***
У Василисы слабо дрогнули веки. Ее тело потяжелело и онемело настолько, что даже глаза не получилось открыть с первого раза. В голове четко стояли Шакл, Николь и отец со словами «я тобой горжусь». А дальше непослушное и затекшее тело. Совершенно неожиданно для себя она увидела напротив сидящего Фэша, задремавшего в кресле. Лазарет чуть ли не горел от яркого солнца. Сколько она спала? День, два? И в какой момент она вообще уснула? По ощущениям она провела в кровати месяц: никакая из конечностей не подчинялась контролю. Она заметила на руках многочисленные бинты, а рядом с тумбой у кушетки стопку бумаг. Взгляд снова метнулся на спящего Фэша – очень бледного. Она умерла? Василиса, наконец, приподнялась на подушках, пытаясь принять хоть сколько-то вертикальное положение. Солнечное сплетение отозвалось ноющей болью – и пазл начал склеиваться. Туда ее ранил Шакл. Она пыталась сесть еще выше, не переставая тихо ойкать от многочисленных неудобств, которые подкидывало ее собственное тело. Лишь бы Фэш не проснулся… но Фэш проснулся. Он медленно открыл глаза, сонным взглядом уставившись на Василису. Она заметила это не сразу. Они встретились одинаковыми, абсолютно не понимающими, взглядами. Василиса увидела у него очень темные круги под глазами, впалые щеки, мятую одежду и сильно спутанные волосы. Фэш напугал ее невероятно. Неужели она действительно спала месяц? И сон ли был это вообще? Но она не то, что пошевелиться не могла, даже слова не осмелилась произнести: взгляд Фэша был настолько тяжелым и шокированным. Мысли метались в голове, бились о череп и болезненно пульсировали во лбу. Фэш все не двигался и молчал. И, наконец, Василиса поняла, почему он так на нее смотрит. – Я чуть не умерла? – тихо спросила она. Фэш дрогнул. Василиса тоже. «Тебе нужно побыть сильной еще чуть-чуть». Она почти погибла. Она истекала кровью прямо здесь и потом не помнила ничего. И, черт знает, сколько она была в состоянии «ничего». Он медленно пересел на кровать. В его глазах наконец-то появлялась осознанность происходящего. Она чуть не умерла. Она умерла? Василиса поддалась к нему и через секунду оказалась в его объятьях. Рана заныла сильнее, но сердце так громко ухало о ребра, что становилось все равно на эту рану. Фэш вцепился в нее, задержал дыхание, и она старалась обнимать его так же сильно, как он обнимал ее. Она почти погибла. Но он жив. Василиса уткнулась ему в плечо. Мысли о проскочившей совсем рядом смерти растворялись в объятьях Фэша. Он ждал ее. А она даже не подозревала, через что он прошел. Но Фэш был рядом, обнимал ее и прятал от всех этих страхов. – Я думал, что ты больше не очнешься. Она обняла его еще сильнее. Они сидели так очень и очень долго. Десять минут, полчаса? Василиса потеряла контроль над времени, потом над чувствами, абсолютно запутавшись в радости, непонимании и страхе. А потом снова Шакл – снова, снова и снова. И она вдруг осознала: не было никакого контроля. Если так близко появился Шакл, значит, контроля нет. Пока она чувствовала себя в безопасности в объятьях Фэша – безопасности не существовало. Существовал только такой же напуганный Фэш, у которого тоже подрагивали руки. – А ты жива. Василиса мягко отстранилась от Фэша, разглядывая его глаза. Они так ярко блестят… и он напуган, и рад, и все сразу. – Да. Жива. Сколько ты сидел так? – Сегодня пятый день. Василиса снова потянулась к нему, не в силах видеть этот взгляд, словно в его глазах можно было разглядеть все эти… почти пять дней! Фэш тоже не мог выдерживать это уже прошедшее ожидание и совсем забыл, почему он тут сидел – он так сильно сжал Василису где-то в районе ребер, что она, не выдержав, все же зашипела от боли. – Прости, что я так... – он тут же отстранился, – тебе больно. – Да все равно. – Тебе не нужно так… – Нам обоим так нужно. Они сидели так близко, что соприкасались лбами. Василиса чувствовала его сбивчивое дыхание. Она старалась сосредоточиться на тепле Фэша, но в голове билось только «контроля не было». Оставалось надеяться, что хотя бы Фэш не терзал себя такими же мыслями. – Лисса просила меня вызвать ее, когда ты очнешься, – наконец тихо сказал он. – Она жива? Все остальные в порядке? – встрепенулась Василиса, неожиданно подумав, что Шакл добрался не только до нее. – Да. – Не вызывай. Потом. – Уверена? – Да. Конечно. Эти расспросы, вопросы, допросы, мельтешение, шум, люди… или ей просто не хотелось видеть ни мать, ни отца. – Скажи, что ты спал не только сегодня. – Тяжело было спать, – неспешный ответ. – Тебе точно нужно поспать. – Теперь я посплю, – легкая улыбка. – Что ты помнишь? Василиса тоже ответила не сразу, собирая пазлы в голове. – Мирту, Шакла. Потом лицо Николь, голос Захарры… И почему-то то, как отец держал меня за лицо и... дальше туман. – Что ж, ты многое пропустила. Фэш продолжал слабо улыбаться. – Меня сейчас не очень это волнует, – отмахнулась Василиса. – А что тебя волнует? Теперь улыбнулась Василиса. – А тебя? – Меня волнует, что в таком положении тебе больно. Василиса аккуратно опустилась на подушки и, поняв, что теперь находится слишком далеко от Фэша, нашла его руку и крепко сжала. – А что тебя волнует теперь? Фэш молчал, разглядывая ее: наверняка Василиса выглядела сейчас просто ужасно – со спутанными волосами, явно опухшим лицом и, конечно, покрасневшими от долгого бессознания, глазами. Но и прерывать его не хотелось: пускай смотрит, сколько захочет. – Даже не знаю. Наверное, уже ничего. – Тогда и меня ничего не волнует. Василиса снова ему соврала. Ее волновало, что в любую секунду забежит в лазарет со своим кинжалом Шакл, что Мирта залезет в окно, Астрагор разрушит Дом до основания, Войт Драгоций свернет ей шею, Марк сойдет с ума и убьет Фэша. Все это могло произойти ровно с той же вероятностью, что и кинжал Шакла в ее теле. Каковы были шансы? Так ли малы? – Я так не хочу никого звать, – вдруг сказал Фэш, сжимая ее ладонь. – Не зови, – Василиса тоже не хотела. – Все равно все придут... – Жаль. Судя по лицу Фэша, его стало удивлять поведение Василисы. Они сидят рядом уже очень долго, а она, пролежав без сознания почти пять дней, ничего у него не спросила. Ну, а смысл, думала она. Кто-то ее спасал, ну, и разве важно, как, вот же, живая она. Что здесь позабыл Шакл – тоже наверняка все знали. По крайней мере, догадаться можно было. – Ты был тут, когда меня… откачивали? – все же спросила Василиса, уже зная ответ. – …да. Присутствовал. – Надеюсь, я тебя не сильно напугала… Фэш усмехнулся, снова сжимая ее ладонь. Думать о степени испуга Фэша тоже было страшно. – Как ребята? – Нервничали все. Но в норме. – Я помню, что Маар и кто-то еще несли меня до лазарета… Причем так быстро они появились. А Захарра рядом была, все успокаивала меня… – Василиса вдруг представила, что было бы, если бы она была на их месте. Какие же ее друзья прекрасные… – Про это все я в курсе. Ты удивишься, когда узнаешь, кто еще помогал Маару. – Кто же? – Марк. Василиса почувствовала себя совсем некомфортно. Из-за своей глупости и медлительности мало того, что чуть сама не умерла, так еще и весь Дом на уши поставила… – Я ошибусь, если предположу, что ты во всем этом не участвовал? – Ошибешься. – Кошмар… – Я тут был мальчиком на побегушках. Шприцы таскал, склянки… знаешь, лучше так, чем стоять за дверью и быть в неведении, – серьезно сказал Фэш. – Ты прав, – Василиса накрыла его руку другой рукой. – Спасибо тебе огромное, Фэш. Я очень благодарна тебе. Прости, что заставила так… – Василис, глупо извиняться за это, думая, что Шакл не достал бы тебя в другое время в другом месте, – еще серьезнее сказал Фэш. – И все равно спасибо. И за все эти дни, что провел тут. Увидеть тебя первым – лучшее, что я могла увидеть. Но больше так не делай. Фэш заулыбался, отводя взгляд. – Не указывай. Василиса улыбнулась тоже. Еще бы она ему указывала. – Пожалуйста, иди поспи, – снова сказала она. – Оставить тебя одну во всем предстоящем бедламе? – Ты слишком хороший, прекрати. Пока дойдут, пока уйдут… – Уже идут, – посмеялся он. – Ты когда успел? – Когда ты извиняться начала. Не хотел это слушать. – Ты очень быстро прекратил быть слишком хорошим. Фэш поцеловал ее руки, пересел на кресло и подмигнул. – Ну, ты же попросила. Василиса смотрела на него слишком влюбленными глазами. Она совсем забыла, о чем она беспокоилась и думала, когда только очнулась. Она даже не услышала громкий стук приближающихся шагов, засмотревшись будто в первый раз на его хитрую улыбку. – Ох, ну слава богу! Василиса радостно улыбнулась, услышав и увидев бабушку. Такая взбудораженная, подвижная, счастливая… – С добрым утром, дорогая. Василиса рассмеялась и только потянулась к бабушке, чтобы ее обнять, как в лазарет в секунду влетела Лисса. Она так быстро кинулась в объятья дочки, что Василиса не успела даже разглядеть ее лица. – Ах, солнце, – Лисса взяла в руки ее заспанное лицо, расцеловала щеки и снова обняла, – ты очнулась, Господи, спасибо… – она поглаживала дочь по голове, снова целовала щеки, снова обнимала, приговаривая, – как мы переживали… Василиса вообще никак не могла понять, что она чувствует. Она лишь нервно улыбалась, пытаясь вставить: «все хорошо, я в порядке», но мама была слишком эмоциональна. И тактильна. Она все смотрела на нее, обнимала, гладила по волосам, и, возможно, была в шаге от слез. И Василиса совсем упустила момент, когда зашел отец. На секунду ей показалось, что за спиной отца стоит кто-то еще. Она резко замерла – но это лишь метнувшаяся за его спиной тень показалась слишком живой. Лисса все же подуспокоилась и немного отсела так, чтобы Василиса, наконец, обняла бабушку. Нерейва снова пахла чем-то кислым, свежим и цветочным. Она обнимала ее так аккуратно, что Василиса даже не поняла, что они успели обняться. Она взяла Нерейву за руки, прошептав: – Спасибо. Бабушка улыбнулась. Василиса не знала наверняка, присутствовала ли Нерейва при ее… откачивании, но почему-то была уверена, что без твердой руки бабушки и ее способности организовать даже экстренное спасение, она бы не очнулась. А было бы очень обидно не обняться с бабушкой напоследок. – Да брось ты. Но она улыбалась так широко, что проступили морщины, которые, впрочем, ни капли не портили ее красивое лицо. Василиса редко видела, чтобы бабушка улыбалась так искренне – и эта улыбка ей очень к лицу. – Не брошу. Правда, спасибо, – прошептала Василиса. – Что ты, тут были фокусы и покруче. Юный Драгоций уже успел похвастаться своей стойкостью и необычайными навыками? – усмехнулась Нерейва, поворачиваясь к Фэшу. Тот сильно смутился, что-то буркнув себе под нос. – Да ладно тебе, герой, это нельзя держать в секрете. Фэш в заживление твоей раны здорово вложился. Он ее затягивал, – Нерейва сидела крайне довольная, Фэш невозмутимо рассматривал потолок. – Что значит затягивал? – То и значит, – вдруг ответил отец, стоявший молчаливой статуей напротив кушетки. Обнимать он дочь, конечно, и не собирался, делать вид, что рад видеть ее живой, тоже. – С помощью телекинеза притягивал молекулы твоих тканей друг к другу. Получилось не идеально, но вполне достаточно. – Я даже не представляла, что такое возможно… – опешила Василиса, стараясь пропускать надменность отца мимо ушей. Фэш, тем временем, совсем смутился: уже весь потолок взглядом прочесал. Почему-то он не рассказал об этом сразу… – Но почему-то думаю, что это было опасно. – Да, Василиса, это правда. Мы рискнули, потому что при таком случае были хороши даже из ряда вон выходящие решения, – закивала бабушка. – Как видишь, на юного Драгоция мы положились не зря, – и она мягко улыбнулась Фэшу. Тот несмело улыбнулся в ответ. Но Василисе было все равно на риски для себя: она в любом случае была в шаге от смерти. Это затягивание точно было опасно для Фэша, вот он и молчит. Значит, ему придется честно поведать Василисе обо всем позже. – Что ты помнишь? – спросил отец. Василиса так и не успела своим сонным и явно поврежденным мозгом придумать тему, которая бы не коснулась этого. Но отец был сообразительнее, хитрее и равнодушнее. Сердце вдруг нервно застучало, стоило ей напрямую посмотреть в глаза отцу. Он пришел сюда только за этим? При этом прекрасно понимая, что вина за все это на нем? Какой же он самоуверенный. Бесчувственный. Отец в один момент превратился из гаранта безопасности и спокойствия, которым являлся для Василисы с перебоями два года, в абсолютно не владеющего ситуацией человека, но старательно делающий вид обратного. Василиса хмыкнула. Она рассказала все до момента попадания в лазарет, а он, кажется, даже не моргнул. «Ты явно что-то чувствуешь, покажи это, не будь монстром. Можешь и не объяснять ничего, просто покажи хоть что-то». Но как он не шелохнулся, так и продолжал быть каменным. Молчание кололось своей остротой всем. И мама предприняла попытку объяснить ситуацию, причем с самым виноватым видом. – Василиса, понимаешь, Шакл… – Понимаю. Я догадалась, что так он мстит вам обоим в той или иной степени. Этого достаточно. И вот эмоция отца – вскинутые брови и непонимающий взгляд. Надо же, как же он не ожидал подобного от дотошной дочери. Ну, ему ж никогда не нравилось, когда она лезла с расспросами. Пускай наслаждается хотя бы, раз уж хоть сколько-то причастным он себя почувствовать не может. – Ладно, дорогая, тебя действительно не стоит сейчас грузить всем этим, – сгладила углы бабушка, мягко погладив плечо Василисы. – Лучше скорей скажи нам, как ты себя чувствуешь? Василиса вдруг заулыбалась. – Сонно. Рана немного ноет, а в целом – сносно. – В целом – очень даже, – кивнула бабушка, явно не рассчитывая на другой ответ. – Через час приедет Дебб, снимет показатели, даст рекомендации, нужно будет очень внимательно его послушать. – Дорогая, – обратилась к ней и мама, – тебе придется еще и на время забыть о нагрузках и способностях. Отдых сейчас – самое лучшее лекарство для восстановления. – Ну, и пару дней придется полежать здесь, – добавила бабушка. – Зато выспишься наконец, – вынесла вердикт мама, внимательно оглядывая ее лицо. Василиса даже плечом не повела. Одиночество сейчас ей очень нужно было. Отец все стоял с изумленным лицом, видимо, размышляя, чтоб такого сказать, чтобы у Василисы возникли вопросы. И он нашел вариант. – Ультиматум с Астрагором продлен еще на два месяца. С громким стуком захлопнулось окно где-то на этаже. Рука бабушки сжалась в кулак, сминая простынь. Она задумалась о том, как на эту новость отреагировали сестры. Марк, Маришка. Елена. Явно возненавидела ее еще больше. А стоило Василиса придти ровно к началу разговора… – Оперативно, – сказала она. Отец нахмурился. Но молчал. С коридора послышался звук приближающихся шагов. Василиса дрогнула, успев подумать, что в лазарет бежит Астрагор. Или снова Шакл. Градус негатива в воздухе резко повысился, а потом упал, стоило двери резко отвориться рукой Захарры. В секунду, пока подруга попыталась осмыслить происходящее, сердце Василисы забилось в унисон с перебоями радости, облегчения и сильного волнения. Захарра посмотрела на напряженного Фэша, а потом метнулась к подруге, сжимая ее плечи и шею в объятиях. Дышать трудно, но и в этот момент не было необходимости. – Спасибо, спасибо, что была рядом, ты так меня спасла, – сбивчиво зашептала Василиса. Захарра мотала головой, продолжая обнимать. В лазарете показались головы ошалевших Дианы, Маара и Ника, каждый из которых сначала растерянно хлопал глазами, потом пытался пробиться к Василисе. Маме и бабушке пришлось встать под таким напором. Василиса хотела обнимать всех, целовать в щеки, благодарить за все подряд. Своим вихрем чистейшей заботы они принесли сюда столько искренней радости, что мысль о предстоящем одиноком времяпрепровождении в лазарете без них стала казаться ужасно непривлекательной. Родители и бабушка молча удалились. Лишь отец задержался в дверях, глядя на дочь, но та и не посмотрела в его сторону.***
На все «а болит», «и как», «а если так», «страшно было», «ты голодная» Василиса отвечала просто – «нормально». Меньше всего хотелось обсуждать свое здоровье. Больше всего – лениво слушать кого-нибудь из друзей. И в какой-то момент Фэш уловил ее неразговорчивое состояние и стал в подробностях рассказывать обо всем происходившем. По его лицу было понятно, что это тема – последняя в его списке желаний на обсуждение, но, как оказалось, даже Ник знал о той ночи лишь обрывками. Диана легла рядом с Василисой, Захарра расположилась на кресле рядом с Фэшем, Ник занял скромное место на краю кровати, Маар уселся в позу лотоса на большой неудобный стул напротив Василисы, умудряясь при этом на нем качаться. Наверное, поэтому Василиса не удивлялась с рассказа Фэша – была занята методичным осмотром каждого друга в лазарете. Эмоции, наконец, возникли, когда Фэш поведал о разговоре с Нортоном-страшим: об аурах и могилах родителей. – Вот подонок! – ругнулся Ник, а потом виновато покосился на Василису. – Подонок, – устало кивнула она, – он хоть что-нибудь может сделать без своей смешной надменности? Все молча уставились на Василису. Маар перестал качаться на стуле. – Ну, что? Вы думали, после того, как он вдруг стал называть меня… «крошкой», я вдруг растаю и слова плохого про него не скажу? А еще он потерял контроль над ситуацией, – вдруг дрогнувшим голосом осмелилась озвучить она. – Спасибо ему за участие, но вот это… это уже слишком. – Да ни у кого нет и не было контроля, – фыркнул Фэш. – В любом случае, у меня нет выбора. Какой никакой, но это шанс увидеть их могилы, – нахмурился Фэш. Захарра сочувствующе сжала руку брата. – А я его понимаю, – вдруг сказала Диана. Начавший было снова качаться Маар, остановился. Все молча уставились уже на нее. – Прости, Фэш, я полностью на твоей стороне и ни в коем случае его не оправдываю, но его мотивация мне понятна. – Какая, строить из себя всесильного управителя судьбами? – хмыкнул Маар. – Возможно. Вспомните фотографию, которую вы нашли в его кабинете. Огнев явно был очень близок с родителями Фэша. В его голове запросто могла возникнуть связка, что Фэш повинен в смерти своих родителей, мол, если бы ты не родился… Еще раз прости, мне тоже ужасно неприятно об этом думать. Естественно, это чистейшая неправда, Огнев и сам это понимает. Но вот так ревностно он к ним относится. – Кошмар, – за всех вынесла вердикт Захарра, косясь на мрачного Фэша. – Ну, это вполне может объяснять не самое большое расположение к Фэшу с его стороны, – протянул Ник. – Ага, только вот отец Ника, Лисса и Миракл ко мне относятся, как к человеку, хотя тоже были на этой фотографии, – буркнул он. – Ага, и это отец четверых детей, друзья, – покачала головой Василиса. – Как же Дейла распсиховалась, когда узнала о продлении ультиматума… – покачал головой Маар. – Ее можно понять, – отозвалась все такая же проницательная Диана, – но Огнев и Нерейва не дураки. Они явно выторговывали эти два месяца, значит, они нам нужны. – Судя по всему, битва планируется та еще, – Ник вырисовывал узоры на простыне. Все помрачнели. Да, что тут еще добавить? Похоже, даже этих два дополнительных месяца «отдыха» окажутся совсем не из приятных. – Ну, Огнев связывается с Нортом, они с Ярисом как в золотой клетке живут, – протянул Фэш, – насколько я узнал из громких разговоров Марка за ужинами, их даже тренирует Рок. Интересный ход. Конечно, не отменяет того, что они оба в плену в Змиуалане, но, я уверен, будь ребенок Огнева там в ужасных условиях, Нортон бы рванулся к Астрагору в первый же день. «Только если этот ребенок не позже 1999 года рождения». – Тебя Огнев к мысленному коридору вчера присоединил, да? – посмотрел Ник на друга. Фэш кивнул. – Вот это да, – одновременно отозвались Диана и Маар. – Конечно, он чуть не умер, – хмыкнула Захарра, Фэш быстро ткнул сестру локтем. – Когда это чуть не умер? – уставилась на Драгоциев Василиса, интуитивно догадавшись, о чем речь. – И что это за мысленный коридор такой? – Темнота, – хмыкнул Фэш, полностью проигнорировав ее первый вопрос. – Мысленный коридор – это такое нематериальное пространство, создаваемое сильными телепатами. Те, кто присоединен к нему, могут послать туда мысль, и все остальные присоединенные ее услышат. И наоборот, кто-то послал мысль, и ты ее услышишь. В таком коридоре обмениваются важной информацией. Насколько я знаю, у Огнева в этом коридоре все взрослые, которые на нашей стороне. У Астрагора тоже такой есть для Драгоциев. Только он решил добавить еще и телесных ощущений, поставив нам татуировки на затылке. Каждая мысль сопровождается ощущением холода, у Огнева такой приблуды нет. Естественно, мы с Захаррой уже год как отсоединены от мысленного коридора Астрагора. – И этот коридор прям всегда мысли транспортирует, в любых условиях? – спросила Василиса, держа в голове самый первый вопрос. – Пока жив создатель коридора – да, – ответил Маар, – даже если Огнев будет без сознания какое-то время, коридор продолжит работать без него, сильная штука. – Этот коридор наверняка крайне полезен во время битв. Странно, почему нас всех туда не подключили раньше, – протянула Василиса. – Во-первых, да, конечно, – кивнула Захарра, закинув ноги на подлокотник кресла, – но, во-вторых, коридор изначально создается как раз таки для обмена этой всякой супер важной деловой информацией для серьезных дядек. В-третьих, чем больше людей в коридоре, тем больше нагрузка на его создателя, да и на всех участников и поэтому, в-четвертых, слабых мутантов не подключают. Ну а, в пятых, Фэш… да прекрати в меня локтями своими тыкать, Василиса должна знать!.. Фэш доказал свою преданность и силу буквально пять дней назад. Он частично затянул рану. Это… еще раз тыкнешь, я тебе локти переломаю!.. очень опасный процесс, требующий жесть как много сил и концентрации, одно неверное… я тебя реально покалечу!.. неверное движение, и вы оба могли не очнуться, – на выходе закончила Захарра, и отвесила брату такую оплеуху, что тот зашипел. Господи, это он так должок вернул за то, что Василиса боль у него выкачивала? Да как на такое он вообще мог решиться? – И… и ты делал подобное раньше? – Да, – Фэш совсем помрачнел, – приходилось. Но там рана была попроще, да и в альтернативе Астрагор бы замучил меня до смерти. Но здесь Огнев контролировал мое сознание, так что ошибки произойти не могло. Да прекратите вы на меня так смотреть! – Один ты это провернул или с Огневым не отменит того, что ты очень силен, – подметил Ник. Василиса кивнула. И безумен. Она долго смотрела на Фэша, не решаясь в такой большой компании рассыпаться благодарностями. Все эмоции, что Василиса могла показать – искренний шок. Как можно быть таким невероятным и неразумным одновременно? – Да-а. Это реально достойно уважения. Все в изумлении уставились на Маара. С меньшей вероятностью, чем похвала Фэша Мааром, могла произойти только похвала Маара Фэшем. Даже сам Драгоций непонимающее косился на собеседника, хотя тот выглядел абсолютно серьезно. – Спасибо, – наконец пробормотал он. – В любом случае, все будут говорить, что Василису спас флер. – Ну да, – хмыкнул Маар, – какой-нибудь Ляхтич точно свалит все на «незаслуженное везение». Все, как по команде, закатили глаза. Захарра сердито вздохнула. – Знать не хочу, что он там сейчас говорит. Пожалуйста, даже взглядом не намекайте о чем-то подобном, – сообщила друзьям Василиса. Что ж, это было на нее не похоже, но спорить никто не стал. Обсуждать длинный язык Марка сейчас все-таки не самое приятное занятие.***
Когда запыхавшийся мистер Дебб влетел в лазарет, приговаривая: «Вот, вот! А я ведь говорил!», друзья не спешили уходить. Они лениво переговаривались, перебравшись на подоконники, наблюдая, как Дебб тыкает в Василису градусниками, танометрами и другими измерительными приборами. Вместе с Деббом возникли и отец с бабушкой. В тесном помещении в таком невероятном сочетании близких ей людей стало так некомфортно, что Василиса даже двинуться не могла – вдруг из-за ее вздоха все перессорятся. Закончив бесконечный осмотр, Дебб долго выписывал что-то на бумажку, и Захарра с легким ужасом следила за огромным количеством строк с подписью: «запрещается». Василису это тревожило не сильно. Дебб негромко озвучил список запретов и рекомендаций, почему-то обращаясь к Нортону-старшему. Как будто он нянчится с ней будет. Василису это сильно разозлило. – И так, состояние… удивитесь, наверное, но слабое и стабильное. Рана хорошо подзатянулась, но дальнейший процесс абсолютно не понятен. С лазарета я ее ни на шаг пока не выпущу, диету назначу, таблетки нужно будет пропить, – Василиса вдруг вспомнила, как глотала большие уродливые таблетки антидепрессантов по возвращению из прошлого, и ее затошнило, – естественно, ни о каком проявлении способностей не может быть и речи. Даже малейшего проявления – телепортации, чтения мыслей и чему там еще вы научились. Все может спровоцировать регресс. Очень много сна, меньше движений, никакого, повторюсь, никакого стресса. Поэтому не ограничиваю посещение – пускай Василиса сама решает, как много и кого она хочет видеть – нужны только позитивные эмоции, – отлично, теперь отца вообще ничего не обязывает к ней заходить. – Но круглыми сутками здесь быть тоже запрещаю, – обратился он к оживившимся ребятам. – Ну и осмотры, осмотры, осмотры. Мы здесь надолго. – Ну, какой же противный этот яд, – фыркнула бабушка и сочувствующе улыбнулась Василисе. Отец взял бумажку у врача, снова пробежался по ней холодными глазами. Вдруг он подошел и протянул ее дочери. Этот жест напугал Василису. Она несмело забрала листок, но даже в него не посмотрела. И так понятно, что у нее расписание паралитика. – Спасибо, Дебб, – он пожал руку доктору. – Да пустяки. – А вы, молодые люди, не забывайте о своем расписании. Вы то в состоянии посещать все занятия. Диана сверилась с часами – кажется, они опаздывали на индивидуальные занятия. Ребята лениво выползали из лазарета, пообещав вернутся вечером и занести Василисе половину библиотеки. Та с грустной улыбкой провожала друзей. Фэш уходил последним и очень медлил. Он явно хотел еще остаться с Василисой, но судя по тяжелому взгляду Нортона-старшего, затея была не из лучших. Фэш ушел, обменявшись с Василисой грустными взглядами, Дебб удалился в кабинет, пообещав найти все лекарства, а Нерейва ушла за ним, сказав, что лучше знает, какие таблетки тут нужны. Остались только развалившаяся на подушках Василиса и отец. – И так, – протянул он, проверил, плотно ли закрыта дверь, и сел на стул у стены. И почувствовав начало какого-то очень неприятного разговора, она не выдержала. – Мистер Дебб сказал, что от посещений нужны только положительные эмоции. Поэтому тебе лучше уйти. Василиса впервые была так рада застывшему отцу и растерянному выражению его лица. Она даже не представляла, как зло могли звучать ее слова, и не собиралась об этом задумываться. Нортон-старший сидел, как громом пораженный, пытаясь подобрать слова, словно забыл, что в таких ситуациях он обычно злится. Василиса демонстративно натянула одеяло повыше и уставилась в прикрытое жалюзи окно. В полосках двора она видела плотный ряд деревьев, очерчивающих границу территории Дома. Какие же они бесполезные. Отец молчал. Слышны были лишь разговоры за дверью кабинета Дебба. Нортон-старший тихо встал, медленно прошел к двери и вышел ровно в тот момент, когда в лазарете снова появились Дебб и Нерейва. Бабушка непонимающе осмотрела помещение. – Вижу, ты хорошо его за пояс заткнула, – протянула она. Василиса лишь мотнула головой, рассматривая огромные стопки таблеток и шприцов в руках врача.***
Ходить Василисе было сложно – будто сверху давили и мешали разогнуться. Дебб настаивал на сиделке, но Василиса решительно отказывалась, заявляя, что все сможет делать сама. Это была их первая ссора с врачом. Первые несколько часов ей все же поставили сиделку – молодую девушку с запуганным лицом, но Василиса быстро отказалась от этой затеи, чувствуя себя невероятно беспомощной. Дебб спорить с пациенткой устал. Первые несколько дней бесконечного смотрения в окно утекли, как вода – размеренно и тихо. Кто-то из друзей заглядывал каждый перерыв между занятиями, таскал ей какие-то книги. Василиса либо листала английскую классику, так любимую Захаррой, либо слушала, как протекают учебные дни друзей, как мерзко себя ведет Марк, как шепчутся о чем-то взрослые и частенько собираются военные советы. Обстановка в Доме стала напряженнее, люди – дерганее, и Василиса была рада закрыться в маленьком мирке, в который она пускала только тех, кого хотела. Но и сюда добирались непрошенные гости. Громкие стуки окна, шаги за дверью, внезапные перекрикивания охранников внизу, ночные силуэты стали отражаться в тяжелых вздохах, вздрагиваниях и мыслей «что-то случилось». Долгое созерцание окна замылило взгляд и рисовало в голове картины ночи, когда Шакл решил пересечь границу Дома. Она никому не говорила об этом, и даже не старалась спрятаться и уберечь себя от этих мыслей. Фэш старался застревать дольше других, причем настолько, что мешал Деббу снимать показания и ставить Василисе уколы. Это была их вторая ссора. Но Фэшу все же приходилось уходить. И снова украдкой возвращаться, чтобы Василиса могла его обнять. А Дебб вообще стал неизменным спутником Василисы – тихим, позитивным, спокойным, даже несмотря на частые перебранки. Появлялся, когда нужно было кормить пациентку таблетками, снимать показания и спрашивать о самочувствии. А так он все время проводил в кабинете, что-то напевая себе под нос, и Василиса была благодарна ему за разбавление неизменного чувства одиночества. Которое все норовило нахлынуть. Часто Василиса просто следила, как меняются охранники у границы леса. И думала. Все время думала. Так громко звучал бесконечный поток мыслей, что даже книгам не удавалось его заглушать. Заходили бабушка и мама. Мельком заглядывали по очереди, спрашивая о самочувствии и одаривая ее улыбками, мама и бабушка. Заходил Миракл, как всегда в самом лучшем расположении духа, и Василиса не переставала рассыпаться в благодарностях ему. Зашли и Ирина, и Диего, и пару раз даже Константин Лазарев. Только вот сестры не появлялись. И отец. На третий день, когда Василиса начала запоминать силуэты охранников у леса, у Фэша не получилось придти. «Он теперь шишка важная. На военный совет вызвали», – с гордостью сообщал Ник. И все ждали, когда же друг принесет им вести с такого мероприятия. А Василиса просто ждала Фэша, зная, что все эти советы – пустые споры и обвинения. Но вместо друзей вечером пришел отец. Слава богу, с Нерейвой. Василиса в недоумении отложила книгу. Сонное наваждение, наступающее после тяжелых вечерних уколов, как рукой сняло. Вид у посетителей был донельзя уставшим. Она рассматривала отца, гадая, что его сподвигло переступить порог лазарета, но натыкалась на его прямой, тяжелый взгляд. Не предвещавший ничего хорошего никогда. – Как ты, дорогая? – спросила бабушка, замечая гляделки между сыном и внучкой. – Нормально, – обычно ответила Василиса. – Рана болит? – вдруг спросил отец. Василиса уставилась на него непонимающим взглядом. И зачем ему эта информация? В бой ее отправлять собираются? – Когда как. – Дебб справляется со своими обязанностями? – снова вопрос отца. Даже заинтересованный. – Тебе становится легче? Она неопределенно пожала плечами: – Наверное. И это был честный ответ. Вроде да, а вроде все так же, как и раньше. Время здесь остановилось и крутилось только с приходами Маара, всегда забегавшего в лазарет в виде мышонка, Ника, докладывающего обо всех своих успехах на искусстве боя, неизменно спокойной Дианы, приходившей только с хорошими новостями, Захарры, каждый раз притаскивающей ей печенья или зачем-то очередные книги, будто Василиса пачками их глотала. И Фэша. Приход которого теперь придется сдвинуть. – Ты похудела. Наблюдения отца изумили до глубины души не только Василису, но и бабушку. – Конечно, похудела, – хмыкнула она, – одной водой питается. – Неправда, – возразила Василиса, прекрасно зная, что на девяносто процентов это правда. – И кто так распорядился? – холодно спросил отец. – Шакл, – ответила бабушка. – Ты попробуй есть в таком состоянии. Отец глубоко вздохнул, продолжая наблюдать за дочерью. Он по-настоящему ее запутал. Василиса недоуменно моргала, наблюдая за родственниками, подыскивающими себе места. Так вышло, что отец занял стул напротив Василисы, и смотрел ей прямо в глаза, зачем-то. – И так, – протянул отец, – у тебя скоро день рождения. Семнадцать лет… прекрасный возраст. – Да-а, – поддержала его бабушка, – амбиции, учеба, гулянки, мечты и большие-большие планы на будущее. «Смешные», – подумала Василиса, подкладывая под спину подушки, чтобы рана на животе не разошлась. – Гулянки, – хмыкнул отец, – ты бы еще внучке выпить предложила. Нерейва расхохоталась так заразительно, что Василиса сама не могла сдержать улыбки, не понимания, что же ее так насмешило. – Вспоминаю твои… твои семнадцать лет, – смеялась бабушка. Отец напрягся, – ты притащил домой бутылку виски… – Матушка, – пробурчал отец. – И доказывал отцу, что все, что пьет он – сплошное пойло… – Матушка. – А потом уснул у унитаза… Василиса, не выдержав, рассмеялась тоже. Отец сидел мрачнее тучи. – Отличный пример того, как не должен пройти твой день рождения, Василиса, – проскрежетал он. – Вообще мы пришли узнать, что ты хочешь в качестве подарка, – подчеркнуто серьезно сказал он, но бабушка продолжала смеяться. – Ты посмотри на него, – хмыкнула та, – за себя говори, пример для подражания. У меня подарок Василисе уже готов. – Какой? – в шутку спросила она, не надеясь на ответ. – Твой друг Алексей Рознев дома. – Что? – У себя, с родителями, полагаю, пьют чай, мило болтают о его скором поступлении в какое-нибудь хорошее учебное заведение. Вчера видела его, просил передать тебе большой привет, очень ждет тебя в гости. Василисе казалось, что бабушка шутит или рассказывает хорошую сказку, как все могло бы быть, если бы не. Но Нерейва смотрела на внучку крайне серьезно. – Способности у Алексея больше нет. И ни он, ни его родители не помнят ровным счетом ни-че-го о жизни у Астрагора, это я тебе гарантирую. Для них всех Алексей был в закрытом интернате, ему там перестало нравиться, и он снова дома, ходит в обычную школу, общается с обычными друзьями и планирует обычное будущее. Ты для него – такая же обычная девочка, которая живет и учится за городом у отца. Все снова по-старому. – Это прав…да? – у Василисы перехватило дыхание, когда осознание мелкими щупальцами поползло по ее голове, когда мыслительный процесс неконтролируемо становится на паузу, пытаясь понять неожиданно новую реальность. – Как ты… и как… – Секретов не раскрываю, – мягко улыбнулась бабушка. – Я понимаю, что ты бы хотела с ним увидится, и мы обязательно попробуем это организовать, но, ты понимаешь, сейчас нельзя так рисковать… – Бабушка, – тихо перебила ее Василиса. – Мне ничего не… я не… – Ну-ну, родная, дыши глубже, – запереживала бабушка, наблюдая, как внучка садилась все ровнее, чтобы унять сбившееся дыхание, – так и знала, что надо было сообщить тебе на сам день рождения, – хмыкнула она.***
На небе размеренно плавилось золото рассвета, растекалось по росе на траве, и щекотало глаза. Маленькие птицы, радуясь солнцу как празднику, пели на понятном только им языке и заглядывали в окна Дома. Сам Дом спал в полной тишине, неподвижный, как и листва на деревьях, которую сегодняшним утром не мучил ветер. Весь мир стоял на паузе – кроме нескольких птиц, солнечных лучей, да и Василисы, упершейся лбом в окно на подоконнике лазарета вокруг смятых бумажек, запачканными чернилами, слезами и бог пойми чем еще. После ухода бабушки и отца Василиса пыталась написать Лешке письмо. Он же теперь ничего не знал о том, как она живет. Хотела расспросить, как у него дела, но складывались лишь слова о том, как она счастлива знать, что он дома. Не поймет такого напора. Василиса попросила на день рождения торт, и уйти всех из палаты. Непривычная радость была настолько яркая, что поутихла только к утру, когда ни одно из десятка писем не вышло презентабельным. И сейчас, вглядываясь куда-то между стен деревьев, она благодарила Бога, судьбу, вселенную и Нерейву за то, что хоть один ее близкий в порядке. И в безопасности. Интересно, видит ли Леша тот же рассвет, что и она сейчас? Василиса зацепилась за эту мысль и вырвала из блокнота еще один листок бумаги, пытаясь описать небо за окном. Взгляд зацепил одного из охранников, случайно выглянувшего из-за дерева. Глубокий вдох. Дверь в лазарет приоткрылась. Из проема показался… профиль отца. Отец несмело вошел, бегло озираясь по сторонам, пока его ищущий взгляд не столкнулся с мрачным взглядом дочери. Выдох. – Плановый осмотр пленников? – шепнула она. Отец, секунду назад производивший впечатление пристыженного подростка, вмиг подобрался, выпрямился, взгляд его посуровел, словно он вдруг вспомнил, какую холодную маску должен носить. – Доброе утро, Василиса. Ответа не последовало. Отец не спеша подошел ближе к ее пристанищу, разглядывая кучки бумажек на подоконнике и взлохмаченную, сонную дочь, не сводящую взгляда с пейзажа за окном. – Вижу, ты не спала, – сухо произнес он. – Почему же? – Потому же, почему и ты находишься в лазарете в четыре утра. Важное дело. Отец шумно вздохнул, наверное, расстроился, что его хитрые замыслы опять раскусили, но пытался не подать виду. Он подошел еще ближе, захватывая одним мизинцем смятый кусочек бумаги. – Кому письма? Василиса вдруг разозлилась и выхватила неудавшееся письмо из рук отца: – Глупый вопрос. Он продолжал стоять над Василисой, которая, даже не смотря на него, чувствовала тяжесть его взгляда, позы, мыслей и всякого остального, чем он обычно на всех давит. Она нарочно медлительно расправляла все листочки, складывая их в стопку, пытаясь вспомнить, что она хотела написать, но слова в голове не слепились даже в одно предложение, такое тя-же-лое было ощущение. – В твоем положении необходимо как можно больше как можно более здорового сна… – За этим ты пришел сейчас? Проверить, слежу ли я за своим здоровьем? Или что тебе нужно? Непонятно, от чего больше опешил Нортон-старший: от такого напора или от абсолютно спокойного тона Василисы, которая никогда в жизни не умела говорить спокойно? Так или иначе, своего раздражения он, на удивление, не выдал, спокойно прошелся по лазарету, пока не нашел стул, который поставил в центр комнаты, и сел так по-королевски, будто это его лазарет. Василиса усмехнулась своим мыслям: это же реально его лазарет. Все вокруг, даже сама Василиса принадлежит ему. Отчасти. – Проверить, следишь ли ты за своим здоровьем, – Василиса на секунду растеряла свою злость, поняв, что отец, кажется, частенько заглядывает сюда, приглядывая за дочерью. Пока он все же не решил сострить. – Сама ты не справляешься. – Ты тоже. Василиса уставилась на отца. Сидя на подоконнике, она находилась выше него. Она знала, что стул, на котором сидел отец, скрипит, потому что Маар никогда не переставал на нем качаться, знала, что все кресла, которых отец не нашел, теперь всегда стояли в кабинете Дебба, ведь он любил на них дремать посреди рабочего дня, знала, что не ляжет спать, ведь через пару часов заглянет ранняя пташка Диана, сразу за ней проснется Дебб, который по плану поставит уколы. Она знала пространство и время вокруг себя до мелочей, и это знание позволяло ей быть выше отца, который не знал ничего. Не знал Василису, пока она знала его. Позволяло ей доминировать, доминировать над самой недосягаемой фигурой в василисином мире. Потому что ей было плевать, что он подумает. И он впервые в жизни почувствовал, что его ребенок доминирует над ним. И ничего не мог с этим поделать. – Прости меня. Это было, это уже было, когда он сказал дочери, что она никому не нужна. Это было еще и в поместье Огневых, немногим позже возвращения из прошлого. Это было, наверное, от очередной попытки защитить и в этом провалиться. Это были тогда самые ценные слова, которые она могла услышать. Это было перед тем, как цепочка «холод – опасность – извинения» в очередной раз завернулась в круг. Он старался не выглядеть подавленным: опирался на руку, пряча пол лица, смотрел прямо, и плечи держал прямо. Может, подавленным он и не был. Василиса пялилась на еще не смятый листик с письмом для Лешки. Она допишет про рассвет, спросит, видел ли он когда-то такие, немного расскажет про свои дела, обязательно с пометкой «все хорошо, все потихоньку», спросит, как он сам и как его родители, что происходит в школе и на спортивных секциях, попросит ответное письмо и пожелает всего самого лучшего. Как зайдет бабушка, она отдаст это письмо ей, снова рассыпаясь в благодарностях, обязательно обнимет и попросит быть аккуратнее. Бабушка рассмеется, потреплет Василису за волосы и скажет что-то вроде: «за себя переживай». – Отведи Фэша на могилу его родителей. За себя.