Храм надписей

      Альберона очнулась довольно быстро, ощутив на лице резкий холод студеной воды, устремившейся вниз по щекам и обжигающей шею и грудь, и легкое, но настойчивое похлопывание по щеке. Стоило ей разлепить веки, как она была тут же ослеплена светом утреннего солнца, начавшего размеренно вышагивать по комнате. Ручейки-бороздки от капель блестели на щеках и преломляли свет, продолжая слепить даже тогда, когда она отвернула лицо чуть в сторону. Но постепенно привыкнув и сосредоточившись, Кана опомнилась и с испугом начала осматриваться по сторонам в поисках недоброжелателя, позабыв о ноющей боли в теле.       – Что с тобой? Выглядишь так, словно призрака увидела, – недоумевая спросил Дреяр-младший, помогая побледневшей Кане подняться с пола и усаживая ее в кресло. Мужчина слегка притронулся к ее скуле, очерчивая контур, чтобы она приподняла голову, и взглянул на ее встревоженное лицо. В этот момент она казалась ему такой же слабой и беззащитной, как и тогда, когда он впервые увидел ее, сидевшей в одной простыне в ванной Миражанны. Перед глазами тут же мелькнуло воспоминание, что не давало ему спокойно спать целую ночь и которое он не забудет никогда, словно снимок, навеки запечатленный фотографом: вздымавшаяся ветром пыль, словно блеск тысяч раздробившихся звезд, парящая вокруг едва спасенной красавицы, озаренная первыми солнечными лучами; золото сверкающих кудрей и чарующий взгляд, отражавшийся в старом зеркале с облупившейся краской. Видя ее такой, любой бы невольно чувствовал желание остаться рядом, и Дреяр не был исключением, особенно когда заглядывал в эти ее необычные глаза, что иногда будто бы вспыхивали ярким и таким нежным светом, завораживали и прогоняли весь негатив, когда-то скопившийся в нем по отношению к ней. Было в девушке что-то, что он не мог описать словами, что-то сродни магии или колдовству, которая притягивала его к ней, если он вдруг находился к ней слишком близко. Но так как Лаксус не верил ни в мистицизм, ни в прочую научно не доказанную ерунду, он просто списал все это на то, что давно не был близок с женщинами, которых в этой местности можно было пересчитать по пальцам. Буквально ночь назад молодой человек все еще думал, что своими чарами Альберона действует только на старика, намеренно привлекая к себе внимание, чтобы добиться своих целей, но все оказалось в корне не так, воздействие ее шарма распространялось на всех окружающих само по себе и даже на Штраус, не говоря уже о нем самом. Поэтому наследник Макарова оставил желание нападать на невинную девушку со своими претензиями, которые даже для него самого выглядели глупо.       Археолог решил навестить девушку после ее неудавшегося вечера в компании мисс Орландо. Удостовериться, что с ней все в порядке. Но ее состояние оказалось намного хуже, чем он предполагал. Леди не отзывалась на стук в дверь, была нервозной и чего-то боялась, наверняка, как подумал мужчина, осознала, в какую передрягу попала из-за своей же глупости. И это прозрение сводило все его попытки оградить женщину от невзгод к нулю. Лаксус еще не догадывался, насколько оказался прав, впрочем, как и о той опасности, что подстерегала Кану в будущем.       – Да, пожалуй, – пытаясь натянуть непринужденную улыбку, выдавила девушка. Ее терзали сомнения и желание рассказать Лаксусу о записке, оставленной в ее комнате. Но она была уверена, что он не поверит ей, она и сама себе не верила. Внук Макарова сомневался в ней и ее знаниях с самого начала, а привлечение к себе внимания таким образом было бы воспринято мужчиной как игра исподтишка. А аристократке не хотелось выглядеть жалкой, а значит – проигравшей, мешала дворянская гордость. Поэтому юная леди решила молчать. Ее размышления о записке путались и даже ей самой казались абсурдом, возможно, все это было каким-то недоразумением. И эта мысль прочно засела в ее голове, с ней было спокойней и проще, Кана впервые убегала от проблем. Ее глаза какое-то время с испугом смотрели на молодого человека в надежде, что он сам поймет, что с ней происходит что-то неладное, но археолог не подавал никаких признаков беспокойства. Тогда, поняв, что она осталась одна со своими тревогами, Кана постаралась прийти в себя и, преуспев в этом, тут же заметила, в каком непристойном виде находится, да еще и наедине с мужчиной. Девушка тут же раскраснелась и вскрикнула. – Я не одета, покиньте мою комнату!       И Дреяр оставил ее, не проронив ни слова, будто бы и сам понял, как неподобающе поступил, войдя без приглашения в опочивальню незамужней женщины. Уже во второй раз он видел ее почти без одежды, и это заставляло его разум дорисовывать картину самостоятельно. Для Лаксуса это было ново, что его влекло к женщине интуитивно, не взирая на доводы рассудка, вопреки всему, без желания овладеть ее телом. Посещение Альбероны этим утром было продиктовано его прихотью, для которой у него было придумано множество причин. Он хотел убить двух зайцев одним выстрелом: уберечь девушку от внимания посторонних лиц и, как бы абсурдно в мыслях Дреяра это ни звучало, помириться с ней.       Кана спрятала в ящик комода листок с буквой «Д», что усердно сжимала в своей ладони, дабы его не заметил Дреяр, и, подойдя к кувшину с тазом, умыла лицо. На секунду ей показалось, что в отражении воды она видит какое-то слабое свечение и чей-то знакомый образ, но, набрав жидкость в ладони и взбрызнув на глаза, смысла наваждение. Спустя двадцать минут она спустилась вниз, где ее все еще ожидал молодой ученый, спокойно сидевший спиной к лестнице на стуле и смотрящий в окно, выходящее в сторону гостиницы. Девушка поняла сразу, что он хочет с ней о чем-то поговорить, иначе бы не стал появляться в ее комнате рано утром и уж тем более ждать. Кана предполагала худшее - что он решил прогнать ее, избавиться. Поэтому боялась того, что он мог сказать. Любыми способами она хотела избежать общения с ним наедине.       Притворившись, как смущена из-за утреннего казуса, Кана сделала вид, что не заметила посетителя, и, почти выйдя за порог дома, будто бы нечаянно скосила взгляд и убедилась в том, что была права в своих суждениях, именно ее он ожидал в гостиной. Лаксус поднялся со стула, заметив румянец на щеках леди, и замялся, выдав Кане свое сомнение, он решил, что лучше обсудить все за завтраком, поэтому слегка поклонился и учтиво указал ладонью в сторону гостиницы, что сыграло на руку испугавшейся предрешенному поражению девушке. Но когда они добрались до бара, из ниоткуда взявшаяся Штраус тут же увела девушку из-под его носа и уединилась с ней на кухне.       Именно Мире Кана смогла поведать обо всем, что ее тревожило, после того, как та взволнованно поинтересовалась тем, как ее гостья провела ночь. Правда, о сне, в котором она видела незнакомого аборигена, аристократка нарочно умолчала, ведь это было всего лишь видение, не более того. Да и она по-прежнему считала, что ее сочтут сумасшедшей, и наравне с этим записка, оказавшаяся в ее комнате, станет для других очередной выдумкой. А Альберона не хотела, чтобы ее считали безумной. Из-за пережитых приключений фантазия в ее голове разыгралась не на шутку, поэтому девушка усердно пыталась разделять реальность и выдумку. Ей было неловко, но она крепко сжимала в руке ладони Штраус, чтобы та прочувствовала все сомнения и переживания, что творились внутри нее.       – Я верю тебе, Кана, – шептала хозяйка гостиницы, приобнимая собеседницу за плечи. – Но почему ты не скажешь обо всем Лаксусу? Он наверняка…       – Нет, ни в коем случае! Никто не должен знать, особенно он, – умоляюще глядя в глаза Миражанны, воскликнула Кана и настороженно осмотрелась по сторонам. Дреяр же сидел за барной стойкой и следил за девушками, подмечая странное поведение землячки. Но, к счастью Альбероны, ничего не мог слышать, только наблюдать за эмоциями, что так ярко выражались на лице теперь уже его подопечной.       – Хорошо-хорошо, только не нервничай. Я сохраню твой секрет. А теперь возвращайся к нему, – слегка кивнув в сторону молодого археолога, с хитрой улыбочкой прошептала белокурая немка, – он заявился с самого утра и просил сделать для тебя что-нибудь особенное. Полагаю, Лаксус хочет произвести на тебя хорошее впечатление, похоже, ваши отношения сдвигаются с места, – посмеялась Мира и подняла рукой сковороду в бодром настрое сотворить кулинарный шедевр. А аристократка испугалась еще больше, ее ноги подкашивались в предчувствии худшего, и она искала повод не оставаться с ним наедине. Но так ничего придумать и не смогла. Кане пришлось вернуться в компанию мужчины и смиренно выжидать того момента, когда он возьмет инициативу в свои руки.       Но Лаксус, на удивление девушки, был молчалив и спокоен. Он дождался, когда она закончит трапезу, и, пристально наблюдая, внутри себя подбирал слова для разговора. Мужчина вальяжно сидел в расслабленной позе, опираясь на локоть и пальцами придерживая свою голову. От его глаз не укрылся беспокойно бегающий из стороны в сторону взгляд женщины, что нервничала и крепко сжимала салфетку в своей ладони, изрядно ее смяв. Вся эта тревога была вызвана его странным и неоднозначным поведением, мужчина это отчетливо понимал, но ничего менять не хотел. Ему нравилось, когда она чувствовала себя рядом с ним неуверенно, это делало его морально сильнее. В ее поведении больше не ощущалось прежнего превосходства, надменности, задора, и это было отчасти из-за него. Поэтому Дреяр не стал усугублять состояние и без того чем-то испуганной девушки.       – Миражанна потрясающе готовит, не правда ли? – спросил он, и Кана остолбенела от его голоса, словно гром разразившего тишину утренней забегаловки, что пустовала в то время, пока ее завсегдатаи были заняты работой. Юная путешественница аккуратно огляделась по сторонам, чтобы убедиться, что слова мужчины были адресованы ей, и соизволила ответить.       – Да, все очень вкусно, благодарю за внимание и компанию, – вставая из-за стола, выразила признательность Кана, однако, вопреки своим манерам, Лаксус не поднялся с места согласно этикету, а, наоборот, указал ладонью на стул, который она ранее занимала, прося остаться.       – В джунглях нет возможности питаться чем и когда захочешь, каждый день проводится под палящим знойным солнцем, а спать приходится грязным и потным в палатке по соседству с насекомыми, жаждущими полакомиться твоей кровью, если поблизости нет источника воды, – поделился он своим опытом в надежде воззвать девушку к здравому смыслу, предупредить ее о том, к чему та стремится, с каким дискомфортом той придется столкнуться, если она продолжит добиваться своего. С одной стороны, ему хотелось напугать ее и отбить желание соваться туда, где приличной женщине делать было нечего, с другой, он желал видеть ее рядом, чтобы не беспокоиться о том, что с ней могло что-либо произойти. Он понимал ее характер и почти смирился в мыслях с тем, что это ее не остановит, поэтому спокойно продолжил. – Во всем этом есть немного романтики, не такой, как вы, женщины, ее воспринимаете, скорее мужской, но мне трудно будет объяснить это на словах, проще увидеть и почувствовать это лично. Как ты на это смотришь?       Кана, ошеломленная темой, выбранной мужчиной для разговора, внимательно впитывала каждое слово, она пыталась представить себе, что именно имеет в виду ее заступник, втайне лелея надежду хотя бы раз побывать на его месте, не догадавшись о том, что в ближайшем будущем ей представится такая возможность. Но, переварив слова навязанного ей опекуном жениха, она переменилась в лице. Удивлению и счастью не было предела. Не этого разговора она ожидала, и тем больше радости отражалось в ее глазах, которыми Дреяр не мог налюбоваться. От неожиданности девушка непозволительно громко воскликнула, как не подобает воспитанной леди, даже не пытаясь унять в себе чувство неописуемого восторга, чем польстила самолюбию Дреяра и отчего он с большим желанием продолжил беседу, которую аристократка не посмела прерывать. Когда Кана повторно получила предложение от Лаксуса, желавшего убедиться в ее намерениях побывать в местах поисков, она не раздумывая согласилась, и уже буквально через час сидела в седле, направляясь вслед за мужчиной, который оказался намного лучше, чем она о нем думала.       По прошествии более недели с того момента, когда в последний раз Кана любовалась природой джунглей, плывя на барже, девушка чувствовала нехватку свободы. Она не могла спокойно совершать дневные моционы, прогуливаясь на лошади, не могла одна выходить на улицу, не привлекая к себе внимания, и это сильно угнетало и раздражало ее. Но ей приходилось мириться с последствиями своего поступка и не демонстрировать окружающим свои сожаления.       Теперь же Альберона была поистине довольна, несмотря ни на что, ей удалось добиться своего, пусть и частично, но и это было важным шагом к достижению ее целей. Девушка открыто радовалась ближайшему будущему: что никто не посмеет ее преследовать, не сможет шептаться за спиной, пытаясь обдумать недобрый замысел, больше никаких косых взглядов и навязчивых комплиментов, никаких ночных гостей, так волновавших ее рассудок. Теперь она была действительно в безопасности и могла, хоть и ненадолго, позабыть о проблемах. Правда, существовало одно "но", и этим "но" была договоренность с Дреяром – ключевое требование, выставленное археологом на время этой ее вылазки. Он строго-настрого наказал ей не создавать напряженных ситуаций, не подрывать его авторитет и не доставлять ему проблем своим присутствием, не заставлять его пожалеть о содеянном. И аристократка была более чем благодарна, она и сама от себя не ожидала такой покорности, вызванной признательностью и уважением к человеку, который переступил свою гордость и пошел первым ей навстречу. И Кана решила, что должна была отблагодарить его тем же.       Все чаще молодая путешественница стала задумываться о том, не просмотрела ли она за всей этой суматохой чего-то в том человеке, что направлял ее к густым джунглям, незаметно приветствовавших пару путников. Она отчетливо понимала, что даже не пыталась задуматься о характере и чувствах мужчины, опускала в сознании то, что он мог испытывать от ее появления вместе с его дедом, от того, как она в мгновение ока разрушила все его планы, и невольно стала яблоком раздора, вовлекая в не нужную ему авантюру. Его хладнокровное лицо, демонстрировавшее глубокую задумчивость и серьезность, вызывало в Кане чувство защищенности. Украдкой она радовалась, что впереди была спина надежного мужчины, что не в первый раз спасал ее из переделок и уверенно вел по узкой почти незаметной тропинке, уходившей глубоко в зеленые тропические леса. Казалось, что он ничего не боится, в отличие от нее, что во время поездки, когда звуки леса сливались в какофонию из щебета птиц, шелеста деревьев и жужжания насекомых и дополнялись громкими воплями диких животных, вздрагивала и пришпоривала лошадь так, чтобы как можно ближе оказаться к мужчине, спрятаться за ним и молиться о скором прибытии на место.       Кана невольно вспомнила вопрос, что задавала себе, очнувшись ото сна на барже: смогла бы она одна остаться в джунглях, не испугалась бы; и теперь точно знала правильный ответ, она никогда не смогла бы добраться куда-либо без посторонней помощи. До сих пор ей сопутствовала удача, и ее постоянно сопровождали хорошие люди, но, случись непредвиденное, останься она наедине с природой, наверняка запаниковала бы и сгинула.       Так, терзая себя угрызениями совести за свою самонадеянность и эгоизм, Кана не заметила, как они добрались на вырубленную опушку леса. Вокруг были аккуратно сложены поваленные деревья, трава притоптана, а в некоторых местах даже выжжена, недалеко от тропинки, приведшей путников в лагерь Дреяра, было организовано стойло для лошадей, а в противоположном конце разбито множество палаток. В центре был разведен костер, на котором в больших чанах готовилась еда, абсолютно не съедобная, судя по запаху, как рассудила Кана. На месте было безлюдно, но когда Лаксус спешился и помог девушке опуститься на землю, к ним навстречу уже бежал Фрид, чем-то порядком озадаченный.       – О, Лаксус, наконец-то ты здесь! – устало опираясь на колени, пытался отдышаться молодой человек. – Леди Кана? Какими судьбами? – удивленно уставившись на девушку, периодически переводя взгляд с нее на друга, спрашивал чтец иероглифов.       – Леди Альберона здесь на экскурсии. Если тебе будет не сложно, можешь познакомить ее с теми находками, что мы обнаружили, думаю, ей будет интересно, – добродушно предложил Лаксус, замечая, как восторженно расширились глаза девушки, что всем телом развернулась в сторону Джастина и готова была отправиться с ним в любую секунду. Однако Фрид тут же погрустнел и замялся, пытаясь подобрать слова, чтобы никого из присутствующих не огорчить, хотя он понимал, что это было неизбежно.       – Их украли, – наконец-то решившись, признался он. Еще буквально вчера вечером, когда его друг получил тревожные вести и ускакал прочь, артефакты были в его палатке. Он тщательно осматривал их и делал снимки на новехонький фотоаппарат, выписанный им из Германии. Однако буквально за какую-то ночь, которую тот провел в непробудном сне, пропало все: артефакты, фотоаппарат и негативы. – Лаксус, я не знаю, как это вышло, но ничего не осталось, кроме странной записки.       Кана вздрогнула и уставилась на молодого мужчину с длинными волосами, собранными в высокий хвост. Он винил себя за неосторожность, но больше всего ему хотелось знать, как к ним в лагерь попал злоумышленник. Дреяра это, казалось, только развеселило. Он обнажил свои белоснежные зубы и усмехнулся. Человек, мало знавший повадки Лаксуса, мог бы подумать, что это нисколько не задело блондина. Но Фрид знал, какую бурю эмоций тот сдерживает, чтобы не сорваться при девушке и наемных рабочих. Наследник Макарова до боли в кистях сжимал кулаки, напрягая свои мышцы, и Кана видела, как гуляют жилы под кожей его рук.       – Знакомый почерк, полагаю, это было приветствием с его стороны, – сквозь зубы прохрипел мужчина и, развернувшись к товарищам спиной, широкими шагами ушел в лес. Кана хотела было остановить его, попытаться успокоить, так как понимала, как должно быть обидно терять то, что таким сложным трудом было найдено, но Джастин остановил ее, оберегая от эмоционального потрясения.       – Не стоит сейчас ему мешать. Пусть побудет один, ему нужно выпустить пар, – прошептал Фрид, с сожалением улыбаясь девушке. Он с радостью показал бы ей то, на что они совсем недавно наткнулись, поделился бы мыслями о том, что они очень близки к обнаружению очередного указателя, но теперь он был так растерян, что не знал, с чего и начать.       – Так что вы нашли? Новый указатель к городу? – поинтересовалась Альберона и с осторожностью осмотрелась по сторонам, чтобы никто не мог их подслушать. Она надеялась, что это был он, несмотря на то, что это окажется победой мужчины, а ей придется собрать свои вещи и уехать восвояси.       – К сожалению, не указатель. Это были небольшая каменная таблица и вырезанный из камня змеиный тотем. Я не успел расшифровать на них письмена. Если бы не заснул, если бы не ослабил бдительность, мы уже были бы очень близки к разгадке тайны, а теперь весь труд пойдет насмарку. Рубить лес, ткнув пальцем в небо… – огорчился мужчина и пожал плечами. Но, несмотря на произошедшее, он все-таки нашел в себе силы и показал девушке места, в которых были найдены артефакты.       Кана знала, что находится в безопасности, пока рядом с ней кто-то из товарищей Дреяра, но грубым и невоспитанным рабочим никто не мог запретить обсуждать ее внешность или кидать на нее заинтересованные взгляды, от которых, как думала некоторое время назад, она спаслась, уезжая из дома Миражанны. Поэтому ей становилось неуютно, и даже компания приятного мужчины в лице Фрида не могла вернуть ей того ощущения надежности, которое она испытывала рядом с Дреяром-младшим. Вскоре все вернулись на поляну на обед, и к обсуждающей различные письмена паре вновь присоединился Лаксус. От взгляда девушки не укрылись разбитые в кровь кулаки аристократа, и она с огорчением поджала губы, понимая, что мало чем может ему сейчас помочь. По его поведению было предельно ясно, что он ни за что не примет помощь, особенно от женщины, даже если никто не будет свидетелем его слабости.       В лагере витало дурное настроение. Уже почти каждый был в курсе произошедшего и позволял судачить об этом друг с другом, не заботясь о том, что их может услышать наниматель. Следом за слухами и догадками, вызванными кражей, появилась и новая тема для сплетен – Кана и Лаксус. Кто-то придумывал нелепые любовные истории, от которых уши воспитанной леди краснели до самых кончиков, некоторые шутили над Дреяром, знатно перебрав с алкоголем, но худшее досталось именно молодой аристократке: грязные слова и непристойные мысли о пошлых действиях, что позволяли себе фантазировать люди, стоявшие ниже ее по положению. Будь она в родной стране, их всех бы уже держали в сырой темнице, но, увы, ей приходилось слушать и терпеть все в гордом одиночестве, находясь в палатке Фрида, что ушел поговорить с другом. Темы разговоров добрались и до их пари, ставшего достоянием общественности на следующий же день после заключения. Из соседней палатки Кана слышала, как рабочие решили, что Дреяр проигрывает женщине, которую не смог оседлать, что его проигрыш предрешен. И только в этот злосчастный момент девушка осознала, каким унижениям подвергла того, кто всегда был к ней терпим, того, от кого хотела получить помощи. И чем она ему отплатила? Совесть грызла ее душу, и она никак не могла успокоиться, пока окончательно не решилась поступить так, чтобы заткнуть всех этих неотесанных болванов, что порочили доброе имя внука ее опекуна.       Когда в палатку зашел Фрид, отводя виноватый взгляд из-за услышанного, возможно, расстроенный разговором с Лаксусом, женщина расстегивала плотно прилегавший к ее телу жилет, немного открывая вид на свое декольте, чем заставила смутиться мужчину, который раскраснелся и резко отвернулся в сторону.       – Леди Альберона! – воскликнул он. – Приношу свои извинения, я не ожидал…       – Вы все не так поняли, Фрид! – возмутилась она, и молодой человек опешил, а затем посмотрел на нее украдкой. Девушка достала из жилета тот самый дневник, который Лаксус хотел выкрасть. Он идеально прилегал к ее телу, стиснутый плотной тканью, поэтому никто из пытавшихся не смог его найти, так как он всегда был при ней, а ощупывать даму благородного происхождения никто бы не осмелился, в страхе нарваться на Лаксуса, который и сам не подозревал о такой хитрости. – Это дневник моего отца, и я хочу помочь. Мне многое пришлось выслушать, пока я находилась здесь одна, и я не могу смириться с теми несправедливыми словами, что говорили люди.       – Вы хотите помочь ему найти второй указатель? Но тогда Вы проиграете! – удивленно уточнил археолог и обошел Кану, подходя к карте, расстеленной по поверхности раскладного стола.       – Я знаю, но Лаксус Дреяр всегда бескорыстно помогал мне, во время моего пребывания здесь, и я понимаю, что доставила много неудобств Вашему другу, Фрид. Но предложить помощь ему напрямую не могу, – подходя к мужчине и заглядывая в его глаза, объяснила аристократка. Она взяла его ладонь в свои руки и взглядом просила посодействовать.       – Он ее не примет, а вы слишком горды, – констатировал молодой человек, и Альберона, несмотря на колкую правду, кивнула в знак согласия. – Но это поможет ему обрести силы для нового рывка, думаю, я смог бы принять на себя такое решение. И я хочу сказать, что Вы поступаете достойно, Леди Кана.       – Я буду Вам очень обязана, – по привычке поклонившись и присев в реверансе, сказала девушка.       Джастин остался доволен, несмотря на все гарантии и обещания, что давал другу, он не смог найти ориентир, возможно, упустив какую-то очень важную мелочь в своих расчетах. И если эта девушка могла подсказать, как все исправить, вернуть Дреяру его запал, то он сделает для нее все, что не попросит. Он начал объяснять ей все с самого начала, чтобы убедиться в том, что его рассуждения верны, и указал на карте место, в котором обнаружился первый артефакт.       – Отсюда мы начали производить расчет, – удерживая палец на той самой точке, декламировал Джастин, а Кана ощущала себя членом компании Дреяра, с мнением которого считались, – с учетом изменений ландшафта размытием рек, я поправил на пару градусов.       – А как близко мы к тому месту, где вы нашли первый ориентир? – уточнила девушка и внимательно следила за движением пальца Джастина, что опускался по диагонали вниз карты. – Слишком далеко, Фрид, почему Вы стали искать на таком расстоянии? С таким успехом вы могли уже копать на территории другого государства.       Джастин смутился и непонимающе уставился в лицо женщины. Кана никогда бы не подумала, что Дреяр и его друзья сунулись в джунгли искать что-либо, не вникнув в историю так глубоко, чтобы представить себе образ жизни и мышления индейцев, живших сотни лет тому назад. Но, очевидно, кто-то из них допустил промах. Прощупав почву на знание Фрида мер длины, используемых в обиходе древних цивилизаций, она все же сделала одно замечание, подкрепляя его заметками отца, что безбоязненно продемонстрировала археологу, для более простого понимания. А чтец письмен ударил свой лоб ладонью и досадно воскликнул.       – Как же я мог допустить такую позорную ошибку?! – убивался он, понимая, что, несмотря на то, что горделиво принимал за похвалы мнение людей, считавших его начитанным всезнайкой, он все же был еще и рассеянным растяпой.       – Не стоит так убиваться, я и сама поначалу не понимала, но эта цивилизация особенная и все меры времени и расстояния были отличными от остальных. Если у Вас поблизости есть теодолит и тренога, мы могли бы выбраться на то место и произвести расчет заново, – подбодрила мужчину Кана, и он с горящим взором кивнул. Но перед этим произвел перерасчет длин и очертил циркулем диапазон, в котором Кана должна была проложить направление. – Кстати, Фрид, а какая буква была на странной записке, оставленной вором? – между делом спросила девушка, а удивленный мужчина произнес букву «И».       Спустя час они оба торопливо вышли из палатки, не обращая внимания на удивленного Дреяра, наблюдавшего за ними издалека и смутившегося от того, что Фрид, запрыгнув на самую выносливую кобылу, подал руку аристократке и вместе с ней ускакал в неизвестном направлении. Его распирала тревога и любопытство, но он не успел и глазом моргнуть, как их след простыл. Искать иголку в стоге сена было бесполезным занятием. Но он точно знал, что выскажет другу за его решение.       Джастин несся сквозь заросли, совершенно позабыв о том, что к его спине прижимается хрупкая леди, но она была воодушевлена не меньше него и так же не замечала неудобств, даже веток и листьев деревьев, что периодически хлестали ее по щекам. Фрид предупреждал ее, что им придется вторгнутся на нейтральную территорию, которую негласно захватил господин Орландо, с чьей дочерью ей пришлось недавно сидеть за одним столом. И, добравшись к месту, Кана поняла, насколько может быть масштабной местность для раскопок. Повсюду были расставлены зеркальные отражатели, что помогали вечером освещать территорию, а в солнечное время слепили не умевших их избегать путников. Проскакав мимо мисс Орландо и ее друзей, Кана окинула их своим смеющимся взором, и вскоре они остановились прямо в центре недавно выжженной площадки.       – Это здесь, – указал на покрытую пеплом землю Джастин и расставил треногу, чтобы водрузить на нее геодезический прибор. Кана же окинула взглядом территорию, замечая, что у них не так много времени, чтобы определить точное место, так как в ста ярдах от них показались Орга и его компаньоны, а так же вездесущая Минерва.       Закрепив должным образом прибор, Кана тут же подступилась к нему и взглянула в зрительную трубу, подкрутила трегер и вертикальные винты, выравнивая положение, а затем хотела исправить на лимбе и алидаде ранее установленные координаты, но внезапно засомневалась. Она не могла так же быстро произвести математический перерасчет, как Фрид, и стала что-то набрасывать в блокноте отца. К тому времени к ним уже вплотную приблизились Орга и Минерва, что вышла первой и поприветствовала гостей. Кана понимала, что должна за считанные секунды выбрать нужный градус и угол, но вместо этого почему-то всматривалась в зрительную трубу, пытаясь выровнять ее рукой так, как ей было нужно. Когда Орга начал предъявлять права на местность, ее спутник пытался всеми силами выиграть время. И в этот момент всех ослепил блик зеркала, резко развернувшегося из-за ветра. А леди Альберона почувствовала, будто кто-то нежно погладил ее по щеке, а затем, прикоснувшись к ее рукам, слегка подправил трубу, что выставила нужные координаты на лимбе. В увеличивающих линзах трубы, словно маня к себе в джунгли, на секунду появился образ мужчины, растворившийся в свете солнца, отразившегося от чего-то спрятанного в листве.       Бросив взгляд на координаты и записав их к себе в блокнот, она спрятала тетрадь в жилет и опустила трубу, решив наконец-то вмешаться в беседу с соперниками.       – Как я рада всех Вас видеть, друзья! – восхищенно вскинув руками и нечаянно сбив прибор на землю, произнесла Альберона и радостно обняла Минерву, вплотную подойдя к той. – Меня сегодня вывезли на экскурсию. Я впервые вижу такое огромное место раскопок! Это потрясающе! А еще и этот прибор, что мне подарил опекун, все пытаюсь разобраться, как он работает, но ничего не выходит. Он же не сломается, если упадет? – расстроенно взглянув в сторону зрительной трубы, спросила Кана у Орландо.       – О, милочка, это игрушка не для таких леди, как мы с Вами, – посмеялась Минерва, догадываясь о том, что Кана разыгрывает перед ними спектакль, но доказать не могла и ссориться не хотела. – Орга специалист в этом плане. Если хотите, он научит Вас, а прибор, к сожалению, очень хрупкий, – вновь воспользовавшись слабостью себялюбивого мужчины, предложила Орландо, но Фрид не оплошал и, повернувшись к Кане, обиженно оправдался.       – Мне просто не дали шанса все рассказать самому. Леди Альберона постоянно спешит сделать все сама. – А потом как бы невзначай посмотрел на свои карманные часы и удивился. – Надо же, как долго мы гуляли по окрестностям! Даже обед пропустили! Предлагаю навестить мисс Штраус.       Компания мужчин понимающе кивнула, а Минерва сдержанно улыбнулась и подала знак не препятствовать соперникам. Все равно, как она считала, при любом желании они не успели бы ничего сделать. Вскоре компания удалилась, оставив Кану и Фрида наедине друг с другом. Наконец-то они смогли облегченно выдохнуть.       – Спасибо, Вы спасли меня, – благодарил Джастин, подбирая теодолит с земли, а аристократка поняла, что он один из тех типов людей, которым сложно даются любые переговоры, зато они много знают и преданы тем, к кому привязываются. – К счастью, цел, он у нас один. Успели что-нибудь понять?       – Да, я определила координаты. Отметим их на карте в безопасном месте.       – Нет, в нынешних реалиях, с украденными артефактами, нам придется все держать в своей голове. – Кана вскарабкалась на лошадь, а Фрид, заместо того, чтобы отправиться к своей возлюбленной в бар, вернулся в лагерь, где довольная своей вылазкой в стан врага пара авантюристов наткнулась на уставшего и злого Лаксуса.       – Где вы были? – укоризненно смотря на девушку, спросил блондин в испачканной грязью рубашке.       – Я показывал мисс Альбероне места раскопок, как ты меня и просил, Лаксус, – спокойно ответил Фрид и, доброжелательно посмотрев на леди, удалился к себе в палатку.       – И как твои первые впечатления? – опустив свою злость, обратился Дреяр к ней, приглашая проследовать за собой.       – Это было потрясающе, спасибо, Лаксус… – краснея от того, что произнесла его имя вслух, смутилась девушка и опустила взгляд. Дреяру нравилась ее застенчивость с ним, он полагал, что именно это и было тем шармом, что располагал ее к себе.       – Если не побоишься остаться в лагере на ночь, то я смогу показать тебе нечто, что должно заинтересовать тебя, – улыбнулся он ей, пропуская в свою палатку, и она не смогла отказаться.       Несмотря на то, что ей безумно понравился день, проведенный в компании Дреяра и Фрида, Кана все-таки начала чувствовать нехватку комфорта. Эти насекомые, что постоянно окружали ее, не давали даже спокойно вздохнуть, однако стоило ей сильно разозлиться, как она уже во всю махала руками и шлепала себя по телу, пытаясь отомстить назойливым тварям, чем очень веселила Лаксуса, наблюдавшего за ней вполглаза.       Выбрав самое подходящее время, Фрид все-таки подошел к Кане с картой и попросил указать, в каком направлении они должны продолжить поиски. Применив координаты, они вместе начертили линии направления со всеми возможными отклонениями. А Джастин определил новый маршрут и собирался рассказать все товарищу, но тот сам подловил друга у своей палатки и, оттащив за грудки в сторону джунглей, с укоризненным взглядом спросил.       – Что вы с ней замыслили?       – Ничего, она просто помогла мне кое в чем, – скинув с себя руки Дреяра, Фрид поправил ворот рубахи и добросердечно посмотрел на Дреяра, который стал слишком мнительным после случившегося.       – В чем она могла тебе помочь? Разве что передать любовное признание Миражанне, – фыркнул лидер их группы, а знатоку письмен не понравилось, что его возлюбленную приплетают к каким-то нелепым догадкам. Даже у него был свой предел.       – Прекрати делать из меня врага! Я как раз хотел найти тебя, чтобы обо всем рассказать, – услышав это, Лаксус остыл и небрежно кивнул головой, чтобы тот продолжал. Так чтец письмен и поведал другу рассказ о том, что они вместе с Альбероной нашли ошибку в его расчетах, и когда он все осознал, то немедля бросился все исправлять, взяв с собой девушку. История была слишком идеальной, чтобы в нее поверить, поэтому аристократ, тяжело вздохнув, подвел итог.       – Значит, она пытается использовать тебя, друг, чтобы запутать, – Джастина было легко вывести из себя, когда дело касалось чести и справедливости и, зная об этом, Дреяр дергал за нужные нитки, чтобы вывести приятеля на чистую воду.       – Это значит, что, несмотря на то, что ей придется уехать из-за проигрыша в пари, она спасает твою репутацию, идиот, – разозлившись и швырнув в приятеля картой, признался во всем Фрид.       – Вот значит как, мог бы сразу сказать, без вранья. У тебя это плохо получается, Джастин, – внимательно всматриваясь в карту, спокойно ответил Дреяр, давно раскусивший приятеля.       – Так ты все понял и просто трепал мне нервы? Отлично, ты, как всегда, в своем духе!       – Не бесись. Просто не люблю, когда от меня что-то скрывают. С ней все понятно, она мне не особо доверяет, а вот ты... – вспоминая ее испуганный взгляд с утра, задумался археолог. Он был уверен, что этим утром что-то произошло, но она молчала, боялась. И, чтобы помочь ей, он должен был узнать правду.       – Она просто считается с твоей гордостью и амбициями. А я лишь поддержал ее. И кстати, зачем ты рассказал ей про записку с буквой? – устало разминая шею, поинтересовался молодой человек.       – Я не рассказывал, – удивился Дреяр, встретившись с приятелем взглядами. А потом догадался, что стало причиной ее обморока.       Девушка ждала ночи, ей ужасно надоело бесцельно бродить из стороны в сторону, но так же сильно она желала знать, что хотел показать ей Лаксус. Возможно, это было как-то связано с поиском храма, по крайней мере, ей хотелось так думать. В любом случае ей нравились загадки такого рода, особенно тем, что ей доставляло неподдельное удовольствие угадывать, что именно это за сюрприз. Но внук Макарова был ей не близок и не знал, что она терпеть не может оставаться в неведении без возможности расспрашивать интригана, который вместе с Фридом улизнул в джунгли, оставив ее в своей палатке совершенно одну. Но, к счастью Каны, он пришел за ней, когда еще не стемнело, и, усадив на лошадь впереди себя, отправился в лес.       – Где вы были? – спросила аристократка, которой порядком надоела тишина.       – Искали кое-что, – уклонившись от ответа, Дреяр пришпорил кобылу, а девушка недовольно фыркнула, догадываясь, что именно и где они искали. И если он это скрывал, значит, все пошло по их с Фридом плану, внук Макарова еще не знал, благодаря кому одержит победу в их пари, хотя это ее немного печалило.       Спустя полчаса езды, когда солнце пошло на убыль и небеса окрасились алыми и фиолетовыми оттенками, мужчина, подгадав время, достал из кармана плотный лоскут ткани и вручил поводья девушке, чтобы перекинуть ленту через ее голову и завязать глаза. Предупредив, что все это ради сюрприза, очень вежливо попросил потерпеть. И как только завязал узел, забрал поводья и снова понесся по тропинке, пока Кана с трепетом прижималась к его груди, чтобы не упасть. Леди Альберона впервые была так близка с мужчиной и понимала, что это неприлично, но раз Лаксус вынудил ее сам, она смирилась и поддалась любопытству. Да и Дреяр всегда придерживался моральной стороны в их взаимоотношениях, никогда не позволял себе лишнего, поэтому она ему доверяла.       – Перед тем, как я покажу тебе обещанное, скажи мне, что произошло этим утром? – беря в свои руки ее ладони, чтобы она почувствовала себя под его защитой и поделилась переживаниями, спросил будущий граф. – Только не увиливай, я знаю от Фрида, что ты интересовалась буквой на записке, а он никому, кроме меня, о ней не говорил.       – Я получила такую же записку, с буквой «Д», и мне стало очень страшно. Кто-то забирался ко мне в комнату этой ночью, – прижимаясь сильнее к мужчине, шептала девушка, а Дреяр смотрел в небо и понимал, что самое страшное впереди. И, несмотря на свои догадки, он хотел бы знать наверняка, кто и зачем тревожит Альберону, а потом выбить из него всю дурь. Мужчина, уже почти обмозговав план поимки ночного посетителя, вернулся к реальности и, сжав в крепком объятье девичье тело, произнес:       – Не бойся, я позабочусь о том, чтобы до тебя никто и пальцем не дотронулся. Обещаю. – Но Кана странно дернулась и отвела в сторону лицо. Она не хотела признаваться ему в том, что кто-то посмел прикоснуться к ней этой ночью. Барышня не хотела выглядеть опозоренной, не хотела, чтобы он думал, что она потеряла свою добродетель. И от этого ее мучила совесть.       Вскоре Лаксус остановил лошадь и помог спуститься путешественнице, а потом, взяв ее за руки и удивившись их мраморной гладкости и прохладе, повел по каменной тропинке. Кана ступала осторожно, несмотря на все предупреждения мужчины, который следил за тем, чтобы она не упала. Она все еще была в печали, хоть и смогла высказать заступнику все свои тревоги. Несмотря на его обещание, она тряслась от ужаса при мысли, что скоро ей придется опять ночевать в доме Миражанны. И того, что она считала дом Миры ненадежным, девушка тоже стыдилась. Считала себя неблагодарной. Как только Дреяр довел ее до какой-то точки, она обшарила руками воздух и, ни на что не наткнувшись, повернулась к мужчине с немой мольбой прекратить ее страдания. Он же подхватил ее на руки и быстрым шагом преодолел остатки пути.       Альбероне вдруг стало жутко холодно, что она поежилась, ее терзало смутное сомнение, что совсем недавно она уже ощущала нечто подобное, но решила прислушаться к звукам разбивающихся о водную гладь редких капель. Ответ пришел интуитивно.       – Священный грот индейцев с очищающим источником, – прошептала девушка, словно ясно видела картину перед собой, а Лаксус шокировано уставился на ее лицо, чтобы убедиться, не подсматривала ли она. И удостоверившись, что она ничего не видит, стянул с ее глаз повязку, а она ахнула.       – Откуда ты знаешь? – спросил Дреяр, но она промолчала.       – Он прекрасен, Лаксус. Позволь мне в него окунуться? – спокойно попросила девушка, а мужчина не знал, как себя повести. Но раз она этого хотела, то он не мог ей отказать. Предупредив, что подождет снаружи, он вышел, оставив ее в одиночестве. Однако его не покидало ощущение, что он должен остаться и увидеть то, что там произойдет. И археолог послушался интуицию, не взирая на то, что его воспитание этому противоречило. Увидь его Альберона, то быть беде. И по-хорошему ему придется на ней жениться, хотя он уже был почти не против, однако все еще не был уверен в ее лояльности к себе. Внук Макарова присел в проходе и одним глазом стал наблюдать за действиями девушки.       Кана медленно скидывала с себя всю одежду, аккуратно складывая ее на пологий камень, пока не осталась в полупрозрачной рубашке и панталонах, заставлявших сердце мужчины биться в учащенном темпе. На его глазах вот-вот она должна была шагнуть в воду, но девушка медлила, а потом по ее стройным ногам спустилось и нижнее белье. Лаксус мысленно просил ее остановиться, но следом, медленно опуская через плечи, она стянула с себя и длинную рубаху, что была ей велика, оставшись полностью нагой. В его груди вдруг стало необычайно тесно, стук сердца зашкаливал, а в душе будто полыхали тысячи солнц. Дреяр уже давно не дышал, его воздухом стал вид удивительной пышной груди, с затвердевшими от холода сосками, как у мраморной статуи, что он однажды видел в чьем-то саду. Он чувствовал, что если она повернется к нему еще немного, то он не выдержит и превратится в аморальное чудовище, что возжелало запретный плод. В отверстие на потолке, словно прощаясь на сегодня, заглянули теплые лучи солнца, и вся пещера окрасилась в цвета заката, а девушка вдруг растворилась в золотом свечении и на секунду пропала из поля зрения археолога, а потом он увидел ее погружающейся в воду.       Словно дежавю, аристократка переживала один и тот же момент, ровно, как и во сне, что видела этой ночью. Она вобрала в себя воздух и очистила разум от мыслей, решив наконец-то погрузиться в воду для очищения. А солнечный свет был словно сигналом. Как только она ступила в воду, поверхность водоема задрожала и забегала в разные стороны, будто бы изгоняя из тела девушки пороки и грехи, о которых она сама не знала. По смутным воспоминаниям Кана провела тот же ритуал очищения, что и юная царица многими веками ранее: умыла лицо и губы, а потом окунулась с головой, очищая свое сознание перед древними богами, взиравшими на нее с небес. Молодая аристократка действительно чувствовала чистоту внутри себя и отсутствие тревог с прочими волнениями. Не ощущалось даже холода, который расползался по всей пещере. Однако вскоре Кана почувствовала, что что-то не так, вода не возвращалась в идеально гладкое состояние, а все сильнее и сильнее бурлила, пока не стала окрашиваться в кровавый цвет. Испугавшись и пытаясь найти рану, девушка посмотрела вправо и увидела, что от ее руки, из пальца, на котором было надето обручальное кольцо проклятого принца, словно потревоженный клубок змей, расплывалась в разные стороны кровь. А потом она услышала Лаксуса, чей голос раздавался издалека и просил ее поторопиться, и наваждение тут же пропало.