"Hidden Ways to Valhalla"

"Maybe I'm foolish, maybe I'm blind Thinking I can see through this and see what's behind Got no way to prove it so maybe I'm blind But I'm only human after all I'm only human after all Don't put your blame on me Take a look in the mirror and what do you see Do you see it clearer or are you deceived In what you believe? Cos I'm only human after all You're only human after all Don't put the blame on me" "Возможно, я глуп или слеп, Если решил, что могу видеть всех и вся насквозь. У меня нет доказательств своей правоты, так что возможно, я ослеп. Но, в конце концов, я всего лишь человек, В конце концов, я всего лишь человек, Не вини меня. Взгляни в зеркало. Что ты видишь? Для тебя что-то прояснилось? Или же ты чувствуешь, что обманулся В том, во что верил? Ведь, в конце концов, я всего лишь человек, И ты, в конце концов, всего лишь человек, Не вини меня." Rag'n"Bone Man — "Human"

       Встречи зачастую случаются совершенно спонтанно. Мы привыкли романтизировать их, когда из мимолетного знакомства складывается многолетняя дружба или крепкая любовь, но мы не задумываемся о том, что буквально каждый новый человек может стать чем-то большим, чем просто прохожий, с которым мы по какой-то причине обмолвились парой слов. Кто-то в толпе может оказаться нашим палачом или спасителем, и, кто знает, какая роль уготована ему в игре, в которую все мы играем до последнего вздоха, а иногда — и немного после.        В головах двух ошеломленных наблюдателей за секунды пронеслись самые разные догадки: от неожиданного явления пришельцев до разрыва неизвестно откуда появившейся шаровой молнии, и это действительно было как гром среди ясного неба. Когда свет погас, друзья смогли увидеть в нескольких метрах от себя двух людей. Вовсе не зеленых человечков, а вполне себе обычных. На первый взгляд. Высокая худая девица в короткой старомодной дубленке с нашивками на рукавах держала за руку ребенка лет пяти. Девочка послушно стояла рядом, не пытаясь даже куда-то отбежать. Ветер трепал их светлые волосы и заставил старшую злобно сдуть с глаз пышную челку. Тишина казалась оглушительной, ее разрывали лишь слабые потрескивания тока, исходящее от искр быстро гаснущих у них под ногами.       -Почему каждый раз, когда мы используем Биврест, ты доставляешь нас в такие поганые места? — раздраженно спросила девица у малышки, которая с невозмутимостью буддистского монаха поправила на шее свой теплый розовый шарф, — Я бы даже не удивилась, перебрось ты нас в кучу дерьма.       Девушка, потянув носом воздух, скорчила брезгливую гримасу и сложила руки на груди. Ее глаза скользили по обстановке вокруг, впрочем, без особого интереса.       Лайла удивленно наблюдала за развернувшейся перед ее глазами сценой и не смела даже пискнуть. Сид оказался намного более отходчивым, а потому, подав подруге знак не шуметь, он подобрал рядом с мусорными баками деревяшку, которая, кажется, была раньше частью стула, и медленно стал приближаться в темноте к двум нежданным гостям. Лайла начала активно размахивать руками, чтобы отговорить друга от этой безрассудной идеи, но он отвернулся к ней спиной, явно не собираясь ее слушать. Сойер подумала, что идея это изначально дурацкая, поскольку для нее слово «Биврест» не было пустым звуком. Она просто позволила Гифальди пойти в атаку на двух проводников, абсолютно уверенная, что с их головы не упадет и волоса.       — Так было нужно, — спокойно возразил ребенок, повернувшись как раз в тот момент, когда Сид занес для удара ножку стула, к нему лицом. Девушка среагировала мгновенно, перехватив импровизированное оружие. Она за считанные секунды нанесла Гифальди точный удар в солнечное сплетение, от чего он согнулся пополам. Лайла прикрыла рот ладонью, чтобы не пискнуть от испуга.       Любого другого такой удар мог сразить наповал, но Сид передохнув несколько секунд, ринулся в бой уже с голыми руками. Даже если эта девица не так плоха в обращении с деревяшками, это вовсе не значит, что в рукопашном бою, он не даст слабину. Он ринулся к незнакомке с такой отвагой, что ему не хватало лишь боевого клича, крепко сжав руки в кулаки и стараясь стоять прямо, несмотря на боль в животе. Но девушка, и тут не поведя бровью, умело поймала кулак нападающего и сжала его с такой силой, что Гифальди заскулил. Затем ее пальцы двинулись к его запястью и выкрутили руку. Девица ощутимо пнула его в копчик, от чего Сид рухнул на колени. Казалось, его руку вот-вот вырвут из сустава.       Испугавшись, что, не ровен час, Сидни кто-нибудь убьет, Лайла подала голос и вышла из темноты с поднятыми руками:       — Простите моего друга, пожалуйста. Он впервые видит, как переходят в наш мир, и ему это немного в новинку, — под строгим взглядом девицы, наконец отпустившей неудачливого берсерка, Сойер быстро опустилась рядом с другом, чтобы проверить, в порядке ли Гифальди. В целом, с ним обошлись достаточно ласково, поскольку на вид все кости были целы, а кровили только ладони, на которые он неудачно приземлился.       Суровая девица скрестила руки на груди, выжидающе глядя на то, как со стариковским кряхтением напавший на нее Гифальди поднимается на ноги. Лайла помогла ему встать и поддерживала под руку, чтобы он не упал и не совершил новых глупостей.       — Твоему дружку-бастарду следовало бы знать, что мешать старшим нехорошо, — отчеканила девица. Казалось, что она была расслаблена, но это впечатление было обманчивым: в любой момент она была готова ринуться с места в бой. Ее худоба, скрытая мешковатой одеждой, не вязалась с силой, которая таилась в ее руках, но взгляд из-под темных широких бровей был однозначным предвестником неприятностей, — Нужно было навалять этому сосунку в темной подворотне? Что ж, миссия выполнена. Теперь мы можем поесть?       Ребенок покачал головой, не скрывая усталости. Лайла никогда не видела такую маленькую девочку с такими умными глазами. Было в этом что-то неправильное. В ее возрасте Сойер была достаточно пугливым, но, в то же время, улыбчивым ребенком. Девочка же казалась не по годам сдержанной и утомленной происходящим.       — У тебя абсолютно отсутствует чувство меры, Хельга.       Услышав это, Хельга вспылила не на шутку. Было видно, что слова ребенка задели ее, и она, не сдерживаясь, повысила голос:       — До чего я докатилась, меня отчитывает пятилетка! Да ты всего пару дней назад так объелась шоколадными конфетами, что тебе поплохело. Меры у меня нет… — проговорила Хельга, с остервенением пнув пустую банку из-под пива. Снова обратив внимание на Сида, который теперь молча буравил ее взглядом, сдерживаемый Лайлой за руку, она язвительно улыбнулась, — Вы посмотрите, полуфей обиделся.       От подобной реплики Гифальди встрепенулся, и хотел было сделать шаг навстречу к Хельге, но Сойер вовремя подала голос:       — Сид, не надо. Ты не знаешь, кто они.       — И кто же, позволь полюбопытствовать? — с вызовом спросил Гифальди скорее у тощей девицы, чем у своей давней подруги. Он считал, что незваные гости в переулке представляют для него опасность, и если малышка еще вела себя спокойно, то вот ее старшая спутница просто напрашивалась на то, чтобы кто-то поставил ее на место.       — Мы — валькирии, мальчик. Слышал о таких? — лицо Хельги озарила недобрая усмешка. Девочка лишь склонила голову набок, не слишком-то желая красоваться, — Конечно же, не слышал. Твоя слуга явно не утруждала тебя уроками манер. Оно и понятно, такая милашка наверняка нашла для тебя занятия поинтереснее.       От этих слов Лайла невольно вспыхнула румянцем, ее плечи поникли. Она не могла ничем ответить валькириям, а потому молча придерживала Гифальди, надеясь на то, что они как можно скорее разойдутся и больше не встретятся.       — Оставь их в покое, — неожиданно сказала девочка, достав из своего маленького рюкзачка с котятами толстую старую книгу в истрепанном переплете. Она открыла ее на одной из страниц и пробежала взглядом по строкам, чтобы затем взглянуть Гифальди в глаза. Затем она с громким хлопком закрыла свой видавший виды фолиант и положила его обратно, — У нас много дел и без этого.       Согласно кивнув, Хельга потянулась, разминая затекшие плечи.       — Так уж и быть, я все равно не в настроении, — бросила девица, застегивая молнию на старой дубленке. Ее утомил переход, и она хотела лишь поскорее рухнуть на кровать, чтобы восстановить силы в мире смертных.       Не прощаясь, валькирии покинули переулок и свернули куда-то в сторону Марбл-стрит.       Гифальди проводил их взглядом и достал из кармана пачку сигарет. Его руки щипало от свежих ссадин, а кровь сделала ладони неприятно липкими и грязными. Он поджег край папиросной бумаги и сделал первую глубокую затяжку, с сожалением отмечая, что его новенький костюм испачкался, но хотя бы не порвался.       — И когда ты собиралась мне сказать, что валькирии существуют? — делано-бодрым голосом спросил Сид у подруги. Она провела рукой по своим шелковистым рыжим волосам и прикрыла глаза.       — По-хорошему, я не надеялась встретить их вовсе, — голос Сойер звучал немного растерянно, — Они появляются там, где грядет война.       Удивленно вскинув брови, Гифальди стряхнул пепел на землю. Несколько оранжевых искр сорвалось с кончика его сигареты, и они сияющими песчинками осели на землю, мгновенно погаснув.       — Охуительно. Просто заебись.       Сиду не хотелось знать, зачем две валькирии оказались в Хиллвуде, да и слова Лайлы ему откровенно не нравились. Ему прекрасно жилось в мире, где кроме него о существовании магии доподлинно знала только Сойер, которая научила его по дружбе парочке простеньких фокусов. А теперь, с появлением в городе Хельги, с первого же взгляда показавшейся Гифальди той еще сукой, оставалось лишь ждать неприятностей.       Когда Сид проводил Лайлу домой, он решил, что возвращаться домой бессмысленно — близился шестой час утра, и Рей уже собирался на работу, уплетая любовно приготовленную Ланой яичницу. Приходить к завтраку, чтобы получить скандал к утреннему кофе Гифальди не улыбалось, поэтому он поплелся в «Slausen’s», радуясь наличию в кармане мятой двадцатки. Там было неплохое комплексное меню, и в столь ранний час встретиться с кем-то из знакомых там было практически невозможно.       Плюхнувшись на мягкое кресло в углу зала, Сид сделал заказ дородной женщине в накрахмаленном переднике и откинул голову на поролоновую спинку. После травки на вечеринке у Ллойд в нем проснулся волчий голод, который ощущался болезненными спазмами в желудке. Если уж на то пошло, Гифальди хотелось бы выпить кофе с большой порцией виски в нем, но, к сожалению, такой позиции в меню кафе сроду не водилось.       Когда официантка принесла комплексный завтрак, Сид втянул воздух и едва ли не замычал от того, как аппетитно пах жареный бекон и болтунья. Сделав большой глоток кофе, он приступил к еде, не слишком-то утруждая себя жеванием. Ему казалось, что его желудок бездонный, и ничто не в силах заполнить пустоту внутри, однако, когда тарелка опустела, он наконец-то почувствовал сытость, от которой его начинало немного клонить в сон.       И это состояние было таким сладким ровно до тех пор, пока взгляд Сида случайно не зацепился за один из столиков, который занимала Хельга. Она с совершенно нечитаемым выражением лица пила кофе и смотрела в окно, не замечая ничего вокруг. Приятная тяжесть в желудке Гифальди в тот же миг стала ощущаться мерзким комом, и он проклял собственную наблюдательность. Решив, что стоит как можно быстрее свалить, он положил деньги на стол и собирался уже встать, но неловким движением локтя смахнул пустую тарелку на пол.       На громкий звук обернулись, казалось, все посетители кафе, и худосочная валькирия тоже. Когда они встретились взглядами, она не сдержала пренебрежительного смешка, и сделала еще один глоток кофе, вернувшись к созерцанию пейзажа за окном.       Сид хотел покинуть кафе и отправиться куда-нибудь, где никто его не найдет, но почувствовал, что не может сделать и шага за дверь. В недоумении глядя на ручку, он снова оглянулся на столик, который заняла Хельга, все еще не обращающая на него внимания, и обреченно вздохнув, направился к ней.       Как оказалось, она была не одна — за мягким креслом не было видно ту маленькую девочку, которую они с Лайлой встретили минувшей ночью. Увлеченно орудуя предложенными официанткой восковыми мелками, эта мелочь дорисовывала какую-то хитрую формулу, которой Гифальди раньше не видел. В центре листа он так же различал достаточно примитивные, но почему-то от этого не менее точные изображения двух людей. Девушка была изображена в зеленом коротком платье, а с рук парня в голубом костюме капало коричнево-красным.       — И что, теперь мы прокляты насмерть? — спросил Сид, не здороваясь. Он заметил, что Хельга улыбается в кружку, слушая его, но, не переводит на него взгляд из какого-то глупого принципа. Теперь у него была возможность разглядеть ее получше. Девушка сняла дубленку и перебросила ее через высокий подлокотник, оставшись в блузке цвета хаки с большими карманами на груди и неопределенного цвета юбке, которая была ей велика, так что угадать очертания ее фигуры оказалось из разряда невозможного. Где она оторвала этот прикид? Сперла из послевоенной комиссионки или из музея? Кожа была настолько бледной, будто она не видела солнца несколько десятилетий, и ярче всего на ней выделялись карие глаза и темные, будто украденные с чужого лица брови.       — Я просто кое-что у вас одолжила, — пробубнила малышка, пряча рисунок между страниц той самой толстой книги, которую Гифальди уже видел однажды.       Голос Хельги резал слух, когда она решила удостоить Сидни хотя бы одной своей репликой:       — Настоятельно рекомендую держать язык за зубами, иначе я вытащу твои кишки через задницу и скормлю их тебе как спагетти.       В своей жизни Сид слышал много угроз, но впервые он знал, что подобные красочные перспективы вполне себе реальны. Глядя на остро очерченные скулы и сжатый ниткой рот, он понимал, что фигурами речи тут и не пахло. Хельга была физически в состоянии провернуть этот хитрый трюк, да еще и получить от этого ни с чем несравнимое удовольствие.       Однако жизнь на окраине Хиллвуда научила Гифальди держать хорошую мину при плохой игре, даже если разговор ему предстоял с очень серьезными господами. Когда Сидни обрел в Лоренцо защитника, чьим интересам он служил, пришлось научиться вести переговоры. Хоть в них обоих текла итальянская кровь, между ними существовала строгая субординация, подкрепляемая наличием у золотого мальчика личного громилы на побегушках.       В последнее время Лоренцо относился к Сиду с большим доверием, нежели раньше: имея всюду в городе свои глаза и уши, он знал, что к рукам Гифальди липло все, что плохо лежит, и на личном опыте убедился, что не существует таких мест, в которые тот не смог бы проникнуть. Иметь такого ловкого парня в своей компании было чертовски удобно и выгодно, но давать ему крупные поручения еще было рано.       За неделю до вечеринки Лоренцо попросил достать ему бутылку Дом Периньон из погреба мэра города и прихватить из его дома в качестве доказательства какую-нибудь личную вещицу. Не особо надеясь на успех, и предупредив, что любое упоминание о нем будет дорого стоить Гифальди, его давний знакомый дал неделю на выполнение поручения. Через 5 дней на столе Лоренцо стояла пыльная бутылка и фотоальбом с семейными фотографиями, на которых еще молодой мэр женился, держал на руках свою первую дочь, праздновал юбилей и обгорел на отдыхе на Таити.       Имея возможность перемещаться, Сид меньше беспокоился о том, что его поймают с поличным во время рейда на мэрский погреб, чем о перспективах полакомиться собственными кишками.       — А какой в этом смысл? Я не замечал, чтобы кто-то в наше время верил в сказки, — сказал Гифальди, вспоминая не к месту похороны названного деда и принятое в то время решение оставить истории про неупокоенные души при себе.       Маленькая девочка аккуратно сложила цветные мелки в потрепанную коробку. Она делала это так скрупулезно, по цветам, что Сид не сдержал смешка.       — А теперь разблокируйте кто-нибудь дверь, у меня есть дела поважнее, чем прохлаждаться с вами в кафе, где мне никто даже сесть не предложил.       — Поверь, не будь тут Хильды, ты бы прохлаждался в канаве, — Хельга махнула рукой в сторону двери, — Свободен.       И на такой нелицеприятной ноте их разговор был окончен. Сид смог наконец-то покинуть кафе, и решил прогуляться до дома пешком. Его не отпускало дурное предчувствие при одной лишь мысли о Хельге и Хильде. В голове роилось несколько вопросов, которые не давали ему покоя.       Сид не понимал, зачем двум валькириям понадобилось остановиться в Хиллвуде. Лайла сказала, что они появляются на заре войны, но Гифальди всегда казалось, что их город, один из многих миллионников в Соединенных Штатах, уж точно не может стать местом, где в скором времени начнутся боевые действия. Логичнее было бы ожидать начало войны на Востоке или в Европе, но уж никак не там, где континент фактически делили меж собой три огромные страны, две из которых считались одними из ведущих в мире.       К тому же, сами по себе Хельга и Хильда выглядели совсем не впечатляюще. Если первая еще могла бы претендовать на звание богини войны, или кем она там была, то вторая была слишком юной для подобных забав. Сид не мог представить себе пятилетку с копьем и в кольчуге, перебирая в памяти все клише, связанные со скандинавской мифологией, которые он почерпнул из кинематографа и комиксов.       Кроме того, что-то подсказывало, что Хильда «просто одолжила» не какую-то мелочь, которой Гифальди бы и не хватился. Его пугала неизвестность, которая появилась вместе с этой странной парочкой. И хотя маленькая девочка произвела на Сида скорее приятное впечатление, Хельга все еще оставалась опасной сучкой, которая не ставила его ни в грош. Не то, чтобы это было так важно, однако ничего приятного в показательном случае в кафе не было. Их арсенал формул был значительно шире, чем его, а Гифальди не привык играть, не имея козырей в рукаве, лихо свистнутых из колоды в процессе.       Остановившись в паре метров от собственного дома, Гифальди расплылся в улыбке. Отчаянные времена требовали отчаянных мер. Ответных мер, которые могли бы обеспечить Сида уверенностью в том, что его распрекрасная задница останется цела и невредима.       Он помнил, как их классом однажды привели в Городской Музей Истории, где они проторчали добрых полдня. Мистер Симмонс, который тогда еще был их классным руководителем, с упоением и восторгом рассказывал о предметах старины и об эпохах, которые давным-давно минули. Древние кости вымерших животных, выделанные шкуры, восковые фигуры пещерных людей с дубинами и примитивно заточенными копьями, неточные карты с устаревшими названиями, украшения с драгоценными камнями, выцветшие костюмы, столовое серебро и фарфоровые сервизы, формы и ружья конфедератов и южан, первые переписи населения Хиллвуда, и даже — ранние фотографии молодого Дино Спамони, который стал частью истории еще при жизни — все это хранилось там, покрываясь пылью.       Наведаться туда определенно было толковой идеей. Сид не был уверен, что найдет в Музее что-то полезное, однако одна лишь мысль о собственной беспомощности перед лицом валькирий побуждала его к действиям. Может быть, когда он был сопливым юнцом, он не заметил на экспонатах рун, которые могли бы помочь ему состряпать что-нибудь для защиты. Может быть, в музее было что-то, связанное со скандинавской мифологией и способами убить валькирий. Все это Гифальди предстояло выяснить в кратчайшие сроки, потому что каждая минута промедления казалась непозволительной роскошью.       Когда Сид взобрался по ступенькам к главному входу, украшенному высокими колоннами, его немного знобило. Было ли это последствием бессонной ночи, стресса, надвигающейся простуды или легкого похмелья — он не мог сказать наверняка. Парень чувствовал напряжение, от которого ныли мышцы, но не позволил себе расслабиться на одной из свободных лавочек, которые специально были выставлены для уставших посетителей. Вместо этого он отправился к билетным кассам, честно заплатив за вход, и неспешно побрел по залам, останавливаясь у каждого экспоната, чтобы прочитать данную ниже краткую историческую справку.       Когда ему надоело нагибаться в поклоне перед каждой витриной и щурить глаза при попытках разобрать мелкие буквы, которые шли ровными бисерными строчками, Гифальди приметил за своей спиной группку китайцев, которые сфотографировали его со всех возможных и невозможных ракурсов. Чудом не изъяснившись с туристами на общедоступном языке жестов, он приметил гида, которая со скучающим видом ждала, когда кто-то обратит на нее внимание.       Пожилая полная женщина в поношенном бордовом брючном костюме, с коротким ежиком волос, отливающим серебром, и недовольным алым ртом, уголки которого уже десятилетиями не поднимались вверх, она выглядела настолько уставшей от своей бестолковой жизни, что этого не видел только слепой. Ей не нравилось вести экскурсию для группы, которая понимала английскую речь через слово, она хотела поскорее вернуться в подсобку и смотреть там телевизор с чаем и бисквитами.       Поэтому, она сделала вид, что не заметила присоединившегося к китайской делегации мальчишку-оборванца, справедливо подумав, что закончит быстрее без скандалов. Она достаточно бодро для своих лет перемещалась от стенда к стенду, со скоростью автоматной очереди рассказывая заученную назубок историю каждого экспоната.       — А здесь вы можете увидеть монеты, которые были обнаружены случайно в ходе строительства Мьюзик-Холла. Рабочие в процессе бурения нашли сундук с кладом, и на нашу удачу — отдали его Музею Истории. Как вы видите, здесь собраны монеты разных достоинств и номинала, они сделаны преимущественно из серебра и золота, самая старая из них датируется седьмым веком нашей эры. Согласно теории наших специалистов-нумизматов, этот клад был привезен в Америку после Второй Мировой войны, предположительно, оберштурмфюрером Вильгельмом Бауэром, который бежал в 1945 году в Аргентину, но был депортирован и осужден Нюрнбергским процессом на пожизненное заключение. Оно оказалось недолгим — спустя семьдесят дней он покончил с собой в тюремной камере, использовав капсулу с цианистым калием, которую ему пронес один из надзирателей.       Сид прошел бы мимо старинных монет, но его взгляд привлекла одна, на которой он заметил нечто до боли знакомое. Остановившись вплотную у холодного стекла витрины, Гифальди рассматривал старший футарак с двадцатью четырьмя рунами. Они окольцовывали изображение птицы и всадника на рогатой кобыле, которых парень смог рассмотреть далеко не с первой попытки. На вид монета была очень старой и отличалась от остальных тем, что была тусклой и совсем уж неровной.       Группа уже ушла в следующий зал, а Сид все никак не мог отойти от заинтриговавшего его экспоната. Он пытался зайти со всех сторон, чтобы узнать, что же вычеканено на обратной стороне монеты, но никак не мог. Его терзало любопытство и страх, потому что за все то время, что Гифальди проторчал в музее, это была единственная вещица, на которой могло найтись хоть что-то полезное в борьбе с валькириями.       Подходя к монете ближе, Сид чувствовал легкое покалывание в пальцах, которое не мог объяснить логически. Чем больше он пытался разглядеть на золотой пластине что-то новое, тем больше он хотел ей обладать. Но, вовремя спохватившись, что залы музея находились под видеонаблюдением, он отошел от нацистского клада и сделал вид, что его невероятно заинтересовал фото-коллаж времен Великой депрессии.       Учитывая, что в планы Сидни входило ограбление музея, он не хотел мелькать на записях у потенциальной пропажи. Это было бы просто верхом идиотизма, а дураком себя Гифальди определенно не считал. Он потратил еще полтора часа на то, чтобы изобразить увлеченность историей Хиллвуда, и долго таращился на случайно выбранные стенды. Его развеселил женский корсет, потому что он представил себе, как Ронда разъяренно пыхтела, в попытках затянуть его потуже, но вспомнив, что обычно ее бюст едва ли не вываливался из вырезов дизайнерских нарядов, его фантазия перестала быть далекой от истины.       Взглянув на часы и решив, что времени на экскурс в историю он потратил более, чем достаточно, Гифальди присел на лавку, чтобы якобы завязать шнурки. За растрепанной густой челкой не должно было быть заметно, что Сидни проверил, где висели камеры, и хорошенько это запомнил. Похищение должно было пройти без особых проблем, оставалось лишь осуществить задуманное.       Всю оставшуюся часть дня Сид провел дома. Он пытался вздремнуть, но сон не шел — от предвкушения предстоящего дела в его крови бушевал адреналин. Бросив тщетные попытки поспать, Гифальди достал из ящика в шкафу свою неизменную маску, мешковатую удобную одежду и старые кроссовки.       На телефон пришло несколько сообщений от обеспокоенной Лайлы, но они так и остались без ответа. Это, конечно, было невежливо, но Сид никогда не отличался безупречными манерами как у Шотмена. Сойер просто спрашивала, почему его не было в школе, и с объяснениями можно было повременить.       Посмотрев в интернете, когда музей закрывается для посещения, Гифальди решил, что лучше всего будет нагрянуть туда в третьем часу ночи. Конечно, он сам к этому времени смог бы отоспаться после почти двух суток бодрствования, но он решил покопаться в собственных записях и книгах миссис Сойер, чтобы найти что-нибудь о валькириях. Он внимательно вчитывался в каждую строчку, но когда он поймал себя на том, что не может понять смысл простого предложения уже больше двадцати минут, решил, что настало время взбодриться и выпить кофе.       Спустившись вниз, он осознал, что проторчал в спальне до позднего вечера. Лана уже мыла тарелки после ужина, а Рей, вероятно, ушел в паб со своими приятелями с работы, как он делал это обычно накануне важных футбольных матчей.       Мачеха вытирала очередную тарелку полотенцем, прежде чем услышала шаги за своей спиной.       — Я не заметила, когда ты вернулся, — она доброжелательно улыбнулась. Скорее всего, Лана знала, что ее названный сын не пришел ночевать, но если бы она сказала об этом Рею, то он бы точно дождался отпрыска и устроил скандал, — Выглядишь уставшим. Все в порядке?       — Да, не волнуйся, — кивнул парень, садясь за стол. Он ценил мачеху, понимая, что она всегда относилась к нему лучше, чем он того на самом деле заслуживал. Сид никогда не говорил этого вслух, но он был благодарен Лане за то, что она не заставляла называть ее матерью, и не пыталась играть в любовь на публику. Она просто заботилась о нем, как умела, и это было лучшим, на что младший Гифальди только мог надеяться, — У нас есть кофе?       Лана наполнила две свежевымытых чашки и присела напротив. Она придвинула одну из них пасынку, а вторую обхватила ладонями сама. Ее пальцы всегда были длинными, но в последнее время она сильно похудела, и теперь обручальное кольцо Ланы из желтого золота держалось на честном слове. Глядя на испещренную мелкими морщинками кожу, Сид подумал, что не заметил, как это произошло. Лана постарела на глазах, и это стало так очевидно, что вызывало неловкость.       — Мы с твоим отцом беспокоимся о том, что с тобой происходит. Мне звонили из школы и сказали, что ты часто прогуливаешь. Иногда вообще не ночуешь дома. Скажи мне честно, это наркотики?       Сид устало потер глаза и тяжело вздохнул. Он не хотел нарываться на разговор по душам, но из уважения к мачехе не ушел и не стал придумывать отговорки, как сделал бы это с Реем.       — Я похож на джанки? — Гифальди провел руками вокруг себя, демонстрируя достаточно крепкое телосложение и неприкрытые рукавами футболки вены, — Да и наш телевизор все еще в гостиной, я не утащил его в ломбард, чтобы разжиться коксом.       — Поговори со мной, Сидни. Я не собираюсь ругать тебя, просто хочу понять, в чем дело. Ты же был таким тихим, славным мальчиком… — начала было Лана, но Гифальди бесцеремонно ее прервал.       — Именно, я был. Мне постоянно было настолько страшно, что я не смел рта раскрыть. А потом все немножко поменялось, — Сидни вспомнил те тяжелые дни, когда он только начинал видеть мертвецов и они не давали ему проходу. Он не забыл, что в какой-то момент был настолько в отчаянье, что подумывал наложить на себя руки, но не смог на это решиться. И хотя прошло много лет, воспоминания все еще были болезненными, — Не забивай себе голову глупостями, Лана. Спасибо, что прикрыла мой зад, но отец все равно узнает.       Поняв, что она не сможет добиться желаемого, Лана встала и направилась в гостиную.       — Если ты не будешь ходить в школу без прогулов до конца учебного года, они тебя отчислят. Это все, что я хотела сказать.       На этом их разговор был окончен. Сид благоразумно отнес чашку в свою комнату и больше не высовывался, чтобы не встретиться ненароком с Реем, который вернулся ближе к часу ночи пьяный и не в лучшем расположении духа, потому что его команда продула всухую.       Когда все шорохи в доме стихли, Гифальди уже был готов выйти на дело. Он прихватил с собой рюкзак, в который сложил отмычки, на случай если замок витрины поддастся легко, и молоток — если нет. Натянув маску до подбородка, который неожиданно оказался щетинистым и колючим, Сид сделал глубокий вдох. Будь он хоть немного религиозным, он помолился бы Богу, но обычно его молитвы не доходили до адресата. Воссоздав в голове план здания музея, Гифальди мысленно сконцентрировался на месте прибытия, и сделал шаг.       Он оказался в одной из кабинок в женском туалете. Там не было ни камер, ни окон, и шанс, что там окажется кто-то из мужчин-охранников был минимален. Как оказалось, в дамской комнате не было ничего необычного — все тот же запах дезинфицирующих средств, ржавой воды и остаточный душок мочи. Единственным, чем она отличалась от мужского туалета, было отсутствие писсуаров и огромной трещины, которая расчертила зеркало на две неровных части. Сид на ходу взглянул на свое отражение. В неживом свете люминесцентных ламп он выглядел блеклой версией самого себя. Черная толстовка, старые поношенные джинсы, маска на лице, через которую можно было увидеть лишь глаза — Гифальди был тенью, проскользнувшей в зеркальной глади лишь на несколько мгновений.       Он аккуратно закрыл за собой дверь и вышел в коридор, спешно оглядываясь по сторонам. На его удачу, никто из охранников не был настолько старательным, чтобы проводить обходы, а потому парень тихо зашагал в сторону их подсобки. Подойдя достаточно близко к стеклянному окошку, он убедился, что оба охранника спят в своих креслах. На их столе стояло 2 телевизора, по одному из которых транслировались записи с камер, а по второму — повтор какого-то старого фильма с Эдвардом Пикетти в главных ролях. Голос актеров не тревожил сон двух толстяков, как и их собственный храп.       Заметив неподалеку тележку уборщицы, Гифальди взял из нее две швабры и огромный пакет для мусора. С помощью этих нехитрых подручных средств он забаррикадировал дверь и перевязал швабры пакетом так туго, как только смог, чтобы даже при желании увальни-охранники не смогли выбраться самостоятельно в самый неподходящий момент. Такие меры предосторожности были необязательны, но Гифальди решил, что перестраховаться будет совсем не лишним.       Ступая по начищенному полу, он старался издавать как можно меньше шума, но акустика залов делала каждый вздох громким. При свете дня экспонаты выглядели менее эффектно, чем в полумраке. Начищенные мечи, сабли и копья тускло поблескивали на свету от ламп, которые были встроены в витрины. Меха на королевских накидках не смотрелись больше изношенными и представали во всем своем былом величии на манекенах. Бродить по музею в абсолютном одиночестве Гифальди раньше не приходилось, а потому он чувствовал себя немного не в своей тарелке.       Добравшись до нацистского клада, Сид опустился на корточки и достал из рюкзака набор отмычек. Большинство из них были самодельными, но несколько он удачно прикупил в ломбарде у Толстого Педро, у которого в продаже было все, что только можно было продать.       Взглянув на замок, Гифальди выругался сквозь зубы так тихо, что под конец не услышал сам себя. Музей раскошелился на приличный механизм, который было не так просто взломать. Замки фирмы «Нуршлюссель» производились только в Хиллвуде и не вышли на мировой рынок из-за упрямства владельца компании: эмигрировавшего из Швейцарии в шестидесятых Уве Хайсмана не радовала перспектива продать свою разработку, пусть и за бешеные деньги, какой-то крупной корпорации. Он сколотил семейный бизнес, в котором участвовали лишь родственники, и делал хитрые замки, которые ни одной из существующих отмычек открыть было нельзя. Поговаривали, что он делает каждый механизм уникальным, но проверить еще никому не удалось — работа Хайсмана стоила баснословных денег и в целом была большой редкостью. Сид видел такой замок в доме мэра, но поскольку это никак не касалось поручения Лоренцо свистнуть бутылку вина, он прошел мимо и даже не подумал покопаться с этой диковинкой.       Видимо, суммарная стоимость монет действительно была впечатляющей. В любое другое время Гифальди позарился бы на весь клад, но в этот раз ему не было до него дела. Добыть деньги, обладая теми навыками, которые были у Сида, можно было и в другое время: при большом желании даже на формулах Лайлы, которые заставляли все побеги всходить, а цветы — расти, можно было неплохо заработать. Но сейчас дело было совсем не в этом.       Покопавшись в рюкзаке, Гифальди достал молоток и встал прямо. Поскольку иных вариантов, кроме как бить витрину, не осталось, он сжал рукоятку и приготовился.       Сид знал, что лучше всего действовать без долгих раздумий: именно это содействовало его успеху и спасало шкуру во всех тех передрягах, в которые он частенько попадал. Однако руки слегка подрагивали. Несмотря на это, Гифальди прикрыл свободной рукой глаза, а другой нанес удар молотком по витрине, точно в центр прямоугольного стекла, чтобы оно уж точно разлетелось на мелкие кусочки.       Звон сыплющихся на пол осколков показался оглушительным. Сид на мгновение замер, а затем повертел головой, машинально оглядываясь на два мертвенных ока камер наблюдения, и убедившись, что вокруг тихо, он потянул руку к монете, тускло поблескивающей в свете двадцативаттной лампочки. На кончиках пальцев вновь возникло уже знакомое покалывание, по мере приближение оно возрастало, и когда до артефакта оставалось не больше дюйма, кожа буквально горела, точно Сид слишком медленно провел рукой над горящей свечой. Гифальди это не пугало, он готов был схватить вещицу, даже если она вплавится в его кожу. Но тут врубилась сигнализация.       Если звон разбитого стекла Сид назвал оглушающим красного словца ради, то вой проснувшейся охранной системы был таковым буквально.       — Твою мать. Сука! — Гифальди даже не слышал собственных воплей, хотя орал во всю глотку.       Теперь-то времени на любование предметами старины и размышления о высоких материях уж точно не осталось, нужно было рвать когти, а уходить с пустыми руками Сид не планировал. Не для того он потратил столько времени. Да и обидно было бы уйти ни с чем, заплатив за билет в музей. Гифальди твердо намеревался прихватить с собой прощальный сувенир, чего бы это ни стоило.        Он схватил монету, крепко сжав ее в ладони, и тут же сунул ее в карман. Нынешняя обстановка как-то напрочь вышибла у него из головы прежнюю идею о возможных обжигающих свойствах артефакта. Уже на бегу, по пути к женской уборной и подальше от злоебучих камер, Гифальди почувствовал, что его ладонь будто пронзило раскаленным гвоздем.       Снова забористо выругавшись, он одернул руку и встал как вкопанный. Дорога из туалета до места его неудачного ограбления был довольно затейливой, и вероятность того, что Сид отыщет ее в панике и потемках стремилась к нулю. Гифальди развернулся и побежал обратно к тому месту, где по его приблизительным расчетам должна была находиться слепая зона камер.       Он сосредоточился на месте, куда так хотел вернуться — его обшарпанной спальне, которая сейчас была куда желаннее всех даже самых шикарных мест. Еще никогда Сид так не старался, но… Ничего не произошло.       Он в неверии взглянул на свой перстень.       — Что за херня?       Он пробовал снова и снова, но ничего не выходило. Его магическая штучка выбрала самый неподходящий момент, чтобы поставить его. В этот момент осознание накатило на Гифальди волной тошноты. Перстень не работал, в его кармане горела огнем украденная монета, а сигнал тревоги, эхом отражавшийся от стен музея, бил по ушам.       Это означало лишь одно. Пришло время вспомнить, каково это — сваливать с места преступления на своих двоих. Сид сделал глубокий шумный вдох. Он постарался успокоиться и вспомнить, где находится запасной выход. Память вора сработала, хоть и с некоторым запозданием, которое было вполне оправдано из-за пронизывающей до костей паники загнанного в угол зверя. Гифальди добежал до развилки коридоров, свернул направо, где в конце нашлась неприметная служебная лестница, внизу которой виднелась дверь. Не раздумывая ни секунды, Сид ринулся к ней, ему начало казаться, будто он слышал, как проснувшиеся охранники ломятся из своей сторожки. Парень не знал, чудится ли ему, или за ним действительно бежали по пятам.       Он бежал по ступеням, едва не падая и преодолевая сразу по две за шаг. Тело Сида работало на износ: он чувствовал в горле сухость и стук собственного сердца, он взмок настолько, что вся одежда липла к коже неприятной пленкой, он дышал шумно, точно загнанная лошадь, но не позволял себе ни секунды промедления. Если бы он допустил хоть одну мысль о возможной встрече с полицией, это сломало бы его окончательно, поэтому он руководствовался лишь основным человеческим инстинктом самосохранения.       Когда пролет кончился, взгляду открылась маленькая площадка и запасная дверь. Гифальди разбежался, насколько позволяло расстояние от лестницы до двери, и заехал по ней плечом, стараясь вышибить ее грубой физической силой. Он повторил этот маневр несколько раз, грубо и громко матерясь, но все говорило о том, что Сид скорее расшибет плечевой сустав, чем эту глупую деревяшку. Похоже, снести ее могла только взрывчатка.       Гифальди нервно улыбнулся, едва ли не впадая в истерию. Хоть удача его и покинула, но знания и формулы все еще оставались при нем. А в частности — формула взрыва. Ему не доводилось использовать ее на практике, но, прочитав о том, что она может оказаться весьма грозным оружием, он специально заучил ее на всякий случай. И вот такой случай представился, загвоздка таилась лишь в том, что начертить ее было нечем.       Ни мела, ни чернил, Сид, разумеется, собой не носил, однако подстегнутый выбросом адреналина мозг быстро помог отыскать замену. С силой прокусив палец, Гифальди коснулся им неровной поверхности и начал чертить. Кровь пришлось буквально выдавливать, но ее все-таки хватило. Грязно-красные руны на двери завораживающе замерцали алым, и Гифальди додумался отскочить только тогда, когда оно начало меркнуть.       Взрыв оказался сильнее, чем парень мог ожидать, и отбросил его в сторону. Сид угодил коленом в ступени, и боль пришла яркой алой вспышкой, которая спустя несколько мгновений почему-то ушла. По голове словно со всей дури ударили чем-то тяжелым и тупым, словно железным шаром на цепи одного из строительных кранов. Застонав, Гифальди перевернулся на спину, приказывая себе во что бы то ни было открыть глаза. Он закашлял от пыли, что столбом взвилась после взрыва, встал на ноги, ощутимо пошатываясь. В стене зияла дыра, дверь разнесло в щепки, и теперь пылающие деревяшки валялись тут и там, заполоняя воздух удушливым черным дымом. Сида определенно контузило, но своей цели он добился — путь на волю был открыт.       Прихрамывая, Гифальди выскочил и побежал прочь, позабыв о тошноте и звоне в ушах. За спиной он определенно слышал голоса, копы должны были подъехать за то время, что он пытался выбраться.       И точно — отбежав на приличное расстояние и обернувшись, он увидел мигалку на патрульной машине, попеременно выбрасывающую в темноту то синий, то красный луч яркого света. Сид побежал еще быстрее, то ныряя в переулки, то выскакивая на улицы, пока не убедился, что погони за ним нет.       Перевести дух ему удалось только через двадцать минут. Привалившись к мусорному баку и пошарив взглядом по округе, Гифальди обнаружил табличку с названием знакомой улицы. Ноги каким-то чудом принесли его в район, где он жил, хотя он бежал, не выбирая направления. Те четыре квартала, что оставались до дома, Сид преодолел, буквально плетясь. Голова и колено давали о себе знать, открывая вору целую палитру незнакомых ранее ощущений.       Прокравшись в свою спальню по пожарной лестнице, Гифальди буквально рухнул на пол. У него даже не было сил прислушиваться, не бодрствует ли кто-то в доме. Стянув с головы балаклаву, он продолжил лежать на полу, пытаясь восстановить силы. Его грудная клетка то рывками вздымалась вверх, то плавно опускалась вниз. Пальцы Сида немного подрагивали, испачканные запекшейся кровью, грязью и пеплом. Правое ухо жгло, и когда Гифальди решил проверить, в чем дело, оказалось, что его ждал не самый приятный сюрприз. Один из обломков двери распорол маску во время взрыва и кожу заодно. По лицу текла теплая кровь, затекая за шиворот и ниже.       Сид встал с пола рывком и горько об этом пожалел. Его повело влево, и он чуть было не упал, но подвернувшийся вовремя стул стал столь необходимой точкой опоры. Когда головокружение прошло, он грузной походкой дошел до собственной ванной комнаты и щелкнул выключателем. Лампочка осветила маленькую комнатку и изможденное лицо молодого человека.       Гифальди взъерошил волосы и зашипел, когда его рука неосторожно коснулась глубокого пореза. Отражение в зеркале являло миру явно не писаного красавца: грязный, уставший, раненый и угрюмый юноша, который больше был похож на выжившего после теракта. Вывинтив краны до предела, Сид подставил голову под струю прохладной воды и задержал дыхание. Когда воздуха в легких стало не хватать, он выпрямился и посмотрел на то, как на белом фаянсе ползут вниз красные и серные капли, смешиваясь друг с другом тут и там.       Из последних сил, Гифальди перебрался на свою незаправленную кровать. У него болело буквально все: от головы до кончиков пальцев ног, но больше всего о себе давало знать колено. Завтра он обработает рану, может даже наложит тугую повязку, как его научили в школе, а пока у Сида не было даже желания натянуть на себя одеяло. Не раздеваясь, он устроился на боку, обхватив подушку одной рукой.       Утро началось с яростного воя будильника в 7:00, так сильно напоминающего вой сигнализации, и раскалывающейся головы. С громким стоном Гифальди поднялся с кровати и стукнул кулаком по цифровым часам. Идти в школу было последним, что Сид хотел бы делать в это далеко не доброе утро, однако никто не спрашивал у него о его желаниях. К тому же не ко времени вспомнился разговор с Ланой, предупредившей о том, что с такой посещаемостью ее пасынку грозит исключение из общеобразовательной школы. Поэтому он нехотя поднялся, и стал по привычке шарить в кармане в поисках сигарет, но наткнулся на нечто металлическое.       Монета нагрелась от тепла его тела, но уже не была такой обжигающе горячей, как вчера. Что за странную штуку он спер, рискуя как минимум свободой? Почему перстень подвел его в самый ответственный момент? Была ли хоть какая-то польза от старой монеты в борьбе с валькириями? Пообещав себе разобраться с этим не позднее трех часов дня, когда занятия кончатся, а библиотека еще будет открыта, он стал собираться в школу.       К счастью, пол в спальне Сида был дощатым, с имеющимся под ним достаточно большим подполом. Это позволило ему завести тайник, всего-навсего отодрав половицу, а то, что это половица была содрана под тумбой шкафа, давало почти стопроцентную гарантию на то, что Лана даже при самой тщательной уборке его комнаты, не обнаружит его. Так что Гифальди сложил туда балаклаву, перстень-транспортер и молоток, а затем спустился вниз за сэндвичем и кофе, которые ему всегда оставляла мачеха. Монету же Сид спрятал в маленьком кармане джинс, предназначенном для зажигалки.        В школе Сид появился в плачевном виде. Он прихрамывал, страдал от головной боли, и старался не трогать ничего указательным пальцем, который пропитался кровью насквозь. Лучшего утра для мистера Гифальди и представить было нельзя.       Как назло первым уроком должна была быть биология, которую Сид терпеть не мог главным образом из-за их мерзкой учительницы миссис Графф, чья фамилия полностью оправдывала ее мерзкий характер. Кроме того, прошагав вдоль длиннющего коридора, он так и не встретил ни одного знакомого лица. Вероятно, все дело было в том, что до урока оставалось буквально пару минут, а злобная старуха Графф имела привычку собирать учеников за пять минут до звонка.       Класс биологии встретил его гробовой тишиной. Сида накрыло странное чувство, что что-то здесь было не так, но наткнувшись на Лайлу, бросившую на него обеспокоенный взгляд и слегка махнувшую рукой, он успокоился.       — Доброе утро, мистер Гифальди, — отчеканила миссис Графф, высокомерно растягивая гласные своим противным дребезжащим голосом, — Раз уж вы почтили нас своим присутствием, то не стойте столбом и присаживайтесь к мисс Патаки.       Брови Сида взлетели вверх, такую фамилию он слышал впервые.       — Куда? — решил уточнить парень, мельком подумав, что головой он ударился сильнее, чем ему казалось.       — К мисс Патаки. Вы видите свободное место где-то еще?       Учительница кивнула на двухместный лабораторный стол на галерке. Гифальди не спеша повернул голову в ту сторону, и неожиданно для себя встретился взглядом с той, что лишила его покоя и сна. Мисс Патаки, во всем своем великолепии, сидела за столом вразвалку, и с чувством собственного превосходства скривила губы в усмешке.       День определенно не задался.