Добрые мертвецы приходят перед рассветом

Ночью в Цитадели царили холод и мрак. Иногда фонарь выхватывал из темноты кусочки жизни после заката. По стенам бегали тритоны, щенки, замышляли какие-то шалости и осторожно крались по коридорам. Мужчины и женщины, женщины и женщины, мужчины и мужчины трахались в самых темных углах и нишах. Фуриоса отводила фонарь и спешила дальше. Наконец она нашла коридор, о котором говорил Накс. Здесь несли караул трое бойцов. Самый здоровый бесцеремонно отобрал у нее фонарь и толкнул к стене. — Ты что тут забыла? — Мне к Калашникову! — пискнула Фуриоса. Охранник окинул ее оценивающим взглядом. — Так это ты его новая девочка? — Я по делу, тупицы! — мгновенно рассвирепела она и лягнула ближайшего бойца. — Скажите ему, что это Фуриоса! Он меня знает, я из его бригады! — А-а, если Фуриоса, тогда, конечно, другое дело, — хохотнул второй здоровяк. — Это ты ж у нас теперь главная заместо Несмертного? Но все-таки отправил доложить младшего. Тот почти сразу крикнул: — Пропустите ее. Фуриоса выхватила свой фонарь из лапищ охранника и бросила на него испепеляющий взгляд. Ей показали нужную дверь. Рывком она открыла ее и нос к носу столкнулась с Калашниковым. — Вы только посмотрите, кто заглянул ко мне на огонек, — его глаза в свете фонаря опасно полыхнули шальной зеленью. Комната у него была большая с кроватью, комодом и стулом. Остальная мебель терялась в полумраке. Присмотревшись, Фуриоса поняла, что Калашников тоже только что вымылся. — Ну проходи, — вкрадчиво сказал он, пригладив влажные волосы рукой, — Прошу, присаживайся. Будь как дома. Она неловко присела на краешек стула, хотя больше всего на свете ей сейчас хотелось убежать прочь. Никогда не подводившее ее чутье, подсказывало что опасность как никогда близко. — Благоухаешь, как майский розан. Понравилось купание? — его хрипловатый шепот привычно пощекотал ухо, добавив неловкости. Вымытый и чисто выбритый Калашников выглядел очень довольным и тоже приятно пах майским розаном. Он обошел стул и сел перед ней на кровать. — Мне все понравилось, — кивнула Фуриоса, не зная куда девать глаза. — Только у меня дело. Важное. — Ну ясен пень. Не на меня же ты полюбоваться пришла, — разочарованно протянул он. — Мне не нравится твой синюшный вид. Давай погреемся, дружочек, а потом ты мне все расскажешь. Фуриоса кивнула, не в силах возражать. Прогремев чем-то в шкафу, он протянул ей стакан, полный золотистой жидкости. — Фу! Клопами воняет. — сморщила нос Фуриоса. Калашников серьезно кивнул: — Это сок из клопов. Отлично согревает. Тебе рекомендую выпить залпом, хотя по правилам хорошего тона надо смаковать и наслаждаться клоповым вкусом. Твое здоровье! Она послушно опрокинула содержимое стакана в рот. Это была та же штука, которой он угостил ее в первый день знакомства. Во рту защипало, но стало как будто немного теплее. Во второй раз эти клопы показались Фуриосе не такими противными. Калашников пригубил свой стакан. — А скажи мне, радость моя, в честь чего твои восхитительные плечи сегодня столь соблазнительно обнажены? Ухо какое-нибудь, увидев тебя, может запросто выкинуть безумство на почве страсти. Фуриоса поежилась и еле слышно ответила: — Рубашка порвалась. — Чего-чего? Он с мягкой улыбкой подался вперед, припечав Фуриосу к спинке стула откровенно голодным взглядом. — Прекрати. — ответила она и сама поразилась тому, как беспомощно и жалко звучал сейчас ее голос. — Прекратить что? Я же ничего не делаю, — ответил он все с той же обманчивой мягкостью и склонился еще ниже к ее лицу. — Ты… приударяешь. Фуриоса вдруг разозлилась и на себя, и на него, и заставила себя посмотреть Калашникову прямо в глаза. — Ну насколько я помню, я обещал только не советовать приударять за тобой другим. И свое слово держу. Надо сказать, это мне дается удивительно легко. Догадываешься почему? Она открыла рот, чтобы ответить, но он прервал ее, сказав нараспев: — Время беспощадно. Оно как волчица. Вот мы сидим здесь, а оно мчится… Фуриоса беспомощно молчала, а он, повертев в руках стаканчик с клоповым соком, неожиданной горечью добавил: — Может, мы вообще завтра умрем. Так почему бы нам друг за другом не приударить? Ей стало ясно, что он играет в игру, правил которой она не знает. Забавляется, как кошка с мышью, и наслаждается ее страхом. Он вдруг моргнул и отпрянул. Игра в гляделки кончилась. И, судя по всему, она выиграла. — Давай еще одну, — он протянул ей второй стакан, а затем набросил на плечи свою куртку. Фуриоса не стала отказываться, залпом выпила клоповый сок и зажмурилась, внутри разливалось тепло. Калашников отвернулся и сердито спросил: — Так какое у тебя ко мне дело? Давай, побыстрее. — А нас тут не подслушают? — Конечно, нет. Это же мое логово! Сюда всем так же страшно соваться, как и тебе, — оскалился он. — Дело в том, что я как раз сегодня и подслушала кое-что нечаянно. Помнишь, ракетницу, которую ты нашел у дикобразов? Кажется, я знаю, кто им ее дал. Замкнутое и недовольное выражение мгновенно слетело с его лица. — Кто? — коротко выдохнул он. — Его зовут Помпей. Я не разглядела, но, похоже, он император. На нем не было побелки. — Как тебе удалось это узнать? — Я была снаружи на скале и заглянула в окно, вот, как у тебя в потолке. Оттуда хорошо все слышно. Их было несколько, и они решали, как убить Несмертного. В первый раз у них не вышло. Дикобразы больше не хотят помогать им. Теперь этот Помпей ждет, пока ты уедешь. Когда из Газтауна привезут бензак, они убьют Несмертного на глазах у всех. Калашников посмотрел на дыру в потолке и озадаченно спросил: — А как ты туда вообще попала? — Там в мыльне один щенок подглядывал за женщинами. Уж не знаю, как он туда вообще пролез, но они стянули с него штаны и вытолкали взашей. А штаны повесили высоко-высоко. Ему самому никак было не достать. — И ты полезла их снимать?! — спросил он с таким искренним изумлением, что она даже немного растерялась. — Ему холодно было, а новых штанов не выдали бы, потому что он пролез через какую-то там дробилку и порвал предыдущие штаны совсем недавно. — Бедная ты, ебанутая девочка! Помогать Заразе, первому разбойнику Цитадели! — Калашников сокрушенно покачал головой — Да-да! — довольно кивнула Фуриоса, которой стало очень весело, тепло и совсем не страшно. По крайней мере, ухаживания Калашникова ее сейчас не пугали. — Знаешь, я посоветовала ему сменить имя. С таким поганым именем ничего путного из него не выйдет. Правда же? — Конечно! Ты вообще умница, правда, без царя в голове. — Это как? — Ну, умная, а вроде одновременно и дура. Сама подумай — кто в своем уме полезет ночью на скалу? Хотя… Не важно… В общем, если б не ты, мы бы и не узнали ничего. Спасибо тебе. — А что мы теперь будем делать? — Я лично собираюсь подумать. — ответил он, легко касаясь кончиками пальцев ее щеки, — Ты не беспокойся больше ни о чем. Я сам разберусь. Фуриоса моргнула. Веки стали тяжелыми-тяжелыми. Она поняла, засыпает и вот-вот упадет со стула. — Да ты, красавица, надралась, — усмехнулся Калашников откуда-то издалека, — приляг пока. Мне надо поговорить с Джо. Фуриоса в глубине души понимала, что делает что-то не то, но ей стало все равно, она свернулась калачиком на кровати и провалилась в сон. Проснулась она, резко отдернув голову от подушки. В один момент она осознала, что провела ночь в постели Калашникова, напившись сока из клопов. Он гладил ее по щеке, называл розаном и приударял в наглую. Однако, осмотревшись, она поняла, что провела эту ночь одна, только кто-то снял с нее куртку и накрыл шерстяным одеялом. Она вышла в коридор. — Еще затемно вернулся на Свинцовую ферму, — охранник равнодушно пожал могучими плечами, — что-то у них там рвануло опять. Сказал, что вернется нескоро. — Это как? — ошалело переспросила Фуриоса. — В прошлый раз через четыреста дней вернулся, — довольно ухмыльнулся второй боец, — так что не повезло тебе, красотка! Бросил он тебя. А я вот зато все время здесь, да и помоложе этого старого черта буду. Не дослушав его, она бросилась в мастерские. В гараже Миротворца не было, но механики видели, как Калашников и все его люди уехали. — Они и так здесь задержались, — сказал Гарпун. — Твой Калашников живет на Свинцовой ферме. Здесь бывает только когда Несмертного нет в Цитадели. Калашников, конечно, только сделал вид, что уехал, и совсем не понятно, где его теперь искать. Ну и гад же он все-таки! Она раскрыла ему такой важный секрет, а он бросил ее в неизвестности! Она чуть не расплакалась от обиды. Вот будет он еще к ней подлизываться, сразу получит от ворот поворот, думала Фуриоса. Но выкинуть эту историю из головы не могла. Она пыталась работать, но инструменты валились из рук, и ни ничего не получалось. Рядом как назло вертелся Ухо. Он тоже все делал невпопад и не так, как было нужно. Видимо, Калашников был прав и насчет безумств страсти, чтобы это ни было. Как же ей сейчас не хватало Эйса! Он бы наверняка посоветовал, что делать. Но Эйс был в лазарете, и ей не хотелось его лишний раз дергать. — И если ты, зараза такая, еще раз сюда сунешься, я тебе просто руки пообрываю! — Гарпун аж сорвался на визг. Фуриоса протиснулась к месту скандала. Гарпун коршуном нависал над Заразой, и, казалось, его острый нос уже готов проклевать череп неуклюжего щенка. — Я как лучше хотел, — бубнил Зараза. — Я не знал, что оно поломается. — Не знал! Надо было делать, как я сказал! А ну пошел с глаз в долой, урод криворукий! Чинить тут за вами, — Гарпун отвесил Заразе подзатыльник и занялся поломкой сам. Фуриоса втянула Заразу за пояс в толпу. — А-а… Это ты? — после выволочки он был совершенно безмятежен. — Тебе чего? Фуриоса фыркнула и уперла руки в бока. — Не догадываешься? Должок за тобой, желаю рассчитаться. Зараза нахмурился и опять сплюнул по-взрослому. — Ну ты и стерва! Чего тебе надо от несчастного сироты, у которого из всего имущества одни штаны, и те постоянно норовят отобрать похотливые тетки? — Слушай, я тебя, как сирота сироту, очень понимаю. Просьба у меня будет совсем пустячная: завтра же придет караван из Газтауна. Помоги мне пролезть на большой балкон, где Несмертный будет речь говорить, а? Зараза вытаращил наглые глаза: — А зачем тебе? — Если я тебе скажу, ты снова будешь мне должен. Причем одних штанов, чтобы расплатиться, будет мало. Зараза окинул ее оценивающим взглядом и обошел кругом. — Если намазать тебя побелкой, сойдешь за щенка. Только потуже утянись. Рванину свою тоже намажь. Мало ли, вдруг у тебя там рана или короста какая! Я покажу тебе боковой ход, как услышишь, что едут, полезай и стой смирно у стенки — повезет, увидишь Несмертного. Я три раза видел. — добавил он с гордостью. — Ничего, — обрадовалась Фуриоса, — принеси мне белой глины, которой вы мажетесь! Я только одним глазком посмотрю, мне интересно очень. Ночью Фуриосе не спалось. Ей не давала покоя одна противная мысль. Она вдруг вспомнила, что говорил Помпей про Калашникова и Несмертного. Они поссорились, и Несмертный выгнал Калашникова из Цитадели на Свинцовую Ферму. Фуриоса немного про нее слыхала от механиков и поняла, что место это дерьмовое. И то, как встретились эти двое, поначалу совсем не походило на встречу добрых друзей. Вдруг Калашников просто уехал и ничего не сказал Несмертному? Это было вполне вероятно. Люди, даже самые верные, постоянно поступают друг с другом гнусно. Но думать так именно о Калашникове, ей почему-то очень не хотелось. Он казался ей получше остальных. По крайней мере, к ней он всегда относился безукоризненно хорошо. Во-первых, он не бросил ее Монстрам. Она очень хорошо помнила это растянувшееся на целую вечность мгновение между тем, как он велел ей лезть в крайслер и тем, как как Девочка заглохла. Во-вторых, он терпел все ее вопросы и терпеливо на них отвечал. И третьих, он без всяких вопросов рассказывал ей много чего интересного, чего ей узнать было было неоткуда. А иногда и сам задавал вопросы, от которых порой у нее болела голова, но потом, когда находила ответ, она, в самом деле, чувствовала себя не очень тупой. Фуриоса бесконечно перебирала в уме все, что Калашников сказал и сделал и находила множество доказательств тому, что он предать не может. Так она провертелась на сидении до самого рассвета. Рано утром она встала, утянула грудь как можно сильнее, сняла протез — он был слишком приметный. Покрыла лицо и тело белой глиной. Потом она сунула за пояс верный «таурус». В обойме оставалось три патрона. Сделав все это, она поднялась на верхний уровень, смешалась с щенками из обслуги Несмертного, и стала ждать. Газтаунский караван с бензаком показался на горизонте ближе к полудню. Фуриоса нашла ход, указанный ей Заразой, и одной из первых вошла на большой балкон. Встав у стены, она спряталась за другими щенками. Они ждали довольно долго. Первыми вошли бойцы, оттеснив щенков еще ближе к стенам, затем императоры и, наконец, тяжелой поступью прошагал по балкону сам Джо. Он был весь в черном, только светлые с обильной сединой волосы падали ему на плечи, и оранжевый фильтр вздымался над головой с каждым его вздохом. Фуриосе было видно только его спину. Она тронула за локоть ближайшего щенка и шепотом спросила: — А который из императоров Помпей? — Вон тот, смуглый, большой, — показал щенок. Помпей оказался красивым крепким парнем чуть старше самой Фуриосы. Глаза у него были такие же черные и блестящие, как и покрытый краской лоб. Он держался немного позади. Фуриоса вынула ствол и сняла с предохранителя. Несмертный подошел к парапету, и кто-то из обслуги услужливо поднес микрофон. — Сегодня, — пророкотал Несмертный, — мы встречаем наших друзей из Газтауна, которые привезли нам драгоценный бензак. Помпей опередив ее выстрелил первым. Выстрелить во второй раз не успела. Растолкав щенков, ее схватил человек Помпея. Несмертный упал на парапет и не двигался. Из-под фильтра по длинным волосам стекала темная густая кровь. Фуриосу прижали к стене и содрали повязку с груди. — Девчонка?! Любопытно! Поиграем с тобой позже. — улыбнулся Помпей и выпустил всю оставшуюся обойму в спину Джо. — Это чтобы дорога в Вальхаллу была легкой. А сейчас моя очередь сказать речь. Боец, который держал микрофон перед Несмертным, визгливым голосом выкрикнул в притихшую толпу: — Несмертный Джо вознесся в Вальхаллу рукой нового бога! Узрите! Помпей! Великолепный Помпей! Чьи стопы попирают землю, а глава упирается в небеса! Несмертный Помпей! Толпа безмолвствовала. — Ладно, чего разболтался? — фыркнул Помпей. — Я сам, — сказал он и вырвал микрофон. — Короче… Продолжить он не успел, потому что боец перетек ему за спину, набросил на шею петлю из толстой веревки, и подхватив под коленки, скинул с балкона. Веревка, затрещав, натянулась до отказа. Боец, подхватив микрофон, продолжил: — Вот он, Помпей Несмертный! Узрите! Готовы ли вы поклониться ему? Тут Джо оперся о парапет и поднялся во весь рост, расправил плечи и раскинул руки в стороны. Толпа одновременно выдохнула. Глубокий голос Джо зарокотал над Цитаделью: — Бойтесь ложных богов, дети мои, они суть тлен! Волею моей верные мне будут вознесены в Вальхаллу! А предатели — низвергнуты в небытие! Смерть вечная — их удел! Ваша же — вечное блаженство! Фуриоса почувствовала, что хватка державшего ее бойца слабеет, а руки дрожат. — Несмертный! Прости нас! — раздались голоса, кое-кто даже упал на колени. Однако люди Несмертного уже накидывали им петли на шеи и сталкивали вниз. — Пощади! — кричали ему бойцы Помпея, цепляясь за полы его куртки. — Не будет пощады отступникам, — ласково отвечал им Несмертный, — ибо не было в ваших сердцах веры. Вечная смерть ждет тех, кто усомнится во мне. Еще семь тел повисли под балконом. И тут Несмертный открыл воду. Песчаная шваль внизу взорвалась единым воплем. Фуриоса чувствовала, как по ее щекам текут слезы. Она видела настоящее чудо. — Наши дорогие гости из Газтауна, мы рады вам и вашим дарам. Цитадель стоит крепко, и никакие ложные боги поколебать нашу веру не смогут. Фуриоса слышала, как подъемник опускают. Наконец Несмертный обернулся и сказал щенкам: — Все закончилось, бегите и расскажите всем о том, что вы тут видели. Щенки восторженно заверещали и бросились врассыпную, чуть не свалив ее с ног. Несмертный снял респиратор и довольно подмигнул бойцу с микрофоном. — Ловко мы их, а? Фуриоса тоже хотела убраться с глаз Несмертного поскорее и бочком двинулась к выходу. — А вот тебя, однорукий щенок-переросток с голыми сиськами второго размера, я попрошу остаться, — жестко приказал кто-то голосом Калашникова. По щербатому оскалу Фуриоса поняла, что это именно он повесил Помпея. Все бойцы, императоры, включая Дикого пса, и даже сам Несмертный уставились на Фуриосу, одиноко стоявшую у стены. Здоровой рукой она прикрыла грудь и смотрела в пол. — Я тебе что сказал делать? — строго спросил Калашников. — Ничего… — прошептала Фуриоса. — А ты что сделала? — Я… — замялась Фуриоса. — Я просто не знала, что будете делать вы, и подумала, вдруг… Ну, не знаю, что-то пойдет не так… — Так какого хрена ты промазала по этому ублюдку? Все захохотали, кроме Фуриосы и Калашникова. — Он еще долго на меня орал, обзывал по-всякому: рукожопой мазилой, слепой на оба глаза курицей без мозгов, своевольной ослицей, по которой плеть плачет, — рассказывала Фуриоса на следующий день Эйсу в лазарете, — но мне было вообще все равно, как тому Заразе. Несмертный был доволен и назвал меня храброй воительницей. И вот, — Фуриоса довольно щелкнула каблуками, — наградил ботинками. Шикарные, правда? — Правда, — кивнул Эйс с лежака. Он быстро шел на поправку, и его должны были выпустить на работу со дня на день. А вот новую черную футболку с длинными рукавами ей подарил сам Калашников. Она была с его плеча и поэтому очень ей велика. Ее украшал череп. Правда, левый рукав сразу пришлось обрезать, чтобы удобнее было надевать протез, но она все равно очень нравилась Фуриосе. — И теперь я еду на ферму на эту… стажировку. Калашников сказал, что обязательно должен научить меня метко стрелять, иначе это может иметь катастрофические последствия для Цитадели. И все опять очень смеялись. А мне что?! Я вот над ним смеюсь. Ну, про себя, конечно. Ты видел его бритую башку? И уши торчат, и нос, как у коршуна! Умора же! — Фуриоса, — тихо спросил Эйс, — а ты знаешь, что свою предыдущую бабу он пристрелил?