Those Nights We Sought All The Words

Ночью лампы на крыше больницы горят так ярко, что Джону на несколько секунд кажется, что взошло солнце. Вся крыша утопает в белом свете, и бетон кажется намного чище, чем на самом деле. Вокруг непроглядная темнота, контрастирующая с крышей. Можно разглядеть отдельные капли дождя: они падают на бетон и стекают в специальные углубления. Джон отчаянно осматривает этот слегка сюрреалистичный пейзаж, надеясь найти... Вот. Высокая фигура в рубашке и черных брюках, спиной к Джону. Шерлок стоит достаточно далеко от края, и Джон понимает, что всё это время практически не дышал. Шерлок пришел сюда подумать. А не делать что-то очень глупое. — Не знал, найду ли тебя здесь, — говорит Джон. Он не добавляет «в живых», хоть мозгу и кажется, что это — очень важная часть предложения. — Джон? — пораженный, Шерлок разворачивается и делает шаг навстречу. Несколько минут они просто слушают дождь. — Я не собирался... — Я знаю, — говорит Джон. Дождь оглушает, но отголоски приведшей их сюда ссоры все равно прорываются сквозь этот шум. Ты тогда исчез, Шерлок! Как я вообще теперь могу тебе верить?! Два часа спустя думать об этом всё еще так же сложно. Джон вспоминает взгляд Шерлока и думает, что боль никогда не утихнет. — Я не хотел... — Всё в порядке, Джон. Я знал. — Что знал? — Что ты мне не доверяешь. Это логичное следствие всего, что случилось. Я просто собирался с этим жить... Да и особого выбора у меня не было. Джон молчит, не зная, что ответить на самую самоотверженную фразу, которую Шерлок когда-либо произносил. Его левый кулак сжимается и разжимается словно бы сам собой. Шерлок смотрит назад, вниз, и Джон не сводит взгляд с его груди. Дождь насквозь промочил рубашку Холмса, превратил её из белой в полупрозрачную. Ткань выгодно облегает мускулистое тело. С кудрей капает вода. Резкая белизна крыши контрастирует с цветом глаз Шерлока; они словно горят во тьме, единственные пятна цвета в черно-белом мире. Джон думает о широкой улыбке Шерлока, когда тот играл с Миной, о том, как Холмс о ней заботился, и спрашивает себя: неужели нужно каждый раз разрушать всё прекрасное, что появляется в его мирке? — Я доверяю тебе, — пытается он. Шерлок грустно улыбается: — Доверял, — поправляет он, и Джон ненавидит то, что тот прав, — А потом я сбросился с этой самой крыши. Джон кутается в свою куртку, пытаясь понять, почему Шерлок выскочил так быстро, что даже не взял пальто. Он не знает, что сказать. Так что переводит тему. — Почему из всех мест ты выбрал именно это? Снова появляется эта печальная улыбка. Шерлока слегка трясет, и, кажется, не от холода. Джон щурится. Что-то не так. — Потому что несмотря на всё, что я делаю, ты мне не доверяешь, Джон. Я хотел вернуться туда, где всё пошло не так. — Зачем? Шерлока начинает трясти сильнее, и Джон на автомате делает шаг к нему. — Чтобы понять, мог ли я поступить иначе. Понять, мог ли я вернуться к... Улыбка пропадает, последние слова тонут во всхлипе. Колени Шерлока подкашиваются, и вот он уже сидит прямо на мокром бетоне. Вода с кудрей течет прямо на лоб. Глаза безучастно смотрят вперед. — Шерлок? — встревоженно вскрикивает Джон. Уже через секунду он стоит рядом с Холмсом на коленях и, немного помедлив, осторожно кладет руки ему на плечи. Больше ничего не требуется. Шерлок хватается за него, как утопающий — за спасательный круг, утыкается лицом в холодное мокрое плечо Ватсона. Он прерывисто всхлипывает, дрожь сотрясает все тело, и Джон чувствует, как его самого захлестывает непреодолимая разрушительная волна вины. Шерлок словно рассыпается на части, и Джон — единственный, кто с трудом может удержать его. Шерлок доверяет Джону. И нет ни одной причины, по которой Джон не может доверять ему в ответ. Джон прижимает Шерлока крепче. Холмс дрожит сильнее. Джон не знает, через что прошел этот разбитый человек за те жуткие месяцы. Он только помнит шрамы, ужасные шрамы и следы пыток, которые увидел, когда пытался откачать Шерлока после ранения. Помнит, что вместо того, чтобы привести Шерлока домой и поблагодарить его за спасение своей жизни, Джон отказался от него, бросил, оставил в одиночестве, начал игнорировать всё более и более отчаянные смс и звонки. Он знает, что Шерлок — его лучший друг... Нет. Джон качает головой. Это самый подходящий момент, чтобы перестать лгать самому себе. Шерлок — не его лучший друг. Шерлок — любовь всей его жизни, а Джон делал ему больно с момента их первой встречи. В итоге принять решение оказывается на удивление просто. — Шерлок? — шепчет Джон. Дрожь Холмса и не думает ослабевать. Джон откидывает со лба мокрые пряди и целует Шерлока в макушку. Тот крепче обнимает Джона, и Ватсон чувствует, как прижимающиеся к его плечу губы двигаются. Несмотря на шум дождя, ему удаётся расслышать слова. «Прости, пожалуйста», снова и снова. Это практически добивает Джона. Не Шерлок должен просить прощения. Джон чуть отстраняет от себя Шерлока и тут же жалеет об этом: Холмс тихо и послушно отодвигается и сам обнимает себя, успокаивая, как умеет. Так, словно ему уже приходилось делать это раньше. Джон чувствует себя отвратительно. Он берет ладонь Шерлока в свои. Кажется, всё останавливается: дрожь Шерлока, дождь, даже время. — Джон? — шепчет Шерлок. — Ты — мой лучший друг, — говорит Джон, видимо, обращаясь к их сцепленным рукам, — но я был для тебя просто отвратительным другом. Шерлок открывает рот, наверное, чтобы не согласиться, так что Джон сжимает его ладонь и продолжает: — Ты... Ты пожертвовал собой ради меня. Ты метался по миру, просто чтобы я был в безопасности. А я просто, — Джон судорожно выдыхает, — А я просто бросил тебе всё это в лицо. Я даже заставил тебя планировать свою свадьбу, как будто не знал... Джон замолкает, в шоке от собственной жестокости. На самом деле, он не был до конца уверен, пока не услышал речь шафера... А потом месяцы жил, охваченный виной и сожалением. И сейчас живет. — Что не знал, Джон? Теперь Шерлок даже не смотрит на него, а мягко пытается высвободить свою ладонь, и... — Что ты любишь меня, Шерлок. Глаза Шерлока расширяются, он резко вырывает свою ладонь из рук Джона даже несмотря на то, что еще недавно этот жест означал для него спокойствие и безопасность. — Прощай, Джон, — говорит Шерлок, и Джон всем сердцем ненавидит тот факт, что эта фраза уже второй раз звучит на этой крыше, — Иди домой. Я найду, где провести ночь. — Нет! Нет, это не то, что я... — начинает объяснять Джон, но Шерлок перебивает. — Не то, что ты хотел сказать? А что же тогда хотел? «Прости, но я вообще не гей»? Иди домой, Джон, я справлюсь, а ты сможешь найти еще кого-нибудь столь же пустого и бессмысленного, чтобы доказывать всем свою гетеросексуальность, раз уж моя убийца с тобой больше не живет. Джон знает, что Шерлок хочет, чтобы эти слова прозвучали резко, но даже дождь не может скрыть тот факт, что по лицу Холмса текут слезы. Джон вцепляется пальцами в свои колени: — Я тоже люблю тебя, Шерлок. Прости. Я заставил нас впустую потратить всё это время, я женился на девушке, которая чуть тебя не убила, я даже не могу начать извиняться... Шерлок поднимает взгляд. На лице мужчины отражается благоговение, и Джону кажется, что сейчас встанет солнце: — Ты любишь меня? — Я... Да. Да. Люблю. Лицо Шерлока немедленно становится еще темнее, чем раньше. Через слезы пробивается гнев. Джон в ужасе смотрит, как Шерлоку становится тяжело дышать: — Тогда почему ты... — он не может договорить, потому что рыдания снова вырываются наружу. Он пытается отодвинуться от Джона, но тот обнимает Шерлока и крепко держит его. Шерлок еще раз гневно пытается оттолкнуть Ватсона, но через несколько секунд снова падает в его объятия. Джону кажется, что ребра сжимаются, сдавливая грудную клетку, что легкие пусты, а сердце собирается взорваться. И он этого заслуживает. Шерлок прижимается к Джону, иногда пытаясь гневно спросить «как ты мог», а Джон просто держит его, смотрит на дождь, чувствует, как ледяные струи текут по спине, и размышляет, как он, мать его, мог так облажаться и навредить самому драгоценному существу в своей жизни. Размышляет, что ему придется сделать, чтобы всё стало в порядке. Размышляет, станет ли всё вообще когда-нибудь «в порядке».