Храм надписей

      Лаксус полыхал от ненависти, как только вспоминал о происшествии в баре. В первые минуты его злобу было трудно унять, чтобы никто из врагов не видел, насколько он ошарашен. Такого подвоха он не ожидал, и все его рассуждения на этот счет так или иначе сводились к одному единственному вопросу: как только его дед мог подумать, что у этой женщины есть мозг? Мало того, что за ним и его друзьями теперь каждый, кто хотел легкой наживы, пытался следить и выведать местонахождение их поисковой группы, так еще и новоприбывшая команда господина Орландо, в составе его дочери и ее прихвостней, стала осаждать Альберону, чтобы насолить ему за разрыв делового партнерства. То, что та совершила непростительный и самый глупый поступок, какой только могла, после стрельбы в шахтах, конечно, о которой ему поведал Бикслоу, барышня еще совершенно не понимала, потому что за ее безопасностью и спокойствием так же приходилось следить Лаксусу, что он делал со скрипом нервов и хрустом костяшек пальцев. Но как бы она его ни злила, он не мог поступиться своими принципами, своим воспитанием. Порою ему хотелось выпустить пар, набив какому-нибудь отчаянному прохиндею лицо, за то, что тот пытался недобрыми ухищрениями заполучить внимание, а точнее тетрадь Леди Альбероны, которая, кажется, так гордилась своим поступком, что не замечала сгущающихся штормовых туч вокруг себя. Ее надменное поведение, ее лицо, выражающее чувство сокрушительной победы над ним, поистине раздражало Дреяра-младшего. В те минуты, когда они сталкивались взглядами, он твердил себе только одно - что не проиграет, что сотрет эту саркастичную улыбочку с ее милого личика и отправит обратно домой. И каждый раз старался держаться от нее подальше, чтобы не отвлекаться от более важных вещей, хотя бы во время поисков нового ориентира.       Пари, на которое он не хотел давать согласия, но протянул свою руку навстречу наглой девчонке под давлением его друзей, которых она сумела обольстить за короткий срок, все еще было в силе. А он не умел и не хотел проигрывать никому. И раз уж его товарищи решили подписаться под эту веселую, по их мнению, забаву, то должны были в полной мере вкусить все прелести последствий. Жалеть он никого из них не хотел, наоборот, решил проучить сторицей. Но, к его сожалению, ему приходилось отказываться от одного из помощников, чтобы одновременно успевать лично руководить поисками в джунглях и обеспечивать безопасность Каны, которой не сиделось в удобной комнате, так благородно предоставленной ей Миражанной, чтобы та была под защитой. Альберона постоянно находилась в гостинице, где каждая стена имела уши, лишние руки и даже ноги, у постели Макарова, чтобы быть ему опорой. Лаксус признавал, что эта ее сторона была весьма недурна и очень полезна. В конце концов, сам он не мог быть рядом с дедом круглосуточно, только по вечерам, когда не оставался ночевать в джунглях. Да и воздействовала она слишком положительно на старика, он буквально оживал в ее присутствии.       Чаще всего следить за леди аристократического происхождения оставался Бикслоу, который успел найти с ней язык и даже сдружиться, найдя в Кане те же качества, что были у Лаксуса. Он начинал понимать, отчего Дреяр-старший так желает женить на ней его товарища, а так же почему его друг чувствовал ощутимую конкуренцию и соперничество рядом с ней. Будь у него титул и состояние, возможно, он и сам бы позволил себе мечтать о красавице жене, уютном доме, жизни без перестрелок, взрывов и вероятности столкнуться с враждебно настроенными племенами индейцев и прочих-прочих опасностей. Но пока все эти будоражащие кровь отрицательные события только манили его к себе.       Бикслоу старался не попадаться девушке на глаза, чтобы та не заподозрила, что тот сторожит под дверью в комнату Макарова, дабы никто не сумел подслушать ее разговоры с больным стариком, кроме него. Никто не знал, даже Лаксус, где та прятала дневник. Его друг сам приказал осмотреть ее комнату и найти сей предмет. Как бы гнусно это ни смотрелось, но его приятель не любил проигрывать и старался достигнуть своих целей любым способом. Поэтому он надеялся, что Кана признается старику о том, где спрятана тетрадь. Однако девушка была не настолько глупа, чтобы оставлять столь бесценную вещь в открытом доступе или распространяться о ее местонахождении направо и налево. Поэтому попытка выиграть нечестно провалилась с треском, чем немало порадовала Бикслоу и Фрида, последнего больше всего, так как тот был оскорблен до глубины души тем, что Лаксус не верил в его силы.       За то время, что Кана находилась при Макарове, тому удалось поведать ей ту часть истории, которая затронула его по пути к Паленке. Он видел в ее глазах испуг, когда она представляла, что было бы с дневником, проверь Иван его содержимое, но не подала виду, чтобы не заставлять старика напрягаться лишний раз. Однако ему польстило, что рассказ вызвал у нее такую реакцию. Ведь Кана не ожидала, насколько хитер и отчаян, даже в таком возрасте, ее бывший опекун.       – Наслышан о твоей выходке, глупо было подставлять себя под удар, – качая головой в знак неодобрения, говорил старик. Он был огорчен ее поступком и давал ей понять, что она совершила оплошность. Всем видом он показывал, что это немало его беспокоит, взывая к ее благоразумию.       – Лаксус не оставил мне выбора, Макаров. Неужели Вы думаете, что будь у меня иная возможность присоединиться к его команде, я бы ею не воспользовалась. Его пренебрежение и нежелание принять меня из-за каких-то глупых взглядов на жизнь, привели к такой ситуации. К сожалению, я навлекла на него и себя пристальное внимание, однако, я уверена, он и на шаг не сдвинется без моей помощи. Вот увидите, – задрав нос кверху, ощущая себя в полной мере хозяйкой ситуации, рассуждала юная особа.       – Не зазнавайся, никогда недооценивай своих противников и союзников, – оборвав ее победный настрой, старичок вновь покачал головой, понимая, что, возможно, допустил еще один пробел в воспитании девушки. – Этим ты только злишь его, смени тактику. Поверь, этим ты ничего не добьешься.       – Ваша тактика направлена на мой союз с Вашим внуком, а я хочу только найти отца, если повезет. – Кана бы продолжила и дальше свой монолог о том, что достаточно взрослая, чтобы выбирать жениха самостоятельно, но эта тема, похоже, доставляла немало огорчения ее опекуну, поэтому она вовремя себя оборвала. В голове она перебирала разные темы, чтобы сменить направление их беседы, но ничего, кроме таинственного видения зеленоглазого аборигена, ей не приходило на ум. А ей не хотелось, чтобы кто-то думал, что она лишилась рассудка или, того хуже, что в нее вселились бесы. Инстинктивно она поглаживала перстень на своем пальце и пыталась припомнить внешность мужчины, которого видела в пещере. Но странный взгляд, что Макаров пустил на ее руки, тут же вернул ее в реальность. – Все, Вам необходим отдых, я знаю, что расстроила Вас, Макаров, постараюсь исправиться. Но ничего не обещаю, – озорно подмигнув старику, девушка направилась к выходу.       Бикслоу, поняв, что повседневный тет-а-тет уединившихся единомышленников подходит к завершению, своевременно покинул пост и спустился в бар, где наткнулся на Минерву Орландо, что в компании своих проверенных людей сидела за столиком и выжидала момент, когда юная путешественница соизволит спуститься вниз. Мужчина понимал, что для таких опасных моментов больше всего подходил Лаксус, который мог остудить конфликт до нужного градуса и не позволить Альбероне поддаться на чьи-то соблазнительные предложения или провокации. При первой же возможности тот намеревался увести девушку куда угодно, чтобы предотвратить контакт с группой жадных до наживы американцев. Но только он увидел, как Альберона начала спускаться вниз, его внимание тут же отвлек молодой человек из компании Орландо. Тем временем женщина в китайском костюме вышла навстречу Кане и вежливо ее поприветствовала.       – Здравствуйте, милочка, – хищно оскалившись, ласково проговорила девушка со смоляными волосами. Она протянула свою ладонь и представилась. – Минерва Орландо.       – Кана Альберона, очень рада знакомству, – наученная местными правилами хорошего тона, Кана больше не предпринимала попыток кичиться своим статусом. Она вела себя спокойно, как полагает воспитанной девушке, хотя и понимала, что ничего доброго от этой дамы ждать не стоит. Ее воздыхатель – Орга, которого она на дух не выносила, сидел неподалеку и пристально наблюдал за девушками, медленно потягивая пиво из своей кружки. А Кана молила, чтобы им не пришлось оказаться в одной компании.       – У Вас довольно смелый наряд, полагаю, эта эскапада довольно удобна для походов в джунгли, – поинтересовалась девушка и внимательно осмотрела бюст Альбероны, которая ни на секунду не смутилась.       – Да, довольно удобно. Правда, в обществе в таком не пощеголяешь, – выдавив из себя улыбку, ответила та, прикидываясь простушкой. Аристократка понимала, к чему был задан вопрос. Минерву интересовала больше не одежда, а как проходит процесс поиска храма. Но она не намеревалась обсуждать с ними какие-либо детали, о которых все равно была не осведомлена. Впрочем, та была довольно хитра. Ей удалось уговорить Альберону присоединиться к ним за обедом в забегаловке, и леди не нашла достойных причин, чтобы отказаться. Несмотря на непринужденные беседы, в компании стояла тяжелая атмосфера, Бикслоу, которому тоже пришлось присоединиться, кажется, был единственным, кто веселил компанию, но и его энтузиазму подходил конец. Обед плавно перешел в совместное распитие алкогольных напитков, от которых у Каны кружилась голова и притуплялся рассудок. Однако, как бы не старалась Минерва, аристократку было невозможно разговорить. Так ничего и не добившись, она тайком подала знак Орге, и тот, пересев поближе, стал ухаживать за дамой. Самые ужасные опасения Альбероны стали воплощаться в реальность. Нечаянные прикосновения, невыносимый флирт и глупые шутки, все это ей приходилось терпеть. Назойливое и абсолютно бестактное обращение с ней мужчины тяготило, и она уже не знала, как от него отделаться.       Снаружи начало смеркаться, и бар стал заполняться посетителями. Шум и пьяные буйства, с которыми Кане ранее не приходилось сталкиваться, усиливали ее внутреннее волнение. И когда гости достигли определенной кондиции, на сцену вышла Миражанна, любившая выступать на публику под гитару. Крики и свист раздавались из каждого уголка бара, приветствуя местную звезду, и так же резко затихали, когда под уверенным взмахом руки хозяйки бара раздавался первый аккорд. У Миры был чудесный голос, и только ее мелодичное и прекрасное пение немного успокаивало Альберону. Нанагир, пытавшийся навалиться на ее хрупкое плечо все сильнее, неожиданно оживился и тут же сменил объект своего внимания. Девушка с облегчением вздохнула, но, вновь увидев скисшие мины товарищей ее новоявленного воздыхателя, поняла, что тот намеревается петь. И стоило Штраус откланяться, как мужчина поднялся со своего места и направился к старенькому пианино. Играл он бегло, перескакивая необходимые пассажи, в полной уверенности, что исказившиеся звуки, издаваемые инструментом, были ничем иным, как следствием испорченного временем пианино, за которым ухаживали не должным образом, но ни в коем случае не его неумелой игрой. И если звуки рыдающего инструмента можно было еще стерпеть, то песня заставила публику выкрикивать бранные слова в его адрес. Но ему не было ни до кого дела, мнение о себе этого человека было превыше всего. Поэтому Кана не обольщалась его вниманием и ухаживаниями. Мужчина читался как раскрытая книга, написанная второсортным писакой. Юную леди не удивило, что в очередной раз он посвятил свое прекрасное произведение ей, и вновь, как ни в чем не бывало, уселся рядом. Он то и дело подливал в ее кружку какой-то горячительный напиток, слишком крепкий для ее не привыкшего организма и нашептывал самые ужасные комплименты, которые Кана когда-либо могла слышать. Ее усталый и сонный взгляд искал спасения у Бикслоу, но того споили, и он дремал, сидя на своем стуле. Противостоять натиску банды Минервы ей предстояло одной.       Если бы она только поняла раньше, чем все могло завершиться, Кана никогда бы не согласилась составить компанию этой девушке. В свое оправдание бедняжка могла сказать только одно – она и подумать не могла, что Минерва может прибегнуть к «такого рода» скверным хитростям. Та была слишком коварна, и подопечная Макарова понимала, что ее обвели вокруг пальца, как ребенка. Голова кружилась настолько, что Альберона боялась встать со стула. Потеряй она равновесие - и хитросплетенная игра будет завершена. Мужественный Орга тут же подхватит ее на руки и унесет в свою комнату, где на утро она окажется в его объятьях, и чтобы скрыть такой позор, ей ничего не останется кроме, как присоединиться к его компании, в надежде, что он женится на ней, конечно же, не за просто так, а за информацию о храме. Она смотрела на хищный взгляд Орландо и читала в нем презрение, там было написано большими и жирным буквами – «идиотка». Но Кана боролась, она не хотела сдаваться, ничто на свете не заставит ее добровольно отдаться нелюбимому мужчине.       Все изменилось с одним легким прикосновением к ее плечу, которого она совершенно не ожидала. Теплое дыхание Нанагира оказалось на ее шее, а в ушах застыл его противный шепот. Кана испугалась и отпрянула в сторону от ухажера, упав со стула. Игра была завершена. Леди Альберона проиграла. Сидя на полу, она наблюдала, как победно встает со своего стула Орга и подает ей руку, в его глазах читалась страсть и желание. Чем закончится этот вечер, было решено без ее согласия. К глазам юной леди стали подкатывать горячие слезы отчаяния. Она все еще была не готова опустить руки. Девушка отмахнулась от ладони наглеца, решив не сдаваться раньше времени, и предприняла попытку встать самостоятельно. Но внезапно мускулистый мужчина перестал быть терпеливым и галантным, он просто схватил ее за предплечье и потянул на себя. Присутствие в его организме алкоголя сыграло не в его пользу, мужчина еле стоял на ногах, и Кане все же удалось вырваться из его захвата. Она вновь осела на пол, а Нанагир резко завалился на спину, благодаря чьей-то сильной хватке. Позади него девушка увидела злого, точнее сказать, взбешенного, Лаксуса Дреяра, что направлял свой гнев на Оргу. Минерва сузила глаза, словно змея, и скривила от злобы лицо. Ее планы были разрушены, а ведь она пообещала отцу справиться с девчонкой как можно быстрее. Продолжать следовать своему плану было бессмысленно, ведь Нанагир не поднимался из-за того, что был порядком пьян. А она упорно делала ставку на его заинтересованность в соблазнении Альбероны. Минерва нервно передернула плечами и встала из-за стола, решив удалиться с глаз Дреяра, который вполне мог устроить с ними потасовку, а подпорченная репутация или слухи ее отцу были совершенно ни к чему.       Лаксус подал руку Кане, не обращая внимания на хищный взгляды авантюристов и простых рабочих, жаждущих легких денег, и та поднялась с его помощью. Как и предполагала, девушка не смогла устоять на месте, поэтому Дреяру-младшему пришлось подхватить ее на руки. Он вышел вместе с ней из здания гостиницы, не проронив ни слова, и направился в дом Штраус, что ждала их внутри, беспокоясь о гостье. Девушка была зла на себя и проливала горькие слезы, чем немало удивила Лаксуса. Закусив губу, она старалась не привлекать к себе внимания мужчины, но ничего не получалось, ее грудь порывисто вздрагивала от накопившегося страха и сдерживаемых стонов. Она чуть было не понесла самое ужасное унижение, которое только могла получить, ведь оно было бы нанесено ее женской репутации.       – Я не догадалась… – прошептала она ему на ухо, а тот лишь фыркнул в ответ, медленно поднимаясь по лестнице, провожаемый улыбкой хозяйки дома, что скрывалась в темноте кухни, тайком наблюдая за парой несносных людей. – Но они ничего не смогли из меня вытянуть.       – Этого еще не хватало, – съязвил тот и, зайдя в ее комнату, усадил девушку на кровать. – Глупая женщина, от тебя одни проблемы, – этими словами он лишь подлил масла в огонь, и она расплакалась еще сильнее. Горькие слезы, проливаемые этой особой, каким-то неприятным ощущением отозвались в сердце Дреяра и заставили смягчиться. Присев рядом с ней на кровать, мужчина аккуратно стер слезы с глаз Каны и произнес, – в этот раз пронесло. Впредь будь осторожна.       Девушка не могла поверить в услышанное и уставилась на него своими необычными глазами. Дреяру на мгновенье показалось, что они вспыхнули в темноте своим нежным фиалковым светом, но отогнал наваждение и тут же ретировался, чтобы не быть пойманным в ее сети. Наверное, он слишком устал за эти дни, что ему стало чудиться то, чего нет – странный блеск глаз, несуществующая привязанность девушки. Лаксус, несмотря на свое неожиданное для всех появление в баре, был взволнован. Если бы не Миражанна, что отправила ему тревожную весточку о планах Орландо, он, вероятно, не смог бы предотвратить худшего. Случись с Альбероной ужасное, он бы не смог себе простить того, что не доглядел, не смог бы смотреть в глаза деду и не смог бы смотреть на растоптанную личность аристократки. Ведь то, что она была личностью с характером, он признал давно. Может быть, она была небольшого ума женщина, поспешна в своих поступках, не думавшая о последствиях, однако не глупа. Почему он так за это переживал, и сам понять не мог. В душе мужчина представлял себя на ее месте и удивлялся той стойкости и уверенности, что витала вокруг нее, несмотря на все обстоятельства, что складывались против нее. Так же, как когда-то было и с ним. Это подсознательно располагало к ней, ведь женщина с силой воли, своим мнением и целеустремленностью была большой редкостью. Лаксус понимал, что Альберона была одной из тех исключений. Как редкий драгоценный камень, удачно ограненный его дедом и ищущий достойную оправу, чтобы блистать во всей красе. Все-таки он приходил к выводам, что не стоило быть с ней заносчивым, возможно, тогда они смогли бы найти общий язык.       Дреяр тут же покинул дом и направился в гостиничный номер деда, чтобы прийти в себя и насладиться обществом родственника. А девушка, перед тем как заснуть, устало скинула с себя сапоги и одежду, задумавшись о словах Макарова. Возможно, ей действительно стоило сменить тактику.

***

      Несмотря на довольно реалистичную картину, ясно видневшуюся в бессознательном состоянии, Кана понимала, что спит и видит сон, такой явный, что было невозможно отличить от реальности. Сон, в котором, как она думала, девушка могла мыслить и действовать по своему усмотрению. Все это немало поразило ее, ведь, как обычно это происходило, она должна была проснуться и вернуться в жестокую действительность с первой ясной мыслью, но этого не случилось. Захваченная обостренными чувствами и любопытством, леди продолжала наблюдать за видениями. Она вспоминала, как давным-давно, когда пребывала в очень юном возрасте, была довольно капризна, и отец хитростью укладывал ее спать, говоря, что во сне можно отправиться в настоящее приключение. Но она с трудом верила во все это. Теперь же, видя такой красочный сон, впервые она, не задумываясь, погрузилась в него в надежде пуститься в увлекательные приключения или преодолеть какое-нибудь испытание.       Первое впечатление оказалось обманчивым, вместо того чтобы самостоятельно передвигаться и говорить, девушка внезапно оказалась будто бы за окном поезда. Она могла лишь наблюдать со стороны, словно через стекло. Несмотря на это, она могла чувствовать свою временную оболочку – человека, в чьем теле оказалась. Аристократка не стала долго противиться воле Морфея – владыки сновидений и царства сна и просто следовала течению событий.       Сквозь постепенно восстанавливающийся от размытия фокус зрения Кана увидела яркий голубой свет, отражавшийся от кристально чистого и красивого подземного водоема, ослеплявший глаза девушки. В довольно светлой пещере с высокими сводами, несмотря на погожий теплый день и яркое солнце, что виднелось в широком отверстии на потолке, было ужасно зябко. По коже бегали мурашки, а тело периодически дергалось, словно в нервных спазмах, пытаясь унять дрожь. Теплые руки и ладони пытались согреть грудь и плечи обнаженного тела, но погружение в холод было неизбежностью. Не раздумывая и не сомневаясь, девушка вошла в воду, не нарушая гладкости поверхности воды, и, набрав в ладони чистой жидкости, поочередно умыла глаза и губы, а потом и вовсе окунулась вся. Из головы сразу пропали все тревоги и мысли, возвращая разум в девственно чистое сознание. Теперь она была готова к встрече с богами. Девушка вынырнула и посмотрела на свое отражение. В нем Кана, недоумевая от удивления, видела не себя. Юная дева, что смотрела в воду, была смуглянкой, скорее еще девочкой, с раскосыми карими глазами и длинными черными волосами, заплетенными в множество кос. У нее были небольшой курносый нос и тонкие широкие губы, искривленные в улыбке и образовавшие неглубокие ямочки на щеках. Она была чем-то очень довольна. Но не прошло и минуты, как на воде появилась рябь, что стерла образ, а вместе с ним и место, в котором Кана находилась.       Перед глазами проносились разные отрывки из жизни, некоторые она не успевала рассмотреть и осознать, но все так или иначе были связаны с бытием девушки из индейского племени – аборигенки, в чье тело она попала.       Воображение остановилось на маленькой прямоугольной комнате, украшенной разноцветными хлопковыми лентами и письменами, что были выдолблены на каменных станах и расписаны лазурной краской. Кана пыталась прочесть их, но взгляд аборигенки был направлен в другую сторону, поэтому этого ей не удалось, и она с некоторой долей огорчения продолжила наблюдать. Это был храм, в котором молодая невеста должна была совершить жертвоприношение и обряд в честь ее скорой свадьбы. Аборигенка знала, как проводить весь процесс, и действовала по наитию, не оставляя Альбероне возможности порассуждать о том, для чего та совершала те или иные движения. Взмахи руками вверх и вниз, напевание какой-то странной мелодии «в нос» - было своеобразным началом, только после которого девушка принялась выполнять следующие, самые важные, по мнению Каны, ритуалы. На небольших деревянных столах стояли глиняные кувшины и нефритовые маски божеств, которые почитались в ее племени, и именно к ним были обращены молчаливые мольбы и тихие напевы. Девушка опустилась на колени и пала ниц перед богами, моля их о милости к себе. В большую чашу, что стояла по правую сторону от лика богини Луны – покровительницы матерей и беременных женщин, аборигенка высыпала маисовые зерна, а чашу, что стояла по левую сторону от лика бога Дождя, она наполнила кровью дикого зверя, что был пойман лучшим охотником в городе. Кана чувствовала, словно в груди разрывается отчаяние и неизбежность, будто девушка делала это против своей воли, но смирившись с неизбежностью, покорилась судьбе, выбранной для нее богами. Закончив молитвы и соблюдя все нужные ритуалы, молодая невеста, пройдя по узкому коридору, вышла наружу.       С высоты храма, возведенного народом как усыпальница для знатного и могущественного среди прочих мужчин – правителя, виднелись все здания в округе. Каменные палаты царя и царицы и деревянные хижины простых жителей и шаманов. Казалось, что буквально несколько минут назад в городе еще кипела жизнь, но с заходом солнца и восхождением голубого диска холодной луны, едва не столкнувшихся на полотне небосвода, все жители как будто испарились.       Кана явственно понимала, что для нее, а она, незаметно для себя, начала отождествлять себя как девушку из сна, это была последняя ночь в родном городе. И волнение вперемешку со страхом щемили грудь так, что было трудно дышать, а руки и ноги безудержно дрожали. Но спустя мгновение ее отпустило, и местность резко изменилась. Девушка оказалась в тронном зале, стоя на коленях перед отцом – правителем города, что принял решение выдать дочь за принца другого государства, и докладывала о том, что совершила все обряды перед прощальным вечером. Политическое решение ради мира и процветания принесло ей большое уважение и почитание людей, что были не осведомлены о ее печальном будущем. Ее мать стояла подле своего мужа и спокойно смотрела на принявшую тяжелую долю дочь. Почему ситуация была такой накаленной и грустной, Кана все еще не понимала. Ведь политические браки шли испокон веков, и то, что юную принцессу выдавали замуж, было тривиальной ситуацией. С другой стороны, сама Альберона всегда была против таких союзов без любви и уважения и не могла представить себя на ее месте, даже если бы от этого зависела жизнь невинных людей. Вскоре девушка поднялась с колен и ушла в сопровождении прислуги.       Обстановка вновь поменялась, показывая аристократке разных людей, появляющихся и пропадающих друг за другом и неугомонно шепчущихся у нее за спиной. К своему удивлению, Кана понимала то, о чем говорят человеческие образы. Все, как один, жалели принцессу, которую должны были выдать за самого некрасивого и злого принца государства, что находилось на расстоянии длины трех рек, пересекавших девять государств.       Время словно повернулось вспять, и Кана увидела то, с чего начались беды царевны племени Майя. Перед глазами появился образ старухи с крючковатым носом с противной бородавкой на нем. То была сваха, одна из самых уважаемых личностей в любом государстве, все кланялись ей и с любопытством смотрели, как она поднимается по дворцовым ступеням. Никто не сомневался, что царская семья вскоре будет отмечать знаменательный день. У их народа существовали негласные правила. И, следуя им, ни одна семья не могла отказать посватавшемуся в мужья мужчине. Предложение было принято, ведь тот, кто его послал, был богат, раз смог отправить в долгое и длинное путешествие такую важную особу. Принцесса немедля приказала узнать о суженом, терзаясь смущением и волнением, она представляла себе прекрасное пиршество, красивый наряд и множество украшений, что подарит ей будущий супруг. Но ее надежды не оправдались, сваха достала небольшой грязный сверток и, вынув из него два небольших предмета, вручила ей лишь нефритовый перстень, залитый кровью, и блестящую золотую диадему, украшенную нефритом. Такого оскорбительного и неуважительного дара она не получала никогда. И, не решившись надеть украшения, отложила их в сторону.       Недоумевая и печалясь, царевна отправилась в храм, где верховный жрец обещал узнать для нее все, что видят боги, а те, в свою очередь, знали все: прошлое, будущее и настоящее. Бросив в чашу кости священных животных, жрец забрал у принцессы окровавленный перстень и, обдав его благовониями, кинул в чащу с костями. Проделав то же самое с зажженными благовониями, он вдохнул клубившийся пар и закатил глаза, приготовившись поведать всю правду девушке. Суженым царевны должен был стать старший принц государства, что скрывалось в разливе рек и густых джунглях с плодородными полями и обладавшего огромной военной мощью. Эта новость, как для Каны, так и для молодой невесты, в первые мгновения принесла облегчение, с душ молодых женщин словно камень свалился, но жрец укоризненно посмотрел на рано обрадовавшуюся деву и продолжил объяснения. Ее жених, по словам служителя храма, был отмечен знаком смерти за пренебрежение к вере в своих богов. Мужчина разрушал реликвии и убивал жрецов, за что был ими проклят. Несмотря на свое царское происхождение, ее будущий супруг с детства был безобразен и жесток, а его отец был вынужден женить сына в очень позднем возрасте, когда у его младших братьев уже были свои семьи. Кане оставалось только гадать, из-за чего произошла подобная несправедливость по отношению к наследнику одного из государств Майя, но ничего хорошего это не значило точно. Юная царевна должна была стать женой для взрослого воина, намного старше ее самой. Правда была в том, что жизнь проклятого принца часто граничила со смертью, но по какой-то неведомой причине тому всегда удавалось выживать, этим он вызывал неподдельный страх у окружающих. Казалось, что чем больше говорил жрец, тем противней ему становилось смотреть на молодую невесту. Но он с честью должен был выполнить свой долг и, выдержав небольшую паузу, поведал девушке уже о ее судьбе. Которая уготовила ей стать женой, скитающейся во тьме за своим мужем, что будет осуждена без греха его народом и лишится жизни за рождение ему ребенка. Это было предначертано ей с самого рождения.       Горькие слезы и отчаяние накрыли царевну с головой, и та не выходила из дворца до кануна прощального вечера, проклиная судьбу, что приготовила ей такую жестокую и короткую жизнь. Альберона поняла, что время снова перескочило через какой-то промежуток, только когда почувствовала учащенное сердцебиение и готова была завыть от боли в голос. Она слышала мысли невесты и хотела оказать ей поддержку, но была так же погружена в омут гнева, пока не слилась с ее разумом полностью.       Перед прощальным вечером племя обычно держало трехдневный пост, поэтому девушка была почти без сил. Ее голова кружилась, и она еле держалась на ногах, а ведь впереди предстояло пройти множество ритуалов. Кане было интересно пережить и запомнить все то, что увидит, но воспоминания царевны вновь начали мелькать перед глазами, словно перелистываемые страницы книги с рисунками.       Неожиданно вокруг стало темным-темно, но девушка была в сознании и чувствовала себя в полном порядке. Прислушавшись, Кана смогла уловить звуки тихо плещущейся воды и, опустив свой взгляд вниз, увидела вырисовывающиеся мелкие гребни темных вод реки, скрытой густым туманом. Следом за явившей себя водой показались и первые лучи яркого солнца, указывавшие путь направляющему лодки. Сколько прошло времени, аристократка точно не смогла понять, но когда очнулась от созерцания природы, то никого вокруг себя не увидела. Одетая в белые хлопковые одежды, она одиноко стояла посреди плывущего по реке каноэ. Ветер теребил ее волосы, что выбились из сложной прически, собранной наверх и украшенной самыми красивыми украшениями, и белую ткань одежды, заставляя развиваться красивыми фигурами и вновь и вновь возвращаться к ногами девушки. Занервничав, она боялась пошевелиться, поэтому начала покручивать кольцо на своем большом пальце. И тут же осознала, что это тот самый перстень, что был подарен аборигенке, как обручальное кольцо. Аккуратно присев поближе к воде, чтобы сделать глоток, Альберона увидела в отражении воды себя, а не смуглую красавицу с темными волосами, заплетенными в множество тонких кос, и удивилась.       История царевны, казалось бы, была закончена, и с этого момента начался другой сон. Но не прошло и минуты, как она увидела впереди небольшой причал, где стояло много воинов с длинными копьями. Они ликовали и приветственно махали девушке. Кто-то из них спрыгнул в воду и приготовился остановить тихо плывущее каноэ. Но оно чудесным образом подплыло к причалу самостоятельно.       Теперь Кана могла разглядеть всех намного лучше. Среди статных воинов, одетых в набедренные повязки и разрисованными в разные узоры, были и женщины, что кидали в нее маисовыми семенами и лепестками красивых цветов. Кана смотрела на всех снизу вверх, все еще стоя в лодке, и не понимала, почему ищет кого-то своим взглядом. Казалось, что она знает того, кто должен прийти и забрать ее, но он все не появлялся.       Юная путешественница не была полностью уверена, но догадывалась, что это было продолжением той истории, что она видела ранее. Аристократка не сомневалась, что по-прежнему находилась во сне, поэтому без опаски наблюдала за происходящим. Она гордо ждала, неподвижно стоя на месте, когда к ней придет тот, ради которого приплыла. Вскоре жители затихли, внимательно осматривая незнакомку, что приветливо улыбалась, но молчала. Кто-то из воинов протянул ей руку, но интуитивно Кана подняла ладонь в вертикальное положение, чтобы остановить любого, кто попытался бы к ней прикоснуться.       Кана чувствовала усталость, несмотря на то, что была во сне. Ей казалось, что она простояла так целый день, ни разу не позволив себе присесть. А принц так и не появился. Одна из женщин обратилась к ней с вопросом, на что царевна, которой Кана все еще себя считала, заявила:       – Я не сойду с места, пока за мной не придет мой муж.       – Боюсь, что он не придет, так как должен пройти обряд посвящения, – сочувствующе ответила женщина. Кана понимала, что если она нарушит слово, что дала при всех, то гроша ломаного не будет значить ни при дворе царя, ни для армии, ведь в то время, когда жили народы Майя, многое было завязано на уважении. А невеста, роль которой она исполняла и почти вжилась, была знатного рода, и она не должна посрамить ее перед всеми. Зная, что жизнь царевны будет недолгой, она хотела, чтобы та прожила ее достойно.       – Славные воины, – обратилась она к мужчинам с копьями, придумав хитрую уловку, – кому служите вы, кому верны?       – Вашему мужу, царевна, – ответил один из них, а Кана, спокойно вздохнув, вновь обратилась к ним.       – Тогда Вы служите и мне?       – Все верно, молодая повелительница, – ответил тот же мужчина.       – Тогда, приказываю вам стоять здесь и охранять меня до тех пор, пока меня не заберет мой муж.       Воины построились в две шеренги, смирно и безропотно стоя под палящим солнцем, как и их царевна, и стали ожидать прихода принца. Альберона была упряма и во что бы то ни стало решила исполнить свою клятву. Она понимала, что, чем бы ни был занят ее так называемый муж, он не сможет надолго оставаться без личной армии. Но время медленно ползло к вечеру, воины зажгли факелы, чтобы девушка чувствовала себя спокойно, а принц так и не появился. Ноги аристократки затекли настолько, что дрожали и ныли, но она стойко ждала. Наступила ночь и обдала уставшее тело прохладой, но сознание Каны граничило между сном и явью, находясь в мире сновидений, она боролась сама с собой, чтобы не отключиться, стоя на раскачивающейся лодке, и не упасть в воду. Противостояние с самой собой продлилось до утра. Воины стойко перенесли любые неудобства и ни разу не взглянули на молодую жену их принца с пренебрежением, уважая ее за терпеливость и стойкость. Но она все равно казалась им некрасивой, но достойной их принца, и проявить неуважение к ней не осмелились, ведь это означало смерть.       Открыв усталые глаза, она увидела, как быстрой и уверенной походкой к ней по мосту направлялся человек. Его длинные темные волосы развевались на ветру, а одежды были такими сверкающе-белыми, что резали глаза, на груди у мужчины висела жадеитовая манишка, и все тело было исписано разнообразными рисунками лазурного цвета. Стоило ему остановиться рядом, как она узнала в нем того самого незнакомца, что преследовал ее в шахте. Мужчина сдержанно улыбался, разглядывая невесту, а потом протянул свою ладонь. Она аккуратно схватилась за нее и, поморщившись, сделала шаг вперед, и тут же уткнулась в грудь мужчины из-за подкосившихся коленей. Он пропах кровью и благовониями, и она чуть не упала в обморок от сочетания этих ароматов, но вовремя подавила эту слабость. Легким прикосновением к ее подбородку он заставил ее поднять на себя взгляд, и стоило ей повернуть голову, как она утонула в яркой зелени его чарующих глаз. Он смотрел на нее так, словно понимал, кто она на самом деле, что никакая она не царевна, а обычная современная женщина. Его губы тронула более широкая и нежная улыбка, словно он читал ее мысли и отвечал на все ее догадки согласием. Не дожидаясь разрешения, мужчина наклонился и трепетно приник к ее губам, крадя у девушки ее первый поцелуй.

***

      Леди Альберона резко подскочила с кровати и приняла сидячее положение. Ощущение чужих губ никак не хотело проходить, она чувствовала тепло, разливающееся в ее груди, и учащенное сердцебиение от волнения. Кана приложила пальцы к губам и стерла теплую влагу.       – Неужели поцелуй был настоящим? – задала она вопрос шепотом сама себе.       Аристократка ошарашенно озиралась по сторонам в поисках того, кто мог во сне покуситься на ее тело. Но никого не заметила, только распахнутое настежь окно. Этой ночью она была так пьяна, что не смогла бы точно утверждать то, что закрывала его. Во всем был виноват алкоголь! Этот сон точно приснился под действием этого ужасного напитка и пережитых волнений! Кана не знала, как еще оправдать свое скверное поведение. Таких неприличных снов она никогда не видела, и ее стали мучить угрызения совести за свое недостойное поведение. Сознание разрывалось от понимания совершенного греха, она не должна была разрешать и позволять ему прикасаться к себе, даже если тот был лишь видением. Но, подумав еще, она все же признала себя неправой, ведь все, что было во сне, должно было произойти не с ней, во сне была не она, а аборигенка, внешность которой просто каким-то образом подменилась на ее собственную. Несмотря на абсурдность своих мыслей, на всякий случай, Кана решила сходить в церковь исповедаться.       Эти душевные терзания мучили ее совсем недолго, так как ее взгляд вскоре наткнулся на зеркало, на котором была оставлена записка. Сорвавшись с места, девушка подбежала к трюмо. Прикрепленный жидким воском, клочок пергаментной бумаги не содержал никакой ценной информации. На нем лишь тонким изящным почерком с помощью металлического пера и чернил была нарисована буква «Д».       Сорвав листок, она внимательно рассмотрела его с обеих сторон, но ничего нового не обнаружила. В комнате действительно кто-то был. И этот кто-то оставил ей записку и, возможно, поцеловал. Кана испугалась. Такого страха она еще никогда не испытывала. Она хотела все рассказать хоть кому-то, но в доме никого не должно было быть. Волнение достигло своего апогея, и когда сзади скрипнула дверь, Кана резко обернулась и упала в обморок.