Последние недели Нортон Огнев все больше и больше своих людей отправлял на сделки с сообществами мутантов в других городах. Его дед Родион Хардиус вообще практически не бывал Дома, выискивая все новых и новых союзников. И все больше договоров стали заключаться удачно и заключаться в принципе – Астрагор за свою до сумасшествия долгую жизнь нажил себе слишком много врагов.
И вот сейчас Лисса сообщила, пожалуй, о самой удачной сделке за последние несколько месяцев: несколько семей, живущих буквально в соседнем городе, южнее отсюда, не хотели вступать в эту войну. Нортон изъездился к ним на переговоры – мутанты, все же, очень сильные, принимали участие в прошлой войне. Нортон думал, что Астрагор тоже заезжал к ним, поэтому те тянули с ответом так долго. И, наконец, сейчас Лисса послала ему короткое мысленное сообщение: «они согласились». Он был так рад, что чуть ей не ответил.
Миракл по такому случаю принес бутылочку бренди и сигары – Нортон по такому случаю даже выкурил одну. Они много вспоминали далекую подростковую жизнь, как они убегали гулять по ночам, как за это Нортона наказывала матушка и все сетовала, что Миракл плохо влияет на ее сына. Даже запрещала им общаться.
– А ты же таким вертихвостом был, негодяй, – смеялся Нортон, потягивая бренди, – каждую неделю девчонок менял. И чем ты их так цеплял? До сих пор не пойму.
– Харизма, друг мой, харизма... ну, если знаешь, о чем я.
– Ну, да, это все, что у тебя было, ведь красота, ум и талант в нашем дуэте достались мне…
Миракл перегнулся через весь стол, чтобы отвесить товарищу крепкую затрещину, но тот вскочил и грозно потряс кулаком.
– Ой, а помнишь ту девочку? Которая все никак забыть меня не могла… Сара…
– Сэнди, – серьезно ответил Нортон, садясь опять за стол, – она была так влюблена в тебя, что приходила ко мне и просила меня устроить вам свидание.
– Боже… а мы сходили всего на пару свиданий…
– На пять, – все так же серьезно ответил Нортон. – Для тебя это много было.
– Все-то ты обо мне помнишь, – уклончиво ответил Миракл.
– Не льсти себе, я не помню каждую твою девчонку. Но вот Сэнди… так страдала, бедняжка. Уверен, до сих пор тебя недобрым словом вспоминает.
– Надеюсь, нашла себе хорошего парня. За нее мне до сих пор стыдно.
– Да, дураком ты был тем еще, – посмеялся Нортон, разливая еще бренди, – даже удивительно, как ты все так смог найти женщину, да еще какую… кстати, Ирина знает о твоих подростковых похождениях?
Миракл весь подобрался и боязливо огляделся вокруг, словно из всех углов должны повыскакивать подслушивающие их люди.
– Да брось ты, старик, уверен, уже весь Дом заметил, как вы постоянно одновременно с ней исчезаете. Особенно в последние несколько месяцев…
– Нортон, ты не понимаешь, – поучительным тоном возразил Миракл, но что именно друг не понимает, он сам не придумал.
– Миракл, все я понимаю. Но сколько уже можно прятаться? Вам не по семнадцать. Диего, сколько бы против тебя не был, ее брат и все поймет, а Константин… они давно уже расстались, да и не так долго были вместе. И, – Нортон тяжело вздохнул, – как бы я не хотел признать обратное, он мудрый мужчина, он все поймет. Уже понял, уверен.
– А ты бы понял?
Нортон громко поставил бокал на стол. Сигара уже давно кончилась, а он все держал ее в руке. В воздухе витал запах дыма, распитого бренди, духоты и запретных тем. Взгляд Миракла стал слишком давящим – он знал, что имя Лиссы здесь можно произносить только в контексте переговоров и ведения войны. Но лучшему другу всегда будет слишком интересно, настолько, что можно и поссориться.
– Ты любишь эту женщину – тяжело произнес Нортон, когда Миракл уже допил свой бренди, – и обязан стоять за нее горой. Тебе должно быть по барабану на мнение других. Мы на войне, старик. Тут каждый день может стать последним.
Миракл молчал, но ему было что ответить, ох, как же много он мог ответить. Нортон, пока говорил такие вещи, вел себя как курящий отец, поймавший сына за сигаретами – так же нелепо. Но Миракл молча пилил друга взглядом. Ему даже мысли не приходилось ему посылать – Нортон прекрасно понимал, о чем он сейчас думает.
– Прекрати на меня так смотреть, – сквозь зубы проскрипел он, – не сравнивай мою ситуацию со своей. Это две абсолютно, подчеркиваю, абсолютно разные вещи.
– Какой же ты гордый, Нортон, – наконец осмелился сказать Миракл.
– Не начинай.
– Когда ты последний раз обращался к ней мысленно лично?
Вопрос повис в воздухе, как надоедливый лист, который все кружит и кружит перед твоим носом, и все не получается его отогнать. Нортон хотел задушить Миракла, или пнуть его, или вылить на его голову весь бренди, что остался в бутылке. Но точно знал – тот не хотел его злить, не хотел учить жизни. Ему просто нужно знать все про жизнь своего друга, и, как бы Нортон не отрицал, Лисса – слишком большая часть его жизни.
– Когда она спрятала Василису. Шестнадцать лет назад.
Миракл тяжело вздохнул – так вздыхают, когда изо всех сил хотят помочь или хотя бы поддержать, но совершенно не понимают, как. Нортон вздохнул примерно так же.
– Старик, я просто хочу, чтоб ты был счастлив.
– Я никогда не смогу быть счастливым с этой женщиной.
– Но и без нее не сможешь.
Нортон ничего не отвечал.
– Ты прав насчет Ирины, конечно, – поспешно заговорил Миракл, видимо, чувствуя, как кулак друга магнитится к его носу, – мне самому уже надоело прятаться. Иногда кажется, что даже детишки над нами посмеиваются. Конечно, сами такие смелые, – вдруг фыркнул он, – вон сынок Лазарева уже полгода за ручку с Дианой ходит.
– И правильно делает, – хмыкнул Нортон, снова подливая бренди уже не очень послушной рукой, – славный малый этот Ник, все-таки.
– Да и Диана чудесная девушка, – кивнул Миракл.
– Иногда мне кажется, что из детей тут они самые благоразумные.
– Воспитаны просто хорошо.
– На что ты намекаешь…
Миракл хохотнул, и Нортон все же поддался магнетическому желанию ему вмазать, правда, хватило его только на то, чтобы кинуть в товарища ручкой.
– Вот родишь – поймешь, – буркнул Нортон.
Миракл снова расхохотался, и Нортон рассмеялся вместе с ним. Бренди явно давал о себе знать – они смеялись все громче, глядя на охмелевшие лица друг друга.
– Родишь, ах-ха-ха-ха, ну и дурак ты, – Миракл потянулся за бутылкой, но Нортон хлопнул его по руке.
– Все, развалюха, тебе уже хватит.
– На себя посмотри, дедуля.
Они рассмеялись еще громче, и Нортон уже совсем забыл и про Ирину, и про Лиссу, и про кого-либо вообще вне этой комнаты.
– А ты вылитая бабка.
– Да сам ты бабка!
Дверь резко распахнулась и на пороге появилась Нерейва. Мужчины на секунду замолчали, но, увидев ее серьезное лицо, расхохотались еще больше.
Нерейва что-то быстро сказала.
– Что? – не услышали они.
– Василиса, – громко и четко повторила она, – ранена. Быстро за мной.
Миракл испуганно смотрел на друга. У них вмиг ушла вся хмельная краснота с лица. Нортон вскочил с места, чувствуя, как холодеют руки. Он быстрым шагом догонял мать, ушедшую вперед. Миракл подхватил их обоих за руки, и в считанные секунды они оказались около двери в лазарет.
Нортон, словно в каком-то тумане, слышал крики изнутри. Стоило ему переступить порог лазарета, вся хмель от выпитого бренди и тошнотворное головокружение от быстрого перемещения, в секунду исчезли.
Вокруг в панике и хаосе сновало множество людей, но стоило Нортону зайти – все как по команде расступились. Его дочь полулежала на кушетке, в районе солнечного сплетения у нее огромная окровавленная рана.
Сердце куда-то ухнуло. Сегодня Нортон Огнев отправил медика в отпуск.
Он наклонился к дочери и протянул ей руку. Она крепко схватилась за нее своей полностью в крови рукой.
– Василиса, – прошептал он, чувствуя, как с каждой секундой, пока он смотрит на нее, все больше холодеет внутри, словно каждый тромб покрывался льдом, – пожалуйста, попробуй сказать, что произошло.
Она сотрясалась в болезненных рыданиях – было видно, как тяжело даются ей слезы, но не плакать она не могла. Он тоже ничего сделать не мог: вопрос жизни и смерти – узнать, что конкретно произошло, чтобы понять хотя бы, оставлять ее в сознании или нет. Нужно срочно что-то делать, но любое действие без знания – ужасно опасно…
Она не могла сказать ни слова, он не мог сосредоточиться. Нортон четко слышал всхлипы и ахания вокруг настолько громко, что даже слезы собственной дочери ему казались ужасно тихими.
– Все вышли отсюда, – отчеканил Нортон.
Миракл подгонял всех сопротивляющихся за дверь, приговаривая: «вы ничем не сможете помочь». Эти слова так гулко ударили внутри Нортона-старшего – у него все-таки задрожали руки. Но он крепко держал руку дочери.
Она ничего не отвечала, словно разучилась слышать или говорить. А ведь такое тоже возможно… Нортон направил силу в ее сознание, и покачнулся. Ему в голову ударила вся боль, которую испытывала Василиса. Он упорно блуждал в ее сознании, плевав на все свои принципы, пока не наткнулся на образ Шакла и четкое: «передавай привет отцу».
Больше ему и не надо было знать.
С другой стороны кровати села его мать, краем глаза он увидел стоящую за ее спиной Ирину. Сзади него, он знал, стоит Миракл.
Матушка тяжелым, серьезным взглядом смотрела на сына.
– Что ты увидел?
Бледными сухими губами он прошептал:
– Персидский. Самой сильной выдержки.
Взгляд матушки в момент стал потерянным. Ирина закрыла рот руками. Миракл сзади грязно выругался.
Нортон встал, продолжая дрожать всем телом. Он видел, как теперь свободной рукой Василиса схватилась за шею, будто так могла сдержать боль. Каждый децибел ее рыданий звонко отдавался у Нортона в районе легких.
«Вы ничем не сможете помочь».
Матушка встала, твердым голосом раздавая всем в комнате указания. Ирина с Мираклом молниеносно разбежались в разные углы. А у него перед глазами встало воспоминание – почти то же, что он видел перед собой сейчас: окровавленная Лисса хватается руками за рану на последнем издыхании, не в силах сказать ни слова.
Каждый орган внутри как будто падал и крошился; ноги сводило, а руки не слушались.
– Возьми себя в руки, – железный голос матери.
– Шансов стало в разы меньше, – почти не слышно ответил он.
– И пока они есть, ты будешь стоять?
«Все кончено», билось о голову изнутри. В тот раз они спасали Лиссу сразу же – уже тогда было опасно и очень рискованно принимать любое решение. Сейчас… сейчас конец так и маячил перед ними.
– Быстро нашел склянку с белодонной.
Так звучит резкий удар, с которым нельзя спорить. На негнущихся ногах он подошел к стеллажу. Трясущимися руками шарил рукой по полкам, не видя ни одного названия на склянках.
В лазарет резко влетел мальчишка Драгоций и как вкопанный остановился около кушетки Василисы. Он, подобно статуе, просто смотрел на нее и ничего не предпринимал. Нортон почувствовал совершенно ненужный сейчас приступ злости.
– Я сказал, всем выйти отсюда.
– Нет, – прошептал мальчишка, не глядя на него.
– Фэш, быстро найди склянку с белодонной, – снова отчеканила мать. Драгоций подлетел к стеллажу, быстро перебирая каждую склянку. И сейчас Нортон снова стал видеть ясно. Его дочь настолько близко к смерти, насколько не был никто из них.
Он снова подлетел к кровати, снова пытаясь взять ее руки. Она ужасно сильно сотряслась в рыданиях и не с первого раза схватилась за отца. Нортон знал – он должен в лепешку разбиться, но сделать все, чтоб она оставалась в сознании. Чтобы она ни на секунду не переставала чувствовать эту боль. И он немного «вступил» в ее сознание, разделяя сейчас все, что чувствует она.
– Скоро будет первая вспышка, – прошептала за его спиной Ирина.
Все находящиеся здесь замельтешили – они знали, что нужно делать.
– Василиса, Василиса, – шептал Нортон, мягко беря ее лицо в руки. Положение головы сейчас должно быть четко зафиксировано. Первый этап – ввести белодонну в конкретную точку у нее на шее. Василиса, наконец, взглянула на отца полными страха и отчаяния глазами. – Смотри на меня. Слышишь меня? – она еле заметно кивнула, не переставая плакать. – Ты умница. Смотри на меня.
Она почти в бессилии схватилась за локти отца, держащего сейчас ее лицо. Попыталась двинуться к нему, но ее хватило лишь на то, чтобы снова опустить голову.
– Василиса, смотри прямо мне в глаза, – шептал он.
И она пыталась. И этот взгляд был так похож на то, как она смотрела на него ребенком перед разлукой в пятнадцать лет. Полный отчаяния и мольбы взгляд.
– Ты такая молодец, крошка. Ты очень сильная, – он старался говорить как можно громче, чтобы перекрыть шум от действий в этой комнате, – пожалуйста, держись, я знаю, ты сможешь.
Она продолжала плакать, глядя прямо в глаза отцу. Он так старался не подавать виду, что чувствует почти то же самое, что и она сама, пытаясь сосредоточиться на ее глазах и волнах сознания одновременно.
– Я буду ставить уколы, – сказала матушка, перехватывая у Ирины шприц и наклоняясь над Василисой, высчитывая нужную точку в районе ее шеи.
И тут он почувствовал яркую вспышку энергии, от которой резало глаза:
– Первый.
Нерейва резко ввела укол – Нортону оставалось лишь молиться, чтобы она все сделала правильно.
Василиса коротко вскрикнула, резко запрокидывая голову назад, но он успел придержать ее затылок так, чтобы она не ударилась об стенку. Она заплакала сильнее, опуская голову ниже.
– Тш-ш, умница, ты справляешься, – Нортон поддался еще ближе.
Миракл прощупывали нужную точку на ее правой ноге.
– Фэш, ищи красносельский, – голос Ирины.
Мальчишка снова ломанулся к стеллажу – Нортон видел, как твердо и быстро он выхватил нужную склянку и помог Ирине заправить второй шприц. Нортон надеялся, что в идеально точной дозировке.
Василиса схватилась за ладони отца, продолжавшего держать ее лицо. Ее взгляд прояснился, рыдания вмиг почти прекратились. Между первым и вторым импульсом – самое четкое и ясное время ее сознания.
– Я не… хочу, – жалобно прошептала она, и легкие Нортона сжало новым приступом боли.
– Василиса.
– Я не могу, – еще тише прошептала она. – Я не могу чувствовать. Помоги… помоги мне потерять сознание.
Ее голос охрипший, тихий и сильно надломленный. Его сердце – сжавшееся, крохотное и болезненно пульсирующее.
– Нельзя. Мне очень жаль, крошка, но ты должна чувствовать.
– Я не могу, – заплакала она.
– Ты можешь, Василиса, я в тебя верю.
Все, кто был в комнате, молчали. Миракл крепко сжимал правую ногу Василисы, Ирина чем-то обвела место, в которое нужно ставить укол, Нерейва держала шприц наготове, мальчишка стоял рядом. Все ожидали второго импульса. Он будет не таким ярким, как первый, и Нортон старался удерживаться в ее сознании, как бы оно не пыталась выкинуть его.
– Отпустите меня.
– Я никуда тебя не отпущу, – твердо ответил он.
– Пожалуйста…
– Ты можешь просить меня о чем угодно, – он вглядывался в ее глаза, такие осознанные сейчас. Покрасневшие, опухшие, даже молящие – любой бы на его месте уже сдался, – но точно не об этом.
Она снова заплакала и вдруг схватила его лицо руками – слабыми, дрожащими и окровавленными ладонями. Она потянулась к отцу со всей силы, что умудрилась остаться.
– Пожалуйста, пожалуйста, отпусти меня.
– Ни за что.
Она плакала, глядя ему в глаза. Руки Нортона, кажется, дрожали даже больше, чем руки Василисы – непростительная медицинская ошибка.
– Хочется спать.
– Ты выспишься, крошка. Тебе нужно побыть сильной еще чуть-чуть, – он знал, что это неправда. Первый импульс – только первый этап. Но по сравнению с тем ужасом, что ей пришлось пережить, терпеть оставалось совсем мало.
– Честно? – прошептала она, на миг переставая плакать.
Такие большие и молящие глаза…
– Конечно, – со слезами на глазах улыбнулся он, – ты справишься со всем. Как и всегда.
– Хорошо, – шептала она, крепче сжимая его лицо.
Он улыбался, глядя дочери в глаза. Как она могла терпеть все это? Как она могла так беспрекословно верить ему?
– Ты умница, крошка. Я тобой горжусь.
И она слабо улыбнулась в ответ.
Ее сознание слабо всколыхнулось, распространяя еще одну вспышку силы.
– Второй, – отчеканил он.
Нерейва моментально ввела второй шприц.
Василиса закричала так громко, что Нортон был не в силах смотреть на нее – он отвел взгляд на Миракла, который чуть ли не всем телом наваливался на ногу Василисы, которую она так старалась вырвать из-под шприца: но дозировка большая, приходилось ждать.
Казалось, Нерейва вводила яд так долго и тяжело, что прошли целые часы. Нортон сумасшедшим усилием воли перевел взгляд на дочь: она крепко сжимала плечи отца и будто пыталась встать, чтобы вырваться из-под руки бабушки. Красносельский – ужасный яд, способный при любых других обстоятельствах убить мутанта моментально. И сейчас этот яд вводился под кожу его дочери.
– Вот так, молодец, Василиса, осталось немного, – приговаривал он.
Укол был введен: все резко вскочили.
– Сейчас самая долгая стадия: она будет сильно бредить, – устало сказала Ирина.
– Напомни, до какого момента? – спросила матушка.
– До первой рвоты с кровью.
Нерейва измучено утерла пот со лба, Миракл в бессилии опустился на край кровати, Ирина заходила по комнате, пытаясь набрать больше воздуха в легкие. Один мальчишка стоял напротив кушетки, даже не шелохнувшись.
Нортон пытался уложить Василису чуть ниже: она тяжело дышала, часто моргая, но не могла сдвинуться даже на миллиметр. Это тоже отзывалось болью.
– Мирта сказала передавать привет тебе и маме, – абсолютно четко произнесла она.
Нортон пытался унять дрожь. Кто-то рядом шумно вздохнул.
– Она ранила тебя? – тихо спросил Нортон. Он четко видел в ее сознании только Шакла… Точно: этот ублюдок никогда не действует один.
Василиса резко мотнула головой и закрыла глаза, с ее лба стекал пот, волосы липли к лицу.
– Откройте окно, – отчеканил Нортон.
– Ты уверен? – уточнил Миракл. Конечно, если окно будет открыто, пол Дома услышит мучительные крики отсюда.
– Да. Ей жарко.
Миракл открыл окно, впуская в помещение порывы ветра. Василиса глубоко вдохнула и наклонила голову так, будто сейчас уснет. Нортон, проклиная себя, вызвал в ее сознании слабые приступы боли – сильнее он не мог себе позволить.
Василиса застонала, но открыла глаза и снова посмотрела на отца. Он так хотел просто оставить ее в покое, но нужно было ждать.
– Шакл… это все Шакл, – заговорила Василиса, – что ты сделал? – спросила она у отца, – он ненавидит… Мирта схватила меня… им что-то нужно…
Нортон опустил голову, не в силах смотреть на нее. Шакл решил отыграться на его дочери, как когда-то отыгрывался на его бывшей жене – самым страшным ядом. Эти ублюдки схватили его дочь и оставили умирать совершенно одну, зная, что Нортон может не успеть ее спасти. Это из-за него, из-за Нортона, она сейчас так страдала.
– Мама, почему мама… что сделать… – бессвязно говорила Василиса, то открывая, то закрывая глаза. Это просто бред, так нужно, успокаивал себя Нортон, все идет по плану.
– Ирина, что вводить дальше? – спросила матушка.
– Британский прозрачный, – ответил за нее мальчишка, передавая уже полный шприц Нерейве.
– В левую руку? – уточнила она.
– Д-да, – отозвалась Ирина, шарясь на полках.
– Что потом?
– Потом выждать ровно пять с половиной минут, – она шумно вздохнула, – ввести слева от раны водянистый красный. Но его тут нет.
Казалось, содрогнулась вся комната. Василиса продолжала шептать что-то себе под нос.
– Миракл, – заговорил Нортон, – ты должен успеть добраться…
– Его можно навести? – прервала Нерейва.
– Да, – несмело отозвалась Ирина, – Миракл, Фэш, мне нужна ваша помощь. Нужно найти новый шприц, первый компонент от лисьего…
Дальше Нортон не вслушивался: мальчишка и Миракл забегали по всей комнате, а Нортон сосредоточился на сознании дочери, чувствуя, как оно пытается ускользнуть.
– Мама… – шептала она, бессильно опуская руки, – мама, зачем она… где она? Они могут убить ее… они убили ее…
– Василиса, мама в порядке.
– Мама?
– Нортон, – обратилась к нему Нерейва с противоположной стороны кушетки, – ты должен вызвать сюда Лиссу.
– Нет, – твердо ответил он, – она просто бредит.
– Я не про это, – тихо ответила она.
Нортон изо всех сил отгонял мысль о том, что Лисса нужна здесь для того, чтобы попрощаться с дочерью. Страшная, ужасная мысль… как она могла о таком думать?
– Нет, мы спасем ее, – зло ответил он. – Я спасу ее.
– Нортон, она все равно нужна здесь.
– Матушка, ты бы хотела видеть, если бы я так же мучился от этого яда?
Она словно застыла. Нет, никакой родитель не должен видеть своего ребенка в таком состоянии. Даже если это могла бы быть их последняя встреча. Но она будет не последней – Нортон сделает все, чтобы Василиса потом спокойно виделась с матерью столько, сколько они обе захотят.
– Нортон. Она ее дочь.
– И моя тоже. И я принял решение. Лисса увидит дочь потом, не так. А ты, матушка, найди таз, приступ может случится в любой момент.
Она молча и быстро нашла таз, который был совсем рядом. Нортон держал дочь за плечи, чувствуя, как мелко она дрожит.
– Бабушка? – громко отозвалась Василиса, снова уставившись на отца в упор. – Бабушка здесь, бабушка жива? Жива?
– Да, Василиса, бабушка рядом, с ней все хорошо, – ответил он.
Нерейва села рядом, легонько тронув Василису за плечо. Но та будто не могла повернуть голову в другую сторону, она продолжала смотреть на отца так, будто здесь находился только он.
– Ты позаботишься о бабушке? – спросила она и потянулась к лицу Нортона. Василиса так слабо и мягко коснулась его щеки, что у Нортона вдруг заслезились глаза.
–
Мы позаботимся о бабушке, – успокаивающе ответил он.
– А отец? – продолжала спрашивать она, не узнавая его. – Скажи моему папе, что все будет хорошо.
У Нортона закружилась голова так сильно, что он чуть не выпустил из-под контроля ее сознание.
– Я рядом, крошка.
– Я очень люблю свою семью, – заговорила Василиса так четко, что можно было подумать, что она в сознании. Но взгляд ее так затуманен, она даже не узнавала его. – И друзей люблю, они живы? Зах…
Василиса зашлась в сильном приступе кашля. Нортон напрягся. Миракл тут же подскочил, хватая левую руку Василисы, Нерейва наклонилась над ней, протирая место для укола, Ирина подошла со стороны Нортона, держа в руках таз. Василиса кашляла очень долго, задыхалась, но больше ничего не происходило.
– Нортон, помоги ей, – сказала Нерейва, когда Василиса снова закашлялась так сильно, что чуть не задохнулась.
Он аккуратно блуждал в ее сознании, продолжая надеяться, что ему не придется этого делать. Но она кашляла уже очень долго. И он надавил. Василиса содрогнулась всем телом, Ирина тут же поднесла таз. И Василису, наконец, рвало. Собственной кровью.
Нерейва снова ввела укол, Миракл помогал ей, держа руку Василису. Нортон убирал ее волосы, а легче ей не становилось…
Этот укол дался проще, чем предыдущий. Стоило Нерейве вынуть шприц, как Миракл тут же достал часы, отсчитывая пять с половиной минут. Василиса кашляла и кашляла собственной кровью, Нортон продолжал гладить ее по голове. Ирина передала ему таз и тихо сказала мальчишке:
– Помоги мне домешать.
Все молчали. Слышался только стук ложки, ударящейся о мерный стакан, и надрывной кашель Василисы. Спустя какое-то время этот кошмар прекратился: Василиса запрокинула голову назад, тяжело дыша. Нортон убрал таз и сел рядом с ней. Сейчас – последний и самый страшный этап. Он уложил ее, продолжая поглаживать по голове и напряженно наблюдать, как Ирина и Фэш заливают последние капли яда в шприц и несут его Нерейве.
– Вы точно выверили все пропорции?
– Да, Нортон. Я помню их наизусть, – уверенно ответила Ирина. Нортону ничего не оставалось, как верить ей.
– Минута, – отозвался Миракл.
Нерейва взяла шприц, пытаясь найти место прямо около раны. Ее рука задрожала, со лба стекал пот. Нортон давно не видел матушку такой.
– Нерейва, я введу яд, – отчеканила Ирина.
– Я справлюсь.
– Нерейва, просто держи Василису.
Матушка быстро сдалась, передавая шприц Ирине и садясь рядом с Василисой. Ирина поднесла иглу.
– Давай!
Ирина резко ввела яд. Василиса мучитель застонала.
– Ты умница, все кончилось, молодец, крошка, молодец, – шептал он.
Василиса мычала и когда Ирина вынула шприц. Она мучительно стонала и когда все устало уселись кто куда, и когда Миракл обнял Ирину, и когда Нерейва подошла к окну. Нортон убирал волосы с ее лица, наконец выходя из ее сознания. Он сидел рядом, близко наклонившись к ее лицу. Он будет сидеть так, пока она, наконец, не уснет.
– Что теперь? – спросил мальчишка.
– Ждать, пока Василиса уснет, и перебинтовать рану, – ответила Ирина.
– Она может не проснуться?
Нортон не хотел этого слышать. Он смотрел на дочь, она тихо заплакала. Повернула голову на бок.
– Может, – ответила Нерейва, смотря в окно.
Василиса закрыла глаза, задышала размереннее. Сейчас она уснет.
И, возможно, больше не проснется.
Нортон цеплял каждую секунду, что она была в сознании. Сейчас ему очень хотелось разбудить ее. Мысль, что Нортон видит дочь в последний раз, была хуже любой мысли, что могла придти в голову. Он всю жизнь так боялся, что кто-то из его детей может погибнуть, что случись это – и он сломается навсегда.
И сейчас его самая долгожданная дочь, дочь, которую он вернул к себе так недавно, могла больше не очнуться.
И задышала глубоко и размеренно. Она заснула.
Нортон в бессилии опустил голову.
– Многое зависит от того, как поведет себя рана. Большего мы уже сделать не можем, – отозвалась Ирина.
Как будто Нортон этого не знал.
Как будто это не самые страшные слова, что он мог сейчас услышать.
– Если затянуть немного ее рану – это повысит шансы?
Все молча уставились на мальчишку. Часы Миракла вдруг затикали в несколько раз громче. Шум усилившегося ветра гулял по лазарету. Нерейва закрыла окно и подошла к мальчишке.
– А ты можешь?
Тот ответил не сразу.
– Да.
– Я не учил тебя такому, – серьезно сказал Нортон. Мальчишка посмотрел ему в глаза: смело и уверенно, смелее, чем его ответ.
– Не учили. Но несколько лет назад Астрагору нужно было спасти своего человека. У меня не было выбора.
– И кого же ты спасал?
– Рока.
Нерейва снова задумчиво уставилась в окно. Ирина опустилась на стул в другом конце комнаты. Все замерли. Один Миракл вдруг вскочил и быстро заговорил:
– Тогда ты понимаешь, насколько это опасно? Если ты не справишься, ты подвергнешь Василису еще больше опасности, и сам окажешься на волоске от смерти!
– Но Рок жив, – вдруг отозвался Нортон, снова переведя взгляд на дочь. Ее выражение лица было таким спокойным и умиротворенным, словно ей вообще не было больно. Нортону до сих пор было.
– Рока тоже проткнул Шакл? – не сдавался Миракл.
– Нет, – твердо ответил Драгоций. – Но его тоже ранили клинком, тоже в это место. Я затянул рану где-то на половину. И да. Он жив.
– Нортон! – крикнул Миракл. Тот не смотрел на друга. – Ты готов так рискнуть?
– Мальчишка не раз доказывал, что способен на многое, – ответила за него Нерейва. – Мы должны сделать все, что в наших силах. Решай, Нортон.
Несколько пар глаз уставились на него, но ему было плевать. Он знал, что Астрагор не простил бы племяннику ошибки. И мальчишка знает, что Нортон не простит этого тоже. Он решил: просто ему нужно было еще посмотреть на спокойное лицо спящей Василисы. Нортон действительно должен был сделать все. И сейчас ему нужно позволить мальчишке применить самое сумасшедшее проявление телекинеза – сращение раны. Сам Нортон слышал о таком только из книг. Но и его дочь была такой же – вся ее жизнь, ее болезнь и ее флер, и ее гибель – все это тоже могло существовать только в книгах. Но вот она здесь. И она должна жить.
Он установил зрительный контакт с мальчишкой. Когда умирала Лисса – Нортон был таким же решительным.
– Давай.
Миракл шумно вздохнул.
– Нортон, но Лисса выжила тогда и без этого…
– Лиссу мы спасали с первой секунды ранения. И тогда она была старше, чем сейчас Василиса, – вступилась и Ирина.
Миракл опустил голову. Он посмотрел сначала на друга, потом на мальчишку:
– Помни, кого ты спасаешь.
Миракл сел рядом с Ириной и закрыл лицо руками, больше не в силах наблюдать за происходящим. Драгоций сел рядом с Василисой по другую сторону от Нортона.
– Отойдите, – прошептал он.
– Нет, – твердо ответил Нортон.
– Тогда помогите мне не потерять сознание.
Нортон кивнул.
Он нашел ладонь Василисы, крепко сжал ее. Дальше мальчишка впустил его в свое сознание. Они сосредоточились на тишине, на ране Василисы, на призрачной возможность помочь ей потом проснуться.
Драгоций поднял ладонь над раной и крепко зажмурился. Какое-то время он не двигался. И вдруг его сознание забушевало, как корабль в шторм: Нортон тут же попытался выровнять поток его мысли. На такой процесс, как сращение раны, требовалось слишком много силы – и всю ее необходимо было удерживать в одном направлении, без перекосов. Мальчишка еще достаточно молод, к тому же морально измучен и физически вымотан – он бы никак не справился без посторонней помощи.
Нортон крепко сжимал руку дочери – та никак не реагировала, словно ничего и не происходило с ней. Но пальцы Драгоция слегка подрагивали, и Огнев чувствовал, как идет его мысль и сила. В какой-то момент, Нортон даже восхитился такой выдержке.
Казалось, процесс длился бесконечно: все молчали, напряженно наблюдая. Нортон находился в голове Драгоция и не сводил с него взгляда: его силы источались с каждой секундой – он мог просто потерять сознание. И он несколько раз был на грани. Но Нортон не мог этого позволить: если затягивание раны оборвется потерей сознания, то мальчишка может даже не очнуться. Как и Василиса.
Сила затягивания медленно пошла на убыль – очень важно, чтобы это происходило постепенно. Нортон чувствовал, как тяжело такая методичность давалась мальчишке. Но оставалось совсем не много.
Под конец было тяжелее всего: он даже покачивался из стороны в сторону, приходилось держать его за плечо. По лбу мальчишки стекали капли пота, лицо сильно побелело. Но он держался.
И вот – силы кончились. Полностью иссякли. Драгоций медленно опустил руку и уставился на Огнева. Тот отпустил его сознание – все прошло, как надо.
– Рана затянулась? – охрипшим голосом спросил он.
Нортон медленно перевел взгляд вниз: она не затянулась до конца, но ее диаметр заметно уменьшился, словно Василису ранили не массивным отравленным кинжалом Шакла, а обычным ножом. Его дочь размеренно дышала – точно так же, как до затягивания.
Впервые за эти часы Нортон облегченно вздохнул.
– Она уменьшилась, – ответил он.
И тут Драгоций сильно покачнулся, заваливаясь назад – еще секунда, и он бы рухнул с кушетки, но Миракл успел подхватить его.
– Я в порядке.
Но он не мог даже встать самостоятельно. Миракл усадил его на стул и пошел в кабинет медика, громко вытаскивая что-то тяжелое, видимо, кресло. Подошли Нерейва и Ирина, разглядывая Василису.
– Спит? – спросила матушка.
– Спит, – вздохнул Нортон.
Она тоже облегченно вздохнула.
– Нортон, – обратилась к нему Ирина, – отсядь куда-нибудь. Нам нужно обработать и перевязать рану, Василису переодеть, постель поменять… в общем, вставай, вон, Миракл тебе тоже кресло выкатил.
– Нет, сейчас я помогу.
– Да куда тебе, – хмыкнула матушка, – ты еле шевелишься, герой.
– Мы все устали.
– Да, но у нас было полчаса на отдых, и мы не лазили в чужих сознаниях. Давай-давай, а то прям на месте уснешь.
Нортон знал, что спорить с матушкой – себе дороже. Он не стал садиться, потому что мог моментально уснуть от истощения. А процесс нужно контролировать. Ноги его не слушались, он стоял, покачиваясь из стороны в сторону, но какое-то время он абсолютно этого не замечал.
Мальчишка порывался встать, но Миракл уверенным движением усадил его обратно. Вдруг, словно смягчившись, он похлопал того по плечу, сказав:
– Ты отлично справился, сынок. Спасибо.
Тот лишь вяло кивнул.
Нортон кинул на него короткий взгляд. Мальчишка уловил его, еле заметно кивнув в ответ. Большим они бы обменяться не смогли.
Нортон, убедившись, что матушка, Миракл и Ирина прекрасно справляются со сменой постельного белья и без его надзора, а Василиса, конечно, сейчас не очнется, как бы Нортон в нее не вглядывался, он медленно поплелся к самому дальнему в помещении окну. Небо медленно светало, горизонт разрезала серо-голубая полоса. День сегодня будет пасмурным, почему-то подумал Нортон. Сколько время? Нортон кинул взгляд на часы, но тут же отдернул руку – в прочем, не важно, сколько. Он дернулся, порываясь выключить часть яркого больничного света, резавшего глаза, но передумал, будто поход до выключателя занял бы слишком много сил. Кто-то заметил его дерганность и выключил часть искусственного света: лазарет погрузился в утренний полумрак, разгоняя атмосферу бесконечной бессонной ночи. Стало спокойнее.
– Так, – подал слабый голос Драгоций, – известно, кто это сделал?
Нортон повернулся к нему – ровно то же сделали и матушка с Мираклом, но никто ничего не ответил. Миракл перевел взгляд на друга: «мол, ну, давай, рассказывай». Опять давит необходимостью рассказывать всем и все. Но матушка смотрела так же – видимо, юнец все же заслужил знать.
– Шакл, – кинул Нортон, не сводя с него взгляда.
С Драгоция стекли все остатки цвета – он сильно побелел, лицо зажглось глухой яростью, а кулаки сжались так крепко, что выступили вены на руках.
– Я убью его, – глухо отозвался он, немного совладав со своей ненужной злостью.
Нерейва громко хмыкнула, не отрываясь от взбивания подушек:
– Вставай в очередь.
– Когда? Когда он успел?
– По словам твоей сестры, они все уже нашли Василису такой на границе леса. За нее она не заходила, – ответила ему Нерейва, меняя постель.
– Но зачем? Это Астрагор его послал? – рассыпался вопросами Драгоций и с бесконечным желанием узнать хоть что-то уставился на Огнева. С ответом он не спешил.
– Конечно, нет. Астрагору Василиса нужна живой и желательно невредимой, – снова ответила за него матушка.
– Тогда…
– Шакл сделал это в тайне от своего хозяина, тут и гадать не надо, – отворачиваясь к окну, вздохнул Нортон, устав от этих глупых догадок. Весь лазарет прям кожей чувствовал, насколько ему неприятна эта тема. Но вдруг Нортон прямо посмотрел на Драгоция – удивительно, как так сильно можно быть похожим на обоих родителей одновременно. Смотришь раз – вылитый отец, два – уже мать. А голос прям один в один Диамана, да и манера все везде узнать от него же. – Что ты знаешь о первой войне?
– Род Шакла решил устроить передел мира мутантов, – отчеканил он, – или вы не знаете?
– Твоя язвительность сейчас крайне не уместна. Если с тобой делятся информацией, не возмущайся, что не таким образом, каким ты хочешь.
– Вот нам сейчас всем ваших разборок в песочнице не хватало. Вместе сейчас Василису спасали, имейте совесть, – вступила Нерейва.
– Извините, – пробубнил Драгоций.
– Знаешь, чем закончилась та война? – продолжал спрашивать Нортон, заведя руки за спину и прожигая юнца острым взглядом.
– Отец Шакла был убит – и конец войны, – недоверчиво ответил он.
– А знаешь, кем? – вкрадчиво спросил Нортон. Ему доставляло удовольствие, как мальчишка уже было ответил, но остановился – озарение резко и быстро дошло до него. Смышленный. Молчит. – Да, я знаю, Астрагор очень потрудился, чтоб в Змиулане забыли этот факт моей биографии. Наверняка все Драгоции с детства учат, что это был неизвестный солдат, поди еще и трусливый…
– Смотри от гордости не лопни, – хмыкнула матушка, усаживаясь на кушетку рядом с внучкой. Миракл усадил Ирину в кресло, сам занял место на стуле рядом. Они находили этот диалог крайне забавным.
– Тебе ли не знать, что я этим давно не горжусь, – серьезно ответил Нортон. – В Змиулане об этом, может, и забыли, но Шакл помнил всегда. Он уже пытался убить тогда дорого мне человека, сегодня он пытался убить мою дочь. Но меня – никогда.
– Он хотел убить другого вашего ребенка? – аккуратно спросил Драгоций.
– Нет, – и он разоткровенничался. – Мою бывшую жену.
Тихо. Под окном шумно пробежал какой-то зверь. Миракл тихо вздохнул. Драгоций глядел куда-то в пол. Ирина блуждала взглядом по лазарету. Только Нерейва не была такой же застывшей – бегло переводила взгляд, выражение ее лица менялось чуть ли не ежесекундно – от злого к раздраженному и обратно. Пересела на подоконник, отвернулась к окну, потом снова осмотрела каждого, сидевшего в лазарете. Когда она не спит всегда такая.
– Поганец любит повторяться, – наконец сказала она. – А еще этот бес жуткий извращенец. Почти двадцать лет назад он откопал себе самый губительный для мутанта яд и обмазал им свой клинок. Как этот тупица сам еще на него не напоролся, ума не приложу. А яд ох какой, знаешь, он, по ощущениям, молекулы в тебе сворачивает. Такие боли приходится терпеть, что даже роды покажутся порезом пальца. Белка рассказывала. А еще шанс выжить после него меньше, чем игольная ушка, – она с таким ядом чуть ли не выплелывала все эти слова, будто наконец сказала их лично Шаклу. Но мальчишка, видимо, расценил этот тон как укор в свой адрес и притих.
– В тот раз мы Лиссу спасли, – вдруг подал голос Миракл – замученный, словно его заставили, – вот прям тем же составом. Хорошо, что один здесь умеет контролировать чужое сознание¸ а вторая обладает безупречной памятью и когда-то решила изучить всю медицину мутантов. Тогда у него ничего не получилось. И вот – двадцать лет почти прошло – попробовал опять. Идиот.
– Но почему… почему? Зачем он выдерживает такие перерывы, у него что, план какой-то? – снова завелся мальчишка. Даже смертельная бледность с лица ушла. – И почему именно Василиса? – Нортон дернулся. – То есть… я не хотел бы, чтоб вообще кто-то пострадал, но все же очень странно, что именно она.
Нортон быстро переглянулся с Нерейвой, потом с Мираклом, и с Ириной.
– Может, у него личный счет со всеми рыжеволосыми, кто не является частью его семьи? – хмыкнула Нерейва. – Может, он преследует некий символизм? Мало ли что взбрело в его тупую голову.
– Как минимум, – уже менее уверенно продолжал Драгоций, ерзая на стуле, – если сейчас Астрагору так нужна Василиса, то это был очень опрометчивый шаг. Почему именно сейчас… неужели он и вправду такой идиот…
– Сегодня ровно двадцать лет со смерти его отца, – сказал Нортон, снова отвернувшись к окну. – А в том, что он идиот – никто не сомневается.
– Ла-адно… но Астрагор этого просто так не оставит.
– Да, юноша, ты вроде как хорошо знаешь своего дядю, – ответила Нерейва, – только вот Шакл отделается каким-нибудь прелестным наказанием в духе о Великого Духа. Астрагору нравится огонек нескончаемой ярости в глазах Шакла каждый раз, когда тот слышит нашу фамилию, и просто так такого преданного идее бойца, пусть и омерзительного, он никуда от себя не денет.
– Но пытки его ждут что надо, Астрагор это умеет, – чуть ли не мечтательно протянул Миракл.
– Да, – протянул Нортон, разглядывая колыхающиеся на ветру листья ближайшего к окну дерева. Перед глазами образ дочери в какой-то момент разговора сменился лицом сына. Потом снова лицом Василисы. Потом сознание так и запрыгало, – а еще он будет согласен на изменение многих условий ультиматума.
– Когда собираемся ехать? – быстро спросил Миракл, встав с кресла, будто ждал этого вопроса и был готов прямо сейчас сорваться в путь.
Нортон выдержал паузу, за время которой Нерейва прямо таки испепелила его взглядом.
– Сейчас.
Миракл растерялся и немного отшатнулся, будто бы не ожидал такого ответа, Ирина изумленно уставилась на товарища, Драгоций снова заерзал на стуле, спросив:
– Неужели он уже в курсе?
А матушка совсем не выдержала – упреки и восклицания прям посыпались из нее:
– У тебя совсем совести нет? – она резко вскочила с подоконника и стремительно подошла к сыну, так резво, будто бы ей было лет двадцать. – Мы даже не знаем, выжила ли Василиса, а ты уже летишь к нему? О каких переговорах может идти речь?
– Матушка, – терпеливо начал Нортон. Сейчас он выглядел словно холодная скала – спокойный, безэмоциональный и твердый, прямая противоположность – матушка, которая так и излучала волны пассивной агрессии. – Когда Василиса очнется? День, три, пять? Любая медлительность с нашей стороны – фора в решениях Астрагору. Чем давнее произошло событие, тем более непреклонным в своих решениях он становится.
Конечно, ей было мало этих аргументов.
– Не когда, дорогой Нортон, а если. Как бы ужасно не звучал этот факт, принять его необходимо. Мы в состоянии полной неизвестности.
– И на этом мы можем сыграть. Если… если Василиса не очнется, то предпринимать что-то будет уже поздно.
– Сыграть? Ты собираешься играть на жизни своей дочери? – переспросила она. Кажется, эти слова очень задели юного Драгоция, который снова побелел и вжался в кресло.
– Ну почему сыграть? – протянул Миракл, подходя к ним ближе. – Нортон прав. А если Василиса очнется – говорить с Астрагором будет не о чем.
– Не учи ученого, дорогой, – фыркнула Нерейва, – я и без вас умников знаю, на основе чего принимаются решения. Я, если что, вот к чему: завтра, точнее, сегодня, Нортон, конечно, экстренно вызовет Дебба, бедняге с отпуска придется высчитывать все жизненные показатели Василисы, чтобы взвесить шансы. Тогда для нас с вами, как ее семьи в первую очередь, неопределенности станет меньше. Ехать к нему сейчас так же глупо, как ехать через неделю, и вы оба это прекрасно понимаете, – голос ее выровнялся, тон снизился, но взгляд, направленный на сына стал еще более осуждающим, – Нортон просто уверен, что уже сегодня вернет сына.
– Да, матушка! – вдруг повысил голос Нортон. – Представляешь, уже два месяца мой сын в руках Астрагора! Надо же, как я об этом не забыл.
Миракл вдруг перебил начавшую было говорить Нерейву:
– Нортон, Норт – залог самого ультиматума. И раньше срока он вернется сюда только если Василиса не очнется.
– Мы могли бы предложить ему Стальной Зубок.
Лазарет буквально лопнул.
– Ты совсем сдурел! – крикнула матушка.
– Нортон! – к ним подошла и Ирина. – Это самое ужасное, что ты можешь сделать.
– Старина, тебе, может, поспать…
– Да, Миракл, – снова взяла слово матушка, – ему правда стоит поспать! Он же прекрасно знает, что Норту и Ярису там сейчас безопаснее, чем было бы здесь. Они статусные пленники, залог временного перемирия, на них никто и не дунет лишний раз, – Нерейва раскраснелась, подходя к Нортону ближе, – ты связываешься с сыном постоянно и прекрасно знаешь, в каких он сейчас условиях.
– Что? – удивился Драгоций, вытягивая голову, чтобы лучше наблюдать за спором. – У вас получается?
– Да, у меня получается, – он повернулся к матери. – Даже если Норт сейчас в золоте купается, он в плену и он мой сын.
– А Василиса твоя дочь и она еле жива! Ты собираешься воспользоваться ее состоянием и трудами целых четырех людей, чтобы держать любимого сыночка ближе. Бессовестный.
– Матушка, не тебе выносить моральные суждения, – все еще спокойно отвечал он, теряя остатки самообладания. И аргументы.
– Нортон, согласись: никто тебе его не вернет. А сунуть Стальной Зубок Астрагору в руки – конец игры, – вступился Миракл.
– Но ехать все равно надо сейчас.
– Что, один полезешь в змеиное логово? – рассмеялась матушка. – Запомни: пока ты мой сын, без меня туда – ни ногой, а я не поеду сейчас. Одному нельзя – Миракл не едет, он будет заменять тебя, да и не имеет в глазах Астрагора такого веса в этой войне, как Огневы. Отца от дел отрывать нельзя, кого тогда, Лиссу?
– Нет. Лиссе даже за сто километров нельзя приближаться к Змиулану, – отчеканил он. – Хорошо, матушка, будь по-твоему, только ради бога, прекрати кричать.
– Я никуда не поеду, пока не узнаю, какие шансы у моей внучки.
– Хорошо, матушка, – устало вздохнул Нортон, – я поеду только с тобой. С выспавшейся тобой.
– Это правильно, – согласилась она. Нерейва порывалась сказать что-то еще, судя по выражению ее лица, не самое приятное, но Нортон аккуратно приобнял ее за плечи: он видел, как сильно она перенервничала.
– Спасибо, – тихо сказал он ей. – Иди поспи, ради бога.
– Не хочу ее оставлять, – так же тихо ответила она.
– Я понимаю. Я побуду тут еще. Нужно вызвать Лиссу, – и сказал громче для всех. – Утром я вызову Дебба, он проведет диагностику и взвесит все шансы. Сейчас можете расходиться. Всем спасибо.
К нему подошла Ирина, они обнялись. Спросила, стоит ли ей остаться, когда приедет Лисса. Нортон честно ответил, что и сам бы не хотел здесь присутствовать, когда она вернется.
То же самое спросил и Миракл, похлопав его по плечу. Нортон стал сомневаться в своем решении сообщить о случившемся Лиссе вообще.
Мальчишка не двинулся с места, когда из лазарета медленно вышли Ирина и Миракл, оглядываясь на спящую Василису и задумчивого Нортона. Не пошевелился, когда захлопнулась дверь за уходящей последней Нерейвой, которая что-то все хотела сказать, но так и не озвучила ничего. Она поправила одеяло Василисе, кивнула сыну и ушла наконец-то спать. Мальчишка так и врос в кресло.
– Тебе особое приглашение нужно? – в полной тишине спросил Нортон.
– Вы меня отсюда не выгоните, – упрямо ответил он.
– Ты собираешься сидеть здесь, пока она не очнется?
– Именно так.
– И спать тоже здесь будешь?
– Господин Огнев, – его голос стал еще тверже. Он, наконец, пошевелился и обернулся к собеседнику, – я не шучу сейчас.
– Ты понимаешь, что раньше двух дней она точно не очнется? – продолжал давить Нортон.
– Понимаю.
– Сейчас здесь будет ее мать.
– Я не буду мешать ей.
– Ты будешь мешать ей.
Тот глубоко вздохнул, поерзал в кресле, но уходить так и не собирался. Нортон как будто совсем устал злиться, его скорее забавляло поведение мальчишки. Поэтому решил зайти с другой стороны:
– Удивительно, как четко твоя мать умела видеть и трактовать ауры, – он медленно пошел вдоль окон, боковым зрением улавливая, как напрягся мальчишка. – Она рассказывала тебе про твою ауру?
– Нет, – сквозь зубы проскрежетал он, – мама почти никогда не разговаривала со мной о способностях.
– Оно и понятно, ты был слишком юн, – вздохнул Нортон. Остановился у окна, выходившего на границу леса. Он никогда не ожидал, что кто-то посмеет подобраться так близко. Никто не ожидал. – Зато нам она очень любила хвалиться твоей аурой. Ало-пурпурная, с острыми лучами. Селена всегда говорила, что это аура настоящего победителя. Пурпур – начало творческое, артистичное, алый – цвет силы, страсти, решительности, острота лучей – невероятной настойчивости. Она рассказывала, как прекрасно и ярко мерцает твоя аура, и совсем забывала, что даже у такой ауры могут быть недостатки. Говорила, что импульсивность и упрямство, которые буквально мерцают вокруг тебя, только сыграют тебе самому на руку, – Нортон быстро улыбнулся, предаваясь воспоминаниям о прекрасной подруге, которая любила свою семью и друзей больше жизни. – Да, считывала она прекрасно.
– Удивлен, что вы столько помните о моей ауре, – буркнул мальчишка, плохо скрывая желание послушать об этом еще.
– Я помню все ауры, которые считывала Селена. У твоего отца, например, была красно-оранжевая, тоже остроконечная, аура лидера.
– А у мамы? Она видела свою ауру? – тихо спросил он, поворачиваясь к Нортону. Тот посмотрел на него, пытаясь скрыть печаль в голосе.
– Да, видела. Мягкая бело-голубая. Мудрость, доброта, невинность. Такой она и была.
Мальчишка мягко улыбнулся:
– Да. Уверен, только она одна могла обладать такой аурой.
Нортон спрятал улыбку.
– А ваша аура? – вдруг спросил Драгоций.
– Свою ауру я предпочту оставить в секрете, – отрезал Нортон, вспоминая, какие качества и судьбоносные точки расписывала ему Селена. –
У Василисы интересная аура. Селена временами много времени проводила рядом с ней, пытаясь считать мерцание.
– Моя мама знала Василису?
Нортон остановился, понимания, что сейчас может сообщить ему много лишнего. Он помолчал какое-то время, продолжая разглядывать границу с лесом и подбирая слова.
– Да, знала, – просто ответил он. – И всегда любила сравнивать ее с ее матерью. У них обеих аура двухцветная, такая часто встречается у обладателей флера. Но тогда мы понадеялись, что Селена ошибается. Все-таки обладателем флера быть достаточно опасно.
– Поэтому Астрагору так нужна Василиса? Но зачем? Он же не может скопировать ее способности…
Нортон очень надеялся, что если он начнет говорить о его матери, мальчишка не вспомнит об Астрагоре. Возможно, так думать было опрометчиво.
– В этом и проблема, – Нортон прямо и очень тяжело посмотрел на мальчишку, решив обрисовать ему правдивую картину. – Астрагору не нужны способности Василисы. Ему нужен сам флер. Есть предположение, что если Астрагору удастся скопировать флер, то в сумме с мимикрией у него получится жить вечно без перемещения в новые тела. Его силы не будут угасать, а заточить его будет невозможно, ведь флер – сильный источник энергии. Он сотни лет вылавливал обладателей флера, ставил над ними эксперименты. Естественно, никто не выживал после такого, ничего не венчалось успехом, и в какой-то момент он подуспокоился со своей безумной идеей. Но Василиса не просто обладатель флера, о котором он наверняка знает. В ее генах была темная сила, возможно повлиявшая на формирование флера. И ей подчинился фонтан Алого Цвета без использования Стального Зубка, который был подвластен только Астрагору. Он уверен, что ее флер имеет другую природу. А значит, может быть возможность забрать его себе. Именно поэтому он прекратил охоту за еще одним обладателем флера – ее матерью, не хотел, чтобы у Василисы была сильная мотивация противостоять ему. Но в то же время, если Василиса погибнет – он не отчается так сильно, как мог бы, ведь у Василисы есть огромный потенциал заточить Астрагора, хотя природа Алого Цвета нам до конца не известна. Для него есть один идеальный сценарий, в котором Василиса оказывается в Змиулане. Там в худшем случае – она погибнет, в лучшем для него – погибнем мы все.
Лицо мальчишки во время монолога Нортона бледнело все сильнее и сильнее. Огнев подкинул ему интересную дилемму – если Астрагор получит флер Василисы, том сам он не станет для него новым вместилищем. Скорее всего, Астрагор просто убьет его за многочисленные неподчинения. Да и сам Фэш никогда бы не сделал никого разменной монетой, уж точно не Василису. Все эти размышления прямо-таки считывались с его лица. Как ни странно, Нортон почувствовал себя легче. Он видел, как суровеет взгляд Драгоция и понимал, что своими словами только укрепляет его ненависть к Астрагору. К тому же, он чувствовал себя сильно обязанным мальчишке.
– Зачем же ему столько могущества и лет жизни? – в воздух задал вопрос мальчишка.
– Полагаю, его эго когда-то было сильно задето. Ему нравится пытать и испытывать людей, возможно, он слишком сильно подсел на эту иглу. К тому же, ему явно ужасно скучно жить столько – вот и пытается найти хоть что-то, что его удивит, – Нортон, наконец, отвернулся от окна окончательно, сообразив, кого и когда он поставит на границу леса.
В лазарете на какое-то время воцарилось молчание. Нортон методично рассматривал все склянки в шкафу, замечая, как стоят неровно все те, которыми они сейчас пользовались. Он собирался с духом перед тем, как мысленно обратится к Лиссе. Впервые за шестнадцать лет молчания. Мальчишка, конечно, не собирался уходить. Но Нортон знал, что сейчас он продолжит задавать вопросы. И когда его любопытство будет утолено, он сможет уйти хотя бы на время, пока здесь будет Лисса. Так и случилось:
– Черт, – вдруг пробурчал он, – этому поддонку действительно нравится мучить людей. Несмотря на все мои просьбы все эти годы, он так и не показал могилы моих родителей.
Этого порыва искренности чувств Нортон и ждал.
– Не он их и хоронил, – мальчишка изумленно уставился на собеседника, ухватившись за призрачную возможность, которая у него появилась. – Я покажу тебе их.
– Когда?
– Когда я сам буду готов.
В этих словах можно было прочитать все, что Нортон чувствовал к погибшим Диаману и Селене. Он часто навещал их, но привести туда их сына – испытание и для самого Нортона. Но вряд ли мальчишка это понял. Он точно расценил это как вопрос доверия. Конечно, такой ответ ему не понравился. Но упустить возможность Драгоций не мог никак. Он коротко кивнул, снова отворачиваясь от Нортона.
– А теперь, будь добр, покинь лазарет на какое-то время. Дай Лиссе побыть наедине с дочерью.
Нортон надеялся, что мальчишке не придется объяснять, почему во время присутствия Лиссы ему не стоит здесь находиться. Но он это понял. Драгоций нахмурился, смерил долгим взглядом Василису, и, наконец, медленно поднялся.
– Ты в состоянии дойти до комнаты? – вдруг спросил Нортон, наблюдая, как, покачиваясь, он идет к двери.
– Да, – ответил он, тихо закрывая за собой дверь.
Еще какое-то время Нортон даже не шевелился. Он подошел к дочери, разглядывая ее безмятежное спящее лицо. Она была настолько бледна, что, казалось, потеряла всю кровь. Он аккуратно убрал прилипшие к ее лицу волосы. И понял, что не хочет, чтобы сюда заходил хоть кто-то.
Он медленно вернулся к окну, кинул взгляд на часы: три утра. И сильно понадеялся, что Лисса спит. Но Нортон знал, что после любого стрессового события, она часто просыпается ночью.
Шестнадцать лет прошло… но он должен.
Нортон сосредоточился на Лиссе, четко представив ее лицо, печальные глаза… подождал, пока установится контакт.
«Она ранена. Сейчас без сознания».
И все.
Прошли секунды, прежде чем Лисса появилась здесь, и эти секунды были мучительны. Конечно, она ничего не ответила. Просто появилась напротив кушетки, спиной к Нортону. Она не двигалась. Стояла и смотрела на дочь. Он не мог двинуться тоже.
Конечно, она не спала.
Лисса медленно подошла к ней, села рядом, и Нортон смог увидеть ее лицо – испуганное, непонимающее, печальное. Она наклонилась к ней ближе, взяла за руку – считывала пульс. Наклонилась еще ближе, улавливая дыхание.
Нортон, казалось, не моргал даже. Ему хотелось уйти отсюда, но она бы пришла к нему снова.
Опять долгое молчание. Тишина так хорошо действовала на Нортона, наверное, это был его любимый звук. Но с Лиссой тишина была всегда другая. Они много лет знали друг друга, и тишина успела стать для них самым красноречивым разговором.
– Кто? – наконец спросила она, надломлено и хрипло.
– Ты знаешь ответ.
– Как это произошло?
– Матушка сообщила, что дети нашли ее у леса уже раненной.
Она снова замолчала, не отрывая глаз от лица дочери. И потом, наконец, перевела взгляд на него.
– Пожалуйста, скажи, что вы сделали все возможное.
Так тихо она это сказала. Так тихо и робко, хотя, конечно, знала, что Нортон и Нерейва сделали все.
– И на это ответ ты знаешь.
Сейчас, когда она начала задавать вопросы, Нортон уже мог подойти. Он сел по другую от нее сторону, снова разглядывая безмятежное лицо Василисы. Удивительно, как сработала генетика. У Василисы не было ни одной черты в лице от него.
– Мы сделали даже больше. Мальчишка Драгоций сильно затянул рану.
– Почему ты не позвал меня раньше? – она подняла взгляд на него. Солнце вставало, и бледный луч вспыхнул на локонах Лиссы ярким рыжим огнем. Он увидел на ней золотые сережки, которые дарила ей Нерейва на совершеннолетие.
– Ты знаешь.
Лисса мучительно вздохнула. Выражение ее лица стало еще более печальным, губы мелко задрожали.
– Она сильно мучилась? – шепот.
На это ответ она тоже знала.
Чуть погодя, он сказал, почему-то так же тихо:
– Она отлично справлялась, – пауза. – В бреду спрашивала, где ты.
– Нортон…
– Лисса, – они снова встретились взглядами, – ты не должна была этого видеть.
Снова тишина. Он наблюдал за ее лицом, пока она разглядывала Василису снова, будто ждала, что от долгого взгляда дочь проснется.
– Ты поразительно спокойна, – сказал Нортон.
– Боюсь быть неспокойной.
И снова тишина.
– Я поеду к Астрагору с тобой.
– Даже не начинай.
– Нортон, – голос ее зазвучал гораздо громче, злее, – он пытался ее убить.
– Не говори глупостей, ты прекрасно знаешь, что он не отдал бы такой приказ. А твое присутствие в Змиулане даже не обсуждается.
– Знаешь, я тебя так ненавижу. Сколько месяцев я просила присоединить ее к мысленному коридору…
– Ты думаешь, – прервал он ее, тоже злясь, – Василиса бы позвала кого-нибудь, увидев Шакла. Еще раз, Василиса? Или думаешь, что они мило и долго болтали, чтобы кто-то из нас успел?
– А вдруг, Нортон? А вдруг, присоедини ты ее, что-то бы изменилось?
– Ты серьезно сейчас? Ты не знаешь свою дочь? Или, может, ты хочешь, чтобы я сейчас еще и чувство вины испытывал?
– Да, я же сказала, что тебя ненавижу. Твои дети уже давно подключены, а Василиса что, не твой ребенок?
– Я иногда поражаюсь тому, на что способен твой… речевой аппарат. Ты хотела бы, чтобы Василиса ко всему прочему еще и была в курсе всего, что обсуждается в коридоре?
– Да я мечтаю, чтоб Василиса жила так, чтоб все происходящее вообще ее не касалось. Но я смотрю правде в глаза – теперь она точно обязана быть в этом коридоре. А вот ты либо не взвешиваешь риски, либо не понимаешь, что Василиса уже не ребенок, и пытаться держать ее в стороне сейчас – себе дороже.
– Как же тебя в любой ситуации тянет на ругань.
Она прерывисто задышала, пытаясь сдержать шквал негатива. Но тут ее взгляд снова упал на Василису.
– Прекрати вести себя так, будто знаешь меня наизусть. Больше всего я не хочу сейчас ссорится. Просто подключи ее к коридору.
– Если она сама захочет.
– Да даже если не захочет. Мы должны сделать все, чтоб уменьшить вероятность подобного. И Фэша тоже присоедини.
– Мальчишку?!
– Во-первых, он приложил не мало сил к ее спасению. Во-вторых, если что-то с ней случится, он будет рядом.
– Что-то в этот раз не был.
Лисса раздраженно вздохнула.
– Ты невыносим.
– Ты тоже.
Они снова поймали взгляды друг друга. Лисса всегда была как открытая книга: в ее глазах читалось абсолютно все, что она хотела сказать. Но сейчас она его удивила. Сказала то, что Нортон не ожидал услышать ни в какой параллельной вселенной.
– Спасибо.
Этого Нортон тоже не слышал лет шестнадцать. Он не заслужил этой благодарности – потому что никогда бы не смог поступить по-другому.
– Не надо. Ты бы тоже спасала ее до последнего.
– Это не отменяет твоей смертельной бледности и измученного взгляда. Пусть кто-нибудь другой завтра докладывает совету. Тебе необходимо отдохнуть.
– Тебе тоже. Останешься?
– Исчезать после переговоров, когда союзники предложили остаться на ночь – моветон. Но я вернусь с их пробуждением, через несколько часов.
Она наклонилась, поцеловала дочь в лоб, поправила на ней одеяло. Какое-то время она продолжала стоять над Василисой.
– Постарайся отдохнуть. Доброй ночи, Нортон.
И тут же исчезла.
– Доброй ночи, Лисса.
***
Отдохнуть не получилось, поспать нормально тоже. С утра Нортон дал распоряжение переселить Дейлу и Николь в комнаты на его этаже. Лисса вернулась и сама доложила все совету, как бы Нортон не сопротивлялся. Конечно, все были в глубочайшем шоке, снова стали предлагать варианты по типу отправить Василису в другое место, самим поменять расположение и так далее и так далее. Лисса их всех не слушала. Она назначила посты охраны по границе леса. Нортон надеялся, что они переживают зазря.
Днем приехал Дебб, подключая Василису к необходимым аппаратам. Нортон и Нерейва, наконец выспавшаяся, молчаливо ожидали вердикта. Мальчишка был тут же. Пришел, кажется, утром, а сейчас, в долгом ожидании ответа от доктора, время от времени заваливался, неконтролируемо засыпая. Нерейва пыталась выгнать его, чтобы тот поспал, но мальчишка уже, видимо, уступил раз и больше уходить не собирался.
Дебб возился со всякими бумажками и аппаратами очень долго. Каждый раз, когда он недовольно качал головой, сердце забилось быстрее. Но все терпеливо ждали.
И вот, наконец, поправив очки и ровно сложив все свои вычисления и расчеты, он сказал:
– Выдыхайте. Тот факт, что вы начали не слишком поздно, сделал свое дело. Затягивание раны, конечно, тоже. Она стабильна, хотя и очень слаба. Сейчас будем вкалывать необходимые лекарства. Несколько дней и очнется.
И Нортон выдохнул.
– Значит, шансы высоки? – переспросила Нерейва, не скрывая облегчения.
– Да. Если лекарства правильно усвоятся, то вероятность стопроцентная. Гениальное решение самостоятельно навести водянистый красный. Получилось просто отменно.
– А какова вероятность, что лекарства правильно усвоятся? – снова спросила Нерейва.
– Дорогая, ну вы что, семью свою не знаете. Все усвоится. Буду следить за дозировками и временными интервалами, чтобы точно все усвоилась. Это моя работа.
– Как поправится, снова отправлю вас в отпуск, – сказал Нортон.
– Буду рад. А вам всем советую пропить успокоительное… А тебе, юноша, поспать.
***
Дорога до Змиулана была такой долгой, как не была никогда. Нортон и Нерейва решили взять с собой генералов и еще несколько бойцов на экстренный случай. Миракл рвался ехать тоже, да и Лисса не оставляла попыток, но Нортон никого и слушать не стал. Нужна была только матушка.
Конечно, Астрагор ждал их. Нортона и Нерейву провели до его кабинета, генералы остались внизу, бойцы – в лесу. Нерейва бесконечно смотрела на часы, ожидая, когда же уже все это кончился. Мрачнейшая и враждебная атмосфера Змиуалана прямо таки кололась, находится здесь больше нескольких минут было невозможно. Нортон об этом не думал. Он шел прямо и быстро с твердым намерением увидеть сына.
Астрагор как всегда восседал в огромном кресле за обширным дубовым столом. Он терял силы – его тело сильно истощилось после последней их встречи несколько месяцев назад, щеки впали, лицо посерело. Даже если не учитывать, что сделал и на что способен Великий Дух, он производил донельзя жуткое впечатление полуживого старика, чей взгляд оставался глубоким и зловещим.
– Присаживайтесь. Слуги принесут чай, и мы начнем.
Никому не хотелось чая. Но Нортон, еще будучи учеником в Змиулане, запомнил одну простую вещь: для потрясающего расположения Духа необходимо всегда соглашаться, когда он предлагает чашку чая. Как бы нелепо его чай не смотрелся в сложившейся ситуации.
– Как здоровье твоей дочери, Нортон? – вежливо спросил Дух. Нерейва заерзала в кресле: она не привыкла к постоянным разговорам с Астрагором, поэтому они условились еще в машине: Нерейва по возможности молчит.
– Стабильно, – коротко ответил он.
– Рад знать. Надеюсь, она будет в добром здравии. Я же даю вам слово, что больше никто из моих сторонников и близко не подступит к границам вашего Дома.
Что ж, неплохой заход вместо извинений. Если Астрагор дал слово – он его сдержит. Хотя матушка явно не верила этому обещанию.
– Позвольте уточнить, – все же начала она. Нортон болезненно поморщился, – господин Шакл в том числе?
Астрагор усмехнулся:
– И господин Шакл в том числе.
Наконец слуги принесли чай. Нортон заметил среди них знакомые запуганные лица, еще с времен его обучения в Змиулане. Астрагор не любит новых лиц даже в кругу прислуги.
Нортон и Нерейва терпеливо дождались, когда Астрагор размешает сахар и отопьет чай прежде, чем начнет говорить. Он как всегда был ритуален до ужаса.
– Я понимаю, что сложившаяся ситуация подвергает риску наш договор, поэтому я готов к пересмотру, не затрагивая его основ. К сожалению, Нортон, я не могу вернуть тебе сына, думаю, нет необходимости объяснять, почему, – его голос звучал ровно, хрипло и властно. Даже нотки сочувствия, в нем, конечно, не промелькнуло.
– Я понимаю. Мы с моей дражайшей матушкой предлагаем продлить ультиматум.
Это был единственный вариант. На большее он бы никогда не подписался. Астрагор тоже понимал это, но удивление изобразить попытался.
– Вот как? И насколько?
Нортон и Нерейва переглянулись.
– На три месяца.
Астрагор удивленно вскинул брови. С ответом не спешил – снова отпил чай, рассмотрел гостей с ног до головы. Ужасная процедура. Но Нортон привык и даже не менялся в холодном выражении лица, как бы не были противны его мелкие черные глаза.
– Три месяца – это увеличение срока вдвое. Твои дочери не соскучились по брату? Или Мандигор совсем забыл о своем подопечном?
– Есть другие предложения? – холодно спросил Нортон.
Он знал, что он будет сбивать срок, поэтому предложил максимальный. Нерейва провела подсчеты по союзникам, бойцам и подготовке и решила, что два месяца – подходящий срок для идеальной подготовки к бою.
– Месяц.
– Великий Дух, моя дочь невероятно слаба. Ее сестры, нашедшие ее раненой, в ужасе. Восстановление Василисы, вы прекрасно знаете, от какого яда, займет немало времени. Месяц – слишком мало в сложившейся ситуации.
Астрагор продолжал смотреть собеседнику прямо в глаза. Он высоко чтит все семейные ценности и собственную репутацию, поэтому сейчас не мог спорить.
– Думаю, на двух месяцах мы сойдемся.
Нортон выдержал стратегическую паузу наигранного разочарования и намеренно переглянулся с матушкой.
– На двух месяцах? – переспросила матушка.
– Достаточно щедро с моей стороны, не находите, Нерейва?
– Вынуждена согласиться, Великий Дух, – проскрежетала она.
– Да, сегодня я достаточно щедр. Искренне сочувствую, что вашей семье пришлось пережить такое. Уверен, Нортон захочет увидится сейчас со своим сыном.
– Буду очень рад, Великий Дух. Благодарен вам за такую возможность.
– Конечно, конечно. Можете пройти в комнату напротив кабинета. Норт Огнев ожидает вас там.
Нортон торопливо удалился, кинув матушке сочувствующий взгляд. Он быстро пересек коридор, распахнул дверь и с величайшим облегчением увидел там живого и невредимого сына. Тот молча кинулся к отцу в объятья, и Нортон долго не мог отпустить его. Невероятная радость и жгучая тоска из-за предстоящей разлуки снова прямо-таки душили Нортона: он обнимал сына так крепко, как не обнимал еще никого. Они стояли настолько долго, насколько мог сдерживать дыхание уткнувшийся в плечо отца Норт. Ничего говорить и объяснять не хотелось, только дайте возможность простоять так как можно дольше.
Пока Нортону нужно было объяснить сыну новые условия ультиматума, Нерейве предстояла задача потяжелее – выдержать скромное общество Великого Духа.
Они молча пили чай, разглядывая лица друг друга. Астрагор – с любопытством, Нерейва – с омерзением.
– Я хотел напомнить вам, уважаемая Нерейва, чем чревато нарушение договора.
– Вы немного исказили значение слово «ультиматум».
Тонкие седые брови снова взметнулись вверх. Нерейва не жалела о сказанном, чтобы он сейчас не ответил.
– Вы забрали нечто, принадлежавшее мне. Я всего лишь поставил ультиматум. В таком контексте смею назвать сложившуюся ситуацию договором, Нерейва.
– Что ж, вы правы. Конечно, мы все помним, чем кончается нарушение «договора», – язвительно выдавила последнее слово она.
– Вы знаете, как я уважаю вашу семью, и как бы мне не хотелось, чтобы кто-то из Огневых умирал от моей руки.
«Да, поэтому Норт в заточении, а Василиса чуть не погибла. Наверное, потому что они Огневы наполовину», – подумала Нерейва. Подобных чувств глубоко уважения и нежелания никого убивать к семье Драгоциев она не испытывала и поэтому промолчала. Все знают, что будет, когда в день конца ультиматума начнется битва. Но только Нерейва с Астрагором понимали, что Нортона он не тронет. По крайней мере, не в ближайшее время.
– Благодарю. Я тоже очень уважаю свою семью и, естественно, не желаю никому из них смерти.
Астрагор довольно кивнул.
– Что ж, мы друг друга поняли.
– Конечно. Могу попросить у вас еще чаю, пока мы ждем моего сына? – Нерейва хотела занять себя хоть чем-нибудь.
– Конечно. Слуги скоро будут.
– Еще кое-что хотела посметь попросить у вас, Великий Дух.
– Я вас слушаю, – заинтересованно протянул он.
– Помните мальчишку, которого вы великодушно подобрали с улицы, Алексея Рознева. Рискну попросить у вас забрать его способности, стереть память и вернуть домой. Хочу сделать внучке подарок на день рождения, – это они тоже обсудили с Нортоном, хотя тот не давал такому исходу шансов. Но Нерейва знала, что Астрагор согласится. По той же причине, почему он не тронет Нортона и по той же причине, почему он больше не пытается взять в плен Лиссу.
– Озвучьте хоть одну причину, почему я должен отказаться от своего ученика.
– Ну, – протянула Нерейва, – скажем, потому что когда-то я спасла вашу дражайшую племянницу Маргариту от смерти.
– Что ж, удивлен такому обмену. Хорошо, завтра же Алексей будет у своих родителей без единого воспоминания о последнем году. И без единой способности.
– Вы действительно очень щедры сегодня, Великий Дух, – натянуто улыбнулась Нерейва.
***
– Как Норт? – первое, что спросила Нерейва, когда они сели в машину.
– Так же, как и сообщал мне до этого. Его и пальцем не тронули, позволяют свободное перемещение по замку и границам Драголиса, Рок Драгоций даже тренирует его. Ярису предоставлены такие же условия, они живут в соседних комнатах и регулярно видятся.
– Ого, Астрагор так постарел, что подобрел?
– Он просто понимает, что Норт не представляет для него опасности, вот и задабривает. Сын, кстати, воспринял новость о продлении ультиматума относительно спокойно. Хотя я бы ни на секунду не хотел оставлять его там, – Нортон все же не смог скрыть печаль в своем голосе.
– Я понимаю, сын, но такие условия были необходимы, осталось совсем недолго. Слава богу, у тебя есть возможность связываться с Нортом постоянно.
– А ты как, о чем говорили? Выглядишь очень уставшей от общества Великого Духа.
– Невероятно замучилась с ним находиться. Договорились до того, что он все же вернет мальчика домой.
– Неужели? А ты талантливый дипломат, матушка. Либо Астрагор действительно сегодня особенно щедр.
О том, что Астрагор красноречиво дал знать, что произойдет в конце ультиматума, Нерейва решила пока не говорить. Пускай ее сын еще немного побудет в святой уверенности в том, что он сможет защитить каждого члена своей семьи.
