«Инквизиция в пятницу 13-го
13 августа 2004 года молодую девушку — медсестру в детском доме номер 15 спалили на глазах у всех детей ее же коллеги. Причиной смерти послужил ещё горящий пепел от сигареты, попавший на одежду погибшей, и спирт, который был разлит по неосторожности. Девушка вспыхнула в ту же секунду и, возможно, если бы ей помогли вовремя снять одежду, то спасли бы жизнь ни в чём неповинной медсестры. Между воспитательницей и жертвой, как утверждают очевидцы, произошла небольшая ссора. Погибшая обвиняла женщину в деспотии, на что та только молчала и подносила к губам за всё время разговора сигарету.» После этого, не знаю как вы, а я не то, что брать в руки, смотреть не смог больше на спирт. Не представляю, как бедные дети пережили этот страх. Видеть обгоревшие кости человека, тем более, в живую, просто… отвратительно и ужасно. Не мудрено, что после увиденного у Килиана отключились все мысли и пропал дар речи. И пусть он всего лишь застал, так сказать, конец огненного «представления», в голове у мальчишки что-то переключилось, как в компьютере. Произошёл некий сбой в системе. Буквально — он превратился в овощ и не подавал никаких признаков жизни, кроме дыхания и пульса. Его дни проходили в одной единственной позе. Мальчик сидел в углу кровати, крепко обхватив колени своими дрожащими руками. Голова с рыжими волосами, которые на солнце переливались всеми цветами огня и, не видевшие ножниц уже несколько лет, мирно покоилась на худеньких ручках с бледной, чуть сероватой кожей. Длинная чёлка скрывала мёртвый взгляд нефритовых глаз и несколько капель, собравшихся в уголках, но так ни разу не упавших. Губы, кажись, уже и разучились говорить, слух позабыл голосок своего владельца. Сон помахал парню рукой и пообещал вернуться не скоро. Сколько Килиан уже не спал и сидел, вот так обнявшись с коленями? Дня три-четыре… Мешки под глазами ничем нельзя было скрыть, да и если посудить — оно было и ненужным. Всё равно парнишка оставался сидеть неподвижно. Мысли тоже покинули его. — Эй, Пёс! Слышь, харе сидеть и греть кровать! Мы, мать твою, между прочим за тебя всю работу делаем! — знакомый и ненавистный голос прозвучал довольно неожиданно и, к тому же, очень громко. Голову Килиана тут же посетила боль от шума, который успел забыться. Сухие, потрескавшиеся губы впервые за все время открылись, но не проронили ни слова. Мальчик поднял взгляд и посмотрел на высокого парня, стоящего возле него. Даже на таком неблизком расстоянии запах сигаретного дыма чувствовался крайне остро. Килиан сразу вспомнил, что ни разу не видел, как курит подросток, зато видел, как это делала виновница смерти медсестры. — Чё молчишь?! Говорить разучился, так я тебя научу! — агрессивный подросток схватил рыжего за руку, обвивая своими длинными пальцами запястье и, со всей своей немаленькой силой потянул на себя. В комнате, на ту секунду тишины, прозвучалИ хруст и болезненный стон. — Зря ты это сделал… — охрипшим голосом проговорил Килиан, хватаясь за больное плечо. — Это профилактика, мелкий, чтобы не забыть родной язык! — огрызнулся незнакомец, презрительно посмотрев на тело, подходящее лишь мертвецу, — Сдохнуть хочешь? Так вперед, никто не будет о тебе плакать, наоборот, все только вздохнут с облегчением. — Зачем вы со мной так жестоко? Голос мальчика задрожал и, накопившиеся в уголках глаз слезы, не удержались и потекли по щекам, оживляя кожу. Солёные капли не останавливались, но это всё. Ни всхлипов, ни истерики за Килианом не наблюдалось. Он только стоял напротив своего обидчика и придерживал руку, которая, похоже, была сломана. Подросток устало вздохнул и потёр двумя пальцами светло-серые, частично даже белые глаза. — Слушай, — в голосе больше не слышалось ни злости, ни ненависти, а было лишь понимание и попытка что-то доказать. Парень подошёл к рыжему и погладил его по волосам, — В том, что ты каждый день спрашиваешь у самого себя: «Что я сделал, чтобы заслужить такую жестокость?» — Я полностью уверен, что ты никогда не интересовался глубже. В первый день, когда ты появился, мне было всего лишь пять лет. Я помню, как взял тебя на руки, пока не видели воспитатели, и помню, как тайком за углом они перешёптывались о малыше, который вечно плачет. Хорошо запомнил, как эти тётки проклинали тебя из-за того, что ты никому не давал отдыха и покоя. Уже в ту минуту большинство возненавидели тебя лишь потому, что не могли из-за своей лени и неопытности успокоить малыша, который, по сути, и должен плакать. Когда ты вырос, девчонки невзлюбили тебя по той причине, что ты был красивее их. Как бы странно это не звучало, но они завидовали, пусть ты и парень. Между прочим, это даже и, правда, очень странно… Каждый нанесенный шрам, Килиан, говорил о том, что твои обидчики пытаются сделать из тебя уродца, чтобы на твоем фоне выглядеть лучше. Когда ты начал учиться и показал все свои умения, люди, окружающие тебя, поняли свое ничтожество. Они боятся, боятся, что ты во всем превзойдешь их. — А что насчёт тебя? — Килиан неуверенно посмотрел парню в глаза. Мальчик где-то прочёл, что подобное действие приводит собак в бешенство, поэтому, опомнившись, он быстро отвернул голову в сторону окна, хотя понимал, что его собеседник совсем не собака. — А я, в отличии от этой чокнутой толпы, тебя не боюсь, ведь понимаю, что каждый в чём-то особенный и ценю это. Единственное, чем я могу объяснить свою жестокость — это необоснованная ненависть. — Почему? — единственное, что смог спросить Килиан, до того, как разрыдаться. В груди было больно и до жути обидно. Подросток, стоявший возле мальчика, посмотрел на него оценивающим взглядом и, прежде чем ответить, вытер рукавом рубашки слёзы. — На то она и необоснованная, и это… Прости за руку, — подросток последний раз провёл рукой по волосам Килиана и скрылся за дверью, ведущую в мир жестокости и зла. Так долго мальчик не разговаривал ни с кем. Тем более, никто за всю его жизнь не просил у него прощения. Сейчас главарь его обидчиков не казался таким бездушным, в его словах было много мудрости. Будто кто-то собрал её частицы из всех присутствующих в детском доме и поместил в парня. Килиану даже показалось, что за маской тирана скрывается такой же одинокий и брошенный человек. — Эй, забыл спросить, ты жрать-то идешь? — дверь в комнату снова открылась, и из неё выглянула голова парня, заходящего несколько секунд назад. — Аппетита нет. — Смотри, не сдохни от голода, а то как я уже говорил — осчастливишь всех. Так ты идешь? — нетерпеливо переспросил парень. — Не могу, рука жутко болит, — сказал Килиан, печально опустив взгляд. — Боже, какая же ты неженка… — прошептал подросток и продолжил уже говорить чуть громче, — Иди давай, а то и вторая болеть будет!***
В столовой, если так можно было назвать помещение без окон, с одной моргающей лампочкой и тремя большими столами, разламывающимися на части, была тишина. Возле дверей стояли две воспитательницы, перешёптываясь, и даже не смотря в сторону детей. — Слышала, что ЕЁ выпустили. Завтра снова придет всех себе подчинять. — заговорила самая молодая женщина в широких дырявых джинсах и в ярко-зеленом топе на бретельках. — Ох, нелегкая судьба у нас с тобой, милочка, — покачала головой вторая. — Да-да, теперь уже точно не найду себе парня. Килиан, первым закончив со скромной и не особо вкусной трапезой, состоящей из жижи зелёного цвета — супа с брокколи, и хлебом, отдалённо напоминающего свежий, подошёл к старшим и со всем уважением, какое мог выдавить из себя, улыбнулся и поблагодарил за еду. — Опять ты?! Я уже думала, никогда тебя не увижу! — Решил в строй вернуться? — засмеялась молодая, при этом противно хрюкая. Несколько капель слюны попали мальчику на лицо, и с огромным омерзением ему довелось их вытирать рукой, а не платком или обычной салфеткой. В ту секунду Килиану казалось, что скривись он сейчас, его бы смогли запереть опять в спальне, но на этот раз, уже не по его собственной воле. — Я могу идти? — С какой это, интересно, радости? Ты, скотина ленивая, все эти дни провалялся в кровати, теперь, будь добр, отработай свой отпуск! — грозно заговорила женщина в отвратительном сиреневом костюме. Она приблизила старую сморщенную руку с когтями и схватила Килиана за ухо, — Не забудь поблагодарить за то, что я потрачу на тебя, мелкого паршивца, своё драгоценное время и отведу в кладовку, где тебя ждёт ведро с краской. Нужно забор покрасить к осени. — О-о, а ещё окна на первом этаже вымыть, — злорадно потирая руки, подсказала вторая. Килиан, конечно, не единственный работающий из детей, но почему-то именно ему достается самая нелёгкая работа, да ещё и не одна. С отрешенностью парень смотрел на забор, по длине напоминающий Китайскую стену, и в мыслях высчитывал приблизительное время, которое может у него уйти на покраску. Часов три-пять, не меньше, а может даже и больше. Глубоко вдохнув воздуха, будто за несколько секунд до смерти, мальчик связал волосы в небольшой пучок резинкой и взял в руки кисть. — Приступим, справимся… — утешать самого себя еще никто не запрещал. — Лошара, — за спиной прозвучал хриплый голос, разделяя единственное слово на слоги. Килиан мысленно согласился с обзывательством, ведь сейчас оно характеризовало его как никогда в жизни. Сзади стоял, сложив руки на груди и, победно улыбаясь пухлыми светло-вишнёвыми губами, сегодняшний подросток. — Пришел издеваться? — Могу и издеваться, если хочешь. Вообще, я пришел составить тебе компанию. — Очень мило с твоей стороны, — без единой эмоции произнёс Килиан, окуная кисть в краску, а потом плавным движением проводя ею по трубе. Наступило неловкое молчание, — Как твоё имя? — Брайан, — немножечко с опозданием ответил парень, подходя ближе к мученику. Гнев, злость или другие плохие качества подростка не ощущались, но что-то казалось странным. Незнакомым, диким и несомненно приятным. — Давай помогу, — предложил Брайан, тут же добавив — Если бы я не сломал твою руку, и тебя не заставили красить забор в этот день, то фиг бы ты дождался от меня помощи. Считай извинением. Килиан искоса посмотрел на парня и в мыслях взвесил все за и против предложенной помощи. «Хуже уже не будет» — подумал рыжий и протянул запасную кисть Брайану. — Она не сломана. — Что? — не услышав, переспросил парень. — Рука, ты не сломал ее.***
16 августа 2004 год. Сегодня я понял, что женщина, по вине которой умерла медсестра, должна умереть следом. Проходя мимо надзирателей, воспитателями их сложно назвать, я услышал, что ЕЁ выпустили, и завтра она снова будет работать здесь. Я не должен упустить такой шанс! Рука быстро прошлась по странице тупым карандашом, оставляя после себя небольшую, но довольно значительную запись. За окном солнце менялось местами с луной и пряталось за горизонтом. Постепенно шум на улице стихал. Тишина действовала, как снотворное, и глаза, уставшего за сегодняшний день мальчика, медленно закрывались. На утро он проснётся с полной готовностью для отмщения, а сейчас, во сне, мальчишка радуется со своими умершими родителями. Играет с отцом в гольф и учится у мамы готовить любимый шоколадный торт…