».              Фэш, на момент опешив, цепко ухватил ее за талию, и ответил. Этот поцелуй не был страстным или слишком нежным, не был долгожданным или каким-то еще. Он был необходимым.              Хоровод мыслей наконец успокоился: все эмоции выстроились в ровный ряд и чувствовались правильными. Она мягко обхватывала его лицо, он – ее спину, и это было органично: без фейверка чувств и щемящего сердца «о боже». Фэш любит Василису, а она любит его. И сейчас это чувствовалось так же четко, как и вчера.              Он первый отстранился, переводя дыхание. Василиса продолжала смело смотреть в глаза Фэшу, ожидая хоть какой-то реакции. А он пытался понять, что она хотела этим сказать. И понял.              – Да, – сказал наконец Фэш, все еще вглядываясь в глаза Василисы, – именно про это мы и забыли.              – Ага. Давай теперь не забывать.              – Согласен.              И Василиса осторожно чмокнула его в щеку. Теперь Фэш молчал, все еще пытаясь осознать, что Василиса Огнева буквально ворвалась в его комнату, чтобы поцеловать.              – Теперь давай не забывать про завтрак.              – Давай-давай. Собирайся быстрее. И знаешь, – добавил он, когда Василиса стояла уже в дверях, – я тебя подожду. Пойдем вместе.              Да. Это было нужно.       

      ***

      – Ник, да влияет оно.              – Нет! – не сдавался Ник. – Ну посмотри, например, на моего отца.              – Он скорее исключение, чем правило, – не сдавалась и Василиса.              – А Ирина? Диего? Миракл? Нерейва? Твоя мама?              Забавно все таки, что Нерейву никто никогда не называл бабушкой Василисы, зато о Лиссе мыслили только в категории матери Василисы.              Она устало вздохнула, перепрыгивая через последнюю ступеньку. После утренних занятий Василисе и Нику нужно было переодеться, потому что на боевых искусствах с утра каждый порвал себе что-то из одежды. Для них с Ником это была в принципе стандартная практика – почти каждый раз рвать или пачкать своей или чужой кровью из носа одежду. Диего убеждал, что это от усердия. И каждый раз перед обедом они вместе шли наверх и вместе спускались в столовую к ребятам, попутно о чем-то размышляя. И шли очень долго, бывало, так увлекались, что уходили на улицу закончить полемику без чьих-либо комментариев, потому что «вот ребята как всегда начнут спор и сильно затянут, а мы с тобой быстро придем к консенсусу». В этот раз обсуждали, влияет ли уровень способности на стервозность характера человека, и к консенсусу не приходили.              – Ты путаешь понятия «плохого» человека и «стервозного». Вот Миракл и мама могут быть достаточно стервозными, я уж молчу о бабушке.              – А Диего и Ирина?              – А это особая семья, они вообще под категории не подходят.              – Многовато получается исключений, – хмыкнул Ник, останавливаясь внизу лестницы. – Давай еще подкину: Микка.              – У Микки такая способность, которая вообще не бросается в глаза, – уклончиво ответила Василиса, – она вообще никак не проецируется на взаимодействие с людьми и на сражения. Как и у Ирины, кстати.              – Тогда у нас должна быть другая рамка спора, ты поставила слишком обобщенную.              – Так на то оно и спор, чтобы сужать рамку, – посмеялась Василиса.              – Ну, слушай, я не очень согласен по поводу Миракла…              – Да ты с ним и не так много взаимодействуешь.              – Раньше он тоже вел у всех. Ты просто судишь по очень ярким примерам, типа Елены…              – Привет, – прервали Ника. К ним совсем незаметно подошла Николь. Василиса встрепенулась: она так давно не говорила с ней вот так, вне встреч на общих уроках…              Николь обнялась с ребятами, и Василиса подумала, что сестра – тот самый знакомый, который в хороших отношениях абсолютно со всеми. И судя по задумчивому лицу Ника, он думал примерно о том же самом. Или гадал, почему так повысилась концентрация Огневых в его окружении.              – Отличный показательный бой был у вас с Мааром, Ник, – улыбнулась Николь, – как всегда – очень хорошо.              – Спасибо, – засмущался Ник, хотя такие комплименты получал от всех постоянно, – Маар просто драться нормально не умеет…              – Да-да, обесценивай свои достижения, – хмыкнула Василиса.              – А ты вот вообще всегда выглядишь так, будто никогда не устаешь, – обратилась к ней Николь.              – Кто бы говорил, – улыбнулась Василиса. Николь выглядела сейчас очень свежей и отдохнувшей, хотя сама на протяжении нескольких часов отрабатывала удары. Возможно, Николь была просто приятным человеком и поэтому всегда казалось, что выглядит она хорошо.              – Ладно, девчонки, я пойду, – замешкался Ник.       – Нет-нет, Ник, сейчас отпущу вас на обед, я просто хотела сказать, Василиса, – Николь обернулась к сестре, ее взгляд был тяжелым, а лицо вдруг стало очень печальным, – что нам нужно поговорить. Мне, тебе и Дейле.              Ник и Николь словно застыли. Василиса напряглась, вдруг почувствовав невыносимую тяжесть в области груди. Но согласно кивнула.              – Когда?              – Сегодня в десять вечера, во дворе около лавочек.              На душе стало еще тяжелее: кажется, будто Николь с Дейлой уже все спланировали, и это и пугало. Дейла согласна поговорить, но зачем ей это нужно? И что они ждут от Василисы? Но, как бы она не терялась в догадках, все же понимала, что их сестринские отношения зашли в тупик. А вырулить получится только разговорами.              Василиса снова кивнула. Николь быстро попрощалась с ребятами и ушла к столику, за которым за их разговором наблюдали Марк, Дейла и Маришка.              – Может, – подал голос Ник, – Николь позвать хоть раз поесть с нами?              – Ага, – мотнула головой Василиса, – тоже думала об этом. Дейла с Марком просто сожрут нас одними взглядами.              – Да и Дейлу тоже можно позвать, – уклончиво ответил Ник, а у Василисы аж голова закружилась от настолько гипотетической картины, – хотя, честно, не нравится она мне особо.              – Понять могу. Тогда Марк и Маришка останутся совсем одни.              – Да и поделом гадам.              – Согласна.       

***

             За обедом Василиса много молчала, как и на занятии с Мираклом и с Нерейвой. Она и усталости то особо не чувствовала, все время была занята мыслями о предстоящем разговоре. Хотя изменения в поведении Фэша она, конечно, замечала. Поддевать он ее не перестал, но как будто бы делал это слишком неловко. Раз Василиса к чему-то сказала, что такое внимание к Елене от многих неудивительно: все таки, эта женщина очень красива. Фэш ответил что-то вроде: «а сама-то». Диана тут же заметила изменения в поведении друзей, посылавших друг другу долгие красноречивые взгляды, и Василиса обещала рассказать ей все позже: сначала с сестрами поговорит.              И этот предстоящий разговор ее просто убивал. Как они смогут решить конфликт с Дейлой? Пообещают не говорить друг другу гадости? Обида никуда же не денется. Да и Николь… Василиса словно избегала сестры, с которой была в достаточно теплых отношениях: сначала Василисе было стыдно за сложившуюся ситуацию с Нортом, потом стало стыдно за то, что сестру она избегает… и этот ком наворачивался и наворачивался. А выбраться из него очень тяжело. Поэтому и разговор предстоит такой же – ужасно тяжелый.              Измотав себя до невозможного состояния, Василиса, чуть стрелка часов оказалась на 21:45, метнулась во двор. С друзьями в этот вечер они решили не собираться: все ужасно умотались еще с утра и хотели лечь спать пораньше. Но оно и к лучшему, – думала Василиса. Не придется в тот же вечер никому ничего пересказывать.              Погода сегодня – просто отвратительная. Весь день тяжелые тучи и моросящий дождь. Вот и сейчас на улице для такого времени уже необычно темно – все в темно-синих тучах, ни луны, ни звезд. Ветер прекратился совсем, тишина на улице установилась давящая. Во дворе – совершенно никого, будто бы все условились лечь спать на час раньше.              Что-то помимо разговора очень гложило Василису. Хотя в окнах Дома где-то горел свет, доносились звуки смеха и разговоров. «Просто на улице сегодня холодно, вот и спрятались все». Но эта непривычная тишина правда могла свести с ума. Василиса нарезала круги вокруг лавочек, все время косясь на такую близкую границу леса, которую отец строго настрого запретил пересекать. Но почему? Вот буквально несколько шагов – и огромные стволы темного, дремучего леса… Одной вглядываться в эту тьму страшно. И тихо, ужасно тихо. Вот Василиса и ходила туда-сюда, чтобы слышать хоть какой-то шум.              В какой-то момент к шуму василисиных шагов прибавился еще какой-то шорох. Она остановилась – и шорох тоже. Она несмело двинулась снова – и тут же услышала непонятный шум, как будто бы кто-то в чем-то копался. Может, кто-то тоже вышел во двор? Но шорох был совсем рядом – со стороны леса.              Василиса, чье сердце уже упало к пяткам, напряженно вглядывалась в ближайшее от нее дерево. Она тоже подошла к лесу слишком близко. Шорох оттуда повторился.              «Да заяц может какой-то… никогда зайцы так близко сюда не подбирались из-за постоянного присутствия людей. Но сейчас же совсем никого. Да, заяц, просто заяц».              Но взгляда она не отводила.              И услышала шепот – неразборчивый, очень тихий и незнакомый. Но точно шепот человеческого голоса. И все оттуда же, вместе с шорохом.              Как завороженная ступила ближе. Может, розыгрыш чей-то, может кто-то решил в лес сунутся… Эти мысли очень успокаивали: кто же там еще мог быть?              Василиса стояла буквально в метре от леса. С полной уверенностью, что там какой-нибудь Марк с какой-нибудь Маришкой, она пыталась разобрать их голоса в этом шепоте. Страх как будто отступил, но что оставляло ее неподвижной?              И шепот прекратился. И сопровождающий шум тоже. Стало снова очень тихо.              – Ну, ладно. Просто показалось, – вслух сказала она себе и решила вернуться к лавочкам. С дико колотящимся сердцем Василиса повернулась к лесу и двинулась обратно.              – Нет, поганая ты лиса, – со спины схватили ее за шею грубые руки, – не показалось.              Василиса закричала от ужаса, но рот ей тут же заткнули. Она пыталась вырваться, но чужая хватка была сильнее – скорая попытка телепортироваться, пусть даже с тем, кто держал ее сейчас, не увенчалась успехом. Что-то блокировало ее способности очень сильно, и тут Василиса поняла – она попала.              – Попытаешься еще раз рыпнуться или закричать – убью мгновенно, – и тут Василиса узнала голос. – Чувствуешь холод лезвия на шее? – и она почувствовала острие ножа прям на сонной артерии. Теперь рука, держащая поначалу рот Василисы, тыкала в нее клинком.              Эта была Мирта. Поганная бездарная сестра Шакла, которая уже держала так Василису когда-то давно.              Василиса мигом оценила положение: она могла ударить Мирту очень легко ногой, развернуться и перехватить кинжал. Но это слишком рискованно. И поспешно. Василиса молча ждала, попутно пытаясь успокоиться: Мирта ее не похищает, и здесь она явно не просто так.              – Не рыпайся, – шикнула Мирта и надавила на шею Василисы так сильно, что пошла кровь. Еще порез и будет задета сонная артерия.              – Я даже не двигаюсь, – прошептала Василиса, готовая к ответному удару. Нужно резкое движение назад и…              – Передай привет отцу.              Как в масло появившийся из ниоткуда Шакл до рукояти всадил в Василису клинок. Острая, невыносимая боль громом пронзило тело. Василиса, не сдержавшись, завыла, но рука Мирты снова закрыла рот. Шакл улыбался, а Василиса изо всех сил пыталась вынуть нож, от которого волнами по всему телу проходила слепящая боль… и он резко вынул клинок. Василиса завыла еще громче, ощущуая, как дыру в животе начинает невыносимо щипать. Она слепла от ужаса, конечности немели от боли, а рана, кажется, увеличивалась в размерах…              Мирта резко отпустила ее и шагнула в сторону. Василиса упала, как сломанная кукла, ощутив еще один невыносимый приступ боли от удара. Рану будто терзали, ковыряли и не оставляли в покое, хотя Шакл и Мирта просто стояли рядом и, кажется, улыбались.              – И мамаше своей передавай, большой такой пламенный привет. Если успеешь.              И они скрылись. Ушли, убежали…              А Василиса застонала от боли: она была не в силах даже закричать, лицо онемело, вся голова как будто застыла. Дрожащими руками она попыталась закрыть рану, но сил… не было.              Боль раскатывалась по телу без остановки, кровь вытекала, вытекала, вытекала…              Это не было обычным ранением, это не был просто кинжал. Она могла шевельнуть лишь пальцем – и это движение запустило новый приступ боли.              – По-мо… ги-те… – прошептала она, чувствуя, как уплывает сознание.              Так глупо, так глупо…              Так нужно, так нужно жить...              А мысль о телепортации не могла даже сформироваться в голове. Нейроны… будто не работали.              Боль гуляла и гуляла по телу так невыносимо, так застилала глаза. И Василиса переставала видеть даже темное небо над головой.              – Ну и где она? – послышался недовольный голос Дейлы. Спасительный! Василиса попыталась встать – но повернулась только голова… не терять, не терять сознание…              Рану резало, резало, ее корчевали, тыкали и тыкали ножом… Или только кажется?..              – Подожди, может, опаздывает, – Николь.              – Я тут, – только хриплый шепот. Ужасно тихий и ужасно тяжелый. Голос уплывал вместе с сознанием.              – Долго я ждать не буду.              – Я тут! – получилось чуть громче. Но слова же громкие – значит, болезненные. И Василиса снова застонала, правда, уже тихо.              – Ты слышишь? – снова Николь.              – Что слышу?              – Я тут!!! – крикнула Василиса и закричала от нового приступа захватывающего ужаса.              Послышался топот приближающихся людей. Спасение! Спасение! Как больно… никогда не было так больно…              Громкое охание, движение рядом, чьи-то холодные руки на лице… Василиса увидела над собой, кажется, Николь, и стоящую рядом Дейлу… так больно на них смотреть…              – Дейла, беги за помощью! – как из-под воды голос сестры. Дейла убежала. – Василиса, пожалуйста, держись!              Слезы ужаса капали на лицо Василисы, но стало так блаженно… сейчас, может, ее спасут!.. И все, и все…              – Не закрывай глаза! Только не теряй сознание, Василиса!              Зачем? Ведь так больно… почему нельзя просто закрыть глаза, может, станет легче…              Николь без остановки заговорила, но Василиса с трудом уловила смысл ее слов. Она плавала в своем же сознании, пытаясь найти там то место, где не больно… Больно, больно, больно…              Рядом снова знакомые голоса, в них столько ужаса… Это Захарра? Ее подняли на руки, вблизи мелькнули знакомые зеленые глаза…              Маар?              Почему ее рану режут? Кто?... Зачем…              Она парит в воздухе, нет, чьи-то руки… столько голосов рядом просят не терять сознание, но они не понимают, как ей больно! Не теряй, не теряй…              Ее перехватили другие руки и положили на… на носилки? Она не видела, кто был впереди, но сзади носилки держал Маар. Он смотрит на Василису, и будто режет взглядом... режет, режет… рядом бежит Захарра, Николь…              – Василиса, Василиса, не теряй сознание, прошу, смотри на меня! – кричала Захарра и держала ее руку.              – Хорошо, – вдруг сказала Василиса и направила все остатки разума на холод от руки подруги.              Какие больные слова… Не теряй сознание…              Не теряй…